Введение 2 страница. Какова психологическая основа дезинтеграционных процессов в политическом обществе?

Какова психологическая основа дезинтеграционных процессов в политическом обществе? Как зарождаются, формируются, обращаются и превращаются этнические образы? И как они влияют на поведение по отношению к другим этническим группам? Эти вопросы очерчивают два других аспекта исследования межэтнической напряженности – как психокультурной составляющей проблемных ситуаций межэтнического взаимодействия и как результата активизации групповых защитных механизмов.

Для того чтобы найти ответы на поставленные вопросы, необходимо соотнесение и взаимосвязь трех уровней анализа: широкого социального контекста, уровня этнической группы и уровня отдельной личности как одновременно уникального и типичного ее члена. Такова специфика исследований в русле социальной этнопсихологии, главным методологическим принципом которой является изучение взаимосвязей между структурными характеристиками общества, особенностями этносоциальной и социокультурной среды и когнитивно-мотивационной сферой этнической группы и индивида как ее представителя. Это предполагает широкую междисциплинарную опору на данные социальной и общей психологии, социологии, культурологии, этнологии, политологии, истории и демографии. Только такой подход может обеспечить многомерное изучение межэтнической напряженности как сложного социально-психологического феномена. Кроме того вне взаимосвязи с междисциплинарным содержательным контекстом этнопсихологический материал вряд ли может оказаться полезным для решения задач диагностики и раннего предупреждения этнических конфликтов, их сдерживания и регулирования.

ЭТНОКОНТАКТНАЯ СИТУАЦИЯ И ЭТНИЧЕСКИЕ ГРАНИЦЫ

Выделенные принципы социально-психологического подхода к исследованию межэтнической напряженности необходимо дополнить таким срезом социальной действительности, который может быть основой для изучения напряженности на операциональном уровне. Для нас это – этноконтактная ситуация. Что вкладывается в это понятие?

Этноконтактная ситуация объединяет по меньшей мере две групповые позиции, каждая из которых имеет собственную социокультурную базу и свой исторический опыт. В то же время каждая групповая позиция кристаллизуется и развивается не сама по себе, а в контексте межгрупповых отношений, то есть при обязательном наличии других сторон. Поэтому, с одной стороны, в едином фокусе преломляются совокупности переменных различного уровня и качества. С другой стороны, процессы понимания, познания и взаимодействия в этноконтактной ситуации имеют характер даже не диалога, а полилога и этнически специфическую интенцио-нальную природу: они направлены на представителей других этнических групп. Благодаря этим характеристикам этноконтактную ситуацию можно рассматривать в качестве адекватного эмпирического основания для изучения межэтнической напряженности как многоуровневого и многосубъектного феномена.

История межэтнических отношений есть непрерывная цепь опосредованных и непосредственных этноконтактных ситуаций. В то же время каждая ситуация представляет скол, срез этносоциальной действительности, который может соответствовать определенной фазе межэтнической напряженности как динамического явления. Если следовать за М.Аргайлом, А.Фер-нэмом и Дж.Грэмом, то среди основных компонентов этнокон-тактной ситуации (как и любой социальной ситуации) центральное место занимают цели и интересы, мотивы и потребности, статус и роли, когнитивные концепты, а также правила, нормы и стратегии поведения ее участников, представляющих различные этнические группы (Argyle, Furnham, Graham, 1981). Фиксация противоречий между этими компонентами в рамках этноконтактной ситуации, отражающей определенный уровень межэтнической напряженности, дает возможность выявить критические точки ее динамики.

Сутью этноконтактной ситуации является субъект–субъектное взаимодействие, где целостные субъекты деятельности и познания – этнические группы или их представители, выступающие с позиции группы. А межгрупповое поведение, по ставшему уже хрестоматийным высказыванию М.Шерифа, имеет место в тех случаях, когда индивиды, принадлежащие к одной группе, взаимодействуют коллективно или индивидуально с другой группой или с ее членами с позиции своей групповой идентичности (Sherif, 1966). Именно межгрупповая этноконтактная ситуация как реально функционирующая действительность выступает основанием «перевода» или «не перевода» межэтнических установок в единицы поведения – импульсивные поведенческие акты или сознательные поступки, совершаемые в соответствии с принятым намерением. Исследование межэтнической напряженности в рамках этноконтактной ситуации открывает возможность изучения механизмов «воплощения» групповых психологических состояний в групповые действия. Уровень межэтнической напряженности отражает степень психологической готовности группы к определенным действиям и является индикатором групповых этномобилизационных процессов.

Межэтническая напряженность порождается проблемными этноконтактными ситуациями, проявляется и усиливается через них. Практически каждую этноконтактную ситуацию можно обозначить как проблемную, так как само по себе осознание ее участниками межэтнических различий задает определенный уровень эмоциональной напряженности. Она не может быть определена как негативный или позитивный процесс. Фоновая психологическая напряженность возникает уже только потому, что ситуация перемещается из одной плоскости межгрупповых отношений в другую.

Исследователи уже давно поставили перед собой вопросы о причинах роста межэтнической напряженности и о возможностях ее снижения. Эти проблемы интенсивно изучались в рамках специального направления в западной межгрупповой психологии, условно называемого «контактные гипотезы».

Три основных условия уменьшения этноцентризма – равный статус контактирующих групп, поощрение и поддержка (патронирование) межэтнических контактов властями (то есть создание благоприятной социальной атмосферы) и кооперативное взаимодействие, предполагающее наличие общей цели, – были названы еще в 1954 г Г.Олпортом. В конце 1960-х гг. Е Амир, обобщая результаты этих исследований, указал на еще одно дополнительное условие уменьшения межэтнической напряженности. Оно характеризует уровень межличностных отношений: контакт должен носить не случайный характер, а осуществляться на основе знакомства и психологической близости (Amir, 1969). Позднее С.Кук уточняет это положение, подчеркивая, что при соблюдении всех вышеназванных условий, благоприятное изменение установок возможно на основе контакта с такой личностью из другой этнической группы, образ которой расходится с ее типичным представителем (Cook, 1978).

Однако сопоставление и анализ разнообразных эмпирических данных показал, что влияние выделенных факторов вовсе не однозначно в различных межгрупповых ситуациях (Hewstone, Brown, 1986). Контакт сам по себе – условие не необходимое и не достаточное для благоприятных изменений негативных установок. Более того, существуют ситуации, когда контакты лучше ограничить. Реальное уменьшение предубежденности и негативизма в межэтнических отношениях зависит не от частоты и интенсивности контактов, а от более глубинных процессов, которые не могут измениться сразу же под влиянием внешних обстоятельств. В качестве примера можно привести осетино-ингушский конфликт, когда несмотря на наличие вроде бы всех условий: достижение сторонами формально равного статуса, неоднократные попытки развития кооперативного взаимодействия, усиленное внимание со стороны государства, существование многочисленных межличностных связей, – напряженность между осетинами и ингушами продолжает оставаться достаточно высокой (подробнее см. раздел III, гл. 14).

Суть этих глубинных процессов выражается в состоянии межэтнической напряженности, в зависимости от фазы которой специфически взаимодействуют все выше названные условия. Поэтому сам феномен межэтнической напряженности следует рассматривать в качестве важнейшего фактора, влияющего на взаимодействие компонентов этноконтактной ситуации. Его изучение как обобщенной социально-психологической характеристики взаимодействия этнических групп – это поиски глубинных причин тупиковых ситуаций этнических конфликтов и выходов из них

В чем заключается влияние межэтнической напряженности на этноконтактную ситуацию? На наш взгляд, его суть выражается в переструктурировании этноконтактной ситуации, которое имеет психологическую природу.

Главным структурирующим принципом этноконтактной ситуации является этническая граница. Для социально-психологической концепции межэтнической напряженности понятие этническая граница, введенное в научный обиход норвежским антропологом Фредериком Бартом, имеет особое значение. При определении этнической группы, Ф.Барт придавал этому понятию ключевое значение. По его мнению, этническая группа выделяется не столько в силу своего культурного содержания, сколько по причине существования границ, которые группа сама себе очерчивает (Barth, 1969). Сущность этнической границы вовсе не равносильна понятию государственной границы – она отражает лишь расселение народов на данном этапе истории. Чем глубже назад в историю, тем условнее эти границы и тем легче преодолевались они народами в их бесконечных передвижениях.

Как и для Ф.Барта, этническая граница для нас в первую очередь понятие социально-психологическое. Поэтому культурные характеристики этнических групп – это не самое главное для ее понимания Культурные характеристики подвержены постоянным изменениям. Кроме того, для соседствующих этнических групп в силу многочисленных заимствований часто имеет место дефицит культурных отличий (Тишков, 1997а). Это также не могут быть культурные проявления на уровне поведения, так как оно все более унифицируется. По выражению В.А.Тишкова, этническая группа – это не реальность набора объективных признаков, а реальность отношений (Тишков, 1997а).

Этническая граница – это психологический результат универсальной для всего живого на земле тенденции разделять мир на «чужих» и «своих» на основе этнической принадлежности. Это оппозиционная тенденция, а значит ее доминирование поляризует любую ситуацию, в том числе и этноконтактную. Для этнической группы это, по меньшей мере, означает массовое осознание этнического членства и более или менее внятно выраженную национальной элитой коллективную волю выделиться, обозначить и защитить свою культурную отличительность. Для членов группы становятся актуальными категориями общее название и разделяемая культура, вера в общее происхождение, ассоциирование себя с определенной территорией, общая историческая память и внут-ригрупповая солидарность (Абдулатипов, 1995; Бромлей, 1983; Дро-бижева, 1985; Тишков, 1994). На первый план в организации групповых процессов выдвигается «эмический» принцип (Naroll, Coher, 1970J – значимость приобретает не сходство, а различие, не общее, а специфическое2. В связи с чем на уровне национальных элит предпринимаются особые усилия в поддержку культурной дивергенции {Тишков, 1997а). Главной областью функционирования универсальной оппозиционной тенденции «Мы–Они» становятся межэтнические отношения.

Оппозиция «Мы–Они» является центральным психологическим компонентом различных концепций межгрупповых и межэтнических отношений (Бромлей, 1983; Поршнев, 1966; Levine, Campbell, 1972; Tajfel, 1978, 1981). На эмпирическом уровне в качестве структурирующего принципа она используется в многочисленных исследованиях стереотипов, установок и ценностей как элементов этнического самосознания или идентичности. Альтернатива «Мы–Они» выступает в качестве главного структурного параметра при исследовании когнитивных моделей этнических ситуаций на основе анализа дискурса их участников (Van Dijk, 1985, 1993).

По мере роста социальной и этнической напряженности этническая граница из умозрительного концепта превращается в объективную реальность. Поначалу она, как бы обозначая место встречи этничностей, выполняет функцию культурной отличительности. Этнические границы становятся более плотными и искусственными, когда вопрос этнокультурного многообразия групп сменяется проблемой развития противоречий между их требованиями. В этом случае этническая граница представляет уже линию столкновения этничностей. Из оборонительной, за2 «Эмик» (emic) и «этик» (etic) – термины из сравнительной лингвистики. В самом общем понимании в кросскультурной психологии обозначают два уровня сравнения – на основе системы ценностей одной какой-либо культуры и универсальной межкультурной системы ценностей. См. подробнее раздел II, глава 8. щитной она превращается в психологический инструмент отчуждения, этнической дезинтеграции в обществе.

Отношение к другим как к «чужакам» означает существование пределов взаимопонимания, отражающих различия в суждениях, ценностях, способах поведения. Отсюда вытекает ограничение взаимодействия в пределах, где предположительно присутствует общее понимание и общий интерес (Barth, 1969).

Этническая граница может превратиться в отчетливую демаркационную линию, если ее психологическое содержание дополняется территориальными, конфессиональными или лингвистическими эквивалентами. Это происходит, когда в межэтнических отношениях начинает доминировать тот или иной фактор С ростом межэтнической напряженности этнические границы в этноконтактной ситуации становятся все отчетливее В действительности этнические границы реальнее административных, так как именно они разделяют народы.

Этническая граница структурирует и феноменологическое поле межэтнической напряженности, организуя когнитивно-эмоциональные образования в глобальные системы понятий. Они формируются на этнических границах и их главная функция в рамках этноконтактной ситуации – обозначать эти границы. Например, в отечественной науке такой глобальной системой понятий является этническое самосознание, в западной – широко исследуемая «этническая идентичность» или «этничность», системы зависимых или независимых «самоконструктов» (Markus, Kitayama, 1991), «субъективные культуры» (Triandis, 1980). По сравнению с отдельными конструктами такие комплексные межкультурные феномены можно рассматривать как модели этноконтактных ситуаций. Они обладают значительно большими предсказательными возможностями при анализе ситуаций межэтнической напряженности. Ключевым понятием концепции межэтнической напряженности для нас является этническое самосознание и этническая идентичность, как его центральное образование. Это положение будет обосновано в следующей главе.

Итак, этноконтактная ситуация, структурированная этнической границей по двухполюсной или многополюсной схеме, предполагающей взаимодействие этнических групп как коллективных субъектов познания и деятельности, на операциональном уровне является для нас основой исследования напряженности между народами. Выраженная этническая граница связана со снижением этнической толерантности и накладывает ограничения на межэтнические взаимодействия. Такие этноконтактные ситуации мы будем называть ситуациями межэтнической напряженности.

Цели и задачи исследования

Вышесказанное определяет предмет нашего исследования – изучение социально-психологического феномена межэтнической напряженности как целостной характеристики межэтнического взаимодействия, отражающей внутриэтнические и межэтнические процессы в условиях социально-экономических трансформаций общества. В социальной психологии как ключевую проблему при изучении психологической регуляции выделяют аксиологический аспект, оценку объекта отношения, ее переживание (Шихирев, 1985; 1993). Регуляторная функция межэтнической напряженности психологически реализуется в отношениях этнических групп как социальных субъектов к самим себе, друг к другу и к действительности. Эти отношения объективируются в этносоциальных представлениях, этнических образах, в этнической картине мира. Исследование формирования этих образований, их трансформаций в условиях различных ситуаций межэтнической напряженности и их влияния на групповое поведение – основная цель исследования.

Доказательства того, что межэтническая напряженность является одной из главных особенностей межэтнических отношений в России 1990-х гг., мы получили, исследуя отношения между титульным и русским населением в Татарстане, Туве, Саха (Якутии) и Северной Осетии-Алании в ходе реализации проекта «Национальное самосознание, национализм и разрешение конфликтов в Российской Федерации». И хотя в этих республиках уровень межэтнической напряженности оказался различным, тем не менее она явилась важной характеристикой отношений внутри республик не только в Северной Осетии-Алании с незатухающим осетино-ингушским конфликтом, но и в спокойном Татарстане. Субъективные оценки представителями различных этнических групп состояния межэтнических отношений в своих республиках отражают существующие различия в уровнях межэтнической напряженности (см. рис. 1).

Мы постараемся в дальнейшем показать специфику этих различий, которые определяются не только локализацией агентов межэтнической напряженности, но и психологическими характеристиками взаимодействующих этнических групп.

Рис.1. Оценка состояния межэтнических отношений в республиках

Поставленные цели предполагают решение совокупности теоретических, методологических и эмпирических задач. В качестве основных выступают следующие:

Теоретические задачи:

– разработать систему понятий, составляющих феноменологическое поле межэтнической напряженности;

– определить социально-психологические механизмы распространения (иррадиации) межэтнической напряженности в полиэтнической среде;

–- исследовать этничность (этническую идентичность) как центральный конструкт феноменологического поля межэтнической напряженности;

– раскрыть содержание потребности в этнической идентичности и взаимосвязь между потребностно-мотивационным компонентом этничности и этнической солидарностью;

– рассмотреть особенности, функции и механизмы действия этнических образов (межэтнических установочных образований, ценностных ориентации или психологических универсалий) в различных ситуациях межэтнической напряженности;

– проанализировать взаимосвязь между трансформациями этнического самосознания и формами этнополитической мобилизации в условиях межэтнической напряженности;

– выделив фазы межэтнической напряженности, рассмотреть ее как динамическое явление;

– исследовать особенности активизации системы психологической защиты этнической группы в условиях роста межэтнической напряженности.

Методологические задачи:

– обозначить систему социально-психологических индикаторов как концептуальную основу для создания специальных эмпирических программ измерения и изучения межэтнической напряженности;

– определить методологические и методические принципы построения эмпирической программы этнопсихологического исследования;

– разработать систему методов и методических приемов для измерения уровня межэтнической напряженности и определения характера этномобилизационных процессов;

– апробировать методический инструментарий в различных ситуациях межэтнической напряженности.

Эмпирические задачи:

– исследовать различные ситуации межэтнической напряженности, критические рубежи ее роста в различных регионах России (Татарстан, Тува, Саха (Якутия), республики Северного Кавказа) на основе разработанной системы социально-психологических индикаторов и специальных методов исследования;

– изучить межэтническую напряженность как социально-психологическую характеристику, отражающую психологические состояния и особенности этнического самосознания у различных этнических групп (титульного и русского населения республик Северного Кавказа, терского казачества, вынужденных переселенцев и беженцев из Грузии и Чечни), являющихся прямыми или косвенными участниками ситуаций межэтнической напряженности;

– раскрыть этнопсихологические аспекты отношений между народами Северного Кавказа в различных ситуациях межэтнической напряженности на основе интерпретации совокупности антропологических, исторических, демографических, политологических, социологических и психологических эмпирических данных;

– рассмотреть трансформации различных компонентов этнического самосознания у народов России в зависимости от роста межэтнической напряженности;

– провести кросскультурный анализ способов разрешения ситуаций межэтнической напряженности, поведенческих стратегий, общих психологических диспозиций в сфере межэтнического взаимодействия и особенностей этномобилизационных процессов у разных народов России.

Глава 2. Мотивационно-потребностный компонент этнической идентичности и этническая солидарность

Наше восприятие и познание формируют специфическую картину мира, и в соответствии с нею мы действуем в окружающем мире. Потребности и мотивы занимают как бы промежуточное место между образами и реальностью. Побуждая или не побуждая к действию, они сокращают или удлиняют дистанцию между установочными образованиями и нашими поступками. Особое влияние на поведение оказывают базовые потребности. Проблема базовых потребностей поднималась в психологии в связи с поисками ключа к решению проблем индивида психоаналитиками и представителями гуманистической психологии. К числу базовых потребностей психологи относят и потребность в идентичности, в принадлежности.

В данной главе раскрывается содержание потребности в этнической идентичности, рассмотрена взаимосвязь мотивационно-потребностного компонента этничности и проблемы этнической солидарности, проанализированы некоторые особенности этно-мобилизационных процессов народов Российской Федерации на основе эмпирических показателей этнической солидарности.

Мотивационная функция так или иначе всегда была одной из центральных проблем в исследованиях социальной идентичности. Особое внимание ей уделяли ученые психоаналитического направления. Э.Эриксон, рассматривая психосоциальную идентичность, определял ее как необходимое условие для сохранения здоровья индивида, его внутренней целостности и стабильности, как важную личностную потребность {Erikson, 19956). Э.Фромм также включал потребность идентичности в число универсальных человеческих потребностей. Он определял идентичность как «...безусловный психобиологический принцип поведения, обусловленный необходимостью выжить», она «вырастает из самих условий человеческого существования и является источником наиболее сильных стремлений» (Фромм, 1994, с.64). По мнению Э.Фромма, именно потребность в идентичности стоит за стремлением людей обрести социальный статус и за проявлениями конформизма, как одного из четырех описанных им психологических механизмов «бегства от свободы» (Фромм, 1992).

Строя иерархические модели потребностной сферы человека, А.Маслоу и Г.Мюррей отводили для потребности в идентичности почетное место в своих иерархиях. А.Маслоу включал ее в число потребностей «роста» (Maslow, 1954), удовлетворить которые возможно в социальных отношениях, а Г.Мюррей обозначал как потребность в аффилиации (см. Fisher, 1990a).

Дж.Гэлтунг, продолжая разрабатывать проблему базовых потребностей, утверждает, что построение их иерархии – ошибочный путь, так как в зависимости от обстоятельств каждая из потребностей может временно подчиняться любой другой (Galtung, 1990).

В современной теории человеческих потребностей потребность в идентичности выходит по значимости на одно из первых мест (Burton, 1990). Например, О.Надлер рассматривает ее как первейшую и фундаментальную потребность личности, альтернатива которой – дезорганизация и смерть (см. Fisher, 1990a). В рамках этой теории потребность в идентичности определяется шире, чем необходимость принадлежать какой-либо одной группе или общности. Потребность в идентичности есть «...в действительности потребность во множественной интегрированной идентичности, связанная со стремлением реализовать ее» (Rubenstein, 1990, с.281).

По мере роста межэтнической напряженности этническая идентичность становится важнейшей составляющей такой интегрированной идентичности. Более того, реализация интегрированной идентичности невозможна без удовлетворения потребности в этничности. Ее неудовлетворение превращается в глубинную причину затяжных ситуаций межэтнической напряженности, агрессивности и насилия в отношениях между народами.

Социальная нестабильность резко актуализирует потребность в присоединенности и социальных связях – солидарности, идентичности, принадлежности к группе. Трансформация социальной напряженности в межэтническую повышает потребность в этничности. Мы будем рассматривать три ее составляющих, три стороны: потребность в этнической принадлежности, потребность в позитивной этнической идентичности и потребность в этнической безопасности. Все они тесно взаимосвязаны между собой и порождают следующие мотивы: аффилиативные (мотивы привязанности), статусные (мотивы самоуважения и достоинства) и архетипические (мотивы безопасности). Это мотивационно-потреб-ностный компонент этнического самосознания, исследование которого непосредственно смыкается с проблемой этнической солидарности. В этой главе будут рассматриваться аффилиативные и статусные мотивы.

Занимаясь связями, которые объединяют людей в общество, Э.Дюркгейм в свое время конкретизировал их как проблему природы и функций социальной солидарности (Дюркгейм, 1995). Как синоним согласия и единства солидарность является психологической основой согласованных действий индивидов, объединенных в группу. В современной ситуации в республиках России, когда для многих главной референтной группой стала этническая, внут-риэтническая солидарность является важнейшей характеристикой состояния общества и перспектив развития межэтнических отношений.

Потребность в этнической принадлежности и этноаффилиативные мотивы

В поисках социальной защиты, устойчивости, возможности осуществления определенных видов активности, а также с целью удовлетворения потребностей в социальном, экономическом и психологическом объединении, индивиды, как правило, стремятся принадлежать к группе или группам. Это «стремление к психологической общности с группой» известно в психологии как аффилиа-тивный мотив. Подоплека такого «общего чувства» с группой выражается в двух тезисах. Во-первых, для достижения соответствующих целей необходим союз с определенными людьми и с определенными группами. Во-вторых, существует целый ряд важнейших социальных потребностей (в поддержке, одобрении, дружбе, статусе, симпатии и др.), которые удовлетворяются только через межличностные отношения и в союзе с другими людьми (Schachter, 1959).

В разные периоды жизни в зависимости от конкретных обстоятельств какая-либо из групп становится для личности референтной. При дефиците в советском и постсоветском обществе разветвленной системы общественно-духовных объединений одними из наиболее значимых референтных групп оказались именно этнические сообщества, большинство из которых помимо прочих маркеров имели и административные границы

Этническая принадлежность – одно из средств приспособления, лучшей ориентации и достижения определенных социальных целей в современном сложном мире Принадлежать к этнической группе – это также способ выделиться, обратить на себя внимание, через этничность повысить свою ценность. В настоящее время это очень важный момент для многих культур мира, так как отличительность начинает занимать достаточно высокое место в иерархии современных жизненных ценностей Силу потребности в этнической принадлежности можно определить через известные в социальной психологии индикаторы групповой сплоченности (одного из синонимов групповой солидарности): желание оставаться членами группы, уровень внутригрупповой привязанности и степень удовлетворения от участия в группе (Андреева, 1997; Донцов, 1979) В контексте межэтнических отношений эти индикаторы мы рассматриваем как этноаффилиативные мотивы.

Важнейшее значение имеет их эмоциональный аспект Характер испытываемых по отношению к собственной группе чувств и их изменения отражают динамику образа группы с точки зрения ее привлекательности–непривлекательности, а также влияют на взаимоотношения с другими группами Сравнивая выраженность этноаффилиативных тенденций между титульным и русским населением республик России, мы обнаружили рост привлекательности собственной этнической группы для титульных народов республик и относительно невысокий аналогичный показатель у русских Это, в частности, выразилось в оценке изменений за последние 10 лет чувств к своему народу у русских – в негативную сторону, у титульных народов – в позитивную

Рассмотрим две важнейшие для социального взаимодействия противоположные эмоции – «стыд» и «гордость» По мнению Т Шефа, гордость порождает солидарность с группой и является ее индикатором, в то время как стыд есть показатель и причина отчуждения от группы (Scheff, 1994, р 298). Повышение внутриэт-нической солидарности у титульных народов сопряжено у них с ростом чувства гордости за свой народ. В то же время у русских это чувство оказалось выражено незначительно. За последние годы они испытали немало разочарований, связанных с их исторической судьбой Преобладание в целом чувства стыда за свой народ над чувством гордости отражает рост среди русских противоположных солидаризации процессов отчуждения от своей этнической группы (см рис 2)

Есть еще один значимый аспект взаимодействия этих эмоций. Рассматривая самоуважение как эмоциональный компонент социального «Я», Ч.Кули оценивал его на основе соотношения между гордостью и стыдом. Чем сильнее чувство гордости и слабее чувство стыда, тем выше самоуважение (см Sites, 1990) Гистограмма на рис 2 дает сравнительную картину «самоуважений» у народов республик на основе выраженности эмоций стыда и гордости. Сравнительно высокий уровень самоуважения титульных народов – это отражение их более высокого по сравнению с русским населением этносоциального статуса. Что касается русских, то такого рода эмоциональный дисбаланс в структуре этнической идентичности является важным индикатором их неблагополучного психологического состояния

Дата добавления: 2014-11-07