Рекомендовано до друку 32 страница

.............................................................................

Что помогало Плетневу возвращаться? Ведь он всегда возвращался к обычной жизни. К той жизни, к которой привык. К жизни, в русле которой фактически находился все время. И тогда, когда вступал в жаркие дискуссии (споры) с самим собой, И тогда, когда выслушивал критику в отношении себя со стороны других.

Да и вообще, если разобраться, Евгению Георгиевичу было не так-то и просто жить. И прежде всего потому, что человек он был весьма неординарный. И уже здесь, по всей видимости, можно было найти всю ту причинно-следственную часть, благодаря которой, собственно, и становилось возможным что-то узнать об этом человеке. Притом что на самом деле, даже если кому-то становилось что-то понятно о нем, это все же было не так на самом деле и понятно. А то и вовсе непонятно. Хотя бы потому...

Плетнев сам не знал почему. Не знал, или не хотел разгадать себя так быстро. Фактически он знал, что тому, что он достигал в своей жизни, он был фактически благодарен поиску внутри себя, и последующему проецированию этого на мир внешний. Тот мир, который его окружал. Мир, который, быть может, и не был столь негативно к нему настроен, как ему иногда казалось. Как, впрочем, и не был излишне предрасположен, как тоже казалось ему. Жизнь Плетнева вообще протекала в русле диалектики. И потому так выходило, что ему было совсем не скучно жить. По крайней мере, он был все время занят. А это ведь тоже, своего рода, работа. Даже можно сказать, вечная работа. Работа, у которой нет окончания. И при этом такая работа совсем не надоедает со временем. И даже если предположить, что возможно иное,-- этого иного все равно или совсем не было, или же оно было столь по своему привлекательным, что совсем, как будто, и не хотелось, чтобы оно так быстро заканчивалось. Тем более заканчивалось не начавшись,-- ибо, если разобраться, в жизни Евгения Георгиевича как будто и не было возможного окончания. А он сам все время пребывал в столь загадочном настроении, что можно предположить - получал какое-то свое удовольствие уже от этого. Как, впрочем, и от того, что ничего не заканчивалось. Особенно, как любил повторять Плетнев, не могло закончиться то, что было вечным.

Глава 5

Вадим Альбертович Энгельгардт был, по сути, престранной личностью. Вот только удавалось ему все время скрывать эту свою странность. Да и внешний вид тут как нельзя играл на руку. И познакомившись с Энгельгардтом, а позже ближе узнав его, Плетнев здорово удивился, обнаружив, что теория Ломброзо в данном случае как бы и не действует. Притом что Плетнев очень привык полагаться в жизни на характеристики внутреннего мира - отложившиеся на внешности. И столько раз Евгений Георгиевич получал жизненные подтверждения подобного. Но бывали, как он знал, исключения. И вот в этом исключении он мог сейчас убедиться.

Будучи тщедушным, можно даже сказать забитым, и что уж точно, невероятно гнилым человеком, внешне Энгельгардт выглядел этаким писанным красавцем, уверенным в себе, с вальяжными манерами и соответствующей речью. Тогда как можно было только предположить, каким этот человек был на самом деле. Да и, судя по всему, мало кто знал, каким он был на самом деле. Потому как был он...

--Дрянь человек,--искренне признался Маковский, когда услышал начало размышлений Плетнева об Энгельгардте.

--Почему ты так считаешь?-наигранно усомнился в словах товарища Плетнев.-По крайней мере внешне он выглядит...

--В том-то и дело что внешне,--перебил его Маковский.-Притом что замечу, если бы ты более внимательно посмотрел на его внешность, то заметил бы, что весь его внутренний мир отображен в его чертах. Просто каким-то образом говорящие с ним подпадают под действие какого-то тумана, в который тот погружает их. Но ведь мы с тобой видим, что это за человек.

--Видим,--согласился Плетнев.

Плетневу в последнее время как-то не очень хотелось с кем-то спорить. К тому же он заметил за Маковским странную тенденцию все время ему противоречить. Словно бы тот чем-то все время был недоволен. И эту странность в поведении товарища Плетнев пока не мог объяснить.

Что же касается Энгельгардта, то в отношении этого человека у Плетнева были противоречивые чувства. И смущала его, прежде всего, порой излишняя наигранность Энгельгардта. Причем, даже тогда, когда становится понятным, что подобная наигранность достаточно заметна, а значит, вроде как, игру следовало срочно сворачивать,-- тем не менее казалось поразительным, но Энгельгардт словно бы ничего такого и не замечал. И продолжал вести себя так, как будто бы ничего не произошло.

Что действительно казалось достаточно странным. Хотя и странным, как понимал Плетнев, лишь на протяжении какого-то времени, в течении которого все кто хотел разбирались, что демонстрируемое сейчас Энгельгардтом - это лишь некая условная модель поведения. Тогда как на самом деле Энгельгардт старался никого не впускать в своей внутренний мир. Отчего, быть может, этот мир казался еще более загадочным, и словно бы действительно, не предрасположенным для изучения со стороны. Но вот в том-то и дело, что Евгений Георгиевич весьма любил наблюдать все со стороны.

А потому уже никто и не удивлялся, что видел Энгельгардт иной раз несколько больше, чем остальные. Хотя и страдал, при этом, от своего излишнего вИдения, и что уж точно - страдал много больше остальных.

Дата добавления: 2014-11-06