Гуманизированная психиатрия

Слишком долго, около полувека, психиатрия пыталась рассматри­вать человеческую душу как механизм и, следовательно, терапию душев­ных заболеваний как технику. Я утверждаю, что этот сон существовал только во сне. Теперь на горизонте стала маячить не психологизирован­ная медицина, а скорее гуманизированная психиатрия.

Врач, продолжающий, тем не менее, рассматривать свою роль глав­ным образом, как роль техника, должен признаться, что он видит больно­го не иначе как машину, вместо того чтобы видеть человека по ту сторо­ну болезни!

Человек не есть еще одна вещь среди вещей, вещи определяют друг друга, но человек, в конце концов, сам себя определяет. То, чем он станет, это, наряду с ограничениями, накладываемыми его способностями и окру­жением, определяется тем, что он делает из самого себя. В концентраци­онном лагере, например, в этой живой лаборатории и в испытаниях на этой земле, мы были свидетелями того, что некоторые из наших товари­щей вели себя как свиньи, в то время как другие были святыми. Человек имеет в себе обе эти возможности, и то, которая из них будет актуализо-вана, зависит от его решения, а не от условий.

Э.Фромм ПСИХОАНАЛИЗ И ЭТИКА¹

Предисловие

В этой книге я рассматриваю проблемы этики, норм и ценностей, которые ведут человека к самореализации и осуществлению его возмож­ностей.

Может показаться неожиданным, что психоаналитик занимается про­блемами этики и, более того, убежден, что психология призвана не только развенчать ложные этические установки, но и стать основой для построения объективных и подлинных норм поведения. Такой подход противоположен преобладающим тенденциям современной психологии, которая придает большее значение не «добродетели», а «приспособлению» и стоит на пози­ции этического релятивизма. Мой опыт практикующего психоаналитика привел меня к убеждению, что при исследовании личности этические вопро­сы нельзя игнорировать ни в теоретическом, ни в терапевтическом отноше нии. Наше поведение во многом определяется ценностными суждениями и на их обоснованности зиждется наше психическое здоровье и благополу чие. Рассматривать оценки только как рационализацию бессознательное или иррациональных желаний (хотя, возможно, это отчасти и верно) — зна чит сужать и искажать представление о целостности личности. Согласие последним данным, неврозы рассматриваются как симптом моральной не состоятельности (хотя «приспособление» никоим образом не может рас сматриваться как симптом морального благополучия). Во многих случая: неврозы представляют собой специфическое выражение морального кон фликта, и успех терапии зависит от осознания личностью своей морально] проблемы и ее разрешения. <...>

¹ Фромм Э. Психоанализ и этика. М.: Республика, 1993. С. 19, 22—36, 45—54.

Фромм Э. Психоанализ и этика 213

Проблема

— Но чем же питается душа, Сократ?

— Знаниями, разумеется, — сказал я. - Только бы, друг
мой, не надул нас софист, выхваляя то, что продает, как те
купцы или разносчики, что торгуют телесного пищей. Пото­
му что и сами они не знают, что в развозимых ими товарах
полезно, а что вредно для тела, но расхваливают все ради про­
дажи, и покупающие у них этого не знают, разве случится
кто-нибудь сведущий в гимнастике или врач. Так же и те,
что развозят знания по городам и продают их оптом и в роз­
ницу всем желающим, хоть они и выхваляют все, чем торгу­
ют, но, может быть, друг мой, из них некоторые и не знают
толком, хорошо ли то, что они продают, или плохо для души;
и точно так же не знают и покупающие у них, разве лишь
случится кто-нибудь сведущий во врачевании души. Так вот,
если ты знаешь, что здесь полезно, а что — нет, тогда тебе не
опасно приобретать знания и у Протагора, и у кого бы то ни
было другого; если же нет, то смотри, друг мой, как бы не про­
играть самого для тебя дорогого. Ведь гораздо больше риска
в приобретении знаний, чем в покупке съестного.

Платон. Протагор

Духом гордости и оптимизма была отмечена западная культура по­следних нескольких веков: гордости за человеческий разум как инстру­мент познания и овладения природой; оптимизма в связи со свершением невероятных надежд человечества и достижением счастья для большин­ства людей.

Гордость человечества оправданна. Благодаря разуму, человек соз­дал материальный мир, реальность которого превосходит самые смелые мечты и фантазии сказок и утопий. Он заставил так служить себе энер­гию, что скоро она будет в состоянии обеспечить человечество материаль­ными условиями, необходимыми для достойного и продуктивного суще­ствования. И хотя многие из его целей еще не достигнуты, нет сомнения в том, что они — в пределах возможного и что проблема производства, которая была действительно проблемой в прошлом, в принципе разреши­ма. Идея единства человечества и покорения природы ради человека уже больше не мечта, а реальная возможность. Разве не вправе поэтому чело­вечество гордиться собой и верить в себя и свое будущее?

Однако современный человек чувствует себя все более обеспокоен­ным и озадаченным. Он трудится и борется, но одновременно осознает тщетность своих усилий. В то время как его власть над материальным миром значительно возрастает, в личностной и социальной сфере он ощу­щает бессилие. Создавая новые и более совершенные средства овладения природой, человек оказался запутавшимся в сетях этих средств и утратил понимание цели, единственно дающей им смысл, — самого человека. Став хозяином природы, человек превратился в раба созданной им же самим

214 Тема 3. Человек как субъект деятельности

машины. Овладев знанием природы, человек упустил важнейшие воп­росы собственно человеческого существования: что есть человек, как ему следует жить и каким образом можно высвободить гигантские силы, дремлющие в человеке, и дать им продуктивное применение. Современ­ный кризис привел человечество к крушению надежд и идей Просве­щения, под знаменем которых начинался наш экономический и поли­тический прогресс. Самую идею прогресса называют сегодня детской иллюзией, а вместо нее сегодня в ходу слово «реализм», обозначающее, в сущности, недостаток веры в человека. Идея достоинства и могущества человека, которая дала ему силы и мужество для грандиозных свершений последних столетий, подверглась сомнению под действием мысли, что нам следует вернуться к прежнему состоянию беспомощности и ничтожности. Эта идея грозит разрушить те самые корни, на которых взращена наша культура.

Идеи Просвещения учили человека полагаться на собственный разум в деле утверждения этических норм; учили его опираться на самого себя в деле познания добра и зла, не прибегая ни к откровению, ни к авторитету церкви. Девиз Просвещения «Познай!», подразумевавший «Доверяй знани­ям», стал побудительным мотивом всех усилий и достижений современно­го человека. Возникшее сомнение в человеческой независимости и силе ра­зума вызвало состояние морального замешательства, когда человеком более не руководит ни откровение, ни разум. Результатом явилось принятие ре­лятивистской позиции, которая предполагает, что ценностные суждения и этические нормы есть исключительно дело вкуса и предпочтений и что никакие объективные ценностные суждения вообще невозможны. Но по­скольку человек не может жить без норм и ценностей, то релятивизм сде­лал его легкой добычей разных иррациональных систем ценностей. Тем самым он вернулся к тому положению, которое уже было преодолено гре­ческим просвещением, христианством, Возрождением и Просвещением XVIII века. Требования государства, восхищение неординарными качест­вами сильных лидеров, мощная техника и материальный успех — вот чем стали теперь определяться его нормы и ценностные суждения.

Но не пора ли остановиться? Неужели мы должны выбирать между религией и релятивизмом? Неужели мы должны принять отречение от разума в вопросах этики? Неужели мы должны верить, что выбор между свободой и рабством, любовью и ненавистью, честностью и приспособ­ленчеством, жизнью и смертью осуществляется на основе субъективных предпочтений?

Нет, есть другая альтернатива. Этические нормы могут вырабаты­ваться разумом человека, и им одним. Человек так же способен разли­чать и вырабатывать ценностные суждения на основе только разума, как и любые другие. Великая традиция гуманистической этической мысли за­ложила фундамент системы ценностей, основанных на человеческой само­стоятельности и разуме. Эти системы были построены на предпосылке,

Фромм Э. Психоанализ и этика 215

что для того, чтобы познать сущность добра и зла, надо познать природу человека. Следовательно, эти системы являлись также и глубокими пси­хологическими исследованиями.

Если гуманистическая этика основывается на познании природы че­ловека, то современная психология, особенно психоанализ, должны быть од­ним из мощнейших стимулов развития гуманистической этики. Но хотя психоанализ во многом расширил наши знания о человеке, он, тем не ме­нее, ничего не прибавил к нашим знаниям о том, как должен жить человек и что он должен делать. Главной его функцией было развенчать ценност­ные суждения и этические нормы, продемонстрировав, что они представля­ют собой рационализацию иррациональных — и часто неосознаваемых — желаний и страхов и, следовательно, не могут претендовать на объективную значимость. Хотя само по себе это разоблачение было чрезвычайно ценным, но за пределами критики оно оставалось совершенно бесплодным.

Психоанализ в попытке утвердить психологию в качестве естествен­ной науки сделал ошибку, оторвав психологию от проблем философии и этики. Он игнорировал тот факт, что человеческую личность нельзя познать, если не рассматривать ее в ее целостности, и что человеку присуща потреб­ность искать ответы на вопрос о смысле жизни и определять те нормы, в соответствии с которыми он должен жить. «Homo psychologicus» Фрейда столь же нереалистическое создание, сколь и «homo economicus» классиче­ской экономической науки. Невозможно понять эмоциональные и психоло­гические расстройства человека без понимания природы его ценностных и моральных конфликтов. Прогресс психологии лежит не на пути отрыва об­ласти «естественного» от «духовного» и фокусировке внимания на первой, а в возвращении к великой традиции гуманистической этики, которая рас­сматривала человека в целостности физического и духовного, предполагаю­щей, что цель человека — быть самим собой, а условие для достижения этой цели в том, чтобы быть для самого себя.

Я написал эту книгу с целью возродить действенность гуманистиче­ской этики, показать, что наши знания природы человека ведут не к эти­ческому релятивизму, но, напротив, что источник норм нравственного по­ведения следует искать в самой природе человека, что моральные нормы основаны на врожденных качествах человека, что нарушение норм при­водит к эмоциональному и психическому распаду. Я попытаюсь показать, что структура характера зрелой и продуктивной личности сама является источником «добродетели» и что «зло» есть (как показывает анализ) рав­нодушие к себе самому и саморазрушение. Не самоотречение и не эгоизм, а любовь к себе, не отрицание индивидуальности, а утверждение подлин­но человеческой самости — вот высшие ценности гуманистической эти­ки. Чтобы быть уверенным в своих ценностях, человек должен знать са­мого себя и свою способность к добру и продуктивности.

216 Тема 3. Человек как субъект деятельности

Гуманистическая этика: прикладная наука искусства жить

«Господи, я так люблю Тебя, но я недостаточно трепещу перед Тобой. Господи, я так люблю Тебя, но я недостаточно трепещу перед Тобой. Позволь мне благоговейно предстать пред Тобой как один из Твоих ангелов, благоговейно трепе­щущий при имени Твоем».

И Бог услышал молящегося, и имя Его проникло в глу­бину сердца Susia, как бывает у ангелов. Затрепетал тогда Susia и пополз под кровать, словно жалкая собачонка. Дро­жа от страха, возопил он: «Господи! позволь мне вновь лю­бить Тебя, как прежде».

И Бог вновь услышал его¹.

Этика гуманистическая и этика авторитарная

Если мы, в противоположность этическому релятивизму, не отказы­ваемся от поиска объективно значимых норм поведения, то какие крите­рии этих норм мы можем найти? Тип критериев зависит от этической системы, нормы которой мы изучаем. Так, критерии авторитарной этики в корне противоположны критериям гуманистической этики.

В авторитарной этике власть определяет, что хорошо для человека, и устанавливает законы и нормы его поведения. В гуманистической эти­ке человек сам является и законодателем и исполнителем норм, их фор­мальным источником или регулятивной силой, и их содержанием.

Употребление термина «авторитарный» вызывает необходимость уточнить смысл понятия авторитета. С этим понятием связано много не­доразумений из-за того, что мы часто альтернативно противопоставляем диктаторский, или иррациональный, авторитет отсутствию всякого авто­ритета. Такая альтернатива ошибочна. Действительная проблема заклю­чается в том, с какого рода авторитетом мы могли бы иметь дело. Гово­ря об авторитете, какой из двух мы имеем в виду: рациональный или иррациональный? Источник рационального авторитета — компетент­ность. Человек, авторитет которого основан на уважении, всегда действу­ет компетентно в выполнении обязанностей, возложенных на него людь­ми. И ему не надо ни запугивать людей, ни вызывать их признательность с помощью каких-то неординарных качеств; постольку, поскольку он ока­зывает им компетентное содействие, его авторитет базируется на рацио­нальной почве, а не на эксплуатации, и не требует иррационального благо­говения. Рациональный авторитет не только допускает, но требует оценкк

¹ Time and Eternity. A Jewish Reader. N. Y., 1946.

Фромм Э. Психоанализ и этика 217

и критики со стороны подчиняющихся ему; он всегда временен, его при­емлемость зависит от его действенности. Источник же иррационального авторитета — власть над людьми. Эта власть может быть физической или духовной, абсолютной или относительной, обусловленной тревогой и беспомощностью подчиняющегося ей человека. Сила и страх — вот те подпорки, на которых строится иррациональный авторитет. Критика ав­торитета в данном случае не только недопустима, но попросту запреще­на. Рациональный авторитет основан на равенстве лица, облеченного вла­стью, и подчиненных, которые отличаются между собой только степенью знаний или мастерства в определенной области. Иррациональный авто­ритет по самой своей природе основан на неравенстве, включающем и неравенство ценностей. Термин «иррациональная этика» применяется в случае иррационального авторитета, следуя современному употреблению термина «авторитарный» в качестве синонима тоталитарной и антидемо­кратической системы. Читатель скоро увидит, что гуманистическая эти­ка не несовместима с рациональным авторитетом.

Авторитарную этику можно отличить от гуманистической по двум критериям: один из них — формальный, другой — содержательный. Рас­сматриваемая формально, авторитарная этика не признает за человеком способности познать добро и зло. Нормы, заданные авторитетом, всегда превалируют над индивидуальными. Такая система основана не на зна­нии и разуме, а на осознании субъектом своей слабости и зависимости от авторитета и благоговении перед ним; подчинение авторитету происходит в результате применения последним неограниченной власти; его решения не могут и не должны подвергаться сомнению. Рассматриваемая же со­держательно, авторитарная этика отвечает на вопрос о смысле добра и зла с точки зрения интересов власти, а не интересов индивидов; она по суще­ству эксплуатативна, несмотря даже на то, что индивиды могут извлекать из нее значительные для себя выгоды, как в плане психического, так и ма­териального благополучия.

И формальный и содержательный аспекты авторитарной этики хо­рошо видны в генезисе этических суждений у ребенка и в нерефлексиро-ванных ценностных суждениях у взрослых. Основания нашей способно­сти отличать добро и зло закладываются в детстве: сначала по поводу физиологических функций, а затем и относительно более сложных вопро­сов поведения. Прежде чем ребенок научится разумному различению до­бра и зла, у него вырабатывается чувство хорошего и плохого. Его цен­ностные суждения формируются в результате дружественных или недружественных ответов на его поведение людей, играющих первосте­пенную роль в его жизни. При понимании полной зависимости ребенка от заботы и любви взрослого не вызывает удивления тот факт, что выра­жение одобрения или неодобрения на лице матери является достаточным, чтобы «научить» ребенка отличать хорошее от дурного. В школе и в об­ществе действуют подобные же факторы. «Хорошо» то, за что хвалят;

218 Тема 3. Человек как субъект деятельности

«плохо» то, за что сердятся или наказывают либо официальные власти, либо большинство друзей. В самом деле, страх перед неодобрением и же­лание поощрения являются самой мощной или даже единственной моти­вацией для морального суждения. Это сильное эмоциональное давление не дает возможности ребенку, а затем и взрослому критически усомнить­ся: благо ли на самом деле то, что провозглашается как добро, для него самого или для авторитета. Возможные в данном случае альтернативы станут очевидными, если мы рассмотрим оценочные суждения, относя­щиеся к разным вещам. Если я говорю, что этот автомобиль «лучше» то­го, то самоочевидно, что «лучший» автомобиль значит лучше служащий мне, чем другой; здесь хорошее и плохое подразумевает полезность для меня той или иной вещи. Если хозяин считает свою собаку «хорошей», то он имеет в виду те качества собаки, которые удовлетворяют его. Ска­жем, она может быть хорошей сторожевой, охотничьей или ласковой соба­кой. Вещь называется хорошей, если она хороша для человека, который пользуется ею. Тот же самый критерий применим и к человеку. Хозя­ин считает работника хорошим, если он полезен ему. Учитель называет ученика хорошим, если он не мешает на уроках, послушен, почитает его. Так же и ребенка называют хорошим, если он послушен. Но ребенок мо­жет быть и шалунишкой, и обманщиком, однако если он угождает своим родителям, подчиняясь их воле, то он «хороший», тогда как «плохой» — это тот, кто своеволен, имеет собственные интересы, неугодные родителям.

Очевидно, что формальный и содержательный аспекты авторитарной этики неразделимы. Если бы власть не желала эксплуатировать подчи­ненных, не было бы необходимости управлять на основе страха и эмоцио­нального подавления; она могла бы поощрять рациональность суждений и критицизм — но в таком случае рисковала бы обнаружить себя неком­петентной. Именно потому, что интересы власти поставлены на карту, она предписывает послушание как главную добродетель, а непослушание как главный грех. Самым непростительным грехом с точки зрения автори­тарной этики является бунт, подвергающий сомнению право авторитета устанавливать нормы и его главную догму, что эти нормы создаются имен­но в интересах народа. Но даже если человек согрешил, он может вернуть себе доброе имя ценой признания вины и принятия наказания, как сви­детельство признания превосходства и власти авторитета над собой.

Ветхий завет, рассказывая о начале человеческой истории, приводит пример авторитарной этики. Грех Адама и Евы нельзя объяснить, исходя из одних только их действий. То, что они вкусили от древа познания добра и зла, не было злом само по себе. В сущности и иудейская и христианская ре­лигии согласны в том, что способность различать добро и зло — это осново­полагающая добродетель. Грехом было непослушание, вызов авторитету Бога, который испугался, что человек, «став одним из Нас, познав суть доб­ра и зла», сможет «вкусить также и от древа жизни и жить вечно».

Фромм Э. Психоанализ и этика 219

В гуманистической этике, так же как и в авторитарной, можно выде­лить формальный и содержательный критерии. Формальный базируется на принципе, что сам человек, а не отчужденная от него власть, может опреде­лять критерий добродетели и порока. Содержательный основан на принци­пе, что «добро» есть то, что является благом для человека, а «зло» — то, что вредит ему. Единственный критерий этической ценности — это благопо­лучие, благоденствие человека.

Различие между гуманистической и авторитарной этикой иллюст­рируется при подходе к трактовке слова «добродетель». Аристотель ис­пользовал термин «добродетель» для обозначения некоего «наивысшего» качества — качества деятельности, посредством которой реализуются спо­собности, свойственные человеку. Парацельс, например, употреблял поня­тие «добродетель» как синоним индивидуальных характеристик вещи, а именно, ее особенности. Камень или цветок обладают каждый своей доб­родетелью, своей комбинацией присущих им качеств. Аналогично и доб­родетель человека — это определенное множество качеств, характеризую­щих человека как вид, добродетель же каждого отдельного человека — это его уникальная индивидуальность. Он «добродетелен», если реализо­вал свою «добродетель». В противоположном смысле понятие «доброде­тель» употребляется в авторитарной этике. Там добродетель означает са­моотречение и послушание, подавление индивидуальности, а не ее полную реализацию.

Гуманистическая этика антропоцентрична. Разумеется, не в том смыс­ле, что человек — центр вселенной, а в том, что его ценностные, равно как и всякие другие, суждения и даже его восприятия коренятся в особеннос­тях его существования и значимы только в их свете. Поистине человек — «мера всех вещей». Гуманистический принцип заключается в том, что нет ничего более высокого и более достойного, чем человеческая жизнь. На это обычно возражали, говоря, что сущность морального поведения в том и состоит, чтобы соотноситься с тем, что трансцендентно человеку, а от­сюда, что система, которая признает исключительно человека и его инте­ресы, не может быть по-настоящему нравственной, так как человек в этой системе стал бы просто изолированной и эгоистической личностью.

Этот аргумент, обычно приводящийся для того, чтобы опровергнуть человеческую способность — и право — постулировать и оценивать нор­мы, действенные для его жизни, базируется на ошибке, ибо принцип «доб­ро есть то, что хорошо для человека» вовсе не полагает суть природы че­ловека в том, что эгоизм и изолированность для него благо. Этот принцип не означает, что человеческие цели могут быть осуществлены в государ­стве, изолированном от всего мира. Напротив, сторонники гуманистиче­ской этики были убеждены, что одной из характерных особенностей че­ловека является то, что он может реализовать себя и найти свое счастье только в связи с другими людьми, в солидарности с ними. При этом лю­бовь к ближнему не трансцендентный по отношению к человеку фено-

220 Тема 3. Человек как субъект деятельности

мен, а его врожденное качество, которое он способен излучать. Любовь не есть некая высшая сила, нисходящая на человека, или налагаемая на не­го обязанность; она его собственная сила, связывающая его с миром, кото­рый тем самым становится подлинно его миром.

Дата добавления: 2014-01-11