Полиэтничность в пространстве Самары

Национальная политика России и

Данная лекция посвящена истории Самары, при рассмотрении которой будет сделан акцент на этническую, культурную и религиозную идентичность горожан.

Нахождение в нашем регионе захоронений древних венгров свидетельствует о том, что Самара являлась перекрестком между Западом и Востоком. На Средней Волге и в Приуралье находилась так называемая «Великая Венгрия». И отсюда предки венгров перекочевали на территорию нынешней Восточной Европы. Перебравшись с берегов Волги на берега Дуная (10-11 в.), воинственные венгры немало напугали европейцев. По одной из версий, благодаря одному из названий венгров «угры» в европейском фольклоре появились великаны и людоеды огры. Волжская Булгария, часть населения которой переселилась в Восточную Европу, существовала еще до начала 13 в., но в 1236 г. полностью была разорена монголами, и следы венгров на Волге окончательно затерялись в истории.

Самара была основана как пограничная крепость в 1586 г. по приказу царя Федора Иоанновича Романова. Для неё было выбрано стратегически важное место – самая граница русских земель в месте впадения реки Самары в Волгу. В своей челобитной Ивану Грозному Иван Пересветов писал, что приближенные московского царя сравнивали будущую территорию самарского Поволжья «с райской землей по большому плодородию» и «за ее плодородие нельзя было бы так оставить» во владениях казанского хана (Пересветов, И. Большая челобитная Ивану Грозному. 1540-ые гг. / И. Пересветов // Библиотека Якова Кротова. URL: http://krotov.info/spravki/persons/16person/peresvetov.htm (дата обращения: 03.09.2010)). До тех пор, пока Самара оставалась пограничной крепостью, она представлялась «последним местом России» (Смирнов, Ю.Н. Политика освоения Заволжья и организация управления его территорией в XVIII – первой половине XIX вв. (основные этапы) / Ю.Н. Смирнов // Вестник Самарского госуниверситета. Гуманитарная серия. История. – 1997. – №1. URL: http://vestnik.ssu.samara.ru/gum/content/hist.html (дата обращения: 03.09.2010)).

В XVIII в. Самара воспринимается уже не как «последнее место России», а как «дикое поле» (Бажанов, Е.А. Вольный город пионеров Дикого поля / Е.А. Бажанов. – Самара.: Самарский Дом печати, 1995 г. - 224 с.). Границы Российской империи к тому времени значительно сдвинулись на Восток, что, с одной стороны, позволило Самаре в большей степени ощутить себя российским городом, с другой – сделало Самару как пограничный город ненужным, и жизнь в ней начала затухать.

И только в XIХ в., когда в России начали активно развиваться торговля и капиталистические отношения, Самара перестала быть «спящим городом» (Кабытов, П.С. Легендарный самарец Пётр Владимирович Алабин / П.С. Кабытов. – Куйбышев: Фактор, 1990. - 58 (1) с.). В середине 19 в. начался резкий рост населения и развитие Самары как торгового центра, чему активно способствовали сухопутные торговые пути, проходящие через Самару с Запада на Восток, Волга как самый дешевый и удобный (на тот момент) способ транспортировки груза, а также огромные поля и леса, окружавшие Самару. Резко начало увеличиваться количество купечества и мещан, занимавшихся торговой деятельностью. Они и создали Самару как один из крупных торговых центров рубежа 19-20 вв.

Более подробно мы рассмотрим три периода:

- конец XIX в. – 10-е гг. ХХ в. (имперская Россия);

- 20-е гг. ХХ в. – 80-е гг. ХХ в. (советская Россия);

- 90-е гг. – настоящее время.

Первый период:

Начнем с общей характеристики национальной политики в царской России.

В целом, политика царизма в отношении нерусских народов была щадящей, терпимой. Воинствующего русского национализма на государственном уровне не проявлялось. Государство не только оставляло возможность для относительно свободного культурного развития народов края, но и создавало для этого необходимые условия.

Одним из главных принципов имперской государственности была надэтничность, предполагавшая верность престолу вне зависимости от языка и вероисповедания. Все это, однако, не означало игнорирования полиэтничности населения. Правительство не препятствовало интеграции нерусских, и особенно коренных, народов в социально-экономическую структуру империи и открывало доступ представителям национальных меньшинств в традиционные сословия российского общества.

По сравнению с основной массой русского населения нерусские и особенно нехристианские народы юридически обладали большими возможностями для повышения своего социального статуса и могли преодолеть значительную социальную дистанцию. В частности, одним из способов повышения своего положения было принятие крещения, сопровождавшееся получением дополнительных льгот. Крестившиеся крепостные мусульмане получали свободу. Среди нерусских народов в целом наблюдался меньший процент крепостных крестьян по сравнению с русским населением.

Но, имелись и некоторые ограничения на права иных народностей, например, башкирам было запрещено использовать наемный труд, иметь кузницы. В империи действовал запрет на продажу казахам и башкирам оружия, металлических и прочих ремесленных изделий, так как среди этих народов отмечался самый высокие процент антиправительственных выступлений.

В конце XVIII века татаро-башкирская элита приобрела право вступать в ряды российского дворянства. Российское дворянство оказывалось этнически открытым сословием, и на место в его рядах мог в рассчитывать любой представитель нерусской элиты. Разумеется, существовали определенные критерии и ограничения, но в целом социальная и культурная русификация (прежде всего переход в православие) облегчала выходцу из местной знати рекрутирование в дворянский корпус, а, следовательно, и успешную карьеру.

В области здравоохранения деятельность государства не носила масштабного характера. Но с начала XIX в. нерусские народы получают доступ к медицинскому обслуживанию. Со второй четверти XIX в. государство проявляет заботу об организации медицинской службы на территории России, например, в казахских степях.

Таким образом, в истории взаимоотношений власти и нерусского населения просматривается несколько закономерностей:

1) максимально допустимое сохранение местных особенностей и жизненных устоев во имя стабильности и безопасности в государстве;

2) невмешательство чиновников в сферы, регулируемые обычаями и традиционными установками (в первую очередь, в сферы религии, культуры, семьи, быта);

3) игнорирование этнических ареалов при формировании административных образований высшего и среднего звена (аналогичных современным краям и областям).

Самарская губерния, как и вся территория России, характеризовалась полиэтничностью, а, следовательно, и поликонфессиональностью. Это отразилось и на жизни Самары. На 1900 год «… в Самаре официально значилось 91672 жителя (в действительности проживало несколько больше). Из них великороссов 84479 чел., малороссов 502, поляков 706, немцев 795, татар 2216, мордвов 885, чуваш и вотяков 144, евреев 1545 и других наций 430» [Бажанов, Е.А. Вольный город пионеров Дикого поля / Е.А. Бажанов. – Самара.: Самарский Дом печати, 1995 г. - 224 с., с. 120].

Наш город называли 100 лет назад Иерушалаймом на Волге. Именно здесь мирно уживались практически все мировые религии: мусульманство, иудаизм, язычество, а также христианство во всем многообразии его конфессий. Каждая религиозно-этническая община обосновалась в своем районе, обустраивая его в соответствии со своими культурными и бытовыми традициями. Сегодня об этой специфике города говорят лишь сохранившиеся здания с архитектурными особенностями орнамента, дворовых построек.

В Самаре было три татарские слободы: одна в районе Оренбургской улицы, другая на Казанской и третья самая старая на Троицкой улице, когда-то носившей название Татарская.

Улицу Николаевскую ныне Чапаевскую называли “маленьким Сионом”. Евреям не везде разрешалось селиться. В Самару (в интересах экономики) принимали только семьи ремесленников. В еврейской традиции архитектуры характерно строить особняки со своеобразными желтыми полосами, особенностью является наличие деревянных балкончиков и мансард, зачастую расположенных так, что можно спокойно соседям из другого дома протянув руку, передать чашку чая. В этом проявлялась специфика быта еврейской общины, где все люди старались устанавливать взаимовыгодные отношения. Нынешние жильцы возмущаются и не понимают: зачем так строить дома, чтобы каждый видел все происходящее в окнах напротив.

Отличительной особенностью города, по сравнению с рядом других городов, был высокий уровень толерантности. Интересное свидетельство этому можно найти в экстерьере Самары. На фоне неба вырисовывались силуэты множества религиозных построек разных конфессий, располагавшихся рядом друг с другом: православный храм и лютеранская кирха, городской собор и католический костёл, мечеть и синагога. Расположение этих сооружений говорит о том, что многочисленные религиозные конфессии не были притесняемы представителями официальной религии Российской Империи – православия. Так, лютеранская кирха располагалась на расстоянии двух кварталов от одной из главных площадей города – Алексеевской (ныне – площадь Революции). Католический костёл в непосредственной близости от главного городского собора, на месте которого ныне стоит Театр оперы и балета.

В качестве предпосылок высоко уровня толерантности здесь можно выделить несколько факторов: река, степи, дававшие возможность свободного передвижения из одной губернии в другую, и особое положение самой Самарской губернии – на границе между восточными и западными частями страны, а также расположение в традиционном месте проживания различных народностей. Всё это предоставляло условия для обмена культурным опытом, непрестанного диалога с другими этносами и как следствие – сформировало высокий уровень толерантности, наложивший отпечаток на самарскую ментальность. Доказательством тому может служить отсутствие в Самаре столкновений на межнациональной и межрелигиозной почве до 1905 г., печально известного еврейским погромом, прокатившимся по всей России.

Даже сама социальная структура общества отличалась от той, что наблюдалась в более древних по своему происхождению городах: в самарском обществе слабо была выражена сословная структура, характерная для старых российских городов (Москва, Нижний Новгород, Тверь и т. п.). Вместо этого наблюдалось характерное для европейских и американских городов деление общества на классы. Городской голова П.В. Алабин отмечал, что «в самарском обществе сказывалось что-то свежее, молодое...» [Алабин, П.В. Самара: 1586-1886 годы / Вступительная статья и составление Кабытова П.С. - Самара: Книжное изд-во, 1991. - 248 с., с. 161]. Эту особенность он связывал с молодостью самого Самарского края, в котором «не могли иметь места те предания, которые преобладали в старинных губерниях» [Алабин, П.В. Самара: 1586-1886 годы / Вступительная статья и составление Кабытова П.С. - Самара: Книжное изд-во, 1991. - 248 с., с. 161], и с торговой специализацией края, в который съезжались «на временное житьё предприимчивые, оборотливые люди из различных торговых центров» [Алабин, П.В. Самара: 1586-1886 годы / Вступительная статья и составление Кабытова П.С. - Самара: Книжное изд-во, 1991. - 248 с., с. 161]. «От этого с первых лет жизни губернского города здесь незаметно сословной розни в обществе, составляющем как бы единое целое. От этого не только чиновник и купец здесь всегда себя чувствовали во всех слоях общества как дома, но даже главная масса городских обывателей – мещане, хотя и существуют отчасти здесь, как и везде, замкнутою жизнью, но представляют больше самобытности и свободы, чем в каком-либо другом городе, и имеют больше чем где-нибудь общения с остальным обществом» [Алабин, П.В. Самара: 1586-1886 годы / Вступительная статья и составление Кабытова П.С. - Самара: Книжное изд-во, 1991. - 248 с., с. 161-162]. Структура самарского общества с самого начала больше напоминала европейское, или, по мнению Алабина, американское. Сословная разница была менее заметной. Формировался класс горожан, как в Европе.

Многочисленные нарративы, песни, популярные анекдоты, создают повседневный образ Самары как города с торговой идентичностью. Предпринимательский дух и культ денег в городе были настолько сильны, что смогли стать основой для консолидации многонационального и поликонфессионального самарского общества. Деньги становились общей ценностью, а нацеленность на накопление и преумножение капиталов – общей целью. Это касалось православных, евреев, мусульман, католиков, протестантов, молокан, старообрядцев (австрийских староверов, поповских старообрядцев, представителей спасова согласия, «австрийского согласия», поморцев). Но, как бы сильно ни разнились ценности всех национальностей и конфессий, по мнению Н.В. Шелгунова, был здесь один «бог», который их всех объединял: «Золотой телец здесь общий бог, которому одинаково молятся люди всех состояний, всех сект и всех религий. Только один этот бог их всех примиряет и заставляет забывать религиозное различие, и потому понятно, что лишь в его руках и вся судьба здешнего человека» [Путешествие в прошлое: Самарский край глазами современников / Сост. Завальный А.Н., Рыбалко Ю.Е. – Самара: Книжное изд-во, 1992. - 285 с., с. 91-92].

В первую очередь, Самара была торговым волжским городом:

Смертный, входящий в Самару с надеждой в ней встретить

культуру,

Вспять возвратися, зане город сей груб и убог,

Ценят здесь только скотов, знают цены на сало и шкуру,

Но не умеют ценить к высшему в жизни дорог.

[А.М. Горький. Максим Горький и Самара / Сост. Л.А. Финк, В.З. Иванов-Паймен. - Куйбышев.: Куйбышевское книжное издательство, 1968 г. - 432 с., с. 327].

Как говорилось на одной из ранних лекций, именно в городах начинает терять свою актуальность этническая культура и развиваться национальная. Это касается также и Самары. Город начинает активно позиционировать себя с точки зрения более универсальной для различных этносов культуры. Но, это не русская национальная культура, а европейская. Купцам конца 19 – начала 20 вв. хотелось чувствовать себя европейцами. Конечно, ориентированность на западную культуру не была специфической чертой лишь самарского купечества. Интересно замечание А.В. Луначарского по поводу обращения к модерну московского купечества: «... московские купцы считали своим долгом показать, что они тоже не менее «комильфо», что они не отстают от Запада и тоже, дескать, «не хуже других, декаденты»».

В конце 19в. в Европе появляется архитектурный стиль Модерн, который становится очень популярен во многих странах. Российские купцы, желая больше походить на европейцев, активно начинают строить себе дома в этом стиле. Из-за большого количества купцов в городе, Самара стала одним из центром провинциального модерна. Можно назвать такие максимально приближенные к изначальным канонам модерна постройки, как особняк Курлиной (ул. Красноармейская, 15), дом Шихобаловых (ул. Венцека, 55), дом Новокрещёновой (ул. Фрунзе, 144), особняк Субботиной-Мартинсон по улице Алексея Толстого (перестроенный в стиле модерн), особняк Сурошникова по проекту Шехтеля (пересечение ул. А. Толстого и ул. Пионерской), дом родителей купца П.К. Головкина (ул. Ленинградская, 22), особняк А. фон Вакано (Рабочая, 3), дом архитектора А.У. Зеленко (ул. Самарская, 149) и др.

В результате активной деятельности купечества в 10-х гг. ХХ в. Самара, молодой торговый город в географическом центре Российской Империи, начинает приобретать имидж европеизированного города. Об успешности мероприятий по формированию имиджа свидетельствуют воспоминания путешественников, посетивших город в начале ХХ в. Европейский характер образа города отмечался многими. Так, А.П. Нечаев, в 1904 г. совершивший путешествие по Волге, записал в своих путевых заметках: «Я остановился в прекрасной гостинице братьев Ивановых, которая по своему благоустройству и комфортабельности смело может поспорить с хорошими отелями европейских городов... Самара, несмотря на свою молодость, – один из лучших городов Поволжья. Она стала именоваться городом только в 1688 году, но, благодаря выгодному положению, быстро растёт и с каждым годом прихорашивается» [Путешествие в прошлое: Самарский край глазами современников / Сост. Завальный А.Н., Рыбалко Ю.Е. – Самара: Книжное изд-во, 1992. - 285 с., с. 79].

Европеизированный образ города был отмечен и В.А. Поссе, общественным деятелем и публицистом: «За 15 лет, прошедших с «холерного» 1892 года, Самара необычайно выросла и похорошела. Тогда она произвела на меня впечатление огромной деревни, теперь – почти европейского города. Хорошо освещаемые и вымощенные гладкие улицы, много больших и красивых зданий, блестящие магазины, комфортабельные гостиницы и т.д.» [Путешествие в прошлое:…, с. 158].

Журналист В.И. Немирович-Данченко писал: «Самара дышит новизною, молодостью, предприимчивостью, – вся она в будущем, а не в прошедшем, это своего рода Волжская Одесса, точно так же как Нижний Новгород – Волжская Москва» [Путешествие в прошлое:..., с. 70]. Сходное впечатление о городе было и у вице-губернатора И.Ф. Кошко: «Дворянская улица, залитая асфальтом, с широкими тротуарами, порядочными домами и роскошными магазинами, показалась мне городом большого масштаба, не то, что наш Богоспасаемый скромный Новгород» [Кошко, И.Ф. Воспоминания губернатора (1905-1914 гг.). Новгород – Самара – Пенза / И.Ф. Кошко. – Петроград: тип. «Содружество», 1916. - 259 с., с. 48].

Посетив Самару в 80-х гг. XIX в. В.О. Португалов, земский врач и публицист дал следующие характеристики образу города: «Самара город мещанский, обывательский, город-торгаш, без барских затей, без особых прекрас и без всякой поэзии» [Путешествие в прошлое:..., с. 103]. Но, посетив Самару в начале ХХ в., он коренным образом меняет своё мнение о городе: «... крупная будущность его не подлежит сомнению: Самара уже и теперь служит центром распространения европейской культуры на весьма далёкую окрестность...» [Путешествие в прошлое:..., с.103].

Во всех воспоминаниях Самара предстаёт как почти европейский город, но только с точки зрения внешних проявлений, а не как носительница высоких духовных достижений. Самарские купцы смогли ввести в употребление новый архитектурный стиль, новую манеру одеваться, яхт-клуб, магазины, построенные по европейскому образцу, с большими витринами, лифты и телефоны, автомобили и самолёты, калориферное отопление и т. д., но не создали литературного общества, в городе не было литературной богемы, которой поклонялись, на самарской городской сцене не функционировали оркестры под управлением местных знаменитых дирижёров, местными художниками мало кто интересовался. У тех, кто был в состоянии спонсировать существование всей этой художественной богемы, т. е. у купечества, почти не было к этом интереса. Представители торгово-промышленного класса увлекались велосипедами, фотоаппаратами, яхтами, а не литературой и искусством.

Но, Самара – не замкнутое на себе культурное пространство. И именно внешние контакты купцов привели к тому, что на самарской городской сцене начали функционировать культурные формы, относящиеся к сфере искусства. Начало выставок самарских художников и местного художественного музея было положено выставкой передвижников, прошедшей в городе в 1889 году; свою коллекцию русской и зарубежной живописи П.И. Шихобалов начал собирать, вдохновившись примером Третьякова, подарившего свою коллекцию городу; европейская поездка К.П. Головкина и посещение им Всемирной Парижской выставки 1900 года значительно обогатили его культурный опыт, что нашло яркое отражение в его биографии.

Подводя итоги рассмотрения этого периода, можно заключить, что самарское население было полиэтничным, но не пыталось оставить след своей этнической культуры в городском пространстве. Самара стремилась к европейским образцам культуры.

Второй период:

Национальная политика в СССР.

Когда речь заходит о национальной политике в СССР, то в первую очередь вспоминается концепция дружбы народов, знаменитый фонтан на ВДНХ «Дружба народов». Сталин неофициально именовался «отцом народов». Гимн Советского Союза – «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь». Этот союз представлял собой «дружбы народов надежный оплот». Такова была видимая сторона медали. На деле же всё обстояло далеко не так. С самых своих первых дней советская власть взяла курс на уничтожение национальных культур и формированию одной единой культуры советского народа без каких-либо этнических и национальных корней.

http://sir35.ru/Nacionalniie-vopros-v-SSSR.html и http://www.russkie.org/index.php?module=fullitem&id=22159:

В советских идеологизированных учебниках истории царская Россия представлялась «тюрьмой народов». Отсюда следовало, что октябрьский переворот нес освобождение от национального гнета жителям национальных окраин. Полностью освобождение планировалось путем ликвидации понятия «нация», которое само собой должно было исчезнуть в светлом коммунистическом обществе будущего. Формирование нового мировоззрения начиналось со школьной скамьи, это проявлялось даже в том, что на школьных тетрадях печатался лозунг – «у пролетариата нет отечества». Теоретики коммунизма писали, что со временем произойдет объединение пролетариата России и стран Европы на основе принадлежности к единому рабочему классу, национальные различия останутся в стороне.

В 30-е гг. краеведение как наука была отменена в связи с идеологическим несоответствием. По той же причине исчезли генеалогия и геральдика. Во всех областях искусства утверждались лишь пролетарские авторы, или те, которые несли пролетарскую идеологию. Был запрещен русский романс, творения великого русского поэта С. Есенина и т.д. Преследовались все национальные традиции, как пережитки «проклятого феодального прошлого». Специальные патрули из комсомольцев ходили вечером по улице и фиксировали те дома, где горели новогодние свечи. Хозяевам таких домов, как «идеологически чуждым элементам» грозили крупные неприятности. Сокращалось из года в год число национальных школ, в союзных республиках русский язык становился обязательным для изучения и ему был придан статус государственного. Ленин с точки зрения марксизма: «Марксизм непримирим с национализмом, будь он самый “справедливый”, “чистенький”, тонкий и цивилизованный. Марксизм выдвигает на место всякого национализма – интернационализм, слияние всех наций».

Борьба с религией («религиозным дурманом»), была важной составляющей государственной политики. Закрывались и взрывались церкви и монастыри. Церковное имущество уничтожалось, а священников сажали в Гулаг и расстреливали. Православное видение мира было объявлено крайне идеалистическим, и, как реакционное и враждебное научному материализму, активно искоренялось.

Таким образом, основные особенности национальной жизни СССР являются непосредственным следствием господства у нас социалистической идеологии. Эта идеология враждебна каждой нации, как она враждебна и каждой отдельной человеческой личности. Она может временно использовать в своих интересах устремления тех или иных народов, но ее основоположная тенденция – это максимальное разрушение всех наций. Русские страдали от этого никак не меньше других, именно они первыми приняли на себя удар (выше было приведено несколько примеров) (http://www.vehi.net/samizdat/izpodglyb/04.html). Насильственно проводилась определенная линия в истории, умаляющая национальную самобытность русского народа – большевики пытались стереть память об имперском прошлом России. Это достигалось разными средствами, например топонимика: древним городам и улицам давались новые, не связанные с историей народа названия. Особенно ярко эти процессы наблюдались в довоенные годы (до 1941 г.).

Позднее, в самом начале Великой отечественной войны, Сталин признал ошибочность этой стратегии и на некоторое время от нее отступили. Он понял, что народ не пойдет воевать за социализм, за то пойдет за Россию, за Родину, поэтому в годы войны был сделан большой акцент на важности национальной культуры. Международная классовая солидарность на поверку не обнаруживала своей действенности. Германские пролетарии вопреки ожиданиям и наивным призывам из советских окопов вовсе не спешили повернуть оружие против своего правительства. Как и пролетарии других воюющих капиталистических государств, они никак не вдохновлялись идеей использовать мировую войну для свершения мировой коммунистической революции. Национальная солидарность оказалась силой, сплачивающей народ несравненно прочнее, нежели классовая, не только в стане врага, но и в самом СССР. В тяжелейшие дни начала войны И.В. Сталин пришел к заключению, что «его правительство и его система не выстоят под ударами германской армии, если только они не будут опираться на поддержку вековых устремлений и духа русского народа» [22].

Но, после Великой победы в 1945 г. все послабления в области национальной политики сошли на нет. Снова усилилась борьба со всеми религиозными конфессиями. Например, из 10 000 мечетей, функционировавших в начале ХХ в. оставалось только около 1 000. Священнослужителей вновь репрессировали. В национальных районах продолжалась борьба с пережитками «проклятого феодального прошлого». До сих пор отголосками этой национальной политики являются некоторые национальные выступления, происходящие в ряде районов бывшего СССР (Кавказ, Прибалтийские республики).

Пытаясь унифицировать различные культуры и создать на их основе единую социалистическую, правительство СССР всё же понимало, что национальные менталитет не искоренишь (во всяком случае, не за несколько десятилетий), поэтому вело политику по сближению различных народностей, открывая в разных городах «Дома дружбы народов». В 1970 г. ко дню 100-летия со дня рождения Ленина в Ульяновске был создан Парк дружбы народов. Официальная идея парка – средствами природных, декоративных и малых архитектурных форм показать единство, равенство, братство народов СССР. Представители различных советских республик участвовали в его создании.

Примеры:

В языковой политике начиная с 30-х гг., все более крепнет тенденция к русификации всего геополитического пространства СССР: русский язык получает статус государственного, вводились новые алфавиты на основе русского, разрушались национальные традиции.

Запрещались любые религии по идеологическим причинам.

Трагическим наследием Великой Отечественной войны стала депортация в Казахстан, Сибирь и другие восточные районы населения из ряда национальных регионов. По данным НКВД СССР на начало октября 1945 г., спецпоселенцев в стране насчитывалось 2 230 500 человек. Среди них были немцы, чеченцы и ингуши, крымские татары, греки, болгары, армяне, турки, хемшины, курды, калмыки и др. Причиной депортаций военного времени были распространенные в некоторых национальных регионах случаи пособничества оккупантам или подозрения в этом. Другие народы были выселены за то, что имели несчастье жить в приграничных районах, рискующих стать новым театром военных действий (курды, турки-месхетинцы в 1944 г.). Хотя, были и положительные моменты этих переселений. Так, в огне Холокоста сгорели 2,7 млн советских евреев. Но, 2 млн евреев, а по некоторым западным оценкам — 2,5 млн. были перемещены с территорий, подвергшихся оккупации, во внутренние районы СССР и спасены от этой участи.

Но, жизненный уровень русского народа был ниже, чем у многих других народов: грузинского, армянского, украинского, латышского или эстонского.

Конечно, были и положительные моменты. В национальных республиках развивалась современная промышленность, повышался общий культурный уровень, открывались новые вузы. За время существования СССР около 60 языков получили письменность (малые народы Севера), а тем самым возможность обучения в школе на родном языке. Были образованы «национальные республики», щедро наделенные территориями, среди которых были и те, что никогда не были районами традиционного расселения «титульных» народов образовавшихся республик.

Национальная политика советского государства наложила свой отпечаток и на жизнь Самары. События, происходившие в Самаре в советское время, во многом являются типичными для многих городов России этого периода. Очень ярко это проявилось в облике города: разрушение церквей, строительство новых зданий в идеологизированных архитектурных стилях конструктивизм и сталинский ампир, воспевающих силу и величие социалистического государства, переименование улиц и площадей и др.

Самара была переименована в Куйбышев 27 января 1935 г. Топонимика: клуб имени Революции 1905 г., сквер Щорса, ул. Алексеевская переименовывается в улицу Красноармейскую, Дворянская – в Куйбышева, Вознесенская – в Степана Разина, Воскресенская – в Пионерскую, Мещанская – в Пролетарскую и др. Театральная площадь сначала переименовывается в Красную, после – в площадь имени Чапаева, Алексеевская – в площадь Революции, появились улицы, носящие имена местных революционеров: Вилонова, Арцибушева. Новая власть пыталась стереть память об имперском прошлом. На площади Революции сейчас стоит памятник Ленину, до революции на его месте стоял памятник Александру 2-му.

Разрушались религиозные постройки: кафедральный собор, располагавшийся на Соборной (позднее – Куйбышевской) площади, «… «вековечным» символом выражения «охранения и милосердия» бога к российскому монарху и его порядкам «эпохи кнута и вина»». Собор был взорван. Его начали взрывать в июне 1930 года, а закончили весной 1932 года. Теперь на его месте «... по воле народа... стоит Дворец – монументальный образ начала социалистической культуры и признательности революционеру-большевику Валериану Владимировичу Куйбышеву». Были закрыты кирха, костёл, синагога, мечеть. На месте церквей возводятся общественные постройки: клубы, Дома культуры и т. п. Например, на Троицкой площади снесли церковь и построили Дом специалистов. Самарский Спасо-Вознесенский кафедральный собор закрыли, а в его здании устроили склад хозяйственной части Приволжско-Уральского военного округа. Польский костёл переделали в антирелигиозный музей. В 1930 г. из Николаевского мужского монастыря сделали кинотеатр и школу, а позднее – сломали. На территории Иверского женского монастыря построили «рабочий городок» для работников Жигулёвского пивоваренного завода и Самарской ГРЭС.

Городские кладбища, на которых были захоронены солдаты Бородинской битвы, ополченцы самарской дружины в Болгарии, ссыльные декабристы закатали в бетон и построили на их месте стадионы.

В архитектуре середины 20-х – середины 30-х гг. прослеживается отказ от всего предыдущего художественного наследия, стремление к коренному обновлению всего арсенала художественных средств. Утверждается стиль конструктивизм, для которого характерны простые, лаконичные, рационально оправданные формы: Дом промышленности («серый монстр конструктивизма» [103, с. 227]), Дом культуры имени Дзержинского, Дом Сельского хозяйства, Дом специалистов и др.

В середине 30-х гг. политическое руководство страны осудило конструктивизм в художественном нигилизме, в забвении национальных традиций. С этого времени берёт своё начало новый стиль – сталинский классицизм (ампир). Провозглашается лозунг: «Культура должна быть национальная по форме и социалистическая по содержанию». «Национальная» форма была позаимствована из дворянской культуры 18-19 вв.

Никаких мероприятий, связанных с национальными культурными традициями не проводилось. Несмотря на то, что население Самары оставалось всё таким же полиэтничным, в городском пространстве это не было представлено, не было национальных культурных центров, национальных организаций и т.п. Ни тема национальной культуры, ни межнациональной дружбы, которая отразилась в Москве в фонтане «Дружба народов» на ВДНХ или в Парке дружбы народов в Ульяновске, в Самаре не озвучивалась. Напрямую национальные культуры не подавлялись, но был нанесен сильный удар по их самобытности запрещением всех вероисповеданий. В Самаре, так же как и на территории всего СССР взращивали неимеющую национальных и исторических корней социалистическую культуру.

Со стороны общества также не было никак инициатив, связанных с актуализацией, развитием и популяризацией национальной культуры. Самарское общество пошло в другую сторону – оно породило знаменитый Грушинский фестиваль, который объединял различных людей не по признаку национальности, а по интересу к авторской песне. Долгое время этот фестиваль был островком свободы в зажатом тоталитарном пространстве советской России.

Дата добавления: 2014-01-20