Это имеет этнокультурную специфику: МЫТЬ/СТИРАТЬ –– WASH 13 страница

ЛЕКЦИЯ 34. ТЕКСТ В ТЕОРИИ РЕФЕРЕНЦИИ

ПЛАН

1. Референция текста: общие вопросы.

2. Референция художественного текста: традиционные подходы.

3. Референция художественного текста в постструктуралисткской парадигме

Теории референции сегодня все еще тяготеют к анализу собственных имен и определенных дескрипций и к спорам о роли их значения в осуществлении референции. Между тем упускается из виду, что в реальном бытовании языка эта группа языковых средств занимает далеко не самое основное место. В настоящее время влингвистике и логике накопилось достаточно наблюдений для создания общей тео­рии референции. Дальнейшие перспективы теории референции связаны с проблемой типов микроконтекстов, типов рефе­ренции к непредметным сущностям — событиям (действиям, процессам, состояниям, свойствам, признакам), фактам и пропозициям, И, конечно, назрела необходимость связать референцию с основным способом бытования языка – текстом.

Семиотический подход к проблеме референции, исходящий из соотношения языка не с объектами «мира», а с «субстанцией содержания» и предполагающий возможность определения референта как «ансамбля более или менее имплицитных семиотических систем» (Greimas 1970, 52) позволяет рассматривать референциональные связи текста. В рамках этого подхода в качестве отсылающих к референтам знаков возможно функционирование больших дискурсивных единиц, имеющих целостное значение, в том числе и такой сложной единицы как текст. Референтом текста является не физическая реальность, а реальность другого порядка – семиотическая.

По замечанию В.М. Мейзерского, «представление текста как знака основано на допущении, согласно которому любая дискурсивная единица может символизировать единицы любого иерархического уровня» (Мейзерский 1991, 35). И.П. Смирнов высказывает близкое по мысли предположение: «И отдельное высказывание, и mutatis mutandis текст в целом, и, далее, всяческие ансамбли текстов имеют три смысловых аспекта: значения, из которых слагаются все эти предметы исследования, обладают объемом (экстенсионалом), содержанием (интенсионалом) и комбинаторной способностью (семантической валентностью)» (Смирнов 1980, 404). Если рассматривать текст как семиотическую единицу, то, перенося с имени или именной группы на текст понятие референции, можно определить референцию как отношение мира текста к внетекстовой действительности. Так, в концепции А.И. Новикова, основанной на семиотическом подходе, но несколько этот подход упрощающей, содержание текста предстает как «совокупность денотатов, связанных предметными отношениями в целостный семантический комплекс» (Новиков 1982, 117), где денотат текста является связующим звеном между действительностью и субъектом речевой деятельности.

С точки зрения А.Г. Баранова, выделяющего три компонента информационного пространства текста — когнитивный, модальный и текстуальный, фрагмент действительного и/или возможного мира, означиваемый текстом, находит отражение в когнитивном компоненте текста. Если провести аналогию между текстом и языковым знаком, то когнитивный компонент в концепции Баранова можно соотнести с абстрактной интенсиональной формой объекта, т.е. сигнификатом-концептом, аналогичным понятию фрейма по Минскому. Связывая текстовую референцию с понятием значения и смысла в логике и лингвистике, Баранов различает два вида референции: внутреннюю референцию (отношение когнитивного компонента текста к текстовому миру) – сигнификат, интенсионал, – и внешнюю (отношение когнитивного компонента к актуальному миру) – денотат, экстенсионал. Для научного текста внешней референцией будет, например, сам круг затрагиваемых проблем, а внутренней референцией – их авторская интерпретация. Для заявления о приеме на работу внешней референцией будет отношение между субъектами этого текста в реальном мире и иллокутивная цель заявления (его жанр и фиксированная композиция), а внутренней – непосредственное содержание (в качестве кого, на какой срок, в связи с чем и пр.)..

Общая (внутренняя + внешняя) референция текста определяется только в рамках текстовой деятельности, т.е. задается иллокутивными интенциями автора, который, порождая текст, осуществляет определенную «иллокутивную стратегию» — руководствуется определенными прагматическими установками, составляющими референциальный статус текстов определенного типа. При этом референциальные интенции автора не являются произвольными, они заданы нормативно-ценностными системами в окружающей автора культурной среде. Это определяет текстовую модальность. По существу, Баранов продолжил, перенеся на текст, идущую от Линского и Серля линию, связывающую акт референции с коммуникативным намерением говорящего.

Особое место в ряду дискурсивных единиц, рассматриваемых в качестве знаков, занимает художественное высказывание, которое с логической точки зрения «не является ложным высказыванием, оно не искажает фактов (как это делает бытовой вымысел), а оперирует с несуществующими фактами» (Руднев 1996, 46). Следует, однако, заметить, что сфера высказываний, не подлежащих оценке с позиции ложь/истина не ограничивается литературой. По мнению И.П. Смирнова, «не будучи ни истинными, ни ложными, подражания практической коммуникации образуют класс фикциональных высказываний, включающий в себя художественные высказывания на правах одного из подклассов» (Смирнов 1987, 8). Как отмечает А.В. Зеленщиков, ситуации умышленной лжи и литературного творчества должны быть включены в пропозициональную установку знания (говорящего) лица, так обе ситуации связаны с созданием возможных миров с целью представить их адресату речи как известные говорящему (Зеленщиков 1997, 143-144). Но с другой стороны, они принципиально разнятся по интенциональности – разные намерения говорящего. Ближе к художественному вымыслу будет, скорее, вымысел нехудожественный – фантазирование ребенка и пр.

Строго говоря, нужно вообще развести понятие истинности/ложности и референции. Вполне возможна успешная референция к какому-либо объекту посредством дескрипции или дескриптивной фразы, которая не отображает данный объект, ему не принадлежит (приблизительность, неточность, перифраз). Акт (успешной) референции не может быть адекватно описан в терминах истинности или ложности описания. Референция — это дейктический акт практики, посредством которого — подручными средствами — один человек привлекает внимание другого к чему-либо (кому-либо) в их пространстве общения.

Поскольку к художественному произведению неприложимо понятие истинности и ложности, то вопрос о референциальности литературы часто оказывается вне поля зренияисследователей. В понимании того, что есть референция применительно к художественному тексту, можно отметить два сложившихся в традиционной лингвистике текста подхода. Один подход, условно назовем его денотативным, пытается сохранить для художественного текста релевантность внехудожественного, актуального бытия.

Некоторые исследователи считают актуальным для читателя или интерпретатора переход от мира текста — фикциональной репрезентации — к реальному миру, что, впрочем, не означает оценки произведения искусства с точки зрения его правдивости в изображении жизни. Необходимость обращения к представлениям о реальном мире, по мнению этих исследователей, мотивирована самим текстом, и ее игнорирование может привести к непониманию основных моментов содержания произведения (Brinker 1984, 139-140.).

Как отмечает Х. Стейнметц, литературные тексты «живы только в своих связях с нелитературным окружением; особенно как произведения искусства они функционируют только в созвездии нелитературного окружения; произведение искусства опирается на внешние референты. Поскольку литературные тексты являются частью реальности, возникают из нее и пытаются ее преодолеть, они и могут говорить только перед лицом реальности. Поэтому на совести интерпретатора и полностью в его власти, к какой (какого вида) реальности их отнести» (Steinmetz 1983, 157).

В качестве референта стихотворения, например, может выступать практически все, на что способно привлечь к себе внимание: предметы, люди, качества, факты, ситуации, события, идеи и т.п. Рассмотрение референциальных связей художественного произведения с учетом определяющих референты контекстов («frames of reference»), которые, в свою очередь, могут быть конкретными или абстрактными, материальными или фикциональными, гипотетическими и т.п., обусловливает поиск референтов не на уровне слов, а на уровне дискурса.

Так, во многих исследованиях, в частности, в работах Зимана о Мандельштаме, различаются референты первого уровня, которые предстают большей частью как конкретно-чувственные объекты, и второго уровня — более абстрактные референты, скрывающиеся за конкретно-чувственными образами и отсылающие к социально-политической, культурной, религиозной, философской областям (Zeeman 1985, 278-279). По Зиману, поверхностный уровень произведения, на котором возникают референты первого уровня, — это уровень конвенциональных языковых значений, в то время как глубинный уровень текста образован смыслами, которые, не имея эксплицитного выражения, стоят за конвенциональными языковыми и буквальными значениями слов и фраз (Zeeman 1985, 260).

И. П. Смирнов считает, что «литература моделирует мир, спроецированный на реальности различных дискурсов, и ставит себе задачей показать неистребимость этих ролей. В системе социальной коммуникации художественное творчество играет роль секундарной религии, науки, философии, этики, политики, истории и т.п.» (Смирнов 1987, 22). В то же время исследователь отмечает, что «художественные тексты может объединять в группу та реальность, на которую они спроецированы, — религиозная, научная, философская, этическая, политическая, историческая и др. (ср. — соответственно — такие ходовые жанровые определения, как: ‘агиография’, ‘научная фантастика’, ‘метафизическая лирика’, ‘роман воспитания’, ‘агитационная поэзия’, ‘исторический роман’)» (там же, 29-30). Более того, по мнению Смирнова, ряд типов словесного искусства (героическое, сатирическое, идиллическое, гротескное, комическое и трагическое) возник благодаря специфике референтного содержания литературы, которое образуется из референтов-объектов и референтов-субъектов и определяется их статусом относительно друг друга.

Другой подход мы назовем прагматическим, ориентированным на субъектную модальность текста, на позицию автора (говорящего). Так, вне отношения к оппозиции ложь/истина решает проблему текстовой референции Е.В. Падучева, по мнению которой, «языковой текст всегда строится как имеющий некоторый внешний мир, с которым он соотносится, — будь то реальный мир или вымышленный, как это имеет место в художественной литературе. В случае вымышленного мира референтами языковых выражений будут объекты и ситуации в вымышленном мире текста. Механизмы соотнесения языкового текста с вымышленным миром и с реальным во многом подобны. Подобны, но не тождественны. Взять хотя бы то, что реальный мир существует, вообще говоря, независимо от текста, а вымышленный мир текста порождается текстом. Иначе можно сказать так: в разговорном дискурсе говорящий принадлежит миру, в котором он осуществляет референцию; а автор художественного текста, вообще говоря, нет» (Падучева 1996, 244-245). Таким образом, Падучева делает акцент на фигуре говорящего (нарратора в художественном тексте) и, соответственно, на дейктических словах и элементах как основном средстве осуществления референции.

В последнее время в оценке референции художественного текста сформировался поструктуралистский подход, который можно условно назвать лингвоцентричным, или т, как вариант, текстоцентричным. Лингвоцентричная точка зрения заключается в том, что денотатом текста является обыденный язык, референтом – особенности его речевой актуализации говорящим (автором) в художественном дискурсе. Ее, например, придерживается В. Руднев, в книге «Прочь от реальности» утверждающий, что истинность/ложность высказывания художественного произведения можно оценивать лишь как правильность/неправильность данного высказывания с точки зрения законов родного для писателя языка.

Вариантом ее является текстоцентричная точка зрения, согласно которой референтом художественного текста являются другие тексты или дискурсы – точка зрения, апологизирующая интертекстуальную составляющую текста. Эта точка зрения восходит к известным работам Майкла Риффатерра, считающего нарушение правдоподобия (мимесиса) существенной чертой литературного произведения: «Референт не имеет никакого отношения к анализу [текста]. Сравнение литературного выражения с реальностью или оценка произведения литературы в терминах подобного сравнения не может принести никакой существенной выгоды» (Riffaterre 1983, 15). В книге «Fictional Truth» (1990) Риффатерр «освобождает вымысел от оков референции и превращает истину в понятие, зависящее от грамматики (и потому неподвластное переменам), а не от нашего субъективного, идиосинкратического и переменчивого переживания реальности» (Риффатерр 1997, 8).

Впрочем, считая референциальность литературы иллюзией, Риффатерр все же вынужден признать, что связная мотивация текста, дополняя условное правдоподобие, воспринимается в качестве связной по трем причинам: «1) она удовлетворяет определенным ожиданиям; 2) она следует некоей логике событий; и 3) в каждый момент, когда персонаж должен принять решение <…> мотивация строго ограничивает набор возможных решений» (там же, 7). Допуская существование референтных ментальных областей — ожидания, логики и диапазона решений, — Риффатерр тем самым утверждает, что внетекстовый социолект не является чем-то абсолютно внеположенным тексту, но присутствует в нем — «эксплицитно или имплицитно» — в качестве пресуппозиций. По мнению Риффатерра, референтами текстов являются другие тексты, входящие в ту же литературную традицию, т. е. текст, функционирующий как единый знак, имеет своим объектом другую систему репрезентаций: «Я хотел бы удержать только то, что существенно в данном случае: понятие промежуточного знака, вводимого между знаком и объектом. Это понятие я хотел бы применить к процессам прочтения текста: «знаку» будет соответствовать «текст», а его «объектом» будет интертекст» (Riffaterre 19 79, 134).

В концепции Вальтера Изера (констанцская школа эстетики), намечен определенный компромисс. Так, в сравнении с М. Риффатерром, «референтная функция у текста не отобрана: он [текст] указывает на внетекстовую реальность, то есть на всевозможные дискурсы, реальность конституирующие, на социальные системы и литературные нормы» (Шёнле 1997, 44). Однако исама реальность определяется как «набор различных дискурсов, существенных для авторского отношения к миру на протяжении текста» (Изер 1997, 38). Как считает А. Шёнле, концепция Изера объясняет «типичное для современности отношение к реальности — отношение, для которого характерно сознание, что мир пронизан разнообразными конкурирующими дискурсами, которые нужно сопоставлять и согласовывать» (Шёнле 1997, 48). Таким образом, референтная функция у Изера, как и у Риффатерра, оказывается связанной с интертекстом, заменяющим конкретную прагматическую ситуацию.

В то же время, наряду с размыванием заявленной Изером референциальности текстов дискурсивностью характера окружающей действительности, следует признать — при взгляде с другой стороны — несомненную ценность наблюдений Риффатерра для им же опровергаемой теории референции как отношения текста к внетекстовому миру. Выделяемые Риффатерром ментальные референтные области (ожидание, логика и диапазон решений) — «потенциальные мини-рассказы», — отражающие «здравый смысл и житейский опыт аудитории» (Риффатерр 1997, 7), собственно, и являются тем промежуточным звеном («когнитивным компонентом», «интенсионалом» текста, эндореференцией пропозиции), которое задает условия идентификации ситуации в одном из возможных миров и находится на пути к внетекстовому миру, как бы мы его ни воспринимали и не определяли — как реальность или как другой текст.

ЛЕКЦИЯ 35. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПСИХОЛИНГВИСТИКИ

ПЛАН.

1. Теоретические основы и история науки.

2. «Промежуточный язык» мысли и внутренняя речь.

3. Структура и единицы «внутренней речи».

Психолингвистика — наука, изу­чающая процессы речеобразования, а также восприятия и формирования речи в их соотнесенности с системой языка. Разрабатывая модели речевой деятельно­сти и психофизиологической речевой организа­ции человека, психолингвистика проверяет их путем психологических экспериментов; т. о., будучи по предмету исследования близка к лингви­стике, по методам психолингвистика ближе к психологии. Психолингвистика возникла в связи с необходимо­стью дать теоретическое осмысление ряду практических задач, для решения которых чисто лингвистический подход, связанный с анали­зом текста, а не говорящего человека, ока­зался недостаточным (обучение родному, а особенно — иностранному языку; речевое вос­питание дошкольников и вопросы лого­педии; клиника центрально-мозговых ре­чевых нарушений; проблемы речевого воздействия, в особенности в пропаганде и деятельности средств массовой инфор­мации; авиационная и космическая психоло­гия; судебная психология, например, опознание людей по особен­ностям их речи).

Психолингвистика зародилась в недрах «чистой» психологии и даже психиатрии в начале нашего века. Долгое время лингвисты были равнодушны к психическим процессам порождения речи, происходящим в недрах мозга. Это отвечало основным принципам структуралистской парадигмы лингвистики – изучать только системные явления языка, оставляя другим наукам все индивидуальное, субъективное, не поддающееся эмпирическому наблюдению и классификации, притом – полностью определяющееся внеязыковыми факторами. Поэтому первыми проблему психического в речевой деятельности поставили психологи. Сам термин «психолингвистика» вошел в научный обиход с 1954 после опубликования в США кол­лективной работы под этим названием (под ред. Ч. Э. Осгуда и Т. А. Себеока), но идеи, близкие к проблематике психолингвистики, развивал в СССР еще в нач. 30-х гг. психолог Л. С. Выготский. В 20 – 30-е rr. он заговорил о феномене «внутренней речи» в связи с открытиями И.С. Павлова в области второй сигнальной системы. Он поставил вопрос о знаковом характере внутренней речи, о ее соотношении с обычной звуковой («внешней») речью, с одной стороны, и деятельностью интеллекта – с другой.

Его ученик А. Р. Лурия раз­работал основы нейролингвистики, близ­кой к психолингвистике по предмету и задачам, но ориен­тированной в основном на диагностику и лечение разл. видов афазии. Сходные с ней идеи развивали также психолог Н. И. Жинкин и позже — лингвист С. Д. Кацнельсон. Рассматривая психолингвистику как одну из «дочерних» областей разработанной А. Н. Леонтье­вым психологической теории деятельности, психолингвистика у нас долгое время называлась «теорией речевой дея­тельности».

Основные направления исследования в отечественной психолингвстике: разработка общих теоретических моделей порождения [А. А. Леонтьев, Т. В. Ахутина (Рябова) и др.] и восприятия (И. А. Зимняя) речи: изуче­ние вероятностной структуры речевых процессов (Р. М. Фрумкина), вербаль­ных ассоциаций (А. П. Клименко, А. А. Залевская и др.; создано несколько словарей ассоциативных норм для различных языков), факторов распознавания речи (ленинградская группа психолингвистов под руководством Л. Р. Зиндера), развития детской речи (А. М. Шахнаровмч и др.), психолингвистика текста (Т. М. Дридзе) и т. п.

Зарубежная психолингвистика первоначально (50-е гг.) ориентировалась в психологическом отноше­нии на необихевиористическую психологию (Осгуд), а в лингвистическом — на американскую дескриптивную лингвистику. В дальней­шем (до нач. 70-х гг.) в основном опира­лась на порождающую модель Н. Хом­ского, развивая и его психологические идеи. 70-е гг. характеризуются отказом от односто­ронней ориентации на идеи Хомского и вовлечением в разработку теоретических ос­нов психолингвистики ряда ведущих психологов западно-европейских стран; этот этап привел к пересмот­ру основ психолингвистики и проникновению в нее идей «классической» европейской общей психо­логии и прогрессивных тенденций современной социальной психологии. В большей сте­пени стали учитываться собственно психо­логические и социальные факторы речевой дея­тельности.

Развившись на основе различных направле­ний психологистического языкознания, психолингвистика усвоила его интерес к человеку как носителю язы­ка и стремление интерпретировать язык как динамическую систему речевой деятельно­сти (речевого поведения) этого человека.

Одна из центральных теоретических проблем психолингвистики — проблема «внутренней речи». В наше время проблему «внутренней речи» развивает ведущий специалист s области психолингвистики – А.А. Леонтьев. В частности, он отмечает, что во внутренней речи – в силу ослабленной коммуникативности (направленности вовне) на первый план выступает мыслеобразующая функция: то есть сознанию не надо «договаривать» для себя до конца фразу, оформлять слово в нужную словоформу для связи с другой словоформой. «Обрывочность», возможность употребления одних корней не означает, однако, отсутствия типовых схем предложения, позиций членов предложения, предикативности – поскольку без них мысль будет не оформлена. О проблемах, связанных с разворачиванием речи в психике, говорит и психолингвист Н.И. Жинкин (о его идеях – чуть позже). Эта проблема важна тем, что она напрямую исследует психические процессы вербализации, «оязыковления» мира, механизмы порождения речи в «языке мысли».

Итак, признано, что существует два режима существования языка. Первый – есть собственно языковая система, реализованная во внешней, звуковой речи. Его изучает традиционное языкознание. Второй уже связан с работой мозга – нервные механизмы речеобразования, преобразование нервных импульсов в акустические и зрительные образы, различение в мозге блоков нейронов, отвечающих за ту или иную функцию речи, распределение по ролям левого и правого полушария. Это, естественно, изучает нейрофизиология – раздел медицины или биологии человека. Психолингвистика же выделяет между этими двумя уровнями «промежуточный язык», собственно «язык мысли» или «внутренняя речь». Эту проблему и разрабатывал упомянутый выше Н.И. Жинкин. Он назвал это явление универсальным предметным кодом (УПК). Код имеет чисто идеальную, субъективную, психическую природу. Это набор образов и представлений, отражающих, с одной стороны непосредственно предметы и процессы действительности, а с другой – знаки «реального языка». Такой код имеет свои правила разворачивания в текст, то есть вербализации психической информации в языковую. Ясно, что это специфические правила, не имеющие ничего общего с правилами собственно языковой системы. Причем феномен УПК имеет противоречивую природу. Его антиномии: 1) универсальность (независимость от национального языка) – субъективность (отсутствие выраженности вовне, воплощенности в материальных звуках или знаках); 2) изобразительная образность (отражение в мозгу связи с предметом, мотивированность) – условность (схематичность, конвенциональность, «знаковость»); 3) системность – индивидуальная ассоциативность; 4) предметность – предикативность; 5) содержание (значение) – смысл (знание).

Иногда УПК метафорически именуют «язык мысли» Опираясь на книгу Ю.Н. Караулова, попробуем выделить некоторые единицы ЯМ. Сразу отметим, что эта задача фактически невыполнима. Ведь единицы эти не материализованы (невозможно применить принцип наблюдаемости), индивидуальны и ассоциативны. Всегда есть опасность впасть в грех субъективизма, потому что при их выделении мы опираемся на интроспекцию. Трудность и чисто объективная – число единиц, которыми оперирует человеческая мысль в процессе познания мира и вербализации его результатов, видимо, бесконечно и не поддается каталогизированию. Их можно лишь приблизительно реконструировать на основе совмещения технического, образного и речевого типов мышления (в мозгу они не разграничены – их дифференцирует лишь человек в силу необходимости познать и изучить).

ОБРАЗЫ. Отражение в сознании реальных предметов, действий и событий – зрительных, слуховых, двигательных и т.д. Они схематичны, недискретны и неабстрактны. Иногда говорят о «представлении». Эти единицы отображают конкретное в мысли – они не могут воплотить абстрактное содержание. Хотя для любого абстрактного слова (справедливость) все равно возникает наглядный образ. КАРТИНА. Набор образов.

ГЕШТАЛЬТЫ. Если предыдущая единица отвечает за «субъектность», «предметность», то эта – вербализует «предикатность». Это есть та связка, установленная сознанием, интеллектом, между языковым значением и реальным его местом, функцией, процессом действительности (Дж. Лакофф). БЫТЬ ПОДЛЕЖАЩИМ (грамматическое свойство) – ОСНОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА СОБЫТИЕ (денотативное свойство). НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ – ДЕЙСТВИЕ В МОМЕНТ ГОВОРЕНИЯ с точкой отсчета, установленной говорящим. В отличие от образов, лишены наглядности (универсальная структура – то есть связь, объективное отношение типа стоимость в экономике).

ДВИГАТЕЛЬНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ. Действие в УПК представлены в двигательных образах, не всегда доходящие до воплощения в знаках. СХЕМЫ, ФРЕЙМЫ. «Пространственная схема»,по Н.И. Жинкину, или «интериоризованная схема внешних действий». Связь руки, палки и груши, которую я хочу сбить – пучок отношений. Проектный набросок в сознании структуры событий, последовательности действий – «чистка зубов». В языке представлен в виде схемы структуры событий – субътт + объект +действие. Фрейм – набор этих схем для более общей ситуации, своего рода ПЛАН: «подготовка новогоднего вечера».

ПОЗИЦИЯ. Обобщенное типовое место взаимообусловленных связей и отношениях, бобщенная мыслительное представление элемента структуры события.

ПРОПОЗИЦИЯ. «Типовая схема предложения», мыслительная, логическая структура высказывания, набор ПОЗИЦИЙ.

СИМВОЛ. Обобщенное представление, пучок ассоциаций, встающих за определенным образом. Оно снимает дискретность, логичное линейное разворачивание признаков. Иероглиф» – в мышлении они представлены по типу математических символов: >, <, +,=, геометрические фигуры, «виктори» как знак победы.

СЛОВО. Чисто знаковое образование во внутренней речи. Ключевые, значимые слова, символические вехи для обозначения большого семантического комплекса.

АССОЦИАТИВНО-СЕМАНТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ. Ассоциации вокруг ключевых слов или символов.

Эти единицы образуют ТЕЗАУРУС личности. Указанные единицы УПК характеризуются смешением вербальных, знаковых, образных, логических явлений. Но все они выступают в роли «знаков» УПК – то есть мышление вербально и на психическом уровне, только вербальность носит особенный характер. Интересна диалектика производства речи и ее понимания. В процессе порождения речи – предикативность (утрата подлежащего как «темы», уже известной говорящему и не нуждающейся в вербализации, + приписание предметам свойств); в процессе понимания – «предметность» (основной носитель информации о мире вещей, обращение к тезаурусу, который номинативен).

Единицы ЯМ – формы представления знания о мире в сознании, в интеллекте. Для того, чтобы они могли быть переданы другому – они должны быть переведены на язык значений, формализованы, «объективированы». Знание само по себе внеграмматично, амодально, не разграничивает предмет и действие – чисто «логическая» сущность. Процесс понимания есть перевод значении в знания, а говорения – наоборот. В этом – проблема адекватной передачи информации, ее диалектика и полностью невозможное достижение полной адекватности.

ЛЕКЦИЯ 36. ЛИНГВИСТИКА ИЗМЕНЕННЫХ СОСТОЯНИЙ СОЗНАНИЯ

ПЛАН.

1. Основная проблематика ЛИСС

2 Слово и предложение в ЛИСС

3. Текст в ЛИСС

Один из основателей американского прагматизма Уильям Джеймс писал еще в начале XX в.: «Наше нормальное бодрствующее сознание, разумное созна­ние, как мы его называем, — это не более, чем один особый тип со­знания, в то время как повсюду вокруг него, отделенные от него тончайшей преградой, лежат потенциальные совсем другие формы сознания. Мы можем прожить жизнь и не подозревая об их сущест­вовании; но стоит применить уместный стимул, — и они появятся во мгновение ока и во всей полноте: — определенные умонастрое­ния, которые, возможно, где-то могут быть применены и приспо­соблены».

Лингвистика измененных состояний сознания представляет собой новую область науки, возникшей из более общего направления – психолингвистики. Ученые давно обратили внимания, что так называемое «нормальное» использование языка не столь частотно –люди, особенно в больших городах, очень много времени проводят как раз не в нормальном, а в измененном состоянии сознания, что не может не влиять на специфику использования ими языка.

В середине XX в. наркомания и токсикомания сделали проблема­тику ИСС более чем своевременной. Хотя ИСС совсем не обяза­тельно связаны с чем-то дурным и антисоциальным, это могут быть ИСС, вызванные какими-то экстремальными условиями, напри­мер когда человек долго находится в горах или, наоборот, на под­водной лодке. Это могут быть состояния после введения наркоза, или же состояния, в которые люди вводят себя сами путем различ­ных психотехник, например йогической медитации. Наконец, мы каждую ночь пребываем в ИСС — см. сновидение. ИСС характеризуется, в частности, тем, что в них изменяются язык и речь человека.

Итак, к таким состояниям относят состояния стресса и переутомления, тревоги, страха, радости, волнения при нарушении привычного ритма жизни, сна, гипноза, сексуальных контактов, военных действий, болезни и умирания, работы в непривычных климатических и иных условиях. Помимо этих естественных состояний наблюдаются и искусственно вызванные – посредством психофармацевтических средств, алкоголя, наркотиков. В широком смысле сюда относят и разного рода нарушения, связанные с афазией, а также возрастные и половые особенности – детская речь, женская речь и прочие. Безусловно, первыми в этом направлении работали медики, нейрофизиологи, психопатологи. психоаналитики. Но уже с 1973 г. в США издается «Журнал измененных состояний сознания». В 1978 году в Торонто был проведен симпозиум по проблемам измененных состояний сознания, а в восьмидесятых годах ученые 8 европейских стран и США осуществили крупномасштабный научно-исследовательский проект «Международное исследование измененных состояний сознания». Практическая необходимость подобных исследований очевидна: это и критерии отбора людей дня работы в условиях холода, высокогорья, подводной и космической среды, это и тестирование на поведение в экстремальной ситуации (для органов правопорядка, военных и прочие). Теоретической же основой подобного рода исследований становится положение о том, что именно язык наиболее тонко и вместе с тем – всеобъемлюще фиксирует особенности работы мышления и сознания в неадекватных условиях.

Дата добавления: 2014-01-20