Той предпосылки, что интенсивность внимания и его объем обратно пропорциональны 10 страница

впечатлений. Именно этому обстоятельству обязаны МЬ1 тем, что вообще можем в

одно мгновение схватить

какой-либо цельный образ, например прочесть слово. Для центральной части

зрительного поля нашего сознания, непосредственно прилегающей к внутренней

фиксационной точке, давно уже создано под давлением практических потребностей

слово, которое принято и в психологии. Именно мы называем психический процесс,

происходящий при более ясном восприятии ограниченной сравнительно со всем полем

сознания области содержаний, вниманием. Поэтому о тех впечатлениях или иных

содержаниях, которые в данное мгновение отличаются от остальных содержаний

сознания особенной ясностью, мы говорим, что они находятся в фокусе внимания.

Сохраняя прежний образ, мы можем поэтому мыслить их как центральную,

расположенную вокруг внутренней фиксационной точки область, которая отделена от

остального, все более тускнеющего по направлению к периферии зрительного поля

более или менее резкой пограничной линией. Отсюда сейчас же возникает новая

экспериментальная задача, дающая важное добавление к вышеизложенному измерению

всего объема сознания. Она заключается в ответе на возникающий теперь вопрос:

как велик этот более тесный объем внимания?

Насколько удобны ритмические ряды, в силу присущего им расчленения, для

определения всего объема сознания, настолько же малопригодны они, в силу того же

самого свойства, для разрешения второй задачи. Ибо ясно, что как раз вследствие

той связи, которую ритм известного ряда тактов устанавливает между фокусом

внимания и остальным полем сознания, точное разграничение между обеими областями

становится невозможным. Правда, мы замечаем с достаточной ясностью, что вместе с

непосредственно воздействующим ударом такта в фокус внимания попадают также и

некоторые предшествующие ему удары, но сколько именно-это остается неизвестным.

В этом отношении чувство зрения находится, конечно, в более благоприятных

условиях. В чувстве зрения именно можно наблюдать, что физиологические условия

зрения, взятые сами по себе, независимо от психологического ограничения нашего

ясного восприятия ограничивают восприятие протяженных предметов, так как более

ясное отличие впечатления ограничено так называемой областью "ясного видения",

окружающей фиксационную точку. В этом легко убедиться, если твердо фиксировать

одним глазом на расстоянии 20-25 см центральную букву О на прилагаемой таблице

(рис.3), а другой глаз закрыть. Тогда можно, направляя внимание на расположенные

по краям точки зрительного поля, воспринимать еще буквы, лежащие на периферии

этого круга из букв, например верхнее Ь или находящееся справа 1. Этот опыт

требует известного навыка в фиксации, так как

7 Л т тух V/ а з

5 а * Г I Ь р п Л т Л V/ с А * д

А

при естественном, непринужденном зрении мы всегда бываем склонны направлять'на

тот пункт, на который обращено наше внимание, также и нашу оптическую линию.

Если же приучиться направлять свое

внимание на различные области зрительного поля, в то время как фиксационная

точка остается неизменной, то такие опыты покажут, / д \ с з 1 р а 1 что

фиксационная точка внимания и 21 аепргпуг! фиксационная точка поля зрения от-с 1

и с I Ь 1 Ь п & & нюдь не тождественны и при надле-*/*ерпо*у&5/ жащем управлении

вполне могут П21иегКт<*дп отделяться друг от друга, ибо вни-</ / п / IV о е I V

I Т мание может быть обращено и

на так называемую непрямо видимую, т. е. находящуюся где-либо в стороне, точку.

Отсюда становится

Р я V е г в то же время ясным, что отчетливое

восприятие в психологическом и отчетливое видение в физиологическом смысле

далеко не необходимо совпадают друг с другом. Если, например, фиксировать

среднюю букву О в вышеприведенной фигуре, в то время как внимание обращено на

лежащую в стороне букву п, то расположенные вокруг п буквы ^ §, 5, 1

воспринимаются отчетливо, тогда как находящиеся вокруг О буквы Ь, I, г, п

отступают в более темное зрительное поле созна-5 ния. Нужно только сделать

эту таблицу из букв такой величины, чтобы при рассматривании ее с расстояния в

20 - 25 см она приблизительно

равнялась объему области ясного видения, причем за критерий последнего

принимается возможность отчетливо различать буквы такой величины, как шрифт этой

книги. Поэтому только что упомянутые наблюдения сейчас же показывают нам, что

объем фокуса внимания и области отчетливого видения в физиологическом смысле

также настолько далеко расходятся друг с другом, насколько отчетливое видение в

физиологическом смысле при вышеуказанных условиях, очевидно, охватывает гораздо

большую область, чем объем фокуса внимания. Помещенная выше фигура содержит 95

букв. Если бы мы

Рис.3

должны были все физиологически отчетливо видимые предметы отчетливо воспринимать

также и в психологическом смысле, то, фиксируя букву О, мы схватили бы все буквы

таблицы. Но это отнюдь не бывает, и в каждый данный момент мы всегда различаем

лишь немногие буквы, окружающие внутреннюю фиксационную точку внимания, будет ли

она совпадать с внешней фиксационной точкой зрительного поля, как при обыяном

зрении, или же при нарушении этой связи лежать где-либо эксцентрически.

Хотя уже и эти наблюдения над одновременным восприятием произвольно

сгруппированных простых объектов, например букв, с достаточной определенностью

указывают на довольно тесные границы объема внимания, однако с помощью только их

нельзя решить вопрос о величине этого объема вполне точно, т. е. выразить его в

числах, подобно тому как это оказалось возможным при определении объема сознания

посредством опытов с метрономом. Однако эти опыты над зрением можно без сложных

приборов видоизменить таким образом, что они будут пригодны для разрешения этой

задачи, если только не упускать из виду, что непосредственные результаты

естественным образом и здесь имеют значение лишь при допущении особых условий.

Для этой цели скомбинируем несколько таких таблиц букв, как вышеприведенная,

каждый раз с новым расположением элементов. Кроме того, нужно изготовить

несколько большую по размерам ширму из белого картона с маленьким черным кружком

посредине. Этой ширмой 5 закрывают выбранную для отдельного опыта фигуру А и

просят экспериментируемое лицо, которому фигура неизвестна, фиксировать

находящийся в центре маленький черный кружочек, причем другой глаз остается

закрытым. Затем с большой скоростью сдвигают ширму на мгновение в сторону и

вновь возможно быстрее закрывают ею фигуру. Скорость при этом должна быть

достаточно большой для того, чтобы в то время, как фигура остается открытой, не

произошло ни движения глаза, ни отклонения внимания за поле зрения2. При

повторении опыта необходимо точно так же каждый раз выбирать таблицы букв, так

как в противном случае отдельное моментальное впечатление будет дополняться

предшествовавшими восприятиями. Чтобы получить однозначные результаты, нужно

найти такие условия опыта,

Для более точного и равномерного выполнения этого опыта целесообразно

воспользоваться одним простым прибором, так называемым тахистоскопом (от греч.

(;ас1тт.е - как можно скорее и зсорео - смотрю), у которого падающая ширма на

очень короткое и точно измеримое время позволяет видеть открывающуюся фигуру. Но

если нет этого аппарата под руками, то достаточно и вышеописанного опыта, для

которого требуется только большая быстрота рук.

при которых влияние прежних впечатлений отпадало бы и задача, следовательно,

сводилась бы к вопросу: как велико число простых, вновь вступающих в сознание

содержаний, которые могут попасть в данный момент в фокус внимания? Относительно

постановки вопроса можно было бы, конечно, возразить против нашего метода

проведения опытов, что буква является не простым содержанием сознания и что

можно было бы выбрать еще более простые объекты, например точки. Но так как

точки ничем не отличаются друг от друга, то это вновь в высшей степени

затруднило бы опыт или даже сделало бы его невозможным'. С другой стороны, в

пользу буквенных обозначений говорит их привычность, благодаря которой буквы

обычного шрифта схватываются так же быстро, как и отдельная точка,-факт, в

котором легко убедиться через наблюдение. Вместе с тем буквенные обозначения

благодаря своим характерным отличиям имеют ту выгоду, что они легко удерживаются

в сознании даже после мгновенного воздействия, почему после опыта возможно

бывает дать отчет о ясно воспринятых буквах. Если мы будем производить опыты

указанным образом, то заметим, что неопытный еще наблюдатель по большей части

может непосредственно схватить не более 3 - 4 букв. Но уже после немногих,

конечно, как было сказано, каждый раз с новыми объектами произведенных опытов

число удерживаемых в сознании букв повышается до 6. Но уже выше этого числа

количество удержанных букв не поднимается, несмотря на дальнейшее упражнение, и

остается неизменным у всех наблюдателей. Поэтому его можно считать постоянной

величиной внимания для человеческого сознания.

Впрочем, нужно заметить, что это определение объема внимания связано с одним

условием, как раз противоположным приведенному нами при объяснении'измерения

объема сознания. Последнее было возможно лишь благодаря воздействию рядов

впечатлений, связанных в объединенное целое. При измерении объема внимания мы,

наоборот, должны были изолировать друг от друга отдельные впечатления так, чтобы

они образовывали любые необъе-диненные и неупорядоченные группы элементов. Эта

разница УСЛОВИЙ зависит не исключительно от того, что один раз,, при опытах с

метрономом участвует чувство слуха, другой раз, при опытах со зрением -

зрительное чувство. Скорее наоборот, мы уже сразу можем высказать предположение,

что в первом случае главную роль играют психологические условия соединения

элементов в единое Целое, в другом, наоборот, изоляция их. Поэтому сам собою

8озникает вопрос: какое изменение произойдет, если мы заставим до Известной

степени обменяться своими ролями зрение и слух, т. е. если иа зрение будут

воздействовать связные, объединенные в целое впе-

чатления, а на слух, напротив, изолированные? Простейший же способ связать

отдельные буквы в упорядоченное целое -это образовать из них слова и

предложения. Ведь сами буквы - не что иное, как искусственно выделенные из

такого естественного образования элементы. Если произвести описанные выше опыты

(с тахистоскопом) над этими действительными составными частями речи, то

результаты в самом деле.получатся совершенно иные. Положим, что экспе-

риментируемому лицу предлагается слово вроде следующего:

\УаЫуег\уапсИ;5спагг,еп, тогда даже малоопытный наблюдатель может сразу прочесть

его без предварительной подготовки. В то время, следовательно, как изолированных

элементов он с трудом мог воспринять 6, теперь он без малейшего затруднения

воспринимает 20 элементов и более. Очевидно, что по существу это тот же случай,

который самим нам встречался и при опытах с ритмическими слуховыми восприятиями.

Лишь условия связи здесь иные, поскольку то, что в зрительном образе дается нам

как единовременное впечатление, при слухе слагается из последовательности

простых впечатлений. С этим стоит в связи еще другое различие. Слово только

тогда может быть схвачено в одно мгновение, если оно уже раньше было известно

нам как целое или по крайней мере при сложных словах, в своих составных частях.

Слово совершенно неизвестного нам языка удерживается поэтому не иначе, как лишь

в комплексе не объединенных в целое букв, и мы видим, что тогда воспринимается

не более 6 изолированных элементов. Напротив, при ритмическом ряде ударов

маятника дело совсем не в форме такта, связывающего отдельные удары, так как мы

можем мысленно представить себе любое ритмическое расчленение, лишь бы оно не

противоречило общей природе сознания, например не превышало вышеупомянутое

условие тах1пшта в 3 повышения. При всем том, как вытекает из этого требования,

указанная разница в восприятии последовательного и одновременного целого, как

это бывает при опытах над слухом и зрением, в сущности говоря, лишь кажущаяся.

Адекватный нашему ритмическому чувству размер, в общем, относится к нему не

иначе, как соответствующее нашему чувству речи целое слово или целое

предложение. Поэтому и в опытах с чтением, совершенно так же как и в опытах с

метрономом, мы должны будем предположить, что вниманием схватывается не целое,

состоящее из многих элементов слов как целое, но что в объем его в каждый данный

момент попадает лишь ограниченная часть этого целого, от которой психическое

сцепление элементов переходит к тем частям, которые находятся в более отдаленных

зрительных полях сознания. В самом деле, существует общеизвестный факт, который

Дает поразительное доказательство этому сцеплению воспринятой

вниманием части целого слова или предложения со смутно сознаваемыми

содержаниями. Это прежде всего тот факт, что при беглом чтении мы очень легко

можем просмотреть опечатки или описки. Это было бы невозможно, если бы для того,

чтобы читать, мы должны были бы одинаково отчетливо воспринять в нашем сознании

все элементы сравнительно длинного слова или даже целого предложения. В

действительности же в фокус внимания в каждый данный момент попадают лищь

немногие элементы, от которых затем тянутся нити психических связей к лишь

неотчетливо воспринятым, даже отчасти лишь физиологически в области непрямого

видения падающим впечатлениям; совершенно так же и в слуховом восприятии ритма

моментально воздействующие слуховые впечатления соединяются с предшествовавшими,

отошедшими в область более смутного сознания, и подготовляют наступление

будущих, еще ожидающихся. Главная разница обоих случаев лежит не столько в

формальных условиях объема внимания и сознания, сколько в свойстве элементов и

их сочетаний.

Если мы обратимся теперь, получив такие результаты от опытов над зрением, вновь

к нашим наблюдениям над метрономом, то очевидно, что через эту аналогию тотчас

же возникает вопрос, нельзя ли и при опытах с маятником найти такие условия,

которые делали бы возможной такую же изоляцию простых элементов, какая была

нужна для измерения объема внимания в области чувства зрения. Действительно, и в

опытах с метрономом такая изоляция ударов такта произойдет тотчас же, как только

мы не будем делать мысленно никаких ударений, слушая удары маятника, так что не

будет даже простейшего размера в 2/8 такта. Ввиду ритмической природы нашего

сознания и всей нашей психофизической организации это, конечно, не так легко,

как может показаться с первого взгляда. Все-таки мы всегда будем склонны

воспринимать эти удары маятника как ряд, протекающий по крайней мере в 2/8

размера с равными интервалами.

не менее, если только в ударах маятника нет заметной объективной разницы,

удается достигнуть этого условия без особого труда. Только при этом промежуток

между ударами такта должен быть достаточно большой, чтобы мешать нашей

склонности к ритмическому расчленению и в то же время допускать еще объединение

ударов в целое. Это-ЧУ требованию, в общем, отвечает интервал в 1'/2 ~ 2'/2

секунды. В Этих пределах можно после некоторого упражнения довольно свобод-0

схватывать удары маятника то ритмически, то неритмически. Если Ь1 Добьемся этого

и так же, как и при ритмических опытах, будем Рез небольшую паузу после

восприятия известного числа ударов мет-Нома слышать одинаковое или чуть большее

или меньшее число, то

и в этом случае можно еще отчетливо различать равенство первого и второго рядов.

Если, например, при первом опыте мы выберем ряд А в 6 ударов, при другом же ряд

В в 9 ударов (рис. 4), то при повторении обоих рядов тотчас же обнаружится, что

при ряде А еще возможно

вполне отчетливо различить

Г Р Г Г Г Г ***999*99 равенство, а при ряде В это

Г Г Г Г Г Г ГГГГГГГГГ невозможно, и уже на 7-м или

А • В 8-м ударе сличение рядов ста-

новится в высшей степени не-

'•: ис' "- надежным. Поэтому мы при-

ходим к тому же выводу,

что и в опытах'со зрением: шесть простых впечатлений представляют собой границу

объема внимания.

Так как эта величина одинакова и для слуховых, и для зрительных впечатлений,

данных как последовательно, так и одновременно, то нужно заключить, что она

означает независимую от специальной области чувств психическую постоянную.

Действительно, при впечатлениях других органов чувств получается тот же

результат, и если исключить ничтожные колебания, число 6 остается тахттит еще

схватываемых вниманием простых содержаний. Например, если взять для опыта любые

слоги, только не соединенные в слова, и сказать ряд их другому лицу с просьбой

повторить, то при таком ряде, как:

ар 1ш по П за го,

повторение еще удается. Напротив, оно уже невозможно при ряде:

га Но хи ат па 11 ок ри.

Уже при 7 или 8 бессмысленных слогах заметно, что повторение большею частью не

удается; с помощью упражнения можно добиться повторения разве лишь 7 слогов.

Итак, мы приходим к тому же результату, который получился и при тактах А и В.

Но есть еще одно согласующееся с этим результатом наблюдение. Оно тем более

замечательно, что принадлежит третьей области чувств - осязанию и, кроме того,

сделано независимо от психологических интересов, по чисто практическим

побуждениям. После долгих тщетных попыток изобрести наиболее целесообразный

шрифт для слепых в половине прошлого столетия французский учитель слепых Брайль

разрешил эту практически столь важную проблему. Сам слепой, он более чем кто-

либо другой был в состоянии на собственном опыте убедиться, насколько его

система удовлетворяет поставленным требованиям. Таким образом, он пришел к

выводу, что, во-первых, известное расположение отдельных точек является

единственно пригодным средством для изобретения легко различаемых знаков для

букв и что, во-вторых, нельзя при конструкции этих знаков брать более 6

известным образом расположенных точек, если мы хотим, чтобы слепой все еще легко

и верно различал эти символы с помощью осязания. Таким образом, из шести точек

(рис. 5, I), комбинируя их различным образом, он изобрел различные символы для

алфавита слепых (рис. 5, II). Это ограничение числа точек шестью, очевидно, было

не случайным. Это ясно уже из того, что большее число, например 9 (рис. 5, III),

дало бы большие затруднения

• • •**•••*• ••• на практике. Тогда можно было 9,. ф ••••

•*• бы, например, обозначить известными символами важнейшие из

• * * • •••••

а а е а о знаков препинания и числа, которые I

ц отсутствуют в системе Брайля. Но

достичь этого невозможно, так как

Рис' 5 при большем чем 6 числе точек вообще нельзя отчетливо воспринимать

разницу между символами. В этом легко убедиться с помощью непосредственного

наблюдения, если скомбинировать более чем 6 выпуклых точек и осязать их. Таким

образом, мы вновь приходим к той границе, которая получилась и при опытах над

чувствами зрения и слуха.

Однако значение этих выводов относительно объема сознания и внимания отнюдь не

исчерпывается количественным определением этого объема. Значение их прежде всего

в том, что они проливают свет на отношения содержаний сознания, находящихся в

фокусе внимания, с теми содержаниями,'которые принадлежат более отдаленному

зрительному полю сознания. Для того чтобы установить те отношения, которые

прежде всего выясняются при этих опытах, мы воспользуемся для обозначения обоих

процессов (вхождения в сознание и в фокус внимания) двумя краткими терминами,

примененными в подобном смысле уже Лейбницем. Если восприятие входит в более

обширный объем сознания, то мы называем этот процесс перцепцией, если же оно

попадает в фокус внимания, то мы называем его апперцепцией. При этом мы,

конечно, совершенно отвлекаемся от тех метафизических предположений, с которыми

связал Лейбниц эти понятия в своей монадологии, и употребляем их скорее в чисто

эмпири-ческопсихологическом смысле. Под перцепцией мы будем понимать просто

фактическое вхождение какого-либо содержания в сознание, под апперцепцией -

сосредоточение на нем внимания. Перци-

пируемые содержания, следовательно, сознаются всегда более или менее смутно,

хотя всегда поднимаются над порогом сознания; апперципируемые содержания,

напротив, сознаются'ясно, они, выражаясь образно, поднимаются над более узким

порогом внимания. Отношение же между обеими этими областями сознания заключается

в том, что каждый раз, когда апперципируется известное изолированное содержание

сознания, остальные, только перципируемые психические содержания исчезают, как

если бы их совсем не было; напротив, когда апперципируемое содержание связано с

определенными перципируемыми содержаниями сознания, оно сливается с ними в одно

цельное восприятие, границею которого будет лишь порог сознания (а не внимания).

С этим, очевидно, стоит в тесной связи то обстоятельство, что объем апперцепции

относительно уже и постояннее, объем же перцепции не только шире, но и

изменчивее. Меняется же он, как это ясно показывает сравнение простых и сложных

ритмов, непременно вместе с объемом психических образований, объединенных в

некоторое целое. При этом различие между просто перципируемыми и

апперципируемыми частями такого целого отнюдь не исчезает. В фокус внимания

скорее же попадает всегда лишь ограниченная часть этого целого, как это в

особенности убедительно доказывает тот наблюдающийся при экспериментах с чтением

факт, что мы можем варьировать отдельные просто перципируемые составные части,

причем общее восприятие от этого не нарушается. Более широкая область смутно

перципируемых содержаний относится к фокусу внимания - если воспользоваться

образом, который сам представляет собою пример этого явления,- как фортепьянное

сопровождение к голосу. Незначительные неточности в аккордах сопровождения мы

легко прослушиваем, если только сам голос не фальшивит ни в тональности, ни в

ритме. Тем не менее впечатление от целого значительно ослабло бы, если бы не

было этого сопровождения.

В этом отношении между перципируемыми и апперципируемыми содержаниями сознания

имеет значение еще другой момент, который проливает свет на выдающуюся важность

апперцептивных процессов. Мы исходили из того, что для нас необычайно трудно

воспринять ряд ударов маятника как совершенно равных, так как мы всегда склонны

придать им известный ритм. Это явление, очевидно, находится в связи с основным

свойством апперцепции, проявляющимся во всех процессах сознания. Именно мы не в

состоянии, как это хорошо известно и из повседневной жизни, постоянно и

равномерно направлять наше внимание на один и тот же предмет.

Если же захотим достигнуть этого, то скоро заметим, что в апперцепции данного

предмета наблюдается постоянная смена, причем она то становится интенсивнее, то

ослабевает. Если воспринимаемые впечатления однообразны, то эта смена легко

может стать периодической. В особенности легко возникает такая периодичность в

том случае, когда самые внешние процессы, на которые обращено наше внимание,

протекают периодически. Как раз это и наблюдается при ряде тактов. Поэтому

колебания внимания непосредственно связываются в этом случае с периодами

впечатлений. Вследствие этого мы ставим ударение на том впечатлении, которое

совпадает с повышением волны апперцепции, так что равные сами по себе удары

такта становятся ритмическими. Каков именно будет ритм, это отчасти зависит от

нашего произвола, а также от того, в каком объеме стремимся мы связать

впечатление в одно целое. Если, например, удары такта следуют друг за другом

слишком быстро, то это стремление к объединению легко ведет к сложным

ритмическим расчленениям, как это мы действительно видели выше. Подобные же

отношения между апперципируемыми и просто перципируемыми состояниями сознания

получаются также и при других, и в особенности при одновременных впечатлениях,

однако в иной форме, смотря по области чувств. Если, например, мы покажем в

опытах с тахистоско-пом короткое слово, то оно схватывается как целое одним

актом. Если же дать длинное слово, например:

то мы легко замечаем уже при непосредственном наблюдении, что время восприятия

становится длиннее и процесс восприятия состоит тогда из двух, иногда даже из

трех очень быстро следующих друг за другом актов апперцепции, которые могут

протекать некоторое время и после момента впечатления. Еще яснее будет это

следование актов апперцепции друг за другом, если вместо слова выбрать

предложение, приблизительно равное по длине, например следующее:

Мог§еп51ипс1е па! ОоМ 1т Мипс1е.

В этой фразе разложение восприятия на несколько актов существенно облегчается

разделением фразы на слова. Поэтому при восприятии подобной фразы замечаются

обыкновенно три следующих друг за другом акта апперцепции, и лишь при после-Днем

из них мы схватываем в мысли целое. Но и здесь это возможно лишь в том случае,

если предшествовавшие последней апперцепции части предложения еще находятся в

зрительном поле

сознания. Если же взять настолько длинное предложение, что части эти будут уже

исчезать из поля зрения сознания, то наблюдается то же явление, что и при

ритмических рядах тактов, выходящих за границы возможных ритмических

расчленений: мы можем связать в заключительном акте апперцепции лишь одну часть

такого последовательного данного целого.

Таким образом, восприятие сложных тактов и восприятие сложных слов или

предложений по существу протекают сходно. Различие заключается лишь в том, что в

первом случае апперципируемое впечатление соединяется с предшествовавшим,

оставшимся в поле перцепции впечатлением с помощью ритмического деления, во

втором же случае - с помощью смысла, объединяющего части слова или слова.

Поэтому весь процесс отнюдь не сводится только к последовательной апперцепции

частей. Ведь предшествовавшие части уже исчезли из апперцепции и стали просто

перципируемыми, и лишь после того они связываются с последним апперципируемым

впечатлением в одно целое. Сам же процесс связывания совершается в едином и

мгновенном акте апперцепции. Отсюда вытекает, что во всех этих случаях

объединения более или менее значительного комплекса элементов связующей эти

элементы функцией является апперцепция, причем она, в общем, всегда связывает

непосредственно апперципируемые части целого с примыкающими к ним только

перципируемыми частями. Поэтому большое значение отношений между обеими

функциями, перцепцией и апперцепцией, заключается в высшей степени богатом

разнообразии этих отношений и в том приспособлении к потребностям нашей духовной

жизни, которое находит себе выражение в этом разнообразии. Апперцепция то

сосредоточивается на одной узкой области, причем бесконечное разнообразие других

воздействующих впечатлений совершенно исчезает из сознания, то с помощью

расчленения последовательных содержаний, обусловленного ритмической (озгШат-

ОпзсЬ) природой ее функции, переплетает своими нитями обширную, занимающую все

поле сознания ткань психических содержаний. Но во всех этих случаях апперцепция

остается функцией единства, связующей все эти разнообразные содержания в

упорядоченное целое, процессы же перцепции противостоят ей до известной степени

как центробежные и подчиненные ей. Процессы апперцепции и перцепции, взятые

вместе, образуют целое нашей душевной жизни.

Вундт В.

ЛЕКЦИИ О ДУШЕ ЧЕЛОВЕКА И ЖИВОТНЫХ1

ШЕСТНАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ

Понятие сознания. Состояние представлений в сознании. Перцепция и апперцепция.

Ясность и отчетливость представлений. Явления, сопровождающие апперцепцию.

Дата добавления: 2014-11-06