Зрелая любовь. 5 страница

Бетти нуждалась в моей помощи, и единственный, с ее точки зрения, способ реально получить искомое содействие с моей стороны состоял в том, чтобы посредством своей сексуальной эманации, или, иначе говоря, излучения, возбудить во мне эротический интерес к ней. Она изливала свой генитальный запах вовсе не сознательным образом — он порождался тем фактом, что ее влагалище становилось заряженным и возбужденным, что для нее самой оставалось, однако, незамеченным. Указанное возбуждение наверняка брало свое начало в давнишнем сексуальном злоупотреблении и не было ее собственным чувством, так что она не отождествляла себя с ним. Опыт жизни приемыша научил Бетти пользоваться этим навыком начиная с достаточно раннего возраста. При этом она еще тогда обнаружила, что если ее приемные матери были к ней враждебны, поскольку — как женщины — не доверяли ее сексуальности, то мужчины сексуально реагировали на нее. Как всякий ребенок, она, действуя сознательно или бессознательно, пыталась получить от своих приемных отцов какую-то поддержку, но они лишь использовали ее для собственных целей. Я убежден, что на каком-то полускрытом уровне эти мужчины жалели Бетти и даже хотели ей помочь, но на более наглядном и непосредственно воспринимаемом уровне они попросту извлекали сиюминутную выгоду из ее нужды и беспомощности, злоупотребляя своими возможностями и используя ее сексуально. В неизбежном отчаянии она проявляла податливую покорность и в тоже время где-то в глубине верила, что этот взрослый человек любит ее. Это, увы, не срабатывало. Приемная мать чуяла, куда все клонится, и Бетти отсылали к другим приемным родителям, где снова повторялась точно такая же история.

Бетти проходила у меня терапию сравнительно недолго, и у меня не было времени с должной полнотой проанализировать ее прошлое. Она подавила в себе большинство ранних воспоминаний, а в тот момент, когда я столкнулся с нею — это было много-много лет назад, — у меня отсутствовала та глубина понимания всей указанной проблематики, которую я приобрел сейчас. Человек учится на собственных ошибках. Однако интуиция подсказывала мне, что в своей основе события ее жизни развивались именно так, как я только что рассказал, поскольку мужчина, который рекомендовал мне Бетти как пациентку — а она в тот момент делила с ним ложе и работала на него, — был мне известен как лицо, склонное к сексуальным и иным злоупотреблениям и унижениям. Его подход к женщинам был таков: предложить помощь, которая ему самому казалась неподдельной и чистосердечной, а потом, когда женщина, что называется, «клюнула», — использовать ее сексуально. Это именно тот тип мужчин, которые и должны были всю жизнь манить Бетти, хотя действия по принуждению к сожительству могли многократно повторяться в ее биографии. Впрочем, Мадлен тоже должна была пройти через сходное принуждение, чтобы в конечном итоге вступить в связь с мужчиной, который физически унижал ее. Позволю себе напомнить, что точно так же обстояло дело и с Мартой, о которой я рассказывал в главе 3. До тех пор пока все эти женщины останутся зафиксированными на поиске мужчины, который будет их любить и защищать, их будут использовать и унижать. Взаимоотношения таких женщин с мужчинами не могли переродиться в продуктивные. Мужчины реагировали на них как на сексуальные объекты, а не как на сексуальных личностей, поскольку сами эти дамы не воспринимали себя как личностей. Их чувство собственного Я было слишком серьезно повреждено тем, что в детстве их близкие так или иначе злоупотребляли ими сексуально.

Сексуальное злоупотребление производит на половую сферу жертвы эффект преждевременного перевозбуждения. Невзирая на испытываемый страх, происходит импринтинг («впечатывание») в личность пострадавшей сексуального возбуждения случившимся половым контактом, поскольку в детском сексуальном аппарате этот контакт остался неразряженным. Влечение этих женщин к тем мужчинам, личность которых видится бедным жертвам весьма подобной личности того человека, кто сексуально злоупотребил ими, а также присущее всем им сексуальное подчинение являются бессознательными попытками освободиться от собственной зафиксированности на ужасном детском опыте за счет того, чтобы заново пережить случившееся и разрядить то, что тогда по определению не могло разрядиться. Но из-за их диссоциации от тела ничего подобного не происходит.

Люсиль рассказывала мне, что постоянно ощущает возбуждение во влагалище, которое она воспринимает как посторонний или чужеродный элемент. Основная доля ее сексуальной деятельности была нацелена на разрядку этого возбуждения, чтобы получить возможность хоть на время избавиться от своих чуть ли не вечных терзаний. Но это не срабатывало, поскольку чувство освобождения, которое она испытывала после занятий сексом, длилось недолго. Люсиль оказалась в безраздельной власти какой-то чуждой силы — сексуального заряда от злоупотребившего ею мужчины, который она оказалась не в состоянии разрядить. Ведь полноценная разрядка наступает у человека лишь тогда, когда волна возбуждения движется по всему телу вниз, к половым органам, а затем покидает их. Насилие, объектом которого она стала в юном возрасте, то есть перед тем, как в ней развилась способность полноценно разрядить сексуальное возбуждение с помощью оргазма, привело к тому, что ее половые органы оказались заряженными той силой, над которой индивид не располагает сознательным контролем. Молоденькая девушка сызмала оказалась в буквальном смысле лишенной возможности распоряжаться собственными половыми органами.

Жертва сексуального злоупотребления может снова войти во владение своими половыми органами, если она позволит охватившему ее возбуждению течь вниз, по направлению к этим органам, а затем — влиться прямо в них. Именно такова и есть картина нормального сексуального поведения, но в случае рассматриваемых нами жертв злоупотребления такая модель физически блокируется полосой напряжения, обвивающей талию, а психологически — сильнейшим чувством стыда применительно к собственным половым органам, которые рассматриваются как нечто нечистое, грязное. Очень большое количество женщин испытывает стыд из-за своей сексуальности, поскольку в свое время этому чувству они не дали возможности развиться в полноценное выражение любви. И тем не менее сексуальность действительно является выражением любви, проявлением желания быть как можно ближе с другим человеком, слиться с ним. К сожалению, такая любовь часто смешивается со своей противоположностью — враждебностью. Большинство людей сохраняет неоднозначные чувства в связи со своими детскими переживаниями, в которых родительская любовь сочеталась с исходящими от них негативными и враждебными импульсами. Это весьма наглядно проявляется в большинстве случаев, о которых я уже успел рассказать, но у меня имеется убежденность, что подобные явления отнюдь не единичны и имеют место в большинстве семейных отношений. Человек, которого когда-то предали те, кто пользовался его любовью и доверием, не в состоянии полностью и безоговорочно капитулировать перед любовью. Я видел целый ряд женщин — жертв сексуального злоупотребления, у которых наблюдались картины поведения, сходные с только что описанными. Это были образованные и интеллигентные особы, жизнь которых оказалась серьезно искалеченной тем, что давным-давно они явились жертвами отвратительного злоупотребления. Все они характеризовались наличием множественной (как бы расщепленной) личности, что брало свое начало в конфликте между их сексуальным возбуждением и страхом, между ощущением своей желанности и сильным чувством стыда. И во всех подобных случаях сексуальность не становилась интегральным аспектом их личностей.

Некоторое время назад я консультировал исключительно красивую женщину сорока с небольшим лет по имени Энн, проблема которой состояла в чрезвычайной ригидности ее тела, затруднявшей ей буквально все и всяческие движения. Она рассказывала в качестве примера, что когда на ежегодном бале, проводившемся в колледже, ее выбрали королевой, то, спускаясь по лестнице в холл, где ей должны были возложить на голову присужденную корону, она испытывала заметные трудности. Врачи оказались не в состоянии вылечить указанное расстройство, поскольку не находили у нее никаких неврологических отклонений. Она сама была убеждена, что ее состояние имеет эмоциональные причины. С двенадцати до восемнадцати лет ее отец регулярно поддерживал с ней половые отношения. Он был горячо влюблен в нее, и она отвечала взаимностью. Энн описывала отца как самого выдающегося человека в графстве, которого обожали и добивались все, включая его собственную дочь. Энн объясняла свое физическое состояние тем, что в сексуальных контактах с отцом не могла позволить себе достичь кульминации, поскольку в этом случае испытала бы огромный стыд и чувство вины. Отказываясь капитулировать перед своими сексуальными чувствами, она могла в тот момент питать убеждение, что поступает так ради отца — который так сильно нуждался в ней. Энн утверждала, что сама она любила его — и это, по моему убеждению, было чистой правдой. Не сомневаюсь я и в том, что отец тоже любил ее — но одновременно предавал.

Его предательство сделало для Энн чрезвычайно трудным делом последующую сексуальную капитуляцию перед каким угодно мужчиной. Она длительное время была замужем за человеком, которого любила, но, по ее словам, потребовалось много лет, пока она смогла испытать с ним оргазм. Принимая во внимание ту степень телесной ригидности или жесткости, от которой Энн по-прежнему страдала, я не думаю, что она могла легко или в полной мере отдаться любовной страсти. Причиненный ей урон был гораздо сильнее, чем она знала или признавала.

Предательство, равно как и измена, всегда считалось тягчайшим преступлением и относилось к разряду тех, за которые в давние времена полагалось карать смертью. По моему глубокому убеждению, Энн удерживала в себе громадный заряд гнева против отца за его поведение. Закрепощенность, ригидность ее тела была не только средством контролировать владевшую ею сильную страсть; она служила также для подавления скрытой ярости и для контроля над ней. Ведь точно так же, как мы таем и плавимся от любви, мы холодеем и стынем от ненависти. Однако ненависть присутствовала во внешнем слое ее мускульной системы, а не в сердце. Подобно всем индивидам, подвергавшимся сексуальным злоупотреблениям, Энн была раздвоена: в недрах сердца она любила своего отца, но в мышечном слое — сопротивлялась ему и ненавидела его. Ее прямо-таки неземная красота являлась выражением сексуальной привлекательности, но она не распоряжалась своей сексуальностью в полном объеме.

Мне довелось увидеть Энн всего лишь дважды, поскольку она проживала в отдаленном районе страны. В процессе нашей беседы по поводу ее жизни и проблем я чувствовал, что она вовсе не готова, да и не испытывает желания раскрыть свой гнев против отца. Однако без снятия, без высвобождения этого гнева не могло быть и речи о смягчении той мускульной ригидности, из-за которой она была настолько ограничена в своих движенияx, словно ее обрядили в смирительную рубашку. В людях, ставших объектами сексуальных злоупотреблений, существует сильное сопротивление тому, чтобы давать выход гневу против своего обидчика. Частично указанное сопротивление проистекает из чувства вины за участие в половых актах, независимо от того, носило ли это участие добровольный или принудительный характер. Однако оно проистекает также из страха перед самим гневом, который воспринимается как желание убить. Убийство родителя представляет собой самое отвратительное, гнусное преступление, хотя в данном случае именно родитель оказался предателем. К подлинному разрешению конфликтов, порожденных сексуальным злоупотреблением, можно прийти только через долговременную терапевтическую программу, в рамках которой обеспечивается контролируемая ситуация для выражения подспудного гнева.

Исследования свидетельствуют, что дети мужского пола подвергаются сексуальным злоупотреблениям почти столь же часто, как и женского. Часть из них становится объектом насилия со стороны отцов, другие — со стороны иных взрослых мужчин, а также старших братьев. Когда такое событие имеет место, оно оказывает на личность мальчика точно такое же воздействие, как это бывает в случае девочек. Если произошло проникновение в задний проход, то ребенок, возможно, испытал интенсивную боль и страх, результатом чего может явиться диссоциация от собственного тела, как это произошло с Мадлен. Сексуальное злоупотребление мальчиком, исходящее от взрослого мужчины, подрывает зарождающуюся мужественность ребенка и заставляет его почувствовать себя опозоренным и униженным. Я, правда, не верю, что подобные происшествия рождают в личности мальчика гомосексуальную тенденцию, но слабость мужской самоидентификации, возникающая у мальчика как следствие таких событий, вполне может сделать его предрасположенным к указанной модели сексуального поведения. Ущерб, наносимый личности ребенка, вызывается в первую очередь эмоциональным воздействием испытанного потрясения. Страх, стыд и унижение представляют собой опустошающие чувства, особенно для ребенка, у которого нет путей избавиться от последствий удара, причиненного подобной травмой, и прийти в себя. Физическое унижение ребенка отцом, как это имеет место в случае повторяющихся телесных наказаний, оказывает на личность мальчика сходное воздействие и, как я уже отмечал в предшествующей главе, также должно рассматриваться как одна из форм сексуального злоупотребления.

Сексуальное злоупотребление в такой же мере является выражением власти, которой располагает данный индивид, как и испытываемого им сексуального влечения. Ощущение наличия власти над другим человеком действует как противоядие тому чувству униженности, которое испытывает тот, кто злоупотребляет ребенком. Вопрос о власти является составной частью сексуальной активности даже в том случае, когда речь идет об отношениях между вполне взрослыми людьми, добровольно согласными на нестандартный половой акт, как это имеет место при садомазохистской практике. Тот, кто совершает сексуальное злоупотребление, обычно принадлежит к разряду лиц, чувствующих себя неспособными быть мужчиной или женщиной на зрелом уровне. Указанное ощущение импотенции или неспособности исчезает, когда жертвой оказывается ребенок, беспомощный взрослый или подчиняющийся партнер. В такой ситуации злоупотребляющее лицо чувствует себя всемогущим, а это означает, что оно ощущает и свою половую потенцию. Когда в сексуальные взаимоотношения вторгаются властные чувства, они всегда превращаются в нечто, так или иначе связанное со злоупотреблением. Мужчина, который, чтобы ощутить себя обладающим надлежащей сексуальной потенцией, нуждается в чувстве власти над партнершей, в обязательном порядке будет злоупотреблять женщиной и унижать ее. Часто бывает так, что женщина, видя мужчину могучим и властным, возбуждается сильнее и в большей степени оказывается способной капитулировать перед ним. Разумеется, такого рода утверждение справедливо только применительно к таким женщинам, которым довелось побывать жертвами и которые по этой причине чувствуют себя бессильными и импотентными. Диана, историю которой я подробно излагал в одной из предшествующих глав, как-то заметила, что самый лучший секс, которые ей довелось испытать, был у нее с мужем, который перед этим унижал ее. Унижающее и злоупотребляющее поведение между взрослыми указывает на садомазохистские взаимоотношения, которые позволяют человеку капитулировать перед своим половым возбуждением. Для садистского партнера в этом качестве выступает ощущение власти над другим человеком, которое манифестируется в действиях, направленных на то, чтобы ранить или унизить партнера. В случае мазохиста подчинение боли и унижению снимает — но только временно — чувство вины, которое в норме блокирует у него сексуальную капитуляцию. При подобном подчинении вина переносится на того, кто осуществляет сексуальное унижение, позволяя мнимой жертве претендовать на невинность и невиновность.

На каком-то уровне поведение, связанное с сексуальным злоупотреблением, служит выражением ненависти — иными словами, желания ранить другого человека. Однако мы должны признавать и то, что в таком отношении к другому человеку существует также элемент любви. Райх признавал связь между садизмом и любовью, поскольку им владело убеждение, что садистский поступок берет свое начало в желании контакта и близости с другим. Все это начинается как импульс любви, рождающийся в сердце, но по мере продвижения указанного импульса к поверхности его так и сяк перекореживают существующие в мышечной системе напряжения, связанные с подавленным гневом, в конечном итоге превращая в болезненный для другого акт. Жертва садиста может почувствовать описанную динамику, особенно когда злоупотребление исходит от родителя, совершающего манипуляции над собственным ребенком. Я полагаю, что маленький ребенок, который исключительно чувствителен к различным эмоциональным нюансам поведения, может воспринять, что наказание или унизительное злоупотребление со стороны родителя вначале предуготовлялось быть актом проявления любви. Любовь становится садистской, когда она не может быть выражена. Такое восприятие происходящего может воспрепятствовать ребенку ощутить всю полноту испытываемого им гнева против того, кто злоупотребляет им. Ребенок ведь, помимо своей боли, воспринимает еще и боль того, кто им злоупотребляет, — боль, которая не позволяет этому человеку легко и свободно выразить свою любовь нормальным путем. В результате объект злоупотребления испытывает жалость к человеку, который злоупотребляет им, и отождествляет себя с ним.

Маленькие дети мужского пола подвергаются физическому злоупотреблению и унижению со стороны не только отцов, но и матерей. В главе 4 мы уже успели познакомиться с ситуацией, когда физическое унижение матерью собственного сына носило преднамеренный характер и — сознательно или бессознательно — было направлено на то, чтобы сломить его дух и сделать покорным. Никакой ребенок не в состоянии противостоять насилию, исходящему от матери или отца. Любое дитя будет неизбежно сломлено таким испытанием. Однако подобный слом весьма редко носит всеобщий, тотальный характер, поскольку последнее означало бы попросту смерть (впрочем, нам известно, что и такие экстремальные случаи также имеют место). В глубоких недрах тела ребенка остается существовать ядро сопротивления, которое служит для поддержания жизни и для обеспечения хотя бы элементарного чувства самоидентификации. Прочность указанного ядра зависит от того, как относится к ребенку родитель после того, как он злоупотребил им или унизил его. Разрядив скопившуюся в ней ярость, мать, к примеру, может испытать приступ горячей любви к ребенку, которого она только что унижала или которого использовала. Благодаря этому вредоносные последствия причиненного унижения или злоупотребления частично уменьшаются — в степени, пропорциональной мере ощущения ребенком такого рода «компенсаторной» любви. Если же малыш ощущает перманентно исходящую от матери неподдельную враждебность, которая доходит до холодного отторжения бедного ребенка, то он может превратиться в настоящего шизофреника. Дети на каком-то уровне осознают, что даже самые жестокие побои или физическое унижение предпочтительнее холодного отторжения, которое представляет собой эмоциональную смерть.

Общее положение, гласящее, что у людей наблюдается тенденция поступать с другими так же, как обходились с ними самими, помогает понять такое поведение матери по отношению к собственным детям, которое поначалу представляется чем-то иррациональным. Если в детстве,ее унижали за любые сексуальные проявления и формы выражения, то у нее будет наблюдаться тенденция поступать точно так же со своими детишками. Тенденцию отыгрываться на тех беспомощных созданиях, кто стоит ниже тебя, можно пресечь лишь в том случае, если индивид будет отчетливо осознавать, что именно сотворили с ним, и сможет полностью понять деструктивное воздействие случившегося на его личность и жизнь. Такого рода осознание предполагает, что человек будет в состоянии ощутить свой гнев против родителя за унижение, злоупотребление и насилие. Мать, которую в свое время стыдили за сексуальные чувства, будет стыдить и собственную дочь за любое выражение подобных эмоций. Матери часто отождествляют себя с дочерями и проецируют на них отрицательные стороны собственной личности. Тем самым мать может воспринимать сексуальное поведение своей дочери как проститутское, поскольку именно так родители обрисовывали в детстве ее собственное поведение. Критикуя свою дочь за излишнюю сексуальность, мать по существу говорит примерно следующее: «Ты плохая и грязная особа. А я — чиста». С другой стороны, она может проецировать на собственную дочь свои несбывшиеся и неудовлетворенные сексуальные желания и подсознательно хотеть, чтобы дочь реализовала их на деле и тем самым дала матери возможность испытать чувственный трепет если не самой, то хотя бы от поступков своей дочери. Фактически в матери могут одновременно сосуществовать обе эти установки, одна из которых проявляется в том, что она на сознательном уровне хулит дочь за проявляемую сексуальность, а другая в это же время бессознательно подталкивает дочь к тому, чтобы та до конца выказала себя сексуально. Указанное бессознательное отождествление на сексуальном уровне матери с собственной дочерью несет в себе несомненный гомосексуальный аспект. Неспособность разглядеть указанный аспект в отношениях одного их родителей к пациенту может явиться серьезным препятствием, мешающим продвижению пациента в направлении к достижению независимости и удовлетворения.

Тот, кто был объектом сексуального злоупотребления, сам начинает злоупотреблять другими, поскольку с давних пор бессознательно отождествляет себя с тем, кто когда-то злоупотреблял им самим. Это является оборотной стороной медали, которую пациент должен распознавать и принимать как данность, если он хочет прийти к полному приятию самого себя. Рейчел рассказала мне о своем сновидении, в котором рядом с ней стояла молодая девушка, причем одна половина ее лица была такой красной, словно была обо что-то натерта. Тут же во сне Рейчел сообразила, что это она сама терла лицо приснившейся ей девушки о свой собственный лобок. Она была в ужасе от одной мысли, что могла поступить с кем-то подобным образом. Но в том же самом сновидении Рейчел успела побывать и невинной девицей, подвергавшейся насилию. Если в этом сне находил отражение какой-то случай, который мог произойти с ней во времена детства, то почему она хотела отыграться в поступке, направленном против кого-то другого? Возможное объяснение таково: отыгравшись на другой особе за то злоупотребление над ней самой, от которого она страдала, Рейчел получала возможность почувствовать, что она не одинока в своем стыде. Но для такого поведения имеется и другая мотивация. Ведь когда ребенок подвергается сексуальному злоупотреблению, то это и пугает, и возбуждает его. Каждый маленький ребенок заворожен гениталиями собственных родителей. Одна из причин состоит в том, что именно они послужили источником его жизни. Они же являются ключами к подземному миру страхов и тайных наслаждений. Но по причине страха факты сексуального злоупотребления и сопутствующего ему возбуждения подавляются, и от них остается только импринтинг. Такого человека сильно влечет к повторению подобного опыта — часто в качестве того, кто злоупотребляет другими, но порой и того, кем злоупотребляют. Я убежден, что именно таким путем у взрослого человека появляется маниакальная тяга к сексу с детьми. Развитие его либидо задержалось, поскольку часть энергии и возбуждения, присущего либидо, оказалась закупоренной в подавленных воспоминаниях и связанных с ними чувствах. Перенесение этих происшествий в сознание представляет собой первый шаг в высвобождении скрытой энергии. Вынесение глубоко захороненных переживаний на свет божий снижает степень стыда, давая человеку возможность прочувствовать свою рану и свой страх. Приятие обоих этих чувств — стыда и страха — даст ему возможность горько плакать и тем самым облегчить владеющую им боль, а также позволит впасть в гнев и тем самым восстановить свою цельность. Но для того чтобы этот гнев в самом деле очистил и освободил дух, он должен быть неподдельным и интенсивным.

Позиция матерей в плане возможностей сексуальных проявлений на детях уникальна, потому что они в гораздо большей мере манипулируют с телом ребенка, нежели отцы. Способы их прикосновения к маленькому тельцу могут иметь сексуальный подтекст и быть как-то причастны к сексуальности — точно так же, как причастен к ней страх прикоснуться «не так», то есть страх возникновения сексуальных чувств в связи с прикосновениями к ребенку. Одна мать высказалась по поводу своего двухлетнего сыночка так: «У него такая аппетитная пипочка, что она прямо просится взять ее в рот». Чувство, таящееся за подобными заявлениями, обязательно должно как-то передаваться ребенку, когда его гениталии выставляются на обозрение. Тем самым ребенок, помимо всего, теряет ощущение приватной интимности применительно к указанным органам. Материнские чувства вторгаются в его таз и стремятся завладеть его гениталиями. Отметим, что ребенка ввергает в беспокойство вовсе не всякий посторонний взгляд на его гениталии, но лишь такой взгляд, в котором есть определенный сексуальный интерес или хотя бы любопытство. Матерям часто дают совет почаще чистить пенис маленьких мальчиков во избежание возможной инфекции. Не убежден, что это хорошая идея, и не убежден в необходимости подобных действий вообще. С незапамятных времен мальчишки чудесно вырастали без необходимости подобных вмешательств со стороны матерей. Опасность, таящаяся во всяких взаимоотношениях «родитель-ребенок», заключается в сильном сексуальном элементе, который будет присутствовать в любой такой связи. Указанный элемент будет отрицаться и подавляться как родителем, так и ребенком, но, как это видно из ряда последующих примеров, его воздействие на последнего носит характер подлинного стихийного бедствия.

Макс был единственным ребенком в семье, причем его отец скончался, когда мальчик был совсем маленьким. Вырастила и воспитала его мать, которую он сам описывал как женщину могучую, властную и никого не боящуюся. Я познакомился с Максом, когда ему было за тридцать и он был довольно преуспевающим психологом, знакомым с биоэнергетическим анализом. Макс признавал тот факт, что в теле у него имелось множество напряжений, не позволявших ему испытывать в своей жизни хоть какое-нибудь удовольствие или радость. Он интенсивно трудился, но не получал от этого никакого реального удовлетворения. Этот мужчина всегда понукал себя, пытаясь добиться такого положения, которое дало бы ему возможность почувствовать себя в жизни легко и непринужденно, но, увы, ничто у него не получалось ни легко, ни хорошо. У этого пациента было ощущение необходимости сражаться за все, чего бы ему ни захотелось, и эта жизненная установка, в частности, втянула его в несколько судебных исков. Сходные проблемы и трудности возникали и в его взаимоотношениях с женой. Между ними постоянно происходили маленькие битвы, исход которых ни на что не влиял и ничего не решал, поскольку его проблема была сугубо внутренней, личной. Тот, кто знал Макса получше, описал бы его как человека страдающего, но, хотя сам он и признавал собственные страдания, у него не было ни малейшего понятия о причине, которая их породила.

С физической точки зрения он выглядел хорошо, казался крепким и энергичным мужчиной, но его тело характеризовалось какой-то хаотичностью, разбросанностью. Когда он дышал, то дыхательные волны шли толчками, выглядели несколько конвульсивными и распространялись по телу с определенным трудом. Проблема становилась наиболее заметной в нижней половине его тела. Таз у него был скован и ни за что не хотел двигаться в такт с дыханием. Ноги, хотя и были снабжены развитой мускулатурой, не давали Максу никакого ощущения поддержки. При выполнении упражнения на заземление они скорее тряслись, нежели пульсировали, а временами прямо-таки подгибались под своим владельцем. Будучи лишенным чувства поддержки со стороны земли, весь он держался одной головой, вечно что-то обдумывая, вычисляя, комбинируя и маневрируя. Сам Макс воспринимал такой образ жизни как весьма огорчительный и испытывал из-за этого сплошные разочарования.

В первые два года терапии у Макса не наблюдалось сколько-нибудь заметного продвижения вперед. Он боролся, он тянул и подгонял себя, он всячески старался — но не мог прорваться к какому-нибудь сильному чувству. Для него было почти невозможным, прямо-таки немыслимым делом капитулировать перед собственным телом. Однако его сопротивление носило подсознательный характер, сам он не ощущал его, и мне пришлось хотя бы косвенно указать ему на то, что оно имеет место. Макс был обескуражен и перестал приходить в назначенное ему время, пропуская сеансы. Я не стал особо энергично призывать его к продолжению терапии, поскольку понукание с моей стороны было, несомненно, последней вещью, в которой он нуждался. По правде говоря, у меня в тот момент не было ощущения, что дальнейшие усилия — будь то с моей или с его стороны — вообще способны помочь Максу. Во время прежних сеансов он сосредоточивался на своих отношениях с матерью, которая по-прежнему принимала в его жизни весьма большое участие и все еще пыталась осуществлять над ним полномасштабный контроль. Макс бунтовал против этого, но не мог целиком освободиться, хотя благодаря моей помощи и поддержке начал все-таки медленно отдаляться от матери.

Он возобновил терапию примерно год спустя. Макс чувствовал, что я понимаю его проблему, хотя пока и не в состоянии помочь ему достичь тех изменений, к которым он стремился. Однако в некоторых отношениях его жизненная установка, да и сама жизнь все же изменились. Он стал не столь пробивным и воинственным. Его отношения с женой, бесспорно, улучшились. Он продолжал выполнять на дому биоэнергетические упражнения, в первую очередь — наносить пинки по кровати и развивать дыхание с помощью биоэнергетического табурета, и при этом явственно ощущал, что они помогают ему чувствовать себя получше. Я и сам определенно воспринимал в нем перемену — он стал гораздо более открыт идее о том, чтобы сдаться. Лежа в запрокинутом положении поверх табурета, Макс был теперь в состоянии в большей мере отдаться своей печали и даже заплакать, хотя все это пока не заходило настолько глубоко, как требовалось. Пинки, которые он наносил по кровати, тоже становились сильнее; он концентрировался при этом на желании освободиться от своей матери и от всестороннего давления, которое она на него оказывала, понуждая, что называется, покорить мир — не больше, но и не меньше! Примерно в это же время в жизни моего пациента произошли два заметных события, которые способствовали его продвижению к свободе. Первым явилась кончина матери. В каком-то глубинном смысле это освободило Макса от ее влияния. Другим событием стало рождение его первенца — ребенка, которого и сам Макс, и его жена до чрезвычайности хотели. Младенец принес в их жизнь свет и радость. Однако, хотя все указанные события и чувства несли Максу помощь, на самом деле он по-прежнему нуждался в том, чтобы реально ощутить происходящее в своем собственном теле.

Дата добавления: 2014-10-22