Франкфуртская школа

Темы ФШ наложили решающий отпечаток на всю современную леворадикальную мысль, можно даже сказать, стали ее идейной основой. Более того, без хотя бы самого общего представления о концепциях этого философского течения невозможно понять историю современного Запада, круг волросов и проблем, интересовавший прогрессивно мыслящих людей на протяжении нашего века и интересующий их до сих пор. Речь идет о таких темах, как отчуждение, тоталитарность, одномерность человека в эксплуататорском мире, господство технократии, экологические проблемы и т.д.

Но прежде чем перейти к существу дела, необходимо сделать несколько общих предварительных замечаний. С моей стороны было бы отчаянной самонадеянностью пытаться в рамках одной лекции дать представление о всем круге проблем, которыми занимались в той или иной мере философы Франкфуртской школы. Их работы написаны подчас достаточно сложным языком, насыщены множеством специальных философских и социологических терминов и предполагают прекрасное знание всей истории мировой, прежде всего западной философской мысли. Мне не хотелось бы сегодня забредать чересчур далеко в эти дебри. Поэтому я ограничусь некоторыми ключевыми, основополагающими аспектами теорий, разработанных в русле Франкфуртской школы, а также их влиянием на социальные движения второй половины ХХ века. Второе ограничение, которое мне придется сегодня наложить на самого себя - я не смог бы при всем желании рассказать в одном выступлении о всех теоретиках этого течения. Одно только их перечисление с краткой характеристикой заняло бы слишком много времени. Среди них: философы и социологи Теодор Адорно, Макс Хоркхаймер, Герберт Маркузе, Вальтер Беньямин, Юрген Хабермас, Альфред Шмидт, Оскар Негт, психоаналитики Эрих Фромм и Вильгельм Райх, экономист Фридрих Поллок, знаменитая исследовательница тоталитаризма Ханна Арендт и многие другие. Очевидно, что круг вопросов, которыми занимались представители школы, чрезвычайно широк, да и позиции их по этим вопросам были далеко не одинаковыми. Поэтому - да простят меня слушатели - я буду говорить в основном о трех теоретиках, трех философах, с именами которых прежде всего и связывается Франкфуртская школа - об Хоркхаймере, Адорно и Маркузе.

Условия возникновения социально-философских взглядов Франкфуртской школы

Любое явление имеет свою собственную логику. И если мы имеем дело с идейным течением, которое оказало сильное влияние на умонастроения и действия многих своих современников, очевидно, что его появление и развитие не случайны. Так и было с Франкфуртской школой. Ее возникновение и ее взгляды стали попыткой найти ответы на животрепещущие проблемы эпохи, то есть сделать то, что не удавалось другим идейным и политическим направлениям.

ФШ - это явление ХХ века, реакция на его противоречия, его трагедии и его возможности. Наивысший расцвет течения, формулировка его основных взглядов приходится на 30-е-60-е годы, то есть время торжества так называемого “фордистско-тейлористского” этапа индустриального капитализма. Индустриально-конвейерная система производства потребовала формальной рационализации, строгой научности и предсказуемости в жизни социума. Она предполагала особый тип разделения труда и всех общественных функций вообще, доходящий до детальной специализации в выполнении задач в рамках больших экономических и социальных комплексов. Таким образом, было запрограммировано детальное разграничение между руководителями и исполнителями конкретных операций, причем последние все больше отрывались от процессов принятия решений, все меньше и меньше постигали общий смысл и цель своих собственных действий, превращаясь в автоматы, которые не рассуждая исполняют приказы начальника. Люди становились придатками гигантской социально-экономической мегамашины, ее колесиками и винтиками. Ее общая направленность на максимальное извлечение прибыли и максимальный рост господства над всем и вся, над внутренней природой человека и над окружающей его средой приобретала разрушительный характер. Жизнь человека, несмотря на внешнюю рациональность и логичность, была пронизана иррационализмом и абсурдом. Никогда это не чувствовалось так, как в ХХ столетии, веке мировых войн, концлагерей и атомной смерти. Как писал Эрих Фромм, “мы не замечаем, что стали жертвами власти нового рода. Мы превратились в роботов, но живем под влиянием иллюзии, будто мы самостоятельные индивиды... Индивид живет в мире, с которым потерял все подлинные связи, в котором все и вся инструментализированы; и сам он стал частью машины, созданной его собственными руками. Он знает, каких мыслей, каких чувств, каких желаний ждут от него окружающие, и мыслит, чувствует и желает в соответствии с этими ожиданиями, утрачивая при этом свое “я”...”.

Модели идеальной фабрики, работающей как единый механизм, соответствовало представление о социальном организме, который действует по централизованному, строго научному плану и управляется наиболее компетентными профессионалами - технократами, бюрократами, политиками. За людьми сохранялись в лучшем случае права периодически отбирать наиболее способных начальников и правителей, но не возможности самоуправления. При тоталитарных режимах им не было позволено даже этого, поскольку считалось, что правящие партии и вожди воплощают в себе подлинное научное знание, истину. Но, как отмечал Маркузе, “современная эпоха склонна к тоталитарности даже там, где она не произвела на свет тоталитарных государств”. Резко возросла контролирующая роль государства во всех сферах жизни. Средства массовой информации, господствующие нормы и ценности пронизали своим воздействием не только внешнее поведение, но и внутренний мир отдельной человеческой личности. Человек все больше следовал заданным принципам поведения, теряя способность к критическому восприятию мира и самостоятельному мышлению. “Мы пришли к заключению, что общество станет развивается к тотально управляемому миру. Что все будет регулироваться, все!” - говорил позднее Хоркхаймер.

Новое состояние общества требовало осмысления и анализа. В какой мере удовлетворяли этим потребностям существовавшие тогда идейные системы?

Позитивизм, оптимистическая идеология буржуазии, превратился в оправдание и инструмент технократического господства. Он воспринимал существовавшее общественные явления, как “позитивный факт”, как научную данность, не противоречивую и не связанную с другими аспектами социальной жизни. Позитивизм, утверждавший “разумность” действительного, не только не способствовал развитию свободного, критического мышления, способного заглянуть за узкие пределы сегодняшнего дня, но и высушивал саму действительность, выстраивая и регламентируя ее по научным, а на деле достаточно произвольно отобранным критериям. Сами эти критерии были заимствованы из окружающей эксплуататорской действительности и истолковывались, как естественные и непреложные. Так возник, например, социал-дарвинизм: условия капиталистической конкуренции были объявлены вечными и естественными для человека, а затем перенесены на мир природы; исследователи принялись отыскивать иерархию и внутривидовую конкуренцию в животном мире. Сделанные таким образом “естественно-научные” выводы позитивизм снова применил к обществу, очистив его от всяких этических или гуманистических соображений. О реакционной сущности и роли позитивизма в ХХ веке хорошо сказал датский писатель Йенс Бьернебе: “Сущность естественных наук - все, что выявлено... эмпирическим исследованием, установлено усилиями поколений ученых в лабораториях, за микроскопами... - все это доказывает, что человек есть высшее млекопитающее. То, что мы называем этикой, может оправдываться только социальной целесообразностью... Предположим, что мы оказываемся в ситуации, когда быть моральным нецелесообразно. Предположим, что для какой-то нации полезно иметь несколько миллионов рабов или для общества полезно истреблять бесполезную жизнь... Концлагеря в Германии служили осуществлению биологической целесообразности экономического, политического и гигиенического укрепления определенной расы. Мы должны смириться с мыслью, что они никогда не стали бы возможными без представлений, которые сложились о человеке в современных естественных науках...”.

Марксизм, выросший из гегелевской диалектики и претендовавший на социально-критическую роль ниспровергателя “данности”, также не справился с этой задачей. Уже у Маркса антиавторитарная цель свободного общества сочеталась с авторитарными путями и методами его достижения - через захват политической власти, диктатуру нового государства и новую иерархию, пусть даже “на переходный период”. Начиная по крайней мере с Энгельса и особенно в представлениях 2-го Интернационала марксизм все больше превращался в “идеологию”, то есть в ложное сознание. Цель освобождения человека все больше отодвигалась в будущее, ей придавалось все меньшее значение, средства подменяли собой цель. Идея самоорганизованной человеческой практики, представление об истории как о равнодействующей воль отдельных людей сменились единой, претендующей на подлинную научность схемой общественного развития, теорией необходимого, не зависящего от воли людей и предопределенного действия социальных законов, так называемым “экономическим детерминизмом”. Марксисты взяли на вооружение представление об “обществе-фабрике”, работающем как единый индустриальный гигант под рациональным, планово-научном руководством партии и нового государства. Тем самым марксизм перенял логику и принципы капитализма, абсолютизировал и обожествил индустриальное развитие и переносил на будущее свободное общество капиталистическую модель организации производства и жизни. Из теории борьбы с отчуждением он превратился в идеологию, обосновывающую необходимость отчуждения. Как справедливо отмечал аргентинский анархистский теоретик Эмилио Лопес Аранго, “подчинение трудящегося класса материальным факторам - всем видам развития крупной индустрии -, следует подлинному процессу авторитарной доктрины: превращает наемных тружеников в бессознательный придаток экономической машины, а существующий режим - в естественное и необходимое следствие истории. Из этой “исторической реальности” следует фатализм процесса индустриального роста и централизации, который трудящиеся “не могут” прервать по воле собственного сознания и силой своих организаций. И рабочее движение, хотя и являясь антиподом развитию капитализма, становится его проявлением и следствием. Вот почему, по мнению последователей Маркса, рабочие организации подчинены фатальным законам, от которых невозможно уклониться”.

Таким образом истолкованный марксизм в сочетании с ленинистским партийным авангардизмом был в “Советском Союзе” поставлен на службу правящей бюрократии и стал идеологическим обоснованием тоталитарного господства номенклатуры.

В философской мысли усиливалась ориентация на преодоление жесткого детерминизма. Но все эти попытки (неокантианцев, эмпириокритиков и эмпириомонистов, экзистенциалистов, “философии жизни”, интуитивистов, феноменологов) нельзя было считать совершенно успешными и, главное, могущими так или иначе оказаться полезными делу социального освобождения.

Ряд марксистских теоретиков в 20-е годы начал осознавать кризис детерминистского марксизма. Одним из первых это сделал Дьердь Лукач, написавший в 1919-1923 гг. книгу “История и классовое сознание”. Эта работа оказала большое влияние на формирование идей Франкфуртской школы. Лукач призвал вернуться к “подлинному Марксу” в противоположность теоретикам 2-го Интернационала, которые рассматривали марксизм лишь как объективистски-экономическое учение и извратили социальную диалектику и исторический материализм. Еще до публикации “Экономическо-философских рукописей 1844 г.” Маркса Лукач обратил внимание на проблему отчуждения человека в обществе. Лукач выступил за то, чтобы все процессы и явления общественной жизни рассматривались во взаимосвязи и взаимодействии, то есть в “целостности”. Это позволит преодолеть позитивистски-эклектическое описание действительности и “экономический материализм”, то есть примат экономических мотивов в объяснении истории. Полемизируя с Энгельсом, Лукач подчеркивал, что природу можно познавать и рассматривать только во взаимоотношении с “целостной” деятельностью людей. Лукач видел в пролетариате именно целостный субъект-объект, “то есть первый в истории субъект, который способен (объективно) к осознанию общества”. По мере развития его борьбы, пролетариат преодолевает “необходимость”, и субъективный фактор, сознательная воля класса становится всеобъемлющей силой. Лукач выступил против разделения на теорию и практику, истолковывая их как единый “праксис”, то есть активность субъекта, обращенную на порожденную его активностью, отчужденную от него опредмеченную среду. Все эти положения Лукача мы обнаружим затем у Франкфуртских философов.

В такой общественной и идейной ситуации возникала и развивалась Франкфуртская школа.

Формально история ФШ начинается в Германии в 1930 г. с приходом Макса Хоркхаймера(1895 - 1973) к руководству Институтом социальных исследований во Франкфурте-на-Майне. Именно он и Теодор Адорно (1903 - 1969), выходцы из среды буржуазной интеллигенции, стояли у истоков этой философской школы. Для понимания их мотивов и побуждений, возможно, стоит привести отрывок из воспоминаний самого Хоркхаймера: “Мы оба буржуазного происхождения и познакомились с миром в том числе через наших отцов-торговцев... Его (Адорно) мать была итальянкой, всемирно известной художницей, художницей была и его тетка. Два философа, которые оказали решающее влияние на начало критической теории - это Шопенгауэр и Маркс. Мы пережили первую мировую войну и после этого учились не для того, чтобы сделать карьеру, а чтобы познать мир. То, что нам это удалось и что мы потом, тем не менее, выбрали академическую карьеру, связано тем, что у нас был великолепный философский учитель - Ханс Корнелиус, правнук художника Петера Корнелиуса, друга Гете. Он был профессором, но уже тогда критиковал университет и своих коллег так, как это теперь делают студенты. Да, он был профессором философии и говорил нам: чтобы быть философом - все это входит в критическую теорию - нужно знать естественные науки, нужно знать кое-что из искусства, музыки... И только так, с его помощью мы приобрели совершенно иное представление о философии, нежели то, которое обычно сейчас - то есть, что это не предмет, не дисциплина такая же, как все остальные”. В 1922 г. Хоркхаймер получил высшее философское образование и в 1925 г. защитил диссертацию, посвященную работе Канта “Критика способности суждения”.

Институт социальных исследований возник в 1923 г. Как вспоминал Хоркхаймер, он был основан в благотворительном порядке богатым предпринимателем Херманом Вайлем. Хоркхаймер и Адорно были дружны с его сыном. Они предложили, чтобы институт оставался учреждением, независимым от государства и в нем могли собираться люди, желающие исследовать проблемы, которые они считали важными для общества. Институт приобрел сравнительно левый характер. Его возглавил известный австро-марксист Карл Грюнберг, издававший с 1911 г. журнал под названием “Архив по истории социализма и рабочего движения”. Грюнберг опубликовал ряд до тех пор неизвестных работ Маркса, Энгельса, Бернштейна, Макса Адлера, Карла Корша, Лукача. При нем институт занимался в большей мере экономическими вопросами. Например, Поллок в 1926 - 1927 гг. ездил в научную командировку от института в СССР и опубликовал затем монографию об “экспериментах по планированию” в СССР. В 1929 г. сотрудник института Г.Гроссман опубликовал интереснейшую книгу “Закон накопления и гибели капиталистической системы”, которая оказала и продолжает оказывать большое влияние на леворадикальных экономистов Запада.

После инфаркта прежнего директора Франкфуртский ИСИ возглавил Хоркхаймер. При нем первостепенное внимание стало уделяться социальной философии. В 1932 г. начинается издание “Журнала социальных исследований”. Но тут к власти в Германии приходят нацисты. Институт переехал в Женеву, в 1934 г. в Париж, в 1939 г. в США. Именно в эмиграции, основываясь на анализе причин победы фашизма в Германии, Хоркхаймер, Адорно и Маркузе сформулировали основные положения “критической теории”.

Герберт Маркузе (1898 - 1979) был наиболее ценным приобретением ФШ в этот период, хотя первые свои шаги в философии он сделал самостоятельно. Он родился в еврейской семье в Берлине, изучал философию и экономику в университетах Берлина и Фрайбурга. В 1918 г. участвовал в революции, на некоторое время примкнул к левому крылу социал-демократической партии. В 1922 г. закончил высшее образование, стал доктором философии и начал заниматься философскими исследованиями. Он учился у феноменолога Гуссерля, был ассистентом Хайдеггера. В 1928 - 1929 гг. предпринял первую попытку синтеза Маркса с теориями Хайдеггера и Гуссерля, опубликовал “Очерк по феноменологии исторического материализма” и статью “О конкретной философии”. В “Очерке”, посвященном книге Хайдеггера “Бытие и время”, Маркузе попытался проанализировать хайдеггеровскую трактовку “феномена историчности”. Он подверг критике фаталистическую и механистическую трактовку исторического материализма современными марксистами. Он трактовал марксистскую философию истории как теорию “исторической возможности радикального действия, призванного освободить для реализации целостного человека необходимую новую действительность. Ее носителем является сознательный общественный человек, единственное поле деятельности есть история, раскрывающаяся как основная категория человеческого существования”. Маркузе подчеркивал активный субъективный момент бытия. История для него - результат волевых целеполаганий человека. Напротив, объективные закономерности представали как несвобода, проявление отчуждения, овеществления и опредмечивания человека.

Маркузе принимал участие в первом критическом издании до тех пор неопубликованных работ раннего Маркса - “Экономическо-философских рукописей 1844 г.” и “Немецкой идеологии”. Опираясь на них, он публикует в 1932 г. исследование “Новые источники для обоснования исторического материализма. Интерпретация впервые опубликованных рукописей Маркса”. В нем он выдвигает теорию “негации”, то есть отрицания настоящего, которая предвосхитила теорию “негативной диалектики” Адорно. Свой метод исследования субъективного сознания и целеполагания в истории Маркузе назвал “диалектической феноменологией”. Он потребовал пересмотреть многие категории марксистской философии. Прежде всего, он подчеркивает антропологический подход раннего Маркса и сближает его с экзистенциализмом.

Главной для анализа капитализма Маркузе считает категорию отчуждения, причем не только от средств производства, но от собственного бытия во всех его проявлениях, от собственной биологической природы, от возможностей свободно и солидарно творить свою историю. Сознание человека колонизовано отчужденным бытием и его нормами.

В эмиграции ядро ИСИ держалось вместе, продолжало издавать “Журнал социальных исследований”. Хоркхаймер и Маркузе преподавали в Колумбийском университете в Нью-Йорке. В период войны некоторые сотрудники ФШ (в т.ч. Маркузе) работали для правительства США, в т.ч. в секретных службах. Их главным мотивом была при этом борьба с гитлеризмом.

После войны пути философов разошлись. Адорно и Хоркхаймер вернулись в Европу. Хоркхаймер восстановил институт во Франкфурте, был ректором и профессором местного университета, некоторое время в 50-х гг. преподавал и в Чикаго. Маркузе остался в США, преподавал в Колумбийском и Калифорнийском университетах, исследовал “советский марксизм” в Гарварде, был профессором университета в Сан-Диего, неоднократно совершал лекционные поездки по Европе. В период студенческого бунта 60-х они оказались почти что по разную сторону баррикады.

Дата добавления: 2014-01-20