Внезапно погасший свет в школе «Эша». 10 страница

- Сэр, - начала она.

- Просто останови сердце. Ты можешь это сделать, - нетерпеливо сказал мне Доктор Джейкобс, сердито смотря на Мару.

Мара, в свою очередь, ответила мне вынужденной улыбкой и жестким не обнадёживающим кивком. Но я чувствовала ее страх.

Я не шевелилась. Я знала, что могу сделать то о чем он просил - найти быстро бьющееся маленькой сердце Джерри, представив его таким, каким видела сердце на схеме и приказать ему остановиться. Но я не буду; Джерри был моим другом.

Что-то в моей неподвижности насторожило Доктора Джейкобса. Он положил свою планшетку, сердито фыркнув.- Дорогая, ты была такой послушной, до этого момента. Ты хочешь выйти НАРУЖУ, не так ли?— Его улыбка была натянутой, каким-то образом, угрожающей.

Мой разум перенес меня к Лео и его окровавленной ухмылке. Урод. Они никогда не выпустят меня отсюда.

Я нахмурилась. Он говорил правду, я бы точно почувствовала. Но, так же, я не увидела никакого смысла в обмане Доктора Джейкобса. Кто-то лгал.

Доктор Джейкобс никогда точно не говорил, когда меня выпустят наружу или на каких условиях, вдруг указала моя логическая сторона. Я узнала это - как стратегию переговоров, обычно применяемую среди людей. Она называлось - оставить лазейку.

Жаркая волна наполнила меня, заставив меня сжать руки в кулаки. В тот момент, я ненавидела Доктора Джейкобса, не только за просьбу убить Джерри, чего я не сделаю, а за то, что заставил меня ждать того, чего он не собирался исполнять.

Доктор Джейкобс принял мое молчание за знак согласия. - Очень хорошо. Он схватил свою планшетку и начал листать страницы.

- Нет. - Мой голос прозвучал тихо и мягко. Я почувствовала, как пот выступил на задней части колен и на сгибах локтей. Отказ всегда имел последствия. Но в отличие от других случаев - когда санитары, как Лео приходили, чтобы заставить сотрудничать - это было единственной вещью, которую Доктор Джейкобс не мог заставить меня сделать.

Или я так думала.

При звуке моего отказа, вся активность в комнате наблюдений остановилась, взгляды санитаров сосредоточились на Докторе Джейкобсе. Атмосфера была напряженной в последнее время. Мужчины в военной форме, со множеством звездочек и медалей на плечах, выбрали этот момент, чтобы войти в комнату наблюдения, где, казалось, их ждали и были им не особо рады. С громким щелчком, Доктор Джейкобс положил свою планшетку. — Сейчас, Ванносевен, я не думаю, что ты...

- Нет, - еще раз быстро сказала я, прежде чем одумаюсь. Меня трясло с головы до ног.

Мара попробовала еще раз. — Сэр, я думаю, она привязалась к...

Но Доктор Джейкобс не хотел слушать ни одного из них.

На ночь он убрал из комнаты мою койку, оставив меня спать на холодном, жестком полу. Когда это не сработало, убрал из камеры все, кроме клетки Джерри.

К тому времени, однако, я начала наслаждать его чувством разочарования. И он знал об этом.

Так что он забрал всю еду, Не только мою, но и еду Джерри тоже.

Я начала замечать воздействие на Джерри через день или два. Он больше не покидал своего гнезда из кедровой стружки, чтобы побегать в колесе или попить из бутылки с водой, которую я наполнила в раковине. Я постоянно проверяла его, убеждаясь, что его бока все еще двигаются при вдохе и выдохе.

На пятый день моего бунта, Доктор Джейкобс, дедушка-долбаного-искусства выключил свет, оставив меня в темноте.

Вспоминая те дни в кромешной тьме, я вздрогнула и встала с кровати, чтобы включить лампу на столе и свет в шкафу, сделав свою комнату, светлой, насколько это возможно.

Я никогда не забуду такую темноту. Подобного я н испытывала никогда. Мои глаза создавали туманные, безумные выдумки из ничего, в попытке увидеть хоть что-нибудь. И плотность черноты была таковой, что казалось, будто я могу захлебнуться в ней.

Но тишина была хуже.

Я ничего не слышала. Никакого шума, за исключением Джерри и меня. Не мыслей, не чувств. Только пустоту, покинутую тишину.

Могли ли они просто оставить меня здесь? Навсегда? Джейкобс уже говорил мне, много раз, я для него не имею ценности, если я не иду на сотрудничество.

Так что... моим единственным оправдание было то, что мне было шесть лет, я была голодна и напугана. И заперта в темноте, в маленькой комнате. Может навсегда.

Хотя, этого было не достаточно. Не для того, что бы я сдалась.

Когда Доктор Джейкобс вернулся чтобы проверить меня, через три дня, как я потом узнала - Джерри был мертв, а я лежала, свернувшись в углу. Так далеко от клетки Джерри, насколько позволяла моя собственная клетка.

Я не многое помню из тех трех дней, только парализующую темноту и редкое шуршание Джерри в его кедровых опилках... и затем звенящую в ушах тишину от совершенно полного одиночества и осознания того, что я сделала. Это было ужасно.

Когда свет вернулся в мою комнату, он ослеплял. Свои обычным голосом, Доктор Джейкобс прогремел поздравления, но его голос был похож на крик в моих ушах.

Он приказал вернуть все привилегии в двойном размере.

Но это не имело значения, не тогда, когда я, покосившись, увидела, как Мара входит, чтобы забрать клетку Джерри и она даже не посмотрела на меня, ее страх - отдаленный импульс в моей голове. Только в этот раз, она боялась не Доктора Джейкобса. Она боялась меня.

Удушающий позор наполнил меня. Доктор Джейкобс заставил меня полюбить Джерри; Я обидела кого-то, кто было меньше и слабее меня.

Слишком ослабшая, чтобы стоять, я перевернулась на живот и тяжело дышала, пока не потеряла сознание.

Я проснулась, несколько часов спустя, подключенная к капельнице внутривенного питания, с санитаром (не Марой; я никогда больше не видела ее) суетящимся вокруг меня. И у Доктора Джейкобса не ушло много времени, чтобы опять начать тестирования. Или, попытаться, во всяком случае.

Что-то произошло в темноте. Переключатель внутри меня щелкнул. Была ли это травма из-за темноты или убийства Джерри, или из-за обеих причин, не имело значения. У меня больше не было доступа к моей способности. Поощрение или палку, чтобы не давал после этого Доктор Джейкобс, это не срабатывало. И он опробовал оба варианта. Больше конфет, больше обещаний выйти НАРУЖУ, далее следовали дни без еды и света.

Но это не имело значения. Я не могла сделать то, о чем он просил, даже если бы захотела. Я была опустошена. Чтобы там не было до этого, сейчас исчезло. После этого, если я хотела, что-то в другом конце комнаты, единственным способом получить это, был человеческий способ - пойди, чтобы взять это.

Джейкобс был в ярости и пригрозил "избавиться" от меня на днях, предшествующих взрыву, который позволил моему отцу освободить меня. Но я... уже была свободной. Он больше не мог контролировать меня; я сама себя не могла контролировать, к слову. Необходимость подчиняться его требованиям исчезла, и с ней, страх.

Но сейчас я должна поработать, чтобы все это вернуть назад. И хотя даже, восстановленная способность к телекинезу сделает меня еще сильнее, это ощущалось, так, будто я бросала вызов Доктору Джейкобсу - выйди и найди меня.

Я отогнала эту мысль прочь. С усилием, я перенаправила свое внимание на то, чтобы спрятать доказательства моего недозволенного вечера.

Я засунула "Щеночка Чу" и печенья "Французские поцелуи" в свою школьную сумку. Я не могла оставить их в своей комнате, не рискую тем, что отец обратит на них внимание. И я научилась во время этапа "накопление" в моей жизни, что еда, хранящаяся в необычных местах, привлекает насекомых, которые... мерзость.

Но в школе, я могла держать их в своем шкафчике или поделиться ими с Дженной.

Я вздрогнула и захлопнула свою сумку. Нет, я не буду, делиться ими с Дженной. Она не ответила ни на одно из моих сообщений или звонков. Она серьезно настроилась на то, чтобы создать между нами некую дистанцию.

Разве что, завтра она услышит, как кто-то, где-нибудь заговорит обо мне и Зейне, и тогда она навсегда возненавидит меня.

Я вздохнула и прошла через комнату к столу. Может это даже к лучшему. Может мой отец был прав: я была слишком привязана к Дженне, когда она даже не знала настоящую меня. По крайней мере, если она будет избегать меня, мне не придется видеть боль на ее лице, раз я не могла объяснить, что на самом деле происходило. Что все это было не правдой. Что мне на самом деле не нравится Зейн, и я не нравлюсь ему.

Эта последняя мысль удивила меня резкой болью, которая сопровождала ее.

Не делай этого. Не будь такой глупышкой. Ничего не изменилось. Моя цель была той же и на этом я должна сосредоточиться.

Я открыла ящик стола, чтобы достать ножницы. Мне нужно отрезать воздушный шарик от руки, проткнуть его и спрятать улику на дне мусорного бака. Предпочтительно под самым противным, вонючим мусором, который я смогу найти. Маскировка. Это моя специальность. Ну, одна из них.

Итак, Зейн был привлекательным и не такой задницей, как я изначально думала. В этой ситуации, это не причина, чтобы изменить точку зрения. Даже, если его улыбка переворачивала все внутри меня и его объятия были уютными. Что было хорошо.

Я вспомнила ощущение его руки, нежной, но уверенной на моей спине, направляющей меня прочь из спортзала. И я поежилась. Что было нелепо. Я весь вечер держала его за руку - почему это имело значение, я не знала точно. Просто это было очень интимно.

И потом на парковке, когда я, не задумываясь об этом, взяла его руку, чтобы посмотреть, что сделала Рейчел. Он излучал тепло рядом со мной, и я была прекрасно осведомлена о небольшом пространстве между нами, как если бы существовала электрическая связь, проскальзывающая между нами. Он смотрел на меня с теплотой во взгляде, и я чувствовала себя маленькой, но не в плохом смысле слова, не в том смысле в каком я привыкла - когда мир казался опасным и громадным, и я была сама по себе. Вместо этого, это было скорее как бы под защитой, защищенной от всех тех, кто искал меня, желая сделать мне больно.

Тогда он думал о том, чтобы поцеловать меня. Я не услышала это в его разуме - не нужно было. Это было написано у него на лице. Это было плохой идеей. И все же, я не могла перестать думать об этом.

Я вздрогнула еще раз.

Я нашла ножницы под полупустым пакетом бумаги для принтера и использовала их, чтобы отрезать воздушный шарик от запястья, холодный металл плавно двигался по моей коже. Другой хирургический порез у основания воздушного шарика и он сдулся быстро и тихо.

Я знала, что должна порезать его на маленькие кусочки, так чтобы он стал полностью неузнаваемым, на тот маловероятный случай, если мой отец поймает намек на него.

Я замешкалась, ножницы зависли над остатками. Что-то во мне было против уничтожения шарика. Не то, чтобы в будущем у меня будет много таких же вечеров, как этот, фальшивых или нет.

Мой отец часто говорил о моем будущем, после Уингейта. О той свободе, которая будет у меня, обо всем том, что я испытаю. Но задумчивый тон в его голосе включил сигнал тревоги в моей голове; его описание моей будущей жизни было похоже на сказку, совсем не то чего он хотел для меня. Он был прав. Потому что, даже в самом лучшем случаи, в котором мне удастся сбежать из Уингейта, без того, чтобы навлечь на нас GTX, я где-то должна буду начать аккуратную анонимную жизнь. Всегда настороже, чтобы не увлечься, не позволять другим привязаться. Слишком многое стояло на кону.

Помимо сложностей, от постоянного пребывания начеку, ношения контактных линз и уклонения от ситуаций, в которых странная татуировка на моем плече может быть обнаружена (вечеринки у бассейна, летние дни, и, эм, более интимные моменты), были и другие сложности.

Заботиться о ком-то, или позволить кому-то заботиться обо мне, было слишком опасно. Это оставляло уязвимые места, которыми GTX могли манипулировать; это открывало возможность получить удар или ранить других, даже непреднамеренно. Тот последний эксперимент в лаборатории - помимо того, что он заблокировал способность, обладать, которой я больше не хотела - научил меня этому.

Правила, как бы я не ненавидела их и выступала против них, держали меня и всех остальных, в безопасности. Так что Правила моего отца были не просто «Правилами жизни в Уингейте». Они были Правилами на всю мою оставшуюся жизнь, которые, включали в себя - никогда не влюбляться или не позволять кому-то влюбить меня.

Не то, чтобы это случалось с Зейном, но это было разумным решение. И для безопасности свидания, это было самым большим, что я могла позволить себе. Я не могла уничтожить доказательства этого свидания.

Именно тогда, я поняла, куда воздушный шар - и Реджинальд - должны отправиться.

Я положила ножницы и подошла к шкафу. Вытащила табуретку и встала на цыпочки, и стала рыться за стопкой сложенных джинс до тех пор, пока не почувствовала острый картонный край.

Я с трудом вытащила ее, делая все возможное, чтобы избежать обвала джинс, и спрыгнула вниз с табуретки.

Это была слишком большая обувная коробка с надписью "Старые Школьные Бумаги", и она была самым очевидным в мире местом для того, чтобы спрятать что-то. К счастью, большая часть содержимого не выгладила так необычно и не вызывала бы никакого подозрения не у кого, кроме GTX.

Осторожно взглянув в сторону темной и тихой прихожей, я сняла крышку. От вида того, что было внутри, на ум, сразу же пришли воспоминания.

Эта коробка была напоминанием о моей привычке к накоплению, только вместо того немногого, к чему я прикоснулась, она включала в себя напоминание о вещах, которые была дороги мне.

Огрызок билета с первого раза, когда отец отвел меня в кинотеатр.

Я аккуратно очистила обертку от своей первой французской картошки фри (Великолепного жареного картофеля! GTX чаще давали мне зеленые овощи и тофу, считая, что "мои люди" были здоровыми вегетарианцами или были достаточно развиты, чтобы глотать таблетки для питания вместо того, чтобы, что-то есть.)

Фото настоящей Арианы Такер - бледная темноволосая девушка с широкой улыбкой и фиолетовыми синяками под глазами - выпала из старой рамки, которую я нашла похороненной в коробке в нашем подвале.

Волшебная монета для фокусов из первой коробки хлопьев, которую я целиком съела в доме моего отца.

Оторванный угол, тончайшего фрагмента порванной белой ткани, может быть, только дюйм на дюйм, с мои обозначением в GTX «F-107». Тот же самый знак, что я носила на спине. Они пометили всю мою одежду, и когда я сбежала, мой отец уничтожил бесформенную рубашку и штаны, сделанные из колючего хлопка. Но, я оторвала обозначение с воротника рубашки, прежде чем отдать ее ему. Я не хотела забывать, откуда я выбралась.

Важно помнить, особенно такой ночью, как сегодня.

Я поставила коробку на свой стол, сунула внутрь сдутый воздушный шарик и шнурок, и достала Реджинальда из пакета.

Я положила его наверх, вспоминая как Зейн, раскручивал ту историю о мекабаке и алабаях, и как он ухмылялся, довольный собой, когда я рассмеялась.

Нелепо, мои глаза наполнились слезами.

Хватит, сказала я себе. Я положила крышку на коробку, скрывая бесформенные уши Реджинальда и дешевые черные глаза-пуговицы.

Я вернула коробку в ее тайное место за моими джинсами, затолкнула табуретку на место, закрыла шкаф, и направилась в ванную

Вспыхнувший свет заставил меня заморгать, временно отказавшись от дополнительной яркости, так же, как и от мимолетного взгляда на себя в зеркале с покрасневшими глазами.

Я занялась кейсом для контактных линз и раствором.

Снять линзы, умыться, почистить зубы, надеть пижаму, и лечь в кровать. Все, что мне нужно сделать. Затем все будет так, как если бы сегодня вообще никуда не ходила - кроме вины за ложь отцу и пустоты, которая росла в моей груди.

Мне не следовало соглашаться не на что из этого с Зейном, не важно, в чем преимущество. Притворство сделало вещи слишком настоящими.

Я аккуратно сняла контактные линзы и закрыла кейс. Затем, замерев, посмотрела в зеркало.

Я обычно избегаю своего отражение, кроме случаев, когда мне нужно вставить линзы. Мои глаза темные - с такими неправильными, почти незаметными зрачками, возможность видеть глаза в их естественном состоянии, всегда вызывает шок. С нормально выглядевшими глазами, мои необычные черты лица казались мягче. Но с моими не скрытыми, отчетливо нечеловеческими глазами, точка на моем подбородке казалась такой очевидной, и со слишком косыми скулами, слабый сероватый оттенок моей кожи... все это кричало ПРИШЕЛЕЦ.

Я вздрогнула и отвела взгляд. Я привыкла не видеть себя в таком виде.

Я закончила в ванной и вернулась в свою комнату, чтобы снять ожерелье и надеть пижаму - штаны для йоги и футболку, сделанную из мягчайшего хлопка, который я когда-либо ощущала.

Я забиралась в кровать, когда мой телефон, в кармане джинсов, которые теперь были перекинуты через мой рабочий стул, прощебетал о приходе текстового сообщения.

- Дженна.

Выдохнула я с облегчением и вылезла из-под одеяла.

Но сообщение было не от Дженны. Оно было от Зейна.

7:30, хорошо? Увидимся завтра утром.

Я не могла не заметить, что он не дал мне шанса отказаться, только возможность изменить время. Он был прав. Мы были связаны на этом пути, и теперь мы застряли.

Я поборола улыбку. Я не должна была почувствовать себя такой счастливой из-за этого. Определенно нет.

Я пошла, положить телефон в сумку, так чтобы не искать утром, и поняла, что он показывал еще одно непрочитанное сообщение.

Я нахмурилась. Оно, наверное, пришло пока мы были на Ярмарке Развлечений, где было слишком шумно для меня, чтобы услышать сигнал сообщения.

Я все еще надеялась увидеть имя Дженны - я больше никому не писала, никогда - секунда ушла на то, чтобы "ПАПА" обрело значение.

Отец. Мой отец никогда не писал.

Мое сердце резко подскочило, и мои руки задрожали, когда я нажала на кнопку, чтобы прочитать сообщение.

Тяну двойную. Буду дома завтра, после того, как ты уйдешь в школу. Не забудь накормить рыбок.

Я расслабилась. Ничего о Ярмарке Развлечений. Но двойная смена? Обычно, он знал о них за неделю до этого. Я нахмурилась.

Я закусила губу, думая об этом. Ссылка на кормление рыб была нашим сигналом о том, что все было в порядке. Так что я решила, что, либо была обычная рабочая спланированная заминка - чего на моей памяти никогда не случалось - или он захотел остаться после работы по какой-то причине. Он так иногда поступал в прошлом, когда ему нужно было поговорить с кем-то, кто работал в другую смену. Но обычно всего на пару часов, задерживался подольше или уходил пораньше, никогда на целую следующую смену.

Это щелкнуло в голове. Камеры. Которые GTX установили сегодня. Я бы поспорила на что угодно, он углубился в это. Пытаясь найти, что же произошло, почему они ничего не узнали об этом.

Мне стало плохо. Он действительно волновался.

Я заставила себя вздохнуть, и медленно выдохнуть. Он сказал накормить рыб (которых, кстати, у нас не было). Он бы не сделал этого, если бы был обеспокоен моей безопасностью.

Но что-то удерживало его в GTX, вдали от дома и от рутины. И даже не знаю конкретной причины, почему он остался на вторую смену, я знала, что это было плохим знаком.

Я ответила.

Рыб накормила. Увидимся завтра в полдень?

И, хотя, обычно он не отвечал на сообщения или телефонные звонки на работе, только если я указывала, что они были срочным, тишина, последовавшая за чириканьем моего текста, ощущалась зловеще.

Это ночь обещает быть долгой.

Глава 16 (Зейн)

Я насвистывал по пути вниз по коридору из своей комнаты в кухню. Я спал лучше, чем за прошедшие дни. Да, это была запутанная ситуация, так что было немного неправильно получать так много удовольствия. Но если быть честным, я не был заинтересован разбираться в ней. Я не собирался, упускать своего шанса, раз хорошие вещи происходят так редко.

Ариана не ответила на мое сообщение прошлой ночью, чтобы назначить другое время или чтобы сказать, чтобы я не заезжал за ней, и я уже знал ее достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что она сообщила бы, если бы ее что-то не устроило. Я считал это победой и ждал встречи с ней с предвкушением, которое могло бы меня напугать, присмотрись я к нему поближе.

Но, как я сказал, сегодня я не настроен, думать о будущем?

Я открыл дверь на кухню и приветственно кивнул своему отцу, который снова расположился за столом со своим кофе и бумагами. Он хмуро посмотрел на меня, и последняя немелодичная нота - я насвистывал песню, скорее создавая весело звучащий шума - умерла на моих губах.

— Извини.

Я не собирался связываться с ним этим утром. Вчера вечером мы почти поладили - по нашим меркам. Я не хотел испытывать свою удачу.

Я прошел мимо него, давая ему достаточно пространства, и схватил пакет с хлебом, только чтобы вспомнить, что я с трудом проглотил последний кусок вчера.

Ох, хорошо. Я скомкал пакет и бросил его в мусор. Внедорожник нужно заправить; Я мог перехватить что-нибудь в магазине по пути, чтобы забрать Ариану.

Я направился через кухню, к своему рюкзаку и ключам, которые лежали на стойке возле задней двери.

— Ты определенно доволен собой, этим утром.— Сказал мой отец, будничным тоном, который сообщил об опасности.

Мое сердце упало. Очевидно, временное перемирие, которым мы наслаждались прошлым вечером, закончилось. Я просчитал свои шансы того, чтобы схватить свои вещи и убрать к чертям, прежде чем он взорвется. Шансы были не очень хорошими. И даже, если я сбегу сейчас, мне нужна машина на сегодня и завтра. Для него не проблема отобрать машину у меня, если он решит, что я был неуважителен. И так, как, я должен жить тут...

Я испустил медленный вздох, которого, я надеялся, он не услышит и приготовился к тому, что последует. — Да,— сказал я, вынужденно легко.— Думаю, я хорошо провел время на Ярмарке, вчера вечером.

— Я слышал, что пропустил какую-то шумиху, — сказал он, пока изучал газету, он все еще говорил поддельно мягко.

Ох. Хорошо. Я тихо вздохнул с облегчения. С этим я могу справиться. Он был раздражен, потому что думал, что упустил возможность обезопасить людей.

— Не так уж и много, — сказал я. — Только мерцание освещения. Я думаю, слишком много электроники работало одновременно. — И, возможно, присутствие таинственного ребенка, которому, по мнению моего отца, вручили пропавшие из GTX научные исследования. Кем, возможно, может быть сама Рейчел Джейкобс.

Я подумал о том, чтобы поднять эту тему, в надежде отвлечь его, но я не был уверен, что смогу произнести это, без нотки скептицизма.

— Да, Миссис Вандерхофф, в своем голосовом сообщение, упоминала об этом. — Он поднял взгляд, его губы сжаты.

Ох, чеееерт...

— Очень длинное сообщение от Миссис Вандерхофф на моем телефоне в шесть утра, так же включало в себя то, как рада она была увидеть тебя прошлым вечером, и как разочарована она тем, что мой сын мог так неуважительно разговаривать с ней.

Я поморщился. Вот оно. Ключевое слово: неуважительно. Я не отделаюсь от этого так просто. Это было больным местом моего отца. Уважение, или отсутствие его.

Даже если, технически, не я сказал все это, и Миссис Вандерхофф заслужила отпор, который она получила от Арианы.

Я ждал, что он потребует удостоверение личности моей "спутницы" - это было бы единственной вещью, которая могла ухудшить положение, знание того, что я был на свидание с дочерью его смертельного врага - но, по-видимому, Миссис Вандерхофф "решила" сосредоточить обличительную речь на мне, как на правонарушителе.

— Ты хотя бы понимаешь, как тяжело то, что я делаю? Нет, конечно, нет, — ответил он за меня, захлопнув бумаги и встав, чтобы ткнуть в меня пальцем. — Последнее что нужно мне, чтобы ты все усложнял, оскорбляя важных людей.

Долорес Вандерхофф была органистом в нашей церкви и самой большой сплетницей в городе. Она была важна, главным образом, из-за своего умения замаскировать злонамеренную догадку, под правду.

Моя мама знала бы, как разрядить ситуацию, указав на то, что Долорес "разводит драму на пустом месте", не сделав моего отца еще злее. К сожалению, она не передала мне этот навык.

— Пап, Миссис Вандерхофф, как обычно, бесится на пустом месте,— заспорил я. - Ты же знаешь какая она. Это было просто...

— Зейн, мне все равно, даже если бы она орала, что небо рушится на землю из-за того, что идет дождь. Ты вежливо должен кивнуть и согласиться, если она так говорит.

Я хотел закричать. Я выслушивал разные вариации этой лекции в течение всей своей жизни. Она называется "Все остальные всегда правы, даже когда они ошибаются ". Мнение каждого из нас значило больше, чем реальная истина. Квинн усвоил этот урок - лги и слушай ложь с вежливой улыбкой. Это мой брат - политик.

Но такая несправедливость разбередило больное место.

- Моя возможность служить этому городу зависит от людей доверяющих мне, уважающих способность контролировать сложные ситуации. Как ты думаешь, что они решат, если узнают, что я не могу контролировать собственного ребенка. – Сейчас он был прямо передо мной, его кофейное дыхание было неприятным.

- То, что ты говоришь и делаешь, отражается на мне, и я не позволю тебе выставлять мое имя в дурном свете.

Снова. Даже больше. Она на самом деле имел в виду это, даже если и не произнес это вслух.

Мой отец фыркнул. — Ты же знаешь, я единственный, кто остался с тобой. Твоя мать оставила тебя с носом. В этой ситуации я хороший парень.

Я был уверен, если ты доказываешь, что являешься хорошим парнем - ты побил собственный аргумент. Но я держал эти слова за своим плотно закрытым ртом, хотя моя челюсть ныла от того, что я сдерживал их.

— Ты мог хотя бы проявить немного благодарности, — сказал он.

Возмущение пылало глубоко внутри. Благодарить за то, что он остался и был родителем, так неохотно? Благодарить за то, что ненавидел меня и все о чем я напоминал ему?

Он вытянул руку в мою сторону. — Ключи.

Я уставился на него и его ладонь. — Что?

Он щелкнул пальцами. — Ключи. Ты же не думаешь, что после всего этого, получишь привилегию на машину, не правда ли?

Дымка ярости заволокла мое зрение. Он мог забрать ключи прежде, чем я спущусь вниз, но нет, хотел как щенка, ткнуть меня носом в созданный беспорядок.

Я сжал кулаки, и отец отодвинулся, внимательно глядя на меня, словно ожидая - или бросая вызов - что я кинусь на него.

Возникла одна ясная мысль. Стоп. Предостерегающий шепот, звучащий, как голос моей матери: Подумай об этом. Будь осторожен. Играй в игру и делай это правильно.

Я мог бы выиграть, если позволю этому перейти на физический уровень, но я должен проиграть. Моя привилегия на машину пропадет навсегда, и моя жизнь в этом доме станет на десять градусов жарче, чем в аду.

Так что... вопрос был в том, что мой отец ненавидел больше своей несовершенной семьи, выставленной на показ перед другими?

Меня осенило через секунду. Как одна из тех небольших шуточек. Что может быть хуже, чем один пример? Несколько примеров того, что ваша семья действительно несовершенна. Что навело меня на идею.

— Хорошо,— сказал я, еле выговорив слово. Я шагнул в сторону, зацепил ключи со стойки, и протянул их ему. — Тогда, мне нужно позвонить нескольким родителям.

Он схватил ключи и затем замешкался, с вытянутой рукой.

— Что? — с хмурым взглядом потребовал он.

— Во-первых, девушке, которую я подвожу в школу. Я сказал ее родителям, что буду подвозить ее до школы и обратно, в течение этой недели. В противном случае, ее некому будет подвести.

Мой отец открыл рот - то ли, чтобы запротестовать или чтобы, спросить ее имя, я не был уверен, но ждать не стал.

— Отцу Рейчел Джейкобс, — быстро сказал я.

Его рот захлопнулась.

Конечно, это сработает. Я заставил себя сохранить нейтральное выражение лица.

— Я пообещал Рейчел, что на ее вечеринке завтра вечером буду развозить ее гостей. Я думаю, некоторые выпьют во время вечеринки у костра, перед тем как прийти на ее вечеринку. — Как он хорошо знал, на вечеринке Рейчел будут выпивать спиртные напитки, хотя я был достаточно глуп, помахав этим флагом у него перед носом.— Ее отец настоял, чтобы на вечеринке были трезвые люди с машинами наготове, на всякий случай. — На самом деле, он никогда о таком не просил (хотя должен бы). Я сомневаюсь, что он знал о вечеринке.

Мой отец прищурился.— Я должен бы заставить тебя позвонить им и объяснить, почему ты подвел так много людей, из-за своего пренебрежения.

Я почувствовал первые проблески триумфа. Он сказал "должен". По его мнению, единственное, что хуже, необходимости ему звонить с объяснениями, это звонок, который должен буду сделать я, потому что он не мог контролировать мои слова. – Хорошо, – сказал я, стараясь говорить нейтрально.

Он громко разочаровано фыркнул и бросил ключи в меня.

Мне удалось поймать их, прежде чем они ударились о мое лицо.

– В субботу утром. Внедорожник вернется в гараж, и ты наказан. – Он строго указал пальцем на меня.

Я кивнул.

– И не смей совершить ошибку, думая, что выиграл этот раунд, Зейн. – Он вышел из кухни, по-видимому, чтобы подготовиться к работе.

Я не думаю, что выиграл что-то. Это было скорее временной отсрочкой наказания. И все же, это было чем-то большем, чем мои предыдущие попытки. Я не бросил ему вызов, но был близок к этому, чем когда-либо прежде.

Дата добавления: 2014-11-06