Вклад Г. Штейнталя и А.А. Потебни в развитие сравнительно-исторического языкознания

Находясь, подобно А. Шлейхеру, в русле гумбольдтовского языкознания, немецкий языковед Хейман Штейнталь (1823–1899) решительно выступил против логической грамматики и биологизма А. Шлейхера. Позиция, с которой ве­лась критика, сформировалась под сильным воздействием ассоциативной психологии немецкого философа, психолога и педагога Иоганна Фридриха Гербарта (1776–1841).

Внедряя в познание языка ассоциации, перцепции (восприятия), апперцепции (со­отнесение нового восприятия с прежними), сознание, память и другие психологические категории и понятия, Г. Штейнталь, особенно после издания книги «Грамматика, логика и психо­логия» (1855), стал родоначальником и пропагандис­том психологического направления в науке о языке, а вместе с психологом и языковедом Вильгельмом Вундтом, (1832–1920), автором де­сятитомной «Психологии народов», – основоположником также этнопсихологического направления.

Опираясь на взятое у В. Гумбольдта понятие внутренней формы языка, отражающей особый «психологический склад» и «строй мысли» каждого из народов, Г. Штейнталь стал искать это своеобразие не в содержании речи и даже не в значении слов, а в особом членении каждым языком окружающего мира через анализ грамматических форм языка и особенно через анализ момента зарождения и возникновения слов.

Если раньше учёных интересовала первоначальная, обычно древняя, этимология слов, то Г. Штейнталь ценит знание «живой этимологии» слов и грамматических форм. Если В. фон Гумбольдт смотрел на язык как на орган, образующий и закрепляющий мысль, то Г. Штейнталь видит в нём орудие формирования мысли (от вещи – к образу вещи, затем к обобщённому представлению о ней и, наконец, к понятию).

Апперцепция занимает едва ли не центральное место в фор­мировании семантики слова. Апперцепции классифицируют­ся, среди них выделяют устойчивые (зависящие от принад­лежности к народу с его особым психическим складом, от мировоззрения, от образования человека) и временные (обус­ловленные целевой установкой, психическим состоянием человека в данный момент, его настроением и т.п.).

Размышляя над проблемой происхождения языка и этапа­ми его развития, Г. Штейнталь и последовавшие за ним этнопси­хологи заинтересовались языком детей: детская речь позволяет проследить онтогенез – индивидуальное развитие особи (в от­личие от филогенеза – развития человеческого рода, того или иного народа). На детский язык как на один из источников, полезных при обсуж­дении проблемы зарождения языка (первоязыка, праслова, прапредложения), возлагают надежды лингвисты и психоло­ги (Р.О. Якобсон и др.), полагающие, что основные моменты по­явления и развития языка младенца повторяют филогенез – историю развития языка всего человечества.

Уже при жизни Г. Штейнталя началась критика его учения как в целом, причём с самых разных позиций, так и отдель­ных уязвимых мест его концепции: невнимание к граммати­ческой структуре языка, пренебрежение к логике в языке, сведение причин развития языка лишь к психике индивидуу­ма вместо поиска их в развитии общества, фактическая пе­редача языкознания в ведение психологических наук. В це­лом же его деятельность была положительной: колебания между индивидуальной психологией и пониманием обще­ственного использования языка (ведь индивидуум говорит в обществе!) обостряли внимание к этой проблеме, способ­ствовали её более адекватному решению (А.Т. Хроленко, В.Д. Бондалетов, 2006, с. 45-48).

Российский языковед Александр Афанасьевич Потебня (1835–1891), как и Г. Штейнталь, при­надлежал к психологическому направлению и был не только лингвистом, но филологом и фольклористом, одним из прони­цательнейших умов XIX столетия. Начав с популяризации пси­хологического взгляда на язык («Мысль и язык», 1862), с историко-фонетических исследований («О звуковых особенностях русских наречий», 1865), он перешёл к углубленному изучению синтаксиса восточнославянских и балтийских языков («Из за­писок по русской грамматике», т. 1, 1874, и последующие тома), теории литературы и поэтики литературного и народного твор­чества (сборник «Из записок по русской словесности», 1905).

Критикуя логицизм Ф.И. Буслаева и биологизм, в частно­сти теорию Г. Шлейхера о двух периодах (роста и «распада» в развитии языка), А.А. Потебня осуществил системный анализ грамматических категорий языка, учитывая взаимодействие содержания и формы. Он подробно анализирует виды форм – простые, описательные, аналитические.

Интересно его учение о двояком статусе формы в языке. Обычно форма выступает как обозначение содержания, то есть как означающее. А.А. Потебня увидел в ней и другое – она может быть обозначаемым, следовательно, иметь самодовлеющую ценность (напр., в художественно-поэтическом тексте).

Большую теоретическую и практическую ценность, до сих пор не вполне реализованную лексикологами, лексикографами и семасиологами мира, представляет его учение о двух значениях знаменательных слов – ближайшем и дальнейшем. Ближайшее – это общенародное, обиходное, «доступное» значение (именно оно должно отражаться в толковых словарях), дальнейшее – это энциклопедическое значение, находящееся за пределами обихода и нужное лишь специалистам и тем, кто желает знать о предмете больше и точнее.

Ближайшее значение «составляет действительное содержа­ние мысли во время произнесения слова». Для общения бывают достаточны лишь «намёки» на зна­чения, а не их полные представления. «Другими словами, ближайшее значение слова народно, между тем дальнейшее, у каждого различное по качеству и количеству элементов, лич­но. Ближайшее значение соприкасается «с областью чисто личной, индивидуально-субъективной мысли», дальнейшее – «с мыслью научной, представляющей наибольшую в данное время степень объективности» (В.А. Звегинцев 1956, с. 127).

Вполне вероятно, что мысль об использовании при обще­нии лишь «формальных», «ближайших» значений слов-«этикеток», слов-«клавиш» навеяна А.А. Потебне чтением трудов В. Гумбольдта, писавшего: «Люди понимают друг друга не потому, что передают собеседнику знаки предметов<...> а пото­му, что взаимно затрагивают друг в друге одно и то же звено чувственных представлений и начатков внутренних понятий, прикасаются к одним и тем же клавишам инструмента своего духа, благодаря чему у каждого вспыхивают в сознании соот­ветствующие, но не тождественные смыслы. Лишь в этих пре­делах, допускающих широкие расхождения, люди сходятся между собой в понимании одного и того же слова» (В. Гумбольдт, 1984, с. 165-166).

Приведенное сопоставление может служить иллюстрацией того, как образы, возникшие в голове одного гениального ученого, через несколько десятилетий подхваты­ваются другим и обретают форму чеканно-ясных формули­ровок о двух значениях слов и их различии (А.Т. Хроленко, В.Д. Бондалетов, 2006, с. 48).

Дата добавления: 2014-10-17