На дне преисподней

Источники

1. ↑ Advisory Committee on Immunization Practices ACIP
2. ↑ HPV Vaccine Questions and Answers CDC.gov
3. ↑ Και στην Ελλάδα το εμβόλιο για τον καρκίνο της μήτρας e-docor.gr

Литература

1. Baseman J.G. and Koutsky L.A. 2005. The epidemiology of human papillomavirus infections. Journal of Clinical Virology, 32(1): 16-24. Есть английское резюме.
2. de Villiers E.M., Fauquet C, Broker TR, Bernard HU., and zur Hausen H. 2004. Classification of papillomaviruses. Virology, 324(1): 17-27. Есть английское резюме.
3. Wu R. Sun S., Steinberg B.M. 2003. Requirement of STAT3 activation for differentiation of mucosal stratified squamous epithelium. Molecular Medicine, 9(3/4), 77-84. Доступна полная статья.
4. Коротяев А. И. Медицинская микробиология, иммунология и вирусология, СПб.: СпецЛит, 2002.
5. Левин Д. В. «Инфекции, передаваемые половым путем», № 4, 2004, Лечение инфекции ВПЧ: настоящее и будущее (обзор зарубежной литературы)

Памяти А. Блока и Н. Гумилева С каждым днем все диче и все глушеМертвенная цепенеет ночь.Смрадный ветр, как свечи, жизни тушит:Ни позвать, ни крикнуть, ни помочь. Темен жребий русского поэта:Неисповедимый рок ведетПушкина под дуло пистолета, Достоевского на эшафот. Может быть, такой же жребий выну, Горькая детоубийца, – Русь!И на дне твоих подвалов сгину, Иль в кровавой луже поскользнусь, –Но твоей Голгофы не покину,От твоих могил не отрекусь. Доконает голод или злоба,Но судьбы не изберу иной:Умирать, так умирать с тобойИ с тобой, как Лазарь, встать из гроба! 1922 Как землю он воспринимал в планетарном масштабе, так и Россию – во всей протяженности ее истории. В поэме «Россия» и многих других произведениях он делает зримым и как бы современным, неразрывно связанным с современностью глубокое прошлое. О времени Петра он говорит: …Народ цивилизуют под плетьми И обучают грамоте в застенке. <…> Великий Петр был первый большевик, Замысливший Россию перебросить,

Склонениям и нравам вопреки,

За сотни лет к ее грядущим далям.

Он, как и мы, не знал иных путей,

Опричь указа, казни и застенка,

К осуществленью правды на земле.

Не то мясник, а может быть, ваятель –

Не в мраморе, а в мясе высекал

Он топором живую Галатею,

Кромсал ножом и шваркал лоскуты.

Строителю необходимо сручье:

Дворянство было первым Р.К.П. … («Россия», 1924)

Белый величавый эпический стих стал главенствовать в его поэзии со времени революции.

В «Автобиографии» Волошин пишет то, что подтверждается множеством воспоминаний о нем: «Ни война, ни революция не испугали меня и ни в чем не разочаровали: я их ожидал давно и в формах, еще более жестоких. <...> 19-й год толкнул меня к общественной деятельности в единственной форме, возможной при моем отрицательном отношении к всякой политике и ко всякой государственности, утвердившемся и обосновавшемся за эти годы, – к борьбе с террором, независимо от его окраски».

Изучив опыт и историю Великой французской революции, пережив революционные события 1905–1907 гг., Февральскую революцию, Волошин отлично знал, что такое революция. И принял ее – как неизбежность, как испытание, через которое Россия должна пройти:

Нам ли весить замысел Господний?

Все поймем, все вынесем, любя –

Жгучий ветр полярной преисподней,

Божий Бич! приветствую тебя.

(«Северовосток», 1920)

Вспоминается Брюсов, в «Грядущих гуннах» в 1904 г. восклицавший:

Но вас, кто меня уничтожит,

Встречаю приветственным гимном.

Но Брюсов произносил эти слова, когда еще не знал, что такое оказаться под копытами «грядущих гуннов», а Волошин уже очень хорошо знал.

Веря, что гибель старой России – непременное условие возрождения новой, духовно обновленной родины, Волошин те не менее сам укрывал от «божьего бича» революции красных, когда в Крыму властвовали белые, и белых, когда приходили красные, бесстрашно и не щадя сил хлопотал об освобождении из тюрем и тех, и других – и ему многих удавалось спасти.

Свои пророческие, обличающие стихи он читал и белым, и красным. И тем, и другим они порой оказывались близки, и для Волошина это был «момент духовного единства борющихся врагов и их сотрудничества в едином деле» – позиция его была уникальная, казалось бы, немыслимая: «над схваткой». Ни те, ни другие его стихов не печатали, но тексты распространялись по стране в тысячах списков. Святополк-Мирский пишет, что эти стихи завоевали огромную популярность и среди эмигрантов, многие из которых считали Волошина величайшим из живых поэтов. «Его учение, – делал простой вывод Мирский, – заключается в том, что все русские должны примириться и простить друг друга. Если они отказываются сделать это, он делает это за них».

Андрей Белый, посетивший Волошина в 1924 г. в Коктебеле, писал: «Я не узнаю Максимилиана Александровича. За пять лет революции он удивительно изменился, много и серьезно пережил <…> с изумлением вижу, что “Макс” Волошин стал “Максимилианом”; и хотя все еще элементы “латинской культуры искусств” разделяют нас с ним, но в точках любви к современной России мы встречаемся, о чем свидетельствуют его изумительные стихи. Вот еще “старик” от эпохи символизма, который оказался моложе многих “молодых”». Эти слова тем ценнее, что они исходят от Белого, который часто давал современникам очень едкие характеристики.

При этом или именно поэтому Волошин чем дальше, тем больше был чужд, не нужен Советам. В 1925 г. в «Автобиографии» он пишет: «Сам же я остаюсь все в том же положении писателя вне литературы, как это было и до войны». В критических статьях если когда-то и писали о нем, то обвиняли во враждебности к советской власти.

В эти годы делом его жизни стало создание в собственном доме (имевшем флигеля в саду) бесплатного летнего пристанища для творческой интеллигенции. Здесь творческие люди могли отдыхать и работать, используя его мастерскую и библиотеку. С просьбой об официальном статусе Дома поэта он обращался к властям. Ему вроде бы не препятствовали, но периодически местный сельсовет третировал Волошина как «дачевладельца» и «буржуя», выносил постановления о его выселении из Коктебеля. Тогда приходилось обращаться к Луначарскому, Горькому и др. Дом поэта, тем не менее, существовал: в 1924 г., например, через него прошло триста человек, в 1925 – четыреста. Цитирую одно из свидетельств: «Надо знать наши советские будни, <…> борьбу за кусок хлеба <…> ночи ожидания приезда НКВД с очередным арестом <…> и все это в состоянии приниженности, <…> чтобы понять, каким контрастом сразу ударил меня Коктебель и М. А., с той его человечностью, которой он пробуждал в каждом, давно уже сжавшемся в комок, человеческое сердце, с той настоящей вселенской любовью, которая в нем была»; «Все жили, как одна большая семья, хотя здесь было полное смешение возрастов, интересов, профессий, вкусов».[6] В 20-е гг. здесь гостили Брюсов, Булгаков, Грин, Замятин, Чуковский, Остроумова-Лебедева, Петров-Водкин и мн. др. Один из крупнейших отечественных литературоведов Борис Томашевский говорил в Коктебеле маленькой дочке: запомни – ты видела, как один великий поэт ходит в гости к другому великому поэту (это были Белый и Мандельштам).

Тем не менее, бóльшую часть года Волошин проводил вне многолюдства, наедине с любимой и горькой землей. Он писал, ежедневно рисовал акварели. В последние годы тяжело болел. Умер в 55 лет. Согласно его завещанию, он был похоронен на вершине одного из высоких коктебельских холмов. И как бы обнимает Коктебель: в центре бухты стоит его дом, по одну руку от него вдали – его профиль в скале над морем, по другую руку вдали – холм с надгробным камнем и оливой.

Закончим лекцию знаменитым стихотворением 1926 г. «Дом поэта». Цитирую фрагменты этого большого эпического стихотворения:

Дверь отперта. Переступи порог.
Мой дом раскрыт навстречу всех дорог.
В прохладных кельях, беленных известкой,
Вздыхает ветр, живет глухой раскат
Волны, взмывающей на берег плоский,
Полынный дух и жесткий треск цикад.

<…>

Войди, мой гость, стряхни житейский прах
И плесень дум у моего порога...
Со дна веков тебя приветит строго
Огромный лик царицы Таиах.
Мой кров – убог. И времена – суровы.
Но полки книг возносятся стеной.
Тут по ночам беседуют со мной
Историки, поэты, богословы.
И здесь их голос, властный, как орган,
Глухую речь и самый тихий шепот
Не заглушит ни южный ураган,
Ни грохот волн, ни Понта мрачный ропот.
Мои ж уста давно замкнуты... Пусть!
Почетней быть твердимым наизусть
И списываться тайно и украдкой,
При жизни быть не книгой, а тетрадкой.
И ты, и я – мы все имели честь
«Мир посетить в минуты роковые»
И стать грустней и зорче, чем мы есть.
Я не изгой, а пасынок России.
Я в эти дни – немой ее укор.
Я сам избрал пустынный сей затвор
Землею добровольного изгнанья,
Чтоб в годы лжи, падений и разрух
В уединенье выплавить свой дух
И выстрадать великое познанье.
Пойми простой урок моей земли:
Как Греция и Генуя прошли,
Так минет все – Европа и Россия.
Гражданских смут горючая стихия
Развеется... Расставит новый век
В житейских заводях иные мрежи...
Ветшают дни, проходит человек,
Но небо и земля – извечно те же.
Поэтому живи текущим днем.
Благослови свой синий окоем.
Будь прост, как ветр, неистощим, как море,
И памятью насыщен, как земля.
Люби далекий парус корабля
И песню волн, шумящих на просторе.
Весь трепет жизни всех веков и рас
Живет в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас.

Конец формы

[1] В лекции использована, в частности, статья В. П. Купченко и З. Д. Давыдова «“Я – голос внутренних ключей…”: Миф и мир Максимилиана Волошина» // Волошин М. А. Стихотворения. Статьи. Воспоминания современников. М., 1991. А также статья О. А. Кузнецовой о Волошине из антологии «Русские поэты “Серебряного века”: В 2-х тт. Л., 1991. Т. 1. И др. источники.

[2] «Автобиография».

[3] Розенкрейцерство (орден розенкрейцеров, розенкрейцеры, «Орден Розы и Креста») – теологическое и тайное мистическое общество, предположительно основанное в позднее Средневековье в Германии Христианом Розенкрейцем. Содержит учение, «построенное на древних эзотерических истинах», которые «скрыты от обыкновенного человека, обеспечивают понимание природы, физической вселенной и духовного царства», что отчасти символизируется эмблемой братства — розой, распускающейся на кресте. Розенкрейцеры ставили перед собой задачи всестороннего улучшения Церкви и достижение прочного благоденствия государств и отдельных лиц.

[4] С А. Цветаевой и С. Эфроном, с которым она у Волошина и познакомилась в 1911 г. Елена Оттобальдовна была в Москве.

[5] Запись Т. Шанько.

[6] Л. Дадина, дочь харьковского профессора Л. В. Тимофеева.

Дата добавления: 2014-01-20