Социально-нравственные добродетели. лизма, противостоящего любому коллективизму, всякой попытке сгладить или нивелировать уникальность лично­сти

лизма, противостоящего любому коллективизму, всякой попытке сгладить или нивелировать уникальность лично­сти. Если необходимо мужество для того, чтобы частич­но отказаться от себя, то не меньше его надо для того, чтобы противостоять внешнему обезличивающему давле­нию. В разные эпохи индивидуализм с его специфичес­ким мужеством принимает разные формы и получает раз­ные экзистенциальные основания. В эпоху Просвеще­ния это рациональное самоутверждение разума перед ли­цом иррациональной стихии, в последующем романтиз­ме и натурализме человек видит себя как уникальный образ вселенной и опирается на это переживание. Перед этим воззрением отступает тревога вины и отсутствия смысла, если человек — центр вселенной, то символы смерти, суда и ада позабыты. В позднем романтизме мужество самоутверждения становится мужеством соб­ственной демонической глубины.

Современная форма мужества быть собой присуща эк­зистенциализму. Это мужество полного одиночества и отчаяния, выдерживание тотального краха смысла. Эк­зистенциалист считает, что человек не обладает сущнос­тной природой, он обладает лишь возможностью сделать из себя то, что захочет. Любое «надо» создает он сам, оказываясь при этом чистой потенциальностью. Однако мужественный одиночка в духе Сартра оказывается пой­ман в сеть случайностей, ибо изначально пустое «я» за­полняется случайным содержанием, притекающим в том числе из подсознания. В своих крайних нигилистичес­ких формах мужество быть собой приходит к саморазру­шению.

Согласно Тиллиху, оба исследованных им вида муже­ства превосходятся (трансцендируются) тем мужеством, которое связано с обращением к трансцендентному, к Богу. Когда грешный человек принят Богом, он должен обладать мужеством принять приятие, согласиться с тем, что Бог принимает его таким, как он есть, во всем его

Лекция 9

несовершенстве. Но корни истинного мужества лежат еще глубже, чем сфера личной встречи с Богом, и даже глуб­же того поистине великого мужества, которое проявляет мистик, когда сталкивается с тотальным отсутствием смысла. Для Тиллиха основы мужества — в самом бы­тии, не равном проявленному Богу, в бытии добожествен-ном и безличном, но проникающим во все и дающим всему жизнь. Это бытие непосредственно говорит в нас, оно помогает выдержать любое отчаяние, оно проявляет­ся через индивидуальное «я», в том числе через его ви­тальность, и показывает нам с полной очевидностью, что небытие, которое тревожит нас, лишь необходимая часть бытия. Мужество быть — быть вопреки любому хаосу и бессмыслице — приобретает статус безусловной веры. Безусловная вера и сила самого бытия питают человечес­кое мужество.

Тиллих в своем исследовании пытался понять, на что опирается человек в самых крайних и тяжелых ситуаци­ях, и, как видим, нашел опору в самих незримых, но могучих основах действительности.

Однако для нашей темы важно не только то, в чем коренится истинное мужество, ро.и то, в чем проявляет­ся оно в повседневной жизни людей. Мужество по сути своей — это единство достоинства и стойкости, это спо­собность быть верным своим нравственным принципам при самых тяжелых испытаниях. Мужество — доброде­тель не только воина или борца, но и самых обычных людей, в чьей жизни и деятельности порой нельзя уви­деть со стороны ничего выдающегося.

Конечно, мужество особенно явно и очевидно, когда личность непосредственно проходит через мощные жиз­ненные испытания, через пограничные ситуации, свя­занные с угрозой жизни, с испытанием болью и страда­ниями. Мужество необходимо бойцу, который идет в атаку или обороняется от врагов, превосходящих его по силе, здесь он каждую минуту сталкивается лицом к лицу

Дата добавления: 2014-01-20