Супервизия 19 страница

Вопросы Сандры, адресованные ролевому персонажу, имеют больший драматический эффект, чем если бы она просто расспрашивала Тензи в стандартной манере: “Расскажи мне о гневе Клео”. Начнем с того, что установлена как таковая роль Бешеного Младенца, и Тензи, становясь “частью” Клео и затем наблюдая ее из “другой” части при следующем обмене ролями, приобретает новый взгляд на функционирование клиентки. Во-вторых, сама ролевая структура начинает указывать мотивации к изменениям и ограничивающие факторы. Пусть, например, Бешеный Младенец отвечает, что он существует “уже многие годы, с тех пор, как Клео была маленькой”, и что он был бы еще ближе к переднему плану, “если бы она (указывая на Убегающую в мечты) не останавливала меня”. Здесь ролевое интервью может переключиться на Убегающую: Тензи произведет обмен ролями, и Сандра будет интервьировать ее в качестве соответствующего персонажа. Таким образом проясняются взаимосвязи между различными частями ролевой структуры. Вспомогательные “я” теперь знают, что им делать и говорить, поскольку они наблюдали интервью с Тензи в качестве каждого из персонажей, и теперь им можно предложить непосредственно взаимодействовать друг с другом (если, конечно, Сандра не останется удовлетворена одним их взаимодействием с ней как интервьюером). Чем больше они взаимодействуют друг с другом, тем больше драматизма; чем в большей мере они просто отвечают из роли на вопросы интервьюера, тем менее эмоционально заряжена ролевая игра. “Горячее” — не обязательно лучше, и “холоднее” тоже: цель — найти разрешение случая, чтобы Тензи смогла работать с Клео более плавно, творчески, безопасно.

5. Движение. Теперь Сандра может ввести пятый элемент метода — движение. Сандра и Тензи лучше познакомились с ролевой структурой Клео, и в их поле зрения начинают появляться некоторые идеи для будущей терапии. Можно расширить формат ролевой игры так, что он позволит отобразить терапевтическую интервенцию (иначе говоря, то, каким образом супервизируемому следует действовать в соответствии с проведенной к настоящему моменту оценкой). Итак, Сандра спрашивает Тензи:

“Тензи, как ты в своей работе с Клео рассчитываешь использовать эти роли? Перемести персонажи, чтобы показать, какой ты хотела бы видеть эту картину; покажи нам, к чему ты стремишься”.

Подобный процесс обсуждался в главах по визуальной супервизии. Там нужно было передвигать маленькие объекты, здесь — людей. Тензи меняет расположение персонажей: одного еще больше выдвигает вперед, другого назад, двух остальных ставит рядом, чтобы они поддерживали друг друга. Занимаясь этим, она может обнаружить, что существуют еще роли, которые она не упомянула и даже не заметила, и ей нужно представить их в общей картине. Затем она сможет поговорить с этими персонажами, а они — друг с другом.

Наконец, после расспросов Сандры, Тензи приходит к желаемому результату: вот такой она хочет видеть Клео. Пока Тензи “ваяла” преображенную Клео, она должна была глубоко проникнуть в свои терапевтические цели. Каких изменений она на самом деле хочет? Сандра служила для Тензи неким инструктором в терапии, или консультантом — с помощью уместно поставленных вопросов “поддерживала на ходу”. Часто супервизору не нужно делать особенно много. Он действует как юркий буксир для тяжелого терапевтического теплохода: слегка подталкивает в одну сторону, тянет в другую, пока в конце концов теплоход благополучно не причалит.

Роли супервизируемого

Супервизию Тензи можно было бы завершить на этом месте, благо ее терапевтические цели и возможные вмешательства значительно прояснились. Тогда они ограничились бы первым фокусом (вербальным описанием или рассказом терапевта) и вторым фокусом (терапевтической активностью). Но терапевтическая система, образуемая Тензи и Клео, до сих пор оставалась без внимания. Если супервизию можно ограничить работой с первым и вторым фокусами, — прекрасно. Но если остались проблемы и сложности, можно пойти дальше. Поскольку этот случай воображаемый, мы вполне можем представить, что сложности остались. Сандра может теперь заняться выявлением ролей терапевта тем же путем, каким она действовала с ролями Клео. Не забывайте, роли определяются межличностно: Сандра задает свои вопросы, основываясь на идее, что роли Тензи комплементарны или симметричны по отношению к ролям Клео.

“Когда Клео действует как Бешеный Младенец, как ты реагируешь? Какие твои роли выходят на передний план?”

Предположим, Тензи отвечает: “Когда она так себя ведет, это вызывает у меня некоторое смущение, колебания и неуверенность”. С помощью участника группы появляется персонаж Трясучка.

“А что с тобой происходит, когда она становится мечтательной и ускользает от тебя?”

Например, Тензи отвечает: “Я в какой-то степени вместе с ней начинаю “плавать” — перестаю понимать, куда на самом деле двигаюсь. Возникает роль Пловца, и человек, представляющий эту роль, встает напротив Мечтательницы Клео. Тензи добавляет, что она также пытается быть с собой и с Клео Аналитиком Системы, но эмоциональные бури Клео часто отшвыривают эту роль далеко на задний план.

Сандра продолжает задавать вопросы до тех пор, пока на сцене не устанавливаются все релевантные роли Тензи. Теперь она готова поставить фундаментальные супервизорские вопросы, и первый из них такой:

“Тензи, если бы ты могла переместить одну из своих ролей, выстроившихся сейчас перед Клео, то какую ты передвинула бы и куда?”

Тензи двигает одного из персонажей. Предположим, что это Аналитик Системы, которого она перемещает с заднего плана на авансцену. Теперь ее можно проинтервьюировать в этой роли: “Что это для тебя — стоять здесь, а не там, где раньше? Что ты видишь отсюда? С кем ты теперь, находясь здесь, взаимодействуешь больше, чем прежде? Поговори с ними сейчас непосредственно...” и т.д. Затем супервизируемого можно вновь вывести за пределы драматического действия, и Сандра спросит:

“После того, как ты переместила эту роль, что произошло в отношениях между другими твоими ролями?.. И теперь, после того, как ты произвела соответствующие передвижения, что произошло с ролями Клео?”

На этом этапе супервизия может начать приносить реальные плоды, сверх того, что она уже принесла раньше, — прояснения ролевой структуры клиента, целей терапевта в терапии и содержания интервенции. Теперь может открыться, что именно терапевт должен сделать с собой, чтобы произвести изменение в клиенте. Отчасти эта процедура уже иллюстрировалась примерами визуальной супервизии. Однако при ролевой игре в группе отличие состоит в том, что вместо описания фигур супервизируемым происходит интервьюирование в ролях, с последующим реальным взаимодействием “актеров”, играющих эти роли. Для понимания какой-либо “части” системы (например, клиента в терапии или терапевта с клиентом) полезно увидеть отношение этой части к целому. Иначе говоря, отношения между двумя “факторами” в супервизии (например, между супервизируемым и клиентом) могут быть наилучшим образом поняты, если их увидеть в контексте всей системы “супервизируемый — клиент — супервизор”, иными словами, в контексте всех возможных объектов внимания шестифокусного подхода. Теперь оставим воображаемый случай и перейдем к реальному.

Зеркало Корел

Корел, которой около тридцати, обратилась за терапией в свою местную службу в связи с депрессией после развода, произошедшего около шести месяцев назад. У нее трое маленьких детей. Тим говорит, что проблема Корел состоит в ее внутреннем хаосе, который проявляется в низкой самооценке, сомнениях в адекватности собственных суждений, растерянности, страхе одиночества, страхе принять неправильное решение, чувстве вины по поводу отношений с другим мужчиной. Но самое главное, заявляет он, это амбивалентность Корел: она ждет, чтобы кто-то другой сделал первый шаг. Она ждет, чтобы ее любовник Ларри (женатый мужчина значительно старше ее) сделал первый шаг и чтобы ее бывший муж Хэл (шестью годами моложе ее) сделал первый шаг. Наконец, она ждет, чтобы Тим сделал первый шаг.

Построенная Тимом генограмма Корел невообразимо беспорядочна, что очень непохоже на его обычную аккуратную работу. Он описывает Корел как “неспособную по-настоящему признать свою роль или свой выбор” и пространно говорит о страхе Корел принять неправильное решение.

“Мне удалось сдвинуть ее мышление, — говорит он. — Но есть ли в этом смысл? Я как будто в некотором хаосе. Она чувствует себя виноватой из-за того, что у нее были отношения с Ларри, когда она еще не рассталась с Хэлом. Работа с ней — это несколько шагов вперед и несколько назад. Может быть, я все неправильно понимаю? Я знаю, что это типично. Я замечаю, что даже сейчас, представляя случай, я говорю: “Да, мы продвигаемся куда-то”, а потом как будто вновь возвращаюсь в начала своего рассказа. Чего я хочу, так это чтобы я мог как-то разложить ее по полочкам”.

Читатель, у вас не идет голова кругом? У группы определенно идет, так же, как и у Сэма, когда Тим дает свой комментарий и свой метакомментарий в одно и то же время. И тут же, не переводя дыхание, Тим кидается в семейную историю Корел: ее отец по-особому относился к ней до раннего пубертата, а потом она обнаружила, что перестала быть для папы чем-то особенным.

“Она попросту хочет, чтобы все кругом изменились. Но при этом она ужасно испугана”, — говорит Тим. Он добавляет массу деталей: “В ней что-то меняется, но ненадолго. Я должен сидеть с ней каждую неделю... Это та самая амбивалентность. Я чувствую, что глубоко увяз. Она жалуется на то, что чувствует себя амбиваленто, и что чувствует себя обузой, и я слушаю это, и мое тело начинает всем этим заражаться. Нет, конечно, никакая она не обуза! Хотя должен признать, что нахожу все это несколько тяжеловатым”.

В процессе описания Тима члены группы оживленно переговариваются и задают много вопросов, как если бы они необычайно сильно стремились разложить Тима по полочкам, точно так же, как он хочет разложить по полочкам Корел. Однако их вопросы и восклицания лишь увеличивают сумятицу. Сэм, который тоже ловит себя на желании разложить Тима по полочкам, заключает, что все не так просто. В ходе “параллельного процесса” люди имеют обыкновение быстро и интуитивно “подхватывать” чувства других, будь то амбивалентность, страх перед хаосом, переживание пустоты и беспомощности, чувство перегруженности или что угодно еще (позитивные и жизнерадостные состояния тоже могут подхватываться, поэтому так и важна ясность в супервизорской системе — ясность цели, которая получит параллельный аналог в системе “терапевт — клиент”). В данном случае группа захвачена требованием чуда, точно так же, как Тим захвачен исходящим от Корел требованием чуда. Когда человек так захвачен, он не чувствует — или даже не замечает — ловушку, в которую попал. Он испытывает лишь желание соответствовать ожиданиям.

Сэм понимает, что Тиму не помогут предложения по “улучшению” Корел: если начать выдвигать их, это воспроизведет тот самый процесс, которым захвачены Тим и Корел. Ему также приходит в голову, что прежде Тим был особенным человеком в группе — как для себя самого, так и для других участников, — но после того, как группа прошла среднюю фазу своего развития, он перестал быть “социометрической звездой”. Не слишком ли мистическим было бы предположение, размышляет Сэм, что параллельный процесс работает как сверху вниз, так и снизу вверх, и что хотя Тим действительно испытывает проблемы с этим случаем, он принес его в группу и как метафору собственной потери популярности? Сэм знает также, что Тим подумывает уйти из группы, и задает себе вопрос, нет ли какого-либо смысла в этом совпадении — амбивалентность Корел по отношению к двум ее мужчинам и амбивалентость Тима по отношению к этой группе и к другой, к которой он планирует присоединиться.

Вы — критик

Не заходит ли Сэм слишком далеко? Нет ли у вас ощущения, что он впал в некий супервизорский нарциссизм, или же вы думаете, что его догадки могут быть полезны для супервизируемого и, в конечном счете, для клиента?

Сэм просит одного из членов группы, Троя, поработать с Тимом. Он использует возможности группы, поручая участникам вести супервизию. По его мнению, таким образом они очень многое узнают о терапии, а ему самому это позволяет быть немного вне событий, что облегчает сохранение нейтральной позиции консультанта. Сэм советует Трою вначале проинтервьюировать Тима в роли Корел, а затем его же как его самого. Человек всегда достаточно “разогрет”, чтобы изображать самого себя. Интервьюирование его как кого-то другого “разогревает” его в образе этого персонажа и способствует более мощному и драматическому взаимодействию в последующем диалоге. Именно потому, что Сэм испытывает сильнейшее стремление выбраться из этого хаоса и наконец-то “привести в порядок” Корел и чувствует, что группа находится в таком же состоянии, он рекомендует Трою ничего не упорядочивать, а предложить Тиму представить систему “просто как она есть, не пытаясь что-либо улучшить”.

Трой проводит с Сэмом интервьюирование в роли так, как описано выше. Как только интервью начинается, Сэм, похоже, прекращает свое суетливое трепыханье. Принадлежащая “параллели” инвалидизирующая тревога уже побеждена. Тим выбирает участницу группы на роль Беспомощной Малышки Корел и ставит ее в центре комнаты. Затем выбирает другого на роль Вины и размещает его непосредственно позади Беспомощной Малышки, так что первый персонаж угрожающе маячит над вторым. В результате интервью появляется и третья роль — “Лицо, ясно и вразумительно ведущее переговоры”. Оно располагается в сторонке, скрыто (рис. 15.2).

Теперь Тиму предлагается определить три роли для себя. Прежде чем сделать это, он говорит: “У меня много эмпатии по отношению к этой клиентке, потому что именно так, как я покажу сейчас, она должна себя чувствовать”. Перед Беспомощной Малышкой он ставит своего Фрустрированного Ребенка. В стороне, заслонив стулом, он ставит участника группы, который должен изображать его Кормящую Мать. Поскольку все участники группы уже заняты в ролях, Непоколебимому Клиницисту Тима приходится довольствоваться тем, что его будет представлять корзина для бумаг, которую Тим также прячет.

Итак, вербальное выражение Тимом параллели теперь нашло физическое соответствие — формы расстановки ролей клиента и терапевта сходны, и даже сами роли выглядят зеркальными отображениями друг друга. Требуется немалое мужество, чтобы, как это делает Тим, сообщить своему фрустрирующему опыту терапевтическую ценность путем достижения более глубокого и эмпатического понимания состояния клиента в процессе того, как он сам сепарируется от этого состояния.

Трой просит Тима выбрать одну из своих ролей и “озвучить” ее. Тим становится Фрустрированным Ребенком и из этой роли кричит на Корел: “Прекрати ждать, когда я сдвинусь с места! Мне кажется, я теперь знаю, как чувствуют себя Ларри и Хэл. У меня такое ощущение, будто я оказался в их положении. Ты спихиваешь на меня свою проблему. Если говорить начистоту, я начинаю чувствовать себя круглым идиотом”. Он выходит из роли и, выпрямившись во весь рост, заявляет Трою: “Я по-настоящему зол”. По нему это видно. “На что?” — спрашивает Трой. “Не знаю. Похоже, что это имеет отношение к Кормящей. Меня тошнит от нее. (Он делает паузу.) Теперь, когда я это высказал, я уже не так зол”. Трой комментирует: у него такое впечатление, что снова заговорил Фрустрированный Ребенок, — и предлагает ему новый обмен ролями. В качестве Фрустрированного Ребенка Тим обращается к своей собственной Кормящей Матери:

“Нет никакого толку в том, что ты даешь поймать себя на удочку. Это не помогает клиенту”. Но его голос уже становится мягче. Он несколько сбавляет обороты, но продолжает нападать: “Мне кажется, мы с тобой регулярно подзуживаем друг друга. Но я не думаю, что ты так уж полезна. Ты полезна в небольших дозах. Ты помогла Корел войти в контакт с ее собственными позитивными аспектами. Но мы должны сдвинуться куда-то с твоей роли”.

Он обращается к Непоколебимому Клиницисту: “Ты слишком мал и недостаточно сформирован. Ты несколько опасаешься травмировать или уязвить чувства Корел. Ты полезен и не видишь собственной полезности. В действительности именно ты придаешь стабильность существованию Корел. Ты находишься в становлении, как и другие люди в ее жизни. Ты должен в большей мере бросать ей вызов”.

Тим очень расстроен. Трой спрашивает его, не может ли он просто взглянуть на систему и принять ее такой, как она есть, не пытаясь в данный момент что-то изменить. Это очень нелегко для Тима. Он говорит, что роли, принятые им в противовес ролям Корел, отнюдь не новы, и его огорчает, что после всего, что было, они так никуда и не девались. Он-то думал, что разделался с ними. Трой советует ему высказать Корел, как она на него действует. Тим отзывается, что это должно быть сделано очень осторожно и продуманно. Трой соглашается. Тим усаживается напротив Беспомощной Малышки и говорит: “Я боюсь сделать ошибку и, похоже, ты тоже боишься”. Затем он производит обмен ролями и в качестве Корел отвечает: “Да”. Вернувшись в собственную роль, Тим говорит: “Давай доверимся себе”.

Тим увидел и интерпретировал множество параллелей и симметрий между своей системой и системой Корел. Сессия заканчивается. Группа очень взволнована. В ходе шеринга* другие участники группы имеют возможность рассказать о своих личных переживаниях, пробужденных этой психодрамой. Они не “интерпретируют” происходившее, не обсуждают случай или протагониста. Это условие может оказаться очень большим ограничением для членов группы, склонных предлагать анализ ситуации или новые идеи (подробности об этом можно найти у Уильямса, 1989, 1991). В техническом отношении шеринг — это навык, требующий значительного самоконтроля и сензитивности. Во время шеринга по поводу психодрамы Тима нет ни одного участника группы, который бы не признался, что ему свойственна по меньшей мере одна из ролей, нашедших выражение в драме. Все они говорят об оттеснении на задний план собственной компетент­ности, о своей фрустрированности, вине или страхе, о склонности к чрезмерной опеке.

Когда люди сдерживают проявление каких-то своих тенденций, связанных с базисным опытом, они теряют контакт с соответствующими источниками витальности; подавление уязвимости, агрессии и страха может блокировать проявление бурных чувств, чувственности, сензитивности, веселья, любви, воображения и ясности мышления. В хорошо проведенной ролевой игре противоположности “снаружи” и “внутри”, “реального” и “воображаемого”, “буквального” и “метафорического” начинают терять свою “плотность”. Ролевая игра переводит невидимую динамику сил в зримые явления: внутренние самоописания находят воплощение во времени и пространстве. Может быть, постороннему наблюдателю все эти “Фрустрированные воители”, “Опекающие матери”, “Беспомощные дети” и т.п. покажутся чем-то надуманным и бесплодным, а сама драматизация — не слишком доброкачественной формой опыта, перенасыщенной “нереальностью”. Тем не менее, эти драматизации, даже когда они получаются совсем примитивными, имеют огромную силу для своих участников. Вызванные ими образы, пусть самые наивные или фантастические, на данный момент становятся реальнее, чем “реальность”. Предсказуемая вселенная внезапно становится неизведанной, требующей эксперимента и фундаментального познания.

Есть соблазн полагать, что “реальность” — это некая прерогатива опыта, связанного с миром сенсорных данных, имеющих внешний и объективный характер, и что все остальные модусы опыта принадлежат сферам менее “твердым”, а потому “субъективным” и “менее полноценным”. Но такое драматическое действо, в которое был вовлечен Тим, не просто фиксирует или выражает то, что уже есть; оно также выполняет роль контейнера для творчества и возникновения опыта. Это система не только “перевода”, но и конструирования. Ни Фрустрированного Ребенка, ни Беспомощной Малышки не существует в качестве онтологически отдельных существ — это конструкты, создаваемые и открываемые в одно и то же время и на данный момент рассматриваемые как “целостности”. Но если вы не в силах расстаться с сомнениями по поводу эффекта, оказываемого этими ролями на “реальную” жизнь, спросите участников. Они обычно испытывают большое уважение к внутренним голосам, говорящим, как нам существовать, будь то к добру или к худу.

Глава 16

РОЛЕВАЯ ИГРА И РОЛЕВОЙ ТРЕНИНГ

Активные методы драматизации

“реальной жизни” по сравнению

с методоМ драматизации

“выдуманного”

На групповой супервизии, включающей в себя драматизацию, напряжение и возбуждение нарастают по мере того, как компетентный супервизор экс­тернализует образы супервизируемого и трансформирует вербальные ключи в драматическое действие. Никто не в состоянии противиться мощному потоку сюжета — он увлекает с собой всех. Экстернализация замысловатых терапевтических процессов, определение их в пространстве и во времени может в значительной мере прояснить их. Обучение происходит на всех уровнях — сенсорном, эмоциональном, интеллектуальном и поведенческом. Проясняются не только клиентские ролевые системы, но, возможно, и некоторые проблемы, проявившиеся непосредственно в супервизии. Используя такие методы, как ролевая игра, скульптура и метафора, супервизор может выстроить интервенцию, которая воздействует прежде всего на него самого. Роли и концепции, ставшие зримыми, в отличие от слов, не исчезают в ту же минуту, когда они нашли выражение, а могут оставаться с нами столько, сколько нам нужно, и могут быть изменены в то самое мгновение, когда перестали быть адекватными.

В имитационной игре действие происходит в контексте придуманном и абстрактном. Слова “придуманный” и “абстрактный” могут создать впечатление, что имитационное моделирование — это нечто бесполезное. Это не так. Просто имитационное моделирование больше подходит для тренинга, чем для супервизии. При имитационном моделировании разыгрываемый материал — не столько драматическое воспроизведение чего-то случившегося на прошлой неделе, сколько отображение какого-то типичного терапевтического опыта: не этот конкретный алкогольный клиент, который является пьяным на сессии, а типичный алкогольный клиент, с которым такое типично происходит.

Фундаментальное различие между имитационными и психодраматическими методами состоит в том, что в первом случае супервизор “знает” решение и хочет его наглядно показать, а во втором решение не столь ясно заранее. Однако более важное различие — это различие в природе и значимости “разогрева”. В драматических методах необходимые роли создаются на месте по требованию ситуации, и разрешение является из недр спонтанности, присущей психодраме. Спонтанность побуждает супервизируемых быть открытыми по отношению друг к другу, когда они работают над реальными проблемами, обнажающими их человечность и уязвимость, — конечно, так же, как их красоту и мужество. В драматических методах находится место и применение для комизма, страсти и даже настоящей юродивости: выработка желаемых “новых решений” иногда требует участия иррациональных и непредсказуемых факторов. Однако какое бы безумие ни царило на психодраматической сцене, в нем всегда сохраняется этика, уважение к клиентам и супервизируемым, а также несомненная преданность задаче улучшения профессиональной практики и развития клинической мудрости.

Ролевая игра

В ролевой игре находят отражение более конкретные ситуации, чем в имитационном моделировании. И то, и другое часто предлагается как инструменты супервидения (например, см. Errek & Randolf, 1982; Meredith & Bradley, 1989; Strosahl & Jacobson, 1986) и тренинга (например, Akamatsu, 1980). Бредли (1989) в своем замечательном руководстве по консультативному супервидению описывает ролевую игру как “упражнение на поведение в специально придуманных обстоятельствах в соответствии с определенной предписанной ролью; путем изменения ролей может быть представлен ряд обучающих ситуаций”. Супервизируемый вначале играет роль клиента, имея возможность наблюдать навыки эффективного терапевта (которого тем временем играет супервизор), а также углубить свое переживание состояния данного клиента. Можно просто и быстро вовлечь супервизируемого в роль клиента, предложив ему закончить ряд предложений:

l Я убежден(а)__________________________________________________

l Мои отношения с Х_____________________________________________

l Мои отношения с Y_____________________________________________

l То, чего я хочу на самом деле, это_________________________________

l Я чувствую___________________________________________________

l По крайней мере, никто не может сказать, что я_______________________

l Мои отношения с моим терапевтом________________________________

Эти утверждения позволяют выразить главные характеристики роли клиента во взаимодействии с терапевтом. В индивидуальной супервизии ролевая игра часто принимает такую форму: “Ты будешь клиентом, я — терапевтом; ты почувствуешь на себе то, что будет сказано, и будешь знать, каково это”. Часто супервизор в течение некоторого времени играет терапевта, позволяя супервизируемому испытать в качестве “клиента” воздействие ролей и методов терапевта. Супервизируемый может почувствовать состояние клиента этого типа и посмотреть на терапевта его глазами. Например, “из кожи” клиента он может воспринять ошибки, которые он делает как терапевт.

Когда ролевая игра проводится на групповой супервизии, она предлагает еще больше возможностей; например, “терапевтом” может стать другой участник группы или его роль могут играть несколько участников по очереди, неизменно обращаясь к “клиенту”. Хотя любая успешная ролевая игра основана на интервьюировании в роли (“настройке” роли на представления супервизируемого), это отнюдь не исключает дополнительных импровизаций участника группы, “разогретого” на роль.

Стол

Сара, социальный работник высокого статуса, ведет группу для людей, которые сами ведут группы. Проблемный “случай” — обучающая группа для консультантов, три недели назад потерявшая свою ведущую, Лоран, которая была уволена при таинственных обстоятельствах — таинственных для группы, но не для Сары и Тины. Лоран была заменена Тиной, одной из членов группы, которую ведет Сара. Тина жалуется, что члены группы ведут себя вяло, что они как будто не испытывают никакого желания приносить свои случаи на групповые сессии. Она также говорит, что трудности усугубляются наличием журнального стола в комнате, где происходят встречи группы: он длинный и низкий, и его невозможно вынести. Группа Сары обсуждает ситуацию Тины как-то урывками; если дискуссия и ведет куда-нибудь, то слишком медленно. В конце концов Тина спрашивает: может быть, провести ролевую игру?

Она начинает с того, что описывает участникам, кто они и как выглядят. “Ты Питер, ты не слишком разговорчивый и немного вязкий. Ты Люси, тебе около двадцати пяти, и тебе ужасно нравится учиться. Ты Джесмайн, ты вечно стараешься все “пригладить” и “подсластить”, и ты, мне кажется, вызываешь раздражение в группе, хотя никто об этом не говорит”. И так далее. Она продолжает раздавать роли, пока не наделяет ими всех участников группы, и затем просит их взаимодействовать. Процесс начинается довольно бойко; Тина перемещается между участниками, то и дело переправляясь через журнальный стол для беседы или инструктажа. Однако через некоторое время ролевое взаимодействие начинает само по себе замирать: это длится долго, постепенно все более и более замедляясь.

Саре физически плохо на протяжении всей сессии. Внезапно ей является “видеґние”. В результате она просит одного участника группы лечь на коврик в середине комнаты и скрестить руки на груди. “Точно!” — восклицает Тина. Это не журнальный стол, а гроб. Все это время я общаюсь с мертвецом”. Участники группы обсуждают тот факт, что, находясь в ролях, они вовсе не хотели, чтобы среди них витал дух прежнего ведущего, и решают вынести его из группового пространства, используя коврик в качестве носилок. Вернувшись в комнату, они оказываются способными сдвинуться с “мертвой точки”.

Процесс ролевой игры

Дата добавления: 2014-11-06