Логистика и координация

[72]

В традиционной исторической науке принято говорить: «История не знает сослагательного наклонения». В самом деле, ещё с античных времён известно: даже боги не могут сделать бывшее небывшим. Нельзя переиграть былое, опробовать разные варианты действий.

Но исторические события можно оценить только сравнением с несостоявшимися вариантами. Так, болезненная для нас память о жестокости Ивана IV Васильевича Рюриковича (1530–1584) или Иосифа I Виссарионовича Джугашвили (1879–1953) (многие правители тех же эпох – скажем, организатор общегосударственного раскулачивания Генрих VIII Тъюдор (1491–1547) и его дочь, убийца шотландской королевы Марии Стъюарт (1542–1587) и координатор пиратства, Елизавета I (1533–1603) в Англии времён Ивана – несравненно кровопролитнее, но их деяния не столь известны нам, а главное, не так сильно повлияли на наши нынешние обстоятельства) заставляет спрашивать: а можно ли было менее свирепыми средствами решить сложнейшие задачи, вставшие перед страной, или любым путём добиться лучшего результата?

Не зря с давних времён на стыке литературы с наукой развивается увлекательное направление исследований – альтернативная история. Ей отдали дань даже многие классики. Так, британский историк Арнолд Джозеф Тойнби (1889–1975) славен не только концепцией ответа на вызов как движущей силы истории, но и сборником очерков об исторических развилках: скажем, что было бы, если бы Александр III Филиппович Аргеад Македонский (356–323 до н. э.) не умер в Вавилоне в 33 года (до сих пор спорят, погубила его лихорадка или пьянка)?

Увы, свобода альтернативной истории – кажущаяся. Не зря в нынешней России почти все исследования в этом жанре сосредоточены вокруг Мира Царя Михаила – альтернативы, в которой Николай II Александрович Романов (1868–1918) передал власть брату Михаилу II (1878–1918) не в феврале 1917-го, когда страна была – в значительной мере его собственными усилиями – доведена до необратимой стадии кризиса, а хотя бы лет на десять раньше. Похоже, за весь XX век это единственное событие, способное радикально изменить судьбу нашей страны (а заодно и всего мира) и в то же время технически возможное.

Что значит «технически возможное»? Начнём издалека – с логистики. Этот термин – один из ключевых в современной торговле и производстве – в момент своего зарождения, в Древней Греции, означал искусство снабжения войск. Ведь уже тогда победы зависели не только от мужества бойцов и мастерства полководцев, но и от правильной организации.

Почему немцы в 1942-м атаковали именно Сталинград, где их не только ждали отступающие советские войска, но и встретила изобильная продукция тамошних заводов – артиллерийского и танкового? Почему втянули даже мобильные соединения – танковые и моторизованные – в уличные бои вместо того, чтобы отрядить их сотней километров южнее и перехватить Волгу в слабозащищённом месте? Ведь главная цель операции – прикрытие фланга армий, атакующих Кавказ, и пресечение речной перевозки бакинской нефти – достигалась ударом едва ли не по любой точке главной реки!

Впадение реки Сары-Су (в переводе с тюркского – Жёлтая Вода, ибо почвы там глинистые; не зря неподалёку есть город Сары-Тау – Жёлтая Гора; в русском произношении названия звучат как Царица – откуда и город Царицын – и Саратов) – ближайшая к Дону точка Волги. Южнее и севернее Дон резко уходит к западу, а Волга – ещё резче к востоку. Каждый километр смещения на юг удлиняет линию снабжения километра на 2–3.

Дорожная сеть в этих краях даже сейчас оставляет желать немало лучшего. В ту же эпоху там и подавно была всего одна серьёзная железная дорога, а уж о приличных шоссе и мечтать не приходилось. Немцы подошли к Дону в конце июля, а до Сталинграда добирались весь август. По опыту 1941-го года они знали, сколь сложно снабжать войска в осеннюю распутицу. Опытный штабист – один из разработчиков плана нападения на СССР «Барбаросса» – Фридрих Вильгельм Эрнст Паулюс (1890–1957) рассчитал: его 6-й армии куда легче и быстрее сломить сопротивление наших войск, изрядно потрёпанных на Дону и в междуречье, чем строить долгий обходной манёвр по степному бездорожью.

Советские штабисты провели тот же расчёт. Немцев в Сталинграде ждали. На их пути даже возвели несколько полос обороны, когда бои шли ещё на Дону. Жаль, с эвакуацией горожан запоздали: пропускную способность переправ через Волгу использовали прежде всего для подвоза резервов. Да и не всех можно эвакуировать: работа завода «Баррикады» и тракторного была жизненно важна для снабжения войск техникой и вооружением.

Слабость дорожной сети мешала не только немцам. В Сталинград удавалось подвозить лишь незначительную часть наших свежих сил. Основные удары Сталинградского фронта по немцам шли с севера – далеко от города. Поэтому, например, Владимир Богданович Резун (1948), публикующий эффектную фантастику на тему истории Великой Отечественной войны под псевдонимом «Виктор Суворов», объявляет: Георгий Константинович Жуков (1896–1974), организовавший эти удары, не имеет к обороне Сталинграда никакого отношения. Хотя ясно: если бы не давление с севера, Паулюс без проблем сосредоточил бы против города все силы – и скорее всего добил бы защитников.

Резун ругает Жукова ещё и за бои под Ржевом. Дело и впрямь на первый взгляд нелепое: больше года наши войска почти непрерывно штурмовали немецкие позиции в одной и той же узкой полосе. Естественно, немцы соорудили там столько укреплений, что вышла мясорубка в худших традициях Первой мировой войны. Неужели Жуков, награждённый в той войне двумя солдатскими Георгиевскими крестами, не понимал, что творит?

Оказывается, и тут виновна логистика. Узкая ржевская полоса насыщена коммуникациями. Туда с обеих сторон можно непрерывно подвозить подкрепления. Вдобавок на этом стратегически важном – Московском! – направлении обе стороны вынужденно держали крупные подвижные силы. Если бы наши перестали наседать на немцев – те сразу перебросили бы свои танки к тому же Сталинграду, или в Ленинград, или вновь кинулись бы на Москву… Сколь ни тяжки наши потери под Ржевом – отказ от лобовых атак обернулся бы стратегическим поражением, то есть в конечном счёте потерей несравненно большей.

Упомянутый Ленинград – Санкт-Петербург – тоже результат логистики. Но уже на уровне целого театра военных действий. Да ещё в сочетании с межгосударственным экономическим сотрудничеством.

С середины XVII века – когда Россия оправилась от последствий Смутного времени и снова вмешалась в мировую политику и экономику – и вплоть до конца Наполеоновских войн главным нашим торговым партнёром была Англия. Поэтому, в частности, Россия систематически нарушала установленную Наполеоном Карловичем Бонапартом (1769–1821) антианглийскую континентальную блокаду: без торговли с островной державой мы разорились бы. Но и британцы нуждались в нашей продукции ничуть не меньше, чем мы – в плодах их промышленности. Скажем, лучшим материалом для канатов на флоте – основе британского величия – была русская конопля. Наше железо почти до конца XIX века выплавлялось на древесном угле и потому было куда чище английского: там леса, пригодные на топливо, сведены ещё в Средневековье, а коксовать каменный уголь хотя и попытались ещё в 1735-м, но нюансы процесса, включая удаление вредных для металла примесей, осваивали ещё порядка века.

Потребители нашего хлеба были и на юге. Но там хватало конкурентов: скажем, нищая Италия охотнее возила зерно из соседней Франции. А главное – турок мы научились бить уже к концу правления Петра I Алексеевича Романова(1672–1725). С тех пор южный театр военных действий не требовал особо пристального надзора высшей государственной власти: зачистка черноморского побережья от турок и покорение крымских татар хотя и заняли более полувека, но проходили в рутинном режиме. Даже в Крымской войне два наших полка легко сокрушили отборных французских гвардейцев – зуавов – благодаря тому, что по одежде в арабском стиле приняли их за турок.

На севере же мы с 1590-го по 1809-й почти непрерывно бились со Швецией. Северный сосед (так назвал страну Нострадамус (1503–1566) в шифрованных заметках по политике эпохи религиозных войн, когда он работал) не всегда был мирным и нейтральным. В Германии протестантскими стали те земли, где в Тридцатилетнюю (1618–1648) войну побывали шведские войска – остальные княжества остались католическими. Успокоились шведы, когда мы отвоевали у них Финляндию (для удобства управления Александр I Павлович Романов (1777–1825) сразу присоединил к ней Выборгский регион, и после того, как Владимир Ильич Ульянов (1870–1924) дал финнам независимость, Джугашвили пришлось отбирать императорский подарок обратно) и по льду Ботнического залива атаковали Стокгольм. До того даже тривиальная проводка морских торговых караванов в мирное время могла обернуться полноценным сражением.

Располагали шведы не только умелой армией, но и мощным флотом. Это придало войне динамику, недостижимую на чисто сухопутном фронте причерноморских степей. Для принятия стратегических решений нам зачастую оставались даже не дни, а считаные часы.

К концу эпохи русско-шведских войн – в 1792-м – Клод Шапп (1763–1805) при поддержке своего брата Игнатия (1760–1823) разработал оптический телеграф. Если бы конструкция появилась веком ранее (что вполне возможно, ибо все необходимые принципы и узлы известны ещё с античности), управлять столь динамичным балтийским театром военных действий можно было бы из Москвы. Но Петру Великому не были доступны более быстрые, чем конный гонец, средства связи. Пришлось переезжать к центру событий.

Вдобавок на Балтике не так уж много мест, удобных для кораблестроения. Ригу, отвоёванную у шведов по ходу Северной войны, куда труднее защитить от вражеских рейдов, чем Петербург, прикрытый с моря системой островов (на крупнейшем из них – Котлине – воздвигнута мощнейшая морская крепость Кронштадт). Создание же флота – дело весьма затратное, а потому требующее непрерывного надзора высшей государственной власти.

Важность Северной столицы доказана, в частности, через 5 лет после смерти Великого. Его внук Пётр II Алексеевич Романов (1715–1730, правил с 1727-го) вместе с двором вернулся в Москву. Но сразу после смерти малолетнего императора центр империи вновь оказался на берегах Невы. И оставался там до тех пор, пока большевики не вырвали страну из системы международной торговли.

Творение Северной Пальмиры иной раз именуют капризом первого нашего императора. Да ещё поминают ему десятки тысяч погибших от тягот строительства на болотах. Увы, на войне как на войне: эти жертвы ничтожно малы по сравнению с потерями страны в случае поражения от шведов. А без балтийского центра управления поражение было практически неизбежно: при тогдашних средствах связи не выстраивалась из Москвы ни координация, ни логистика.

Выигрывает логистика и нынешние войны. В том числе бескровные.

В числе ключевых элементов японского экономического чуда 1960-х – система снабжения «канбан» (в переводе – точно вовремя). Поставщики крупных сборочных заводов обязались присылать все компоненты по строго согласованному графику. Капитал уже не омертвлялся в складских запасах. Его оборот резко ускорился. Соответственно возросла рентабельность японской промышленности. Вскоре японцы смогли скупать западные предприятия, создавать по всему миру филиалы собственных заводов… Япония отыгралась за своё поражение во Второй мировой.

Кстати, ход тихоокеанской кампании тоже в значительной степени определила логистика. Островки в Великом Океане столь редки, что возить военные грузы приходилось в основном на эсминцах – самых быстроходных кораблях со сколько-нибудь заметной грузоподъёмностью. Американцы решили не ползти от острова к острову последовательно (как шло японское наступление), а прорываться на такое расстояние от уже освоенных баз, какое эсминцы могут пройти за ночь: днём противостоять самолётам могла только крупная эскадра. Островок, находящийся вроде бы в глубоком тылу, чаще всего был слабо подготовлен к обороне, и штурмовать его обычно оказывалось легче. Организовав на нём свою базу, американцы отрезали обойдённые острова от снабжения – и те вскоре становились сравнительно лёгкой добычей.

Против японского канбан тоже нашлось американское логистическое оружие. Соблюдать график с той же точностью, что и на маленьких Японских островах, не позволяли американские просторы. Зато массовая компьютеризация производства позволила точнее учитывать сбои снабжения, корректировать работу. Вдобавок стало возможно собирать на одном конвейере сразу несколько модификаций одного изделия, подавая в нужное время к нужному месту соответствующие детали: на японскую дешевизну американцы ответили крупносерийной технологией исполнения индивидуальных заказов.

Премьер-министр герцогства Саксен-Ваймар Иоганн Вольфганг фон Гёте (1749–1832) устами дьявола среднего ранга Мефистофеля сказал:

Разбой, торговля и война —

Не всё ль равно? Их цель одна!

Конечно, экономика пиратских баз вроде легендарной Тортуги, дудаевской Чечни, нынешних мелких островков Малайского архипелага не вполне соответствует канонам крупных коммерческих структур. Но военная логистика несомненно состоит в ближайшем родстве с производственной.

Возвращаясь же к альтернативистике, приходится отметить: зачастую требуется немалое усилие, чтобы даже задним числом выявить причины событий. А уж аналитики, способные вычислить их заблаговременно, и тем более ЛПР (лица, принимающие решение), умеющие хотя бы на интуитивном уровне оценить степень полноты учёта неочевидных факторов, столь редки, что их участие в управлении приходится признать несомненной удачей.

Воздадим же хвалу Петру за невскую жемчужину. Поблагодарим Паулюса за строгое следование штабному канону (без чего ход Сталинградской битвы мог для нас заметно запутаться). И будем надеяться, что впредь не забредём в тупики столь дальние, что для выхода из них понадобилось бы нечто не менее фантастичное, нежели Мир Царя Михаила.

Дата добавления: 2014-11-06