Обучение в школах

Слово «учебное заведение» передавалось словом «дидаскалейон», однако и наше слово «школа» – также греческого происхождения. Слово «схолэ» в греческом языке означало покой, отдых, досуг, а также и времяпрепровождение на досуге.

Конечною целью обучения в многолетней афинской школе являлось, прежде всего, осознание себя как полноправного члена избранного состоятельного афинского общества.

Задачи воспитательной и учебной работы сводились к тому, чтобы дать обучающемуся ряд таких знаний, умений и техник, которые позволили бы ему пользоваться окружающей культурой и войти в общество полноправных свободнорожденных эллинов, дали бы ему возможность разнообразно проводить досуг.

Понимаемое так воспитание имело три задачи – овладение необходимыми навыками для введения в интеллектуальную и художественную деятельность, развитие культуры тела, а также приобщение к добродетели, то есть к тем нравственным ценностям, которые декларировались в обществе.

Разрешение указанных задач на первых годах обучения брали на себя раздельно частные мусические и гимнастические школы. Посещение мусической школы ориентировочно падало на возраст от семи до шестнадцати лет, с двенадцати лет сюда присоединялось также посещение школы гимнастической, а в дальнейшем (от шестнадцати до восемнадцати лет) ‑ государственных гимнасиев.

Этот путь обучения заканчивался двухлетней эфебией (от восемнадцати до двадцати лет) – военной службой, соединенной с рядом образовательных моментов.

В условиях платности частных многолетних мусической и гимнастической школ они могли быть предназначены в основном для имущих групп населения.

Дети менее состоятельных родителей также вступали в эти школы, оставаясь в них не до полного окончания «курса».

Наряду с мусической и гимнастической школами существовали частные школы с различными, но, конечно, более или менее краткими сроками обучения. Школы эти в таком случае могли ставить перед собой чисто практические задачи: за небольшое вознаграждение помочь овладеть техникой чтения и письма, знакомство с которой имело свое значение в любых имущественных слоях полноправного населения крупного торгового города.

Слово мусическая в греческой практике означало «искусство муз», то есть всю область литературы, искусства и науки, которой ведали эти богини. Поскольку музы ведали «музыкою» и в широком и в узком значении данного слова, они наряду со своим «предводителем» Аполлоном считались покровительницами всего процесса обучения. В основе начального образования лежало, конечно, обучение грамоте. При обучении иногда прибегали к наглядным приемам. Так, например, до нашего времени уцелели отрывки из так называемой «Грамматической трагедии» Каллия. В этом своеобразном драматическом произведении действующими лицами выступали буквы, которые в условиях различных звуковых сочетаний выполняли «песнопения», знакомство с которыми открывало путь к усвоению простейших слогов.

Такой драматизацией элементов греческой грамматики, конечно, не ограничивались наглядные приемы обучения грамоте, применяемые в греческой школе: до нас, например, дошли глиняные дощечки со слогами, напоминающие наше современное лото, и т. д.

Материалом для письма служили чаще всего навощенные деревянные дощечки. В таком случае для письма пользовались заостренной металлической палочкой («стиль»), которою и выцарапывался на воске нужный текст.

Усвоение элементов грамоты открывало перед учащимися пути к знакомству с основными созданиями греческой литературы, в первую очередь, Гомера.

Гомеровские поэмы особенно сильно влияли на эллинскую привилегированную учащуюся молодежь, развивая в ней соответствующее отношение к жизни. При этом, однако, вероятно, на руках учеников были, как о том сообщает Плутарх в своем жизнеописании Алкивиада, подчищенные тексты Гомера, т. е. такие, из которых были удалены стихи, могущие оказать неподходящее влияние на нравственность детей.

Почетное место в школе вслед за Гомером занимал Гесиод, знаменитый поэт VIII-VII вв., на которого так часто ссылается Платон, поскольку его «Труды и дни» открывали перед читателями широкую картину земледельческой жизни, правда, в дедовских архаических формах, а его «Теогония» отвечала на основные вопросы – о происхождении всякого бытия в мире.

В школе, правда, в меньшей степени, читались и другие авторы: в мусической школе штудировали с конца V в. великих афинских драматургов – Эсхила, Софокла, Еврипида и др. Последний автор с эпохи конца Пелопонесской войны стал одним из любимых школьных авторов.

В большом ходу в школах была так называемая гномическая поэзия, которая уже своим внешним оформлением – в виде коротких, нравоучительных изречений и сентенций (Солон, Феогнид) – открывала широкие возможности для школьного использования. Гекзаметр – древнейшая форма стиха в античной европейской поэзии. В русской силлабо-тонике гекзаметр (или гексаметр, от греч. hexametros – шестимерник) обычно передают с помощью чистого 6-стопного дактиля:

Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который
Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен,
Многих людей города посетил и обычаи видел…

(Гомер. Одиссея. Песнь I. Пер. В.А.Жуковского)

Форма торжественного гекзаметра придавалась нередко таким произведениям слова, которые были по своим задачам совершенно чужды поэзии, например: юридическим постановлениям, моральным поучениям, изложениям философских систем и т. д.

Трудность положения учителя литературы в греческой школе заключалась в том, что он не только не мог обыкновенно ничего задать ученикам приготовить на дом «по книгам», но и дать эти «книги» им на руки в школьной обстановке.

В условиях отсутствия книгопечатания в частных, даже богатых домах, рукописная книга -свиток являлась редкостью, конечно, не доходящею до ребенка, книга же, принадлежащая школе, тоже в силу своей ценности, вероятно, редко выпускалась учителем из рук. В связи с этим учителям приходилось нередко прибегать к диктовке целых страниц своим ученикам из той или иной книги.

Высокая ценность книг и невозможность пользоваться ими вели также к необходимости прежде всего рассчитывать на память при использовании того или иного автора для цитаты, сравнения и т. д., к чему прибегали не только в специальных целях (например при публичных выступлениях) но, что являлось одним из признаков образованности, и в обычном жизненном обиходе.

Именно с этими обстоятельствами связывались значительные требования, предъявляемые в школе к изучению наизусть не только тех или иных цитат, но и весьма значительных по объему отрывков из классической литературы. При этом занятия индивидуальные сменялись общими, при которых несколько учеников хором повторяли прочитанное учителю.

При изучении Гомера, как и других авторов, большое внимание обращалось на произношение, текст не читался просто, но именно декламировался сначала учителем (для образца), далее учениками. Задача при этом сводилась к тому, чтобы учащиеся с самого начала научились сливать воедино содержание читаемого вслух отрывка и гармонию и ритм торжественного гекзаметра.

Греки придавали громадное значение занятиям музыкой. Очень любопытные данные по истории преподавания музыки в афинских школах мы находим у Аристотеля «...Тогда-то и введено было в круг школьного воспитания обучение игре на флейте... Впоследствии, однако, на основании полученного опыта, флейта была выведена из употребления, после того как (наши предки) научились лучше судить о том, что относится к добродетели и что к ней не относится. Ту же самую участь испытали и многие другие старинные инструменты, как, например, пектиды, барбиты, и вообще те инструменты ‑ семиугольники, самбики – игра на которых щекочет чувства слушателей и требует специальной виртуозности»(5,гл.VIII, с.7-8).

Причину – почему флейта потеряла свое место в ряду «школьных» инструментов, Аристотель видит в том, что «обучение игре на флейте не имеет никакого отношения к развитию интеллектуальных качеств».

Что это значит – поясняет сам Аристотель несколько ранее в этой же главе «Политики»:

«Флейта ‑ инструмент, способствующий не столько развитию этических свойств человека, сколько его оргиастических наклонностей, почему и обращаться к ней надлежит в таких случаях, когда зрелище, сопровождаемое игрою на флейте, может оказывать на человека скорее очистительное действие, нежели способно его чему-либо научить. Добавим к этому еще и то, что игра на флейте создает своего рода помеху в деле воспитания, так как при ней исключена бывает возможность пользоваться (одновременно) и речью. Поэтому-то наши предки с полным правом исключали игру на флейте из числа предметов образования молодежи, как (и вообще изгнали ее из обращения) среди свободнорожденных людей, хотя сначала игра на флейте и была среди них в ходу» [5, VIII, c5).

Приведенная цитата Аристотеля, необыкновенно отчетливо подчеркивает одну из особенностей греческой учебной практики ‑ неразрывную связь литературного и музыкального образования.

Кроме флейты использовались в школе лира и кифара.

В тесной связи с музыкальным образованием стояло обучение пению. Обучение пению в отдельные моменты школьной жизни даже выступало на первый план в связи с тем, что была необходимость подготовить хоры детей и подростков для участия в тех или иных агонах, связанных чаще всего с государственными праздниками. Так было в Афинах, так обстояло дело и в других центрах греческого мира.

При изучении математики в мусической школе проходились все четыре арифметических действия. Греки знали пропорции, вычисляли квадраты чисел и их кубы. Что касается извлечения квадратного корня, то можно думать, что оно производилось так же, как и теперь.

К этому можно прибавить, что уже в классическую эпоху греки умели производить довольно сложные вычисления с дробями, на что имеются прямые указания, например, в диалогах Платона.

По поводу геометрии, как предмета преподавания в Афинах этого времени, можно указать, что Гиппократом было составлено систематическое, не дошедшее до нас изложение геометрии, которое в известном смысле мы можем рассматривать как первое учебное пособие по данной дисциплине.

Между изучением литературных образцов и обучением музыке в греческой практике существовала неразрывная связь постольку, поскольку музыка изучалась в первую очередь с целью аккомпанемента тех или других литературных произведений (пение, мелодекламация). Столетием позже в круг предметов, связанных с борьбою за художественную культуру, было включено также и рисование. Надзор государства за учебным делом в Афинах далеко не имел вполне систематического законченного характера.

Поскольку мусическая школа была частной организацией, вся педагогическая работа в ней протекала на основании личного договора руководителя школы с родителями. Афинские учителя происходили из сословия странствующих певцов, обычных гостей домов эллинской аристократии еще в Гомеровскую эпоху. Такое происхождение учительства имело вполне реальные последствия.

Все источники, за очень немногими исключениями, говорят о незавидном положении учителя мусической школы. Родители относились к нему с тем же пренебрежением, с которым они привыкли относиться к любому платному ремесленному труду. Каких-либо особых образовательных данных на открытие школы (которая в этом отношении приравнивалась к мастерской) не требовалось. Только жизненные случайности, горе и злоключения приводили человека к дверям школы в качестве учителя, что и нашло свое прекрасное выражение в изречении одного ионического поэта, которое со временем превратилось в поговорку по отношению к людям, долгое время пребывающим в безвестном отсутствии: «Он или умер или обучает детей грамоте». Это выражение специально применялось по отношению к пропавшим без вести афинянам после взятия Сиракуз. Такому положению афинского учителя соответствовали и нормы его оплаты.

В афинской школе не полагалось каникул, зато в каждом месяце было много праздничных дней. Если на тот или иной период времени перепадало значительное число праздников, расчетливые родители нередко предпочитали вообще не посылать детей в это время в школу – в целях экономии.

При таких условиях трудно было учителям рассчитывать на приобретение авторитета среди своих учеников.

Большинство этих учителей стремилось достигнуть «успехов» в школьных занятиях, пуская в ход «надежное» и «испытанное» средство – палку. Нравы общества были таковы, что при всем пренебрежении к учителю, ему не только не препятствовали производить подобные экзекуции, но, наоборот, рассматривали их как одну из его обязанностей.

Гимнастическая школа, находившаяся под покровительством бога Гермеса, являлась также частным учреждением.

Самое слово «гимнастический» греческого происхождения ‑ от слова нагой, голый, обнаженный, чем отмечалось, что все важнейшие гимнастические упражнения совершались без одежды. К этому следует также прибавить, что слово «гимнасия» «упражнение» – имело в греческом языке гораздо более широкий смысл, чем современное слово «гимнастика». Какое же место гимнастические школы занимали в общей системе греческого образования наряду с мусическими?

По этому поводу Платон в «Протагоре», дав описание мусической школы, говорит: «Так еще, кроме того, посылают детей в школу гимнастики, чтобы лучшие тела были у них на службе дельного разумения и не приводилось им от плохого свойства тел плоховать и на войне и в прочих делах» [18, Протагор].

Занятия в гимнастической школе предположительно начинались с 12 лет, и до 14 лет шла параллельная работа в двух школах – гимнастической и мусической.

Начиная с 14 лет, мусические занятия, не прекращаясь, отступали на второй план перед гимнастикой.

Упражнения эти были следующие: бег, борьба, прыганье, метанье диска и метанье копья.

В условиях Олимпийских игр бег занимал наиболее почетное место, а именно: победитель в беге давал свое имя предстоящей «Олимпиаде». Велико было также значение бега и в условиях греческой военной тактики, когда требовалось быстрое перемещение масс сражающихся – внезапные отступления и атаки. При таких условиях понятно, что бег превратился в важнейший вид гимнастических упражнений. Почти такое же значение как бег имела среди других гимнастических упражнений борьба. Метание диска было упражнением, требующим очень большой ловкости и опытности. Конечно, знаменитая статуя Мирона «Дискобол», дошедшая до нас в Ватиканской копии, является лучшим изображением упражняющегося в этом виде гимнастики. Метанье копья является упражнением, родственным предыдущему и имеющим непосредственное значение в качестве подготовки будущего воина. Таковы были пять основных упражнений, составлявших первоначальное обучение, которое и проводилось в гимнастической школе. Дети и подростки трех разных возрастов участвовали в Панофинейских играх.

Связующим звеном музыки и гимнастики являлось в практике греческой гимнастической школы искусство пляски, бесконечно более сложное и разнообразное, чем танцы новейшего времени, ставящее своей задачей передать всю сложную гамму человеческих переживаний. Обучение этому искусству было теснейшим образом связано с участием учеников в народных играх, в зрелищах и поэтому занятия и приобретали преимущественно не систематический, а так сказать «сезонный» характер – в зависимости от календаря последних.

Особенное значение и особый характер пляски в условиях древнегреческой жизни станут нам до конца понятными, если мы припомним, что обыкновенно она сопровождалась пением пляшущих. В античности пляска представляла собой особую «науку» движения тела, с целью вызвать у массового зрителя образы, передающие душевное состояние и повествующие о мифологических, а иногда и исторических событиях.

Во главе школы стоял педотриб – учитель гимнастики, универсальный специалист по всем ее отдельным видам. Мусические школы и палестры – в противоположность гимнасиям – считались учебными заведениями, закрытыми для доступа посторонних, но правило это постоянно нарушалось, о чем в первую очередь свидетельствуют диалоги Платона.

Учебный день в афинских школах был продолжительностью от восхода до заката солнца. Ученики начинали свой учебный день в одной школе, а заканчивали в другой.

Гимнасиями назывались государственные учреждения, предназначавшиеся в первую очередь для дальнейшего усовершенствования в области гимнастики той молодежи, которая окончила занятия в мусической и гимнастических школах.

В гимнаcиях эта молодежь в среднем пребывала в течение двух (от шестнадцати до восемнадцати) лет. Однако одновременно с этим гимнасии были широко доступны эфебам – всадникам, (о них речь ниже) – и взрослым полноправным гражданам, конечно, мужчинам. Сюда, в гимнасии, зрелые, свободные от каких-либо занятий люди собирались с целью приятно провести время, поделиться новостями (что имело большое значение ввиду отсутствия газет), понаблюдать за состязаниями молодежи – прежде всего в области гимнастики, послушать популярного философа. В Афинах в изучаемую эпоху насчитывалось три государственных гимнасии: Ликей, Академия и Киносарг. Но было много частных гимнасий.

Ликей был расположен в восточной части города, в местности, принадлежащей храму Аполлона Ликейского, откуда и произошло его название.

Академия находилась в северо-восточной части города, в роще, посвященной неизвестному нам ближе мифическому герою Академу

Киносарг, расположенный на Кефийской дороге, был тем гимнасием, куда в отличие от Ликея и Академии, принимавших в свои стены лишь афинян «чистой крови», допускались также и граждане, крови смешанной. Он имел своим покровителем Геракла в память того, что этот герой, согласно мифу, был сам рожден от неравных родителей – бога Зевса и смертной женщины Алкмены, – в связи с чем находилось название данного гимнасия ‑ «белая собака», фигурирующая в одном из сказаний, связанных с Гераклом.

Путь обучения полноправного афинского гражданина замыкался отбыванием воинской повинности в условиях так называемой эфебии.

В V в. эфебия являлась обязательной для молодых людей (от 18 до 20 лет), принадлежавших к трем высшим «классам», следовательно, имевших на основе так называемого законодательства Солона свыше 200 мер жидких продуктов годового дохода.

Представители двух высших классов, попадавшие в эфебию, образовали в ней привилегированный отряд «всадников».

Зачисление в эфебию совпадало с гражданским совершеннолетием и было связано с принесением присяги на верность службы государству.

Эфебия охватывала двухгодичный срок. В течение первого года эфебы проводили довольно разнообразную подготовку, включавшую гимнастическую тренировку и упражнения чисто военного характера.

Эти упражнения и тренировка отличались большим разнообразием:изучались вопросы военной техники того времени(употребление военных машин, искусство постройки лагерей, основы кораблестроения путем посещения военных кораблей и т. д.)

Эфебия первого года не была организацией чисто казарменного типа.

Эфебы собирались ежедневно на общие трапезы и на специальные занятия, остальное же время они жили свободно в Афинах, причем всадническая верхушка эфебии вела шумную, более или менее беззаботную в зависимости от личных средств жизнь, участвуя в попойках и посещая театры, где эфебы имели особые места и т. д.

Иногда эта веселая жизнь настолько выходила за рамки обычного уклада, что требовала для своей регламентации вмешательства властей. Именно они, «неустрашимые всадники», принимающие такое живое участие в общественной жизни, являются главными действующими лицами в комедии Аристофана «Всадники».

На следующий же год после народного собрания, в театре, эфебы показывали народу строевые приемы и получали от государства щит и копье. После этого они охраняли границы страны, дежуря все время на сторожевых постах. Гарнизонную службу они исполняли в течение двух лет, нося хламиды, и на это время освобождались от всех повинностей. Перед судом они не выступали ни в качестве ответчика, ни в качестве истцов, чтобы не было повода отлучаться, – разве только возникает дело о наследстве или наследнице, или если кому-нибудь придется в его роде исполнять жреческие обязанности. По истечении двух лет они становились уже на один уровень с остальными гражданами.

В условиях семейной наследственности, по крайней мере, некоторых ремесел, тяжелого положения свободных ремесленников, среди масс рабов и примитивного уровня техники можно легко представить себе, что в афинских мастерских дети с малых лет использовались как рабочая сила, наравне со взрослыми, причем о какой-либо долговременной, систематической технической выучке не могло быть и речи.

Исключением в данном случае являлись художественные мастерские, где как раз применение рабского труда могло находить менее места. На этой почве возникают художественные традиции в области вазовой живописи и ваяния, связанные с определенными мастерскими и именами («школы»).

Тридцать лет расцвета афинской культуры – совсем небольшой период, но в нем проявились важные архетипические моменты в процессе становления человека в культуре, позволяющие сегодня понять его более глубоко и всесторонне. Высокая озабоченность государства и общества вопросами воспитания граждан, социальная сплоченность полиса обусловили создание насыщенного воспитательного пространства, в котором утверждались единые (для свободнорожденных) ценностные отношения и идеалы. Государственное, социальное и религиозное воспитательное воздействие сливались и были направлены на социализацию человека. Религия, не предлагая идеалов для духовного и нравственного роста, обслуживала главным образом земные нужды, помогала обустраиваться здесь на земле.

Процесс образования совпадал с самосовершенствованием, направленным на приближение к идеалу. Идеалы, создаваемые философами, декларируемые правителями, представленные в общественном сознании полностью не совпадали, но имели единую общую направленность. Школы не представляли собой системы образования с законченными циклами, как мы привыкли воспринимать их сегодня. Это были частные учебные заведения, посещение которых было общепринятым, но не обязательным. Обучение в них не преследовало задачи подготовки кадров, ни по их окончанию, ни в будущем. Оно создавало предпосылки для дальнейшего вхождения человека в культуру: филологическую, музыкальную, нравственную, религиозную, телесную через овладение элементарными навыками и техниками. Обучение в школах создавало возможности для последующего образования, которое продолжалось всю жизнь, о чем говорит образовательное богатство коммуникативного пространства, популярность софистов, Сократа или ораторов, типа Лисия, Исократа, общепринятость философских бесед, а также распространенность постоянного занятия гимнастикой мужчин до достаточно пожилого возраста.

Низкий статус учительской профессии не позволяет полагать, что авторитет учителей был значим для формирования нравственного мира ученика, хотя изучаемые тексты литературных источников, которые чаще всего запоминались на память, несомненно оказывали формирующее воздействие. Процесс образования развертывался как изменение и самостроение личности через встречи – диалоги, как это было с собеседниками и учениками Сократа, Платона, Аристотеля, софистов, с друзьями Перикла. Модель образования ‑ как движения через встречи, подобно вехам на пути, подарил нам, прежде всего, период классической Греции.

Семейное воспитание, возможно в силу публичного характера культуры и недостаточного уровня развития самоуглубления и рефлексии, не получило достаточного освещения, позволяющего увидеть его роль в становлении молодежи. Видимо, культурное пространство полиса с театрами, праздниками, религиозными обрядами, уличными шествиями, пирушками, куда допускались дети, наполняло и жизнь семьи. Ознакомление с нормами поведения и главными нравственными требованиями осуществляли и родители, и рабы – слуги. Мы не располагаем достоверным материалом о возможных противоречиях в этом процессе.

В то же время в аристократических эллинистических кругах складывался идеал образованности, как культурности, как свидетельство исключительности аристократии. Марру, раскрывая смысл «пайдеи», говорит, что именно в эпоху эллинизма сложилось классическое образование, которое сохранилось в мире на многие столетия, однако он не идеализирует школьные занятия. В сложный период эллинизма, когда человек остался наедине с собой и своими проблемами, когда окружающая жизнь требовала легко адаптирующегося, гибкого авантюриста, а философские школы предлагали уйти от мира, искать свое понимание идеала и сохранять собственную добродетель, школы ушли в увлечение грамматикой и риторикой. И, как и литература, они создавали возможность ухода от жизни в занятия формалистичными литературными упражнениями. Можно предположить, что в эллинистический период складывалось представление об образовании как некоторой эрудированности. Хотя Жураковский Г. Е. упоминал о том, что в ряде случаев окончание эфебии требовалось для занятия определенных должностей [5].

В Афинах эллинистического периода не стало мусического образования. Вместо этого была введена школа грамоты – пять лет обучения. Вторая школа – грамматическая – имела три года. В грамматической школе учитель – грамматист – преподавал литературное наследие, представленное великими шедеврами (Гомер, Еврипид, Менандр, Геродот и т. д.), раскрывающими героические примеры человеческого совершенства, а также грамматические науки и некоторые научные сведения из математики, геометрии, астрономии, музыки. Одновременно с грамматическими сохранялись гимнастические школы в течение трех лет. Гимнасии перестали заниматься физической подготовкой, но давали грамматические знания, а также некоторые знания из области математики, физики логики, этики. Эфебия утратила военный характер, так как Афины не имели прав иметь свою армию... Теперь эфебия обслуживала преимущественно иностранцев. В списках 172 года в эфебии на 80 афинян приходилось 155 иностранцев [5, c. 258]. Единственный тип эллинистической образовательной культуры, которому удалось объединить гимнастику, музыку, словесность, науки и искусства, а именно аристократическая эфебия, достиг этого только подменой настоящих знаний тонким и поверхностным налетом, став карикатурой на подлинный гуманизм. Но на протяжении эллинистического периода эфебия теряет постепенно интерес к гимнастике, в связи с развитием профессионального спорта, который делает ее не конкурентной во время игр и соревнований, затем ослабевают занятия музыкой из-за усложнения музыкальной техники, которая становится недоступна для любителей. Остаются доминирующими занятия грамматикой, астрономией, музыкой. Эфебия превращается в аристократическое учебное заведение, где одновременно с необременительным физическим воспитанием дается интеллектуальное обучение словесности и философии. Развитие грамматики приводит к тому, что она стремится завладеть умами молодежи. Музыка, как и гимнастика, уступают свои позиции занятиям словесностью, грамматикой, риторикой, философией [5, c. 150-155].

После эфебии желающие могли дополнить свое образование, отправившись в ученики к ритору или философу. Наиболее характерная черта эллинистического преподавания риторики заключалась в том, что она постепенно упускала из виду подготовку оратора к реальной жизни, к речам, которые ему на самом деле придется произносить. Потеря политической свободы отнимала всякое значение у реального красноречия, школьное красноречия сохраняясь, становилось формалистичным, оторванным от жизни. С конца IV века афинские философские школы привлекали не только греков, но и множество учеников из других эллинистических держав. Несомненно, что те, кто в своем становлении на пути образования и культуры восходили на ступень риторики и философии, в их взаимосвязи, действительно приближались к «пайдеи», как образованности, свидетельствующей о культуре и благородстве, так как именно философия неустанно от века к веку искала пути постижения духа и вектор этого поиска, начиная с Платона был направлен на приближение христианства.

Наличие в Афинах философских школ позволяло желающим войти в круг их учеников. Образовательные учреждения греческого типа, называемые дидаскалионами распространились во всех эллинистических государствах. Их посещение было платным и свободным. Эфебию содержали на средства меценатов. В среде местной аристократии было много ярких приверженцев эллинизма. Все образованные слои эллинистического общества говорили и писали на греческом языке, приглашали греческих учителей. Но были и противники эллинизации. Так, например, в Иудее в Иерусалиме были введены греческие культы, созданы гимнасии. Это вызвало известное восстание под предводительством Маккиавеев.

В новых центрах эллинистических государств школам уделялось большое внимание, при этом обучали и девочек, а в ряде случаев совместно с мальчиками. Сохранилось постановление народного собрания Милета. «Согласно предложению совета, народ постановил следующее: так как Эвдем, сын Талиона, руководимый желанием облагодетельствовать свой народ и оставить на вечные времена памятник своего славолюбия, заявил о своем намерении дать 10 талантов серебра на воспитание детей свободных граждан за себя и за своих братьев Менандра и Диона, то милетцы постановили, чтобы Эвдем был прославлен за свое рвение на столь прекрасном поприще и составлял предмет особой заботы для совета и всего народа». После следуют молитвы участников народного собрания: «Кто будет избирать в педотрибы и учителя грамоты тех именно, кто на его взгляд, лучше всего тому обучит детей, и притом не покривит ни под влиянием никаких сторонних побуждений, тому да будет благо, а в противном случае – обратное».(5,с.273) Оба текста интересны, так как передают образ мыслей того времени. Тщеславие в эпоху эллинизма видимо еще более усиливается, если у богатого человека возникает всеми понимаемое и одобряемое желание создать памятник своему славолюбию. Растущая возможность к обогащению параллельно разжигала и тщеславие богатых, и угодливость народа. Пожертвования видимо были существенным дополнением бюджета элементарной школы грамоты. Обычно в элементарной школе грамоты – учитель за плату учит технике чтения, счета Выборы учителей потребовали и специальной молитвы, содержащей угрозу в случае в случае «сторонних побуждений». Видимо, без подзатыльников со стороны богов граждане были не в силах совладать с неправыми искушениями. В то же время документ свидетельствует, что статус учителя вырос, учительская профессия стала конкурентная. В документе приводится клятва учителей, что они никого не склоняли голосовать за них.

Эллинистическая образованность не имела никакой прагматической установки – она не ставила своей целью ни подготовку солдата, ни гражданина, ни воина, ни профессионала. Для демоса она давала грамоту и счет, без чего нельзя было жить в обществе. Для грека аристократа школьное образование было знакомством с набором знаний, обязательным для человека определенного круга, позволявшим в дальнейшем при желании идти по ступеням образования дальше. С другой стороны, в этом идеале образованности не хватало духовности, той глубины, которая была, например, у наших славянофилов, классическая образованность и широчайшая эрудированность которых покоились на христианских, православных идеалах и нравственных исканиях. В сложившемся в практике учебных заведений эталоне грамматически – литературной, риторской формалистической образованности предстаёт один из путей отгораживания от жизни.

Одной из отличительных особенностей эллинистического общества явилась резкая поляризация населения на богатых и бедных, концентрация богатств на одном полюсе и крайняя нищета на другом. Среди греческой аристократии возник феномен элитности и сопутствующего ему снобизма. В связи с этим представляет интерес оценка развития литературы этого периода. «Только с наступлением эллинской эпохи все меняется. Формы передачи и потребления словесности из устных становятся книжными, литературные формы из достояния быта, становятся достоянием школы, обслуживающим связь настоящего с прошлым. По одну сторону школы развивается поэзия нового быта – анекдотические повествования, эстрадная лирика, мимическая драма. По другую сторону школы развивается элитарная поэзия, экспериментирующая с созданием искусственных новых литературных форм и оживлению малоупотребительных старых. Если до тех пор нарождение и изменение литературных жанров определялось в первую очередь вне литературными общественными потребностями…, то теперь оно определяется иным: нуждами школы (которая тормозит тенденции к изменчивости и культивирует канон) и внутрилитературной игрой влияний, оторвавшейся от непосредственного контакта с потребителем» [3,с. 301).

Это касалось в первую очередь крупных землевладельцев и чиновников. В условиях приоритета греческих культурных традиций в огромной многоликой культуре новых государств в целом у греков и, особенно у греческой знати возникает стремления усиления своего культурного превосходства и обособления от окружающей действительности. Возрождается идеал благородного воина, но постепенно в нем ослабевает боевая составляющая, вытесняемая греческой литературной образованностью, ораторским мастерством, способностью к философскому размышлению. Арете аристократов – это эталон «греческости» как культурности, особой образованности, интеллектуальности, которые в данном обществе ценятся очень высоко. Деятельность учебных заведений была направлена на обретение этого идеала образованного человека. Воспитание и обучение не обрели прагматизма и утилитаризма, которые так сильно ощущаются сегодня, но они утратили гражданскую и патриотическую направленность. В них слабее была представлена честь рода, но подчеркивалась исключительность греческой истории, литературы и философии.

Дата добавления: 2014-01-20