Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Зрелая любовь. 10 страница




Проблема Алисы состояла в том, что она боялась своего отчаяния, поскольку на глубинном уровне оно было для нее связано со смертью. Почти всю свою жизнь она просуществовала на волосок от отчаяния, будучи слишком напуганной, чтобы ощутить его. Она походила на человека на морском берегу, который позволяет себе лишь чуть-чуть намочить ступни из страха оказаться сметенным и захлестнутым мощью океана. Это море представляет собой символ наших глубочайших чувств — печали, радости, сексуальности. Оно является источником жизни, и только капитулировав перед ним, человек может вести полнокровную жизнь. Глубоко погрузиться в собственное отчаяние — значит окунуться в недра собственного живота, который, будучи в данном случае представлением моря, также является источником и носителем жизни. Ни один взрослый человек не утонул в собственных слезах, хотя страх утонуть лежит в основе паники. Младенец, отрезанный от всякого любовного контакта, неизбежно погибнет; очень маленький ребенок в подобной ситуации тоже может умереть, поскольку его тело нуждается в постоянном контакте с матерью и в поддержке с ее стороны. Ребенок постарше, который из-за недостаточного внимания со стороны тех, кто должен его любить, оказался близок к смерти, но все-таки выжил, становится невротиком. Он будет существовать на грани отчаяния и паники на протяжении всей своей жизни, если только не сумеет избавиться от страха, повторно пережив давнюю детскую травму и обнаружив, что и теперь он не умрет от нее.

Необходимо понять, что хотя беседы и рассуждения по поводу страха смерти и необходимы для оказания пациенту помощи в понимании его проблемы, сами по себе они недостаточны для ликвидации страха. Говорить ребенку, что ему не надо бояться темноты, потому что там, в темном месте, никого нет, не всегда помогает, поскольку, хотя во мраке комнаты действительно нет никакого внушающего страх существа, оно все-таки имеется — во мраке бессознательного у ребенка. Проникнуть в собственное бессознательное — значит опустить все испытываемые чувства глубоко в живот с помощью глубокого дыхания. По мере продвижения дыхательной волны при выдыхании вниз, по направлению к тазу, человек в состоянии ощутить чувства, заблокированные в этой области. Можно почувствовать, что тебя не любили и что ты мог умереть, однако, испытывая от такого осознания печаль, человек может одновременно понять, что на самом деле он все-таки не умер. Для взрослого человека быть нелюбимым отнюдь не означает смертного приговора. Он может любить себя и капитулировать перед собственным Я. Зрелая пятидесятилетняя матрона, мать семерых детей, сказавшая мне: «Если никто не будет любить меня, то я умру», — являет собой пример патетической личности, которая боится жить в такой же степени, как и боится умереть.

Во время работы с Алисой я еще не понимал, насколько глубок в людях страх смерти, так что, хотя я и мог оказать ей помощь применительно к невротическому аспекту ее проблемы, а именно: применительно к вечному стремлению достичь совершенства, — но он был не в силах помочь ей взглянуть в лицо глубинному и определявшему ее состояние страху смерти, который как раз и порождал у нее неосуществимое побуждение стать идеалом. Алиса добилась в терапии со мной некоторого прогресса в плане понимания собственных проблем и появления у нее ощущения несколько большей внутренней силы, но я был неспособен подать ей руку помощи в том, чтобы прорваться к подлинным глубинам ее естества. Большинство терапевтов могло бы счесть такой исход общения с пациентом вполне удовлетворительным, но при отсутствии в естестве и теле пациента прочного фундамента всегда продолжает существовать опасность рецидива отчаяния, поскольку этот человек не в состоянии ощутить радость жизни. Конечно, нет и речи о том, чтобы в процессе терапии можно было систематически, что называется, в плановом порядке, добиваться прорывов и переломов, которые в конечном итоге позволят пациенту избавиться от сидящего в нем страха смерти, а также отчаяния. Но я верю, что для терапевта весьма важно понимать глубину отчаяния у обитателей современного мира, а также иметь,в своем арсенале нужные средства и нужную степень понимания, которые позволят справиться с этим скверным чувством. Описываемый далее клинический случай проиллюстрирует принцип, применяемый мною для преодоления указанной проблемы.

Каждый пациент нуждается в прорыве сквозь барьер, создаваемый страхом смерти, и Нэнси смогла прорваться через него. Это была пятидесятилетняя женщина с личностью пограничного типа. На протяжении всей своей жизни она испытывала анорексию (отсутствие аппетита), и все ее функционирование может быть кратко описано как маргинальное. Нэнси добилась упомянутого прорыва после нескольких лет терапии, в течение которых она обрела волю к борьбе за собственную жизнь. Мы вместе проделали значительную работу, чтобы помочь ей лучше дышать, выражать чувства печали и протеста, а также постоять за себя в негативных жизненных ситуациях. Однако ее чувства никогда не становились достаточно сильными, поскольку дыхание никогда не достигло достаточной глубины.

Как-то она лежала в запрокинутой позе на биоэнергетическом табурете и вдруг начала издавать продолжительный звук, который неожиданно прекратился как раз в тот момент, когда он, казалось, вполне мог перейти в глубокие рыдания. Нэнси почувствовала себя при этом очень напуганной и сказала: «Становится очень темно. Я чувствую, что вот-вот умру». Такое чувство могло бы испугать кого угодно, но почему она ощутила приближение смерти как раз в тот момент, когда ее дыхание на самом деле стало интенсивнее? Ответ состоит в том, что углубленное дыхание затронуло в Нэнси тот страх смерти, который и до этого всегда существовал в ней. Будучи ребенком, она едва не умерла. Рассказанная ею в этой связи история показалась мне интересной. Когда моей нынешней пациентке было где-то около двух лет, она была пухленькой, миловидной маленькой девчушкой. Мать Нэнси, видя, как дочка набирает вес, перепугалась, что та, когда вырастет, будет толстой, как это случилось с ее сестричкой. Действуя из соображений, продиктованных этим опасением, мать стала ущемлять маленькую дочурку в еде, преследовала ее за переедание и настолько запугала и затравила бедную девочку, что та совсем потеряла аппетит и вообще разучилась есть. Когда мать увидела, что ее бедное дитя теряет в весе и худеет на глазах, она запаниковала и начала уже уговаривать доченьку поесть и не пренебрегать пищей, но безрезультатно. Дело закончилось тем, что малышка в критическом состоянии очутилась в больнице.

Я не испытывал ни секунды сомнений, что анорексия Нэнси явилась итогом всего указанного эпизода. Когда она обратилась ко мне, чтобы полечиться, то по-прежнему страшно боялась поправиться. Однако на самом деле ей было очень трудно набрать вес. В первую очередь это означало бы, что она обрела тело и стала кем-то весомым и видным, превратившись в заметную личность, по крайней мере чисто зрительно. Результатом этой метаморфозы могла бы явиться конфронтация с матерью, которую Нэнси все еще до ужаса боялась. Важный перелом произошел через несколько сеансов после той нашей встречи, в ходе которой она испытала и ощутила присущий ей страх смерти. Я неоднократно и настоятельно убеждал Нэнси, что во время сеанса никакой опасности умереть для нее не существует. Я втолковывал ей, что произошло следующее: став глубже дышать, она ощутила скопившийся в ней ужас и прекратила дыхательные движения, тем самым отрезав поступление кислорода в мозг. Это, в свою очередь, породило ощущение тьмы. Единственное, что действительно могло бы с ней случиться, — это легкий обморок, при котором она бы «отключилась», а это, в свою очередь, немедленно привело бы к самопроизвольному возобновлению дыхания, после чего сознание тут же полностью вернулось бы к ней. Когда во время очередного сеанса мы возвратились к указанному упражнению, Нэнси все еще испытывала ощущение темноты и страх умереть, но уже в меньшей степени. В этот момент между нами сложился прочный терапевтический альянс, который дал ей возможность поверить в мое лидерство. В ходе третьей попытки, когда Нэнси лежала на кровати, пиная ее что есть мочи и стараясь завопить, из нее вдруг вырвался глухой, но сильный звук, сразу же перешедший в глубокие рыдания, исходившие из живота. Когда плач прекратился, она воскликнула: «Я не умираю! Я не умираю!» Нэнси почувствовала в этот момент, что, наконец, прорвалась сквозь свой страх, который часто преследовал ее, связывая по рукам и ногам и не давая полноценно жить. Ее мужество и готовность иметь дело с разными своими жизненными ситуациями заметно возросли, поскольку в животе у нее возникло хоть немного чувства — которое мы могли бы описать как «сидящее в кишках». Но пока не могло быть и речи о том, чтобы весь страх Нэнси улетучился. Она заглянула своему страху смерти в лицо, не побоялась вступить в преисподнюю, а теперь ей предстояло поработать, чтобы благополучно пробраться через нее.

Один из моих пациентов как-то рассказывал об инциденте, который имел место с его дочерью, милой девчушкой пяти лет. Она играла со своими родителями в мяч и получала от этого бесконечное удовольствие. Ее младший братик, которому было года два и который наблюдал за происходящим, захотел занять ее место. Сестра отказалась отдать малышу мяч, а когда родители начали настаивать, швырнула в того объектом спора. Она, конечно же, не попала, но зато попало ей — отец сурово отчитал ее, говоря, что девочка ни в коем случае не должна так поступать, поскольку может причинить братику вред. Отцовский выговор стал для нее шоком, и она начала громко вопить. Отец же, полагая ее реакцию иррациональной и ничем не обоснованной, велел дочери перестать надрываться, отчего издаваемые ею звуки стали только громче. Желая дать ей достойный урок, он завел дочь в просторный туалет и захлопнул дверь, сказав, что она может выйти оттуда, когда прекратит реветь. Через парочку минут она действительно прекратила, но не вышла. Обеспокоенный отец распахнул дверь и обнаружил ее на полу — белую как мел и буквально задыхающуюся. Родители поспешно доставили девочку в близлежащую больницу, где врач прописал ей сильнодействующее бронхолитическое средство. У нее случился астматический приступ, который вполне мог стать причиной смерти. Будучи не в силах перестать отчаянно плакать и опасаясь, что ей никогда не выбраться из туалета, она испытала паническую реакцию, в ходе которой ее бронхи сжались, так что она практически потеряла способность дышать. Эта маленькая девочка пребывала в шоковом состоянии.

Мне довелось работать со многими астматиками. Как только они приступают к выполнению любого упражнения, способствующего углублению дыхания, вроде плача, нанесения пинков или испускания воплей, они начинают сопеть и тут же извлекают свой ингалятор, который на короткое время ослабляет бронхиальный спазм и дает им возможность легче дышать. Однако это приспособление никак не устраняет склонность к спазму, который представляет собой чисто паническую реакцию, возникающую в момент, когда их дыхание становится глубже. Поскольку у этих больных вырабатывается сильный страх на появление сопения, которое знаменует собой начало астматического приступа, они приписывают возникновение указанного страха своей неспособности дышать. Отчасти такое истолкование верно, но столь же верно и то, что именно страх порождает у них неспособность дышать. Это давнишний, детский страх того, что тебя отвергнут или прогонят за плач, за громкие вопли или за чрезмерные запросы. Указанное вокализованное проявление, которое оказалось в интересах выживания подавленным, вновь активируется за счет глубокого дыхания. После того как такой страдающий астмой пациент уразумевает изложенную динамику, его страх убавляется. Теперь я уже оказываюсь в состоянии подстегнуть моих астматиков к тому, чтобы издавать более громкий плач и вопли, и они делают это без каких-либо болезненных осложнений. Даже при появлении умеренного сопения я отговариваю их от пользования ингалятором, стараясь уверить в том, что если они не впадут в панику, то будут вполне в состоянии дышать без всяких затруднений, не прибегая к помощи своего «спасителя». К их полнейшему восторгу, в преобладающем большинстве случаев так оно и бывает.

Алису, о которой я как раз недавно рассказывал, нельзя назвать типичным примером «стандартного» панического пациента. Грудная клетка у нее не была раздувшейся, и она испытывала больше затруднений с вдыханием, нежели с выдыханием. Владевший ею страх был гораздо глубже и граничил с ужасом, что являлось реакцией скорее на конкретную враждебность матери, нежели на общее отторжение и заброшенность. Алиса может быть описана как пациентка в пограничном состоянии с сильной тенденцией к шизофреническому расщеплению личности и к диссоциации от собственного тела. Основополагающим, базисным страхом была у нее боязнь оказаться убитой, а не просто отверженной или покинутой. Такого рода страх глубже и интенсивнее, и для его преодоления требуется мобилизация заметно более сильного гнева.

В составе паники присутствует также и страх смерти, но в меньшей степени. Чтобы помочь пациентам соприкоснуться с коренящейся в них паникой, я применяю метод, довольно подробно описанный в главе 3. Вкратце он состоит в следующем. Пациент ложится запрокинувшись на биоэнергетический табурет и издает звук, который выдерживается как можно дольше. В самом конце этого звука он пытается зарыдать. Если ему удается прорваться к рыданию, то он сталкивается со своим страхом утонуть в бездонной печали или оказаться сломленным отчаянием. Чтобы защититься от указанных чувств, тело пытается воспретить процесс дыхания. Стенка грудной клетки становится жестче, и бронхи сжимаются. В этот момент пациент ощущает панику. Лиза, испытавшая подобную панику на себе, описывала свое состояние так: «Я почувствовала, что не могу дышать. И грудная клетка, и горло ощущались как страшно жесткие». Однако она ничуть не распознала, что в этот миг повторно переживала одну свою детскую травму. К сказанному выше Лиза добавила: «Мне знакомо данное чувство (жесткости грудной клетки). Это настолько глубокая рана, что я даже не знаю, только ли я хочу умереть или уже начинаю умирать на самом деле. Это такая тихая боль, маленькая интимная преисподняя». Потом она пояснила, что в детстве была предоставлена самой себе. Ни один из родителей не проявлял к ней ни малейшего интереса и даже не осознавал, что она борется и несчастна. Им был нужен счастливый ребенок, и Лиза натянула на лицо счастливую, улыбчивую маску, которая должна была спрятать гнетущую ее печаль и отчаяние. Позволив себе горько плакать, она ощутила привкус свободы в том, что отбросила, наконец, постылую маску. Лиза никогда не была замужем и не испытала экстаза любви. Она не отваживалась или просто не смела открыть свое сердце любви — слишком много боли скопилось в нем. Но страх перед этими залежами боли может уйти лишь после того, как вся собравшаяся боль будет испытана и прочувствована. В тот период, когда Лиза самостоятельно постигала и даже высказывала эти проницательные суждения, она встретила человека, к которому почувствовала неподдельную любовь.

Салли являла собой пример женщины, туловище которой от головы до самого таза было настолько узким и закрепощенным, что я воспринимал ее облаченной в смирительную рубашку. У нее была крепкая, хорошей формы голова и довольно широкое, приятно выглядящее лицо. Ноги и стопы тоже были вполне изящными и в то же время сильными. Принимая во внимание ее ширококостное лицо и здоровые ноги, узость торса нельзя было интерпретировать как свойственную ей натуральную недоразвитость тела, а следовало видеть в этом результат каких-то травматических воздействий детского периода, которые повлияли на ограничение формирования ее грудной клетки и таза. Указанное ограничение оказалось столь сильным, что стало у Салли причиной сильной стесненности дыхания. Невзирая на пониженную величину жизненной емкости легких, Салли отнюдь нельзя было назвать женщиной слабой. Мускулатура у нее была хорошо развита и вполне позволяла справиться со значительными физическими усилиями. Напряженность торса выполняла особую функцию, а именно служила ограничению любых неистовых или необузданных вспышек, связанных с возможным применением насилия. Заметим, что смирительные рубашки применяются в психиатрических лечебных учреждениях как раз для этой цели. Салли представляла собой даму в смирительной рубашке.

Она обратилась ко мне как к терапевту в надежде научиться, как противодействовать окончательному распаду, который в тот момент угрожал ее супружеству. Брак Салли вовсе не принадлежал к числу счастливых, однако перспектива остаться в одиночестве все равно пугала ее. Своего мужа она характеризовала как ненадежного. Он постоянно менял работу, и Салли к тому же подозревала его в неверности. Он был в большей степени мальчиком, нежели мужчиной. В их семье именно Салли была тем человеком, на ком лежала вся ответственность и кому приходилось зарабатывать деньги, вести дом и заботиться о ребенке. Этот брак не мог функционировать нормально, потому что Салли ощущала себя используемой, а ее супруг считал себя попавшим в западню. На требования Салли более ответственно относиться к жизни он реагировал неизменными обещаниями, которые никогда не сдерживал. Когда они в конце концов разъехались и стали жить отдельно, Салли впала в сильную депрессию, сопровождавшуюся суицидальными мыслями. Она не могла согласиться с тем, что оказалась одна, и при этом не видела для себя возможности найти другого мужчину. Невзирая на то обстоятельство, что мужчин влекло к ней, Салли все равно чувствовала себя покинутой. На глубинном уровне эта пациентка все еще воспринимала себя как отвергнутого ребенка. В то же время на поверхности она продолжала вполне эффективно работать и справляться со своей непростой жизненной ситуацией.

Однако психотерапия занимается вовсе не тем, чтобы «противодействовать» каким-то обстоятельствам, как того ждала Салли. Жизнь должна стать для человека чем-то более важным, нежели просто вопросом выживания. Нам нужно найти в жизни немного радости, в противном случае нам предстоит предаться депрессии, которая может сделать проблематичным даже само выживание. Салли не ощущала ни крупицы радости; жесткая закрепощенность ее тела препятствовала всякому ощущению свободы и легкости. Этой женщине нужно было избавиться от сковывавшей ее мышечной смирительной рубашки, но для того чтобы помочь ей достичь этого, следовало многое узнать. Нужно было разобраться в тех событиях ее жизни, которые привели Салли к тому, что она оказалась обряженной в своего рода психологическую смирительную рубашку, и понять те силы в личности моей пациентки, которые удерживали ее в таком состоянии.

Когда я стал расспрашивать Салли о деталях ее биографии, она рассказала мне историю, которую узнала от своей матери. Салли была последним ребенком из той троицы детей, которыми обзавелись ее родители, причем она была на восемь лет младше следующей по старшинству сестры. В момент рождения — а она появилась на свет в небольшой деревеньке, в скромном доме, расположенном в сельской местности, — Салли выглядела настолько слабенькой и была такой иссиня бескровной, что мать была убеждена в ее неспособности выжить. По этой причине на нее не особо обращали внимание. Но она не только не умерла, но даже оказалась на деле ребенком вполне жизнеспособным и полным витальности. Сама Салли всегда истолковывала свой страх оказаться отверженной именно этими событиями, но по мере углубления в подробности ее прошлого для меня отчетливо проявлялись совсем другие аспекты страха этой женщины перед тем, что ее покинут. Когда девочке было четыре года, то есть во время критического эдипова периода жизни, отец ушел из дома. Мать в очередной раз обвинила его в безответственности и в том, что у него водились другие женщины. В этом плане собственный опыт Салли, казалось, полностью воспроизводил то, что приключилось с ее матерью. Однако отец Салли время от времени навещал семью. Она припоминала, насколько была счастлива и возбуждена тем, что снова видела отца, и как чувствовала себя расстроенной, когда тому снова приходилось покидать их. В процессе терапии она частенько затрагивала эту тему. Во время одного из сеансов я, в частности, услышал от нее такие слова: «В тот миг, когда мужчина оставляет меня, я чувствую себя умирающей. В случае стычки или ссоры с мужчиной я чувствую, что если он сейчас уйдет, то я просто возьму и умру».

Когда в процессе терапии Салли научилась плакать, то нередко сопровождала плач словами: «Не покидай меня, папочка». Она признавала, что ждала от отца любви, поддержки и защиты, которых, как ей чувствовалось, не получала от матери. Когда отец бросил семью, матери пришлось пойти работать, а Салли оставляли на попечении бабушки, вызывавшей у девочки настоящий ужас. Однажды ей приснилось, что она стоит на морском берегу и видит, как к ней приближается бабушка. Салли померещилось, что та собирается ее убить. В этом сновидении у нее было побуждение броситься в море и утопиться. Салли помнила также происшествие, когда бабушка промывала ей волосы в очень горячей воде, из-за чего она стала вопить от боли и пыталась вынуть голову из бадьи. Но бабушка снова затолкала ее голову в кипяток, говоря, что вода должна быть достаточно горячей, чтобы в ней погибли все вши. Старуха обращалась с Салли весьма сурово и вечно угрожала покончить с собой, если внучка не будет «хорошей», послушной девочкой. Чтобы сделать эту свою угрозу более эффективной и правдоподобной, бабуся всегда носила при себе маленькую коробочку, якобы наполненную всякими ядовитыми травами, которые она угрожала съесть всякий раз, когда Салли плакала или протестовала против чего-нибудь. Неспособность заплакать или энергично воспротивиться незаслуженному отношению к себе до сих пор продолжала присутствовать в личности Салли, и причиной тому было серьезное ограничение дыхания, вызванное сильным напряжением в ее грудной клетке и в гортани.

Освободить Салли от указанного напряжения было отнюдь не легкой задачей, поскольку большое мышечное напряжение вело у нее к иммобилизации агрессивности. Взбунтоваться означало для нее накликать на себя какую-то беду, которая, как ей казалось, приведет к тому, что ее покинут или даже убьют. Сама она достаточно отчетливо понимала, что ее проблемы произрастают из раннего детства и что страх оказаться убитой является совершенно беспочвенным применительно к обстоятельствам ее сегодняшней жизни; в то же время боязнь попасть в разряд брошенных и отвергнутых представлялась ей в данный момент совершенно реальной и обоснованной. Большинство пациентов предаются панике при одной мысли о том, что они могут очутиться в одиночестве или утратить любовь, притом, что многие из них вполне благополучно существовали одни на протяжении какой-то части жизни. Салли противилась этому страху, питая надежду найти кого-то, кто станет любить ее и кому она будет послушно подчиняться так же, как поступала по отношению к бабушке. Однако подчиненность подрывает любые человеческие взаимоотношения и дает новую жизнь страху оказаться отвергнутой и покинутой. Если и у другого человека имеются такие же страхи и такая же потребность в контакте, то отношения подобной пары превращаются во взаимную зависимость, которая является не более чем суррогатом любви. Салли и ее муж находились именно в таких отношениях.

Вслед за распадом своего брака Салли влюбилась в другого мужчину, который на поверку оказался едва ли не точной копией ее бывшего мужа, равно как и отца, — таким же безответственным и нечестным. Начал он с самой высокой ноты, провозгласив супруге свою вечную любовь, которая оказалась на деле в большей мере словами, чем чувством. После того как Салли изобличила его во лжи и их отношения прекратились, она впала в глубокое отчаяние, испытывая при этом чувство, что она не в состоянии продолжать все эти поиски и посему ей предстоит умереть. Моей пациентке заметно помогло, когда я обратил ее внимание на следующую закономерность: тот, кто ждет, что его спасут, кончает тем, что его проклинают. Ей вовсе не нужен никакой мужчина, и она сама куда как способна стоять на собственных, к тому же крепких ногах. Но она сопротивлялась и отказывалась занять указанную позицию, поскольку такой выбор требовал от нее взглянуть прямо в лицо собственному отчаянию — отчаянию в связи с тем, что ее отец никогда не возвратится и что ей, быть может, никогда не суждено найти мужчину, который бы любил ее. Она была в состоянии воспринять реальность своей ситуации на сознательном уровне, но не на эмоциональном, поскольку ощущала ее как чрезмерно болезненную и пугающую. Салли боялась, что, согласившись с фактом измены со стороны своего отца, своего мужа и своего последнего поклонника, она спустит с привязи дремавшую в ней нестерпимую, смертельную ярость против них, которая выплеснется бешеной вспышкой гнева, воспринимаемой ею самой как грядущее безумие. Чтобы не дать подобному случиться, она заранее заковала себя в психологическую смирительную рубашку. Однако, если в детстве предоставление выхода своей ярости и могло быть для Салли опасным делом, сейчас это соображение потеряло силу — и для той женщины, которой стала Салли, и для той ситуации, в которой она теперь находилась. В качестве моей пациентки она без всякого риска могла разрядить свою ярость, нанося по кровати пинки и удары руками за все то, что ей довелось пережить на своем веку. Тем она и занималась, но, помимо этого, Салли также выражала сильный гнев в мой адрес за то, что я не воспринимаю ее чувство отчаяния настолько серьезно, как ей бы того хотелось. Она негодовала по поводу моего утверждения, что все средства преодоления ее проблем имеются в ней самой. В своих негативных чувствах она отождествляла меня с собственной бабушкой, требовавшей в свое время зрелой жизненной установки от очень опечаленного и запуганного ребенка. Я же, в свою очередь, не уставал подчеркивать, что ей нужно быть более реалистичной и зрелой, принимая свое отчаяние как данность, которая берет начало в ее непростом прошлом, и позволяя себе горько плакать и тем самым облегчать и снимать свою боль. Что ж, отношение Салли ко мне лишний раз подтверждало старую истину: подавленный гнев пациента часто изливается на того человека, который пытается нести помощь.

В главе 3 я настоятельно подчеркивал, насколько важно добиться у пациента плача, и показал, что это вовсе не так легко сделать, как кому-то может подуматься. У большинства детей выражение печали не одобряется старшими, а кое-кого из них попросту бьют, если им случится заплакать. В результате подобной «выучки» у таких детей развивается жесткая, стянутая верхняя губа, а многие даже гордятся тем, что обладают способностью не сломаться и не заплакать тогда, когда им причиняют сильную боль. Выражение своей печали с помощью слез и плача представляет собой один из способов поделиться своими чувствами с другими. Независимо от того, как могут высказаться по этому поводу отдельные конкретные лица, наблюдающие плач, большинство людей реагируют на плачущего человека позитивно. Окружающие могут даже попытаться поддержать и укрепить его слабеющий дух, и редко человека осуждают или отталкивают за то, что у него брызнули слезы. Однако в целом наше нынешнее общество отчасти напоминает бредущие вразброд остатки разгромленной армии, пытающиеся добраться домой после поражения, причем считается, что шансам беглецов выжить угрожает всякое проявление слабости воли. «Держись, продолжай стараться, не поддавайся, выше голову». Все эти призывы имели бы смысл в случае преследования со стороны врага или, если держаться поближе к житейским реалиям, в ситуации, когда неподалеку имеется надежный и безопасный дом, где нас ждут. Но в этом мире нам не дано найти никакой подлинной безопасности нигде, кроме как в своем собственном Я. Богатство, положение и власть — все это вовсе не ответы на основополагающее, глубинное чувство отчаяния и отсутствия безопасности. На самом деле именно усилия по преодолению собственного отчаяния и ощущения опасности чуть ли не гарантируют устойчивое присутствие указанных чувств в составе личности.

Когда Салли стала ощущать свое отчаяние, я предложил ей улечься на биоэнергетический табурет и дышать. Затем я попросил ее пронзительно вопить следующий текст: «Все это без толку! Мне никогда не найти того, кто бы защищал и любил меня!» Когда она стала это делать, то разразилась очень глубокими рыданиями и неожиданно обнаружила, что ей перестает хватать воздуха. Плач тут же прекратился, и единственное, что она смогла произнести вместо предложенной мною тирады, были слова: «Я не могу дышать, я не могу дышать» и «Я сейчас умру». Но на самом деле она дышала, и даже глубже, чем когда-либо перед тем, как приступила к терапии. Ей, правда, в этот конкретный момент действительно не хватало воздуха, но данное явление служило воплощением ее желания жить, а не просто выживать. Недостаток воздуха можно также истолковывать как результат конфликта, существовавшего в личности Салли: капитулировать перед собственным горем и перед страхом, что ее могут бросить, если она так поступит, или продолжать неустанную борьбу. Я поддерживал вариант капитуляции, веля ей целиком отдаться плачу. По мере следования этому указанию ее плач становился все мягче и глубже. Когда Салли начала хватать воздух, ею овладело ощущение паники, но это паническое чувство исчезло по мере того, как она полнее отдавалась плачу. Я мог при этом наблюдать, как грудная клетка моей пациентки становилась не такой жесткой, а живот расслаблялся. Потом я предложил ей немного заняться пинками, а также упражнением на заземление, чтобы поддержать дыхание таким же глубоким. Когда она закончила делать последнее из этих упражнений, ее лицо приобрело какое-то необычное выражение. От него исходил свет, которого мне никогда раньше не приходилось видеть. Глаза у нее сияли. И она сказала совсем простые слова: «Я чувствую себя хорошо».

У людей всегда возникает чувство паники, если волна сильного выдыхательного движения не в состоянии свободно пройти через диафрагму в брюшную полость. Она блокируется по причине сокращения диафрагмальной мышцы, что может оказаться болезненным и вызывать ощущение тошноты. Важно располагать пониманием этой реакции, если хочешь помочь пациентам глубоко дышать. Тошнота и ощущение, что тебя вот-вот вырвет, развиваются при столкновении упомянутой дыхательной волны с напряжением в диафрагме, или, иначе говоря, грудобрюшной преграде, которое действует подобно каменному волнолому, заставляющему набегающую волну отскочить и двинуться в противоположном направлении — в данном случае вверх. Если указанная волна проникает через диафрагму в брюшную полость, она попадает в психологическую преисподнюю, в мир тьмы. В мифологии диафрагма, которая по форме напоминает купол, часто видится представляющей поверхность земли. Но ведь всякая жизнь, прежде чем появиться на свет, берет свое начало во тьме земли или матки. Мы боимся темноты, поскольку ассоциируем ее со смертью, с вечной темнотой, царящей в матке и в преисподней. Одновременно это еще и мрак ночи — того времени, когда сознание умирает и мы отправляемся спать, чтобы на следующее утро заново родиться свежими и бодрыми. Отказ от сознания, присущего эго, пугает многих людей, которые испытывают трудности, если нужно окунуться в сон или в любовь. Те индивиды, кто в своем бессознательном не напуган до смерти, могут опуститься в психологическую преисподнюю брюшной полости и найти там радость и экстаз, которые сулит человеку его сексуальность. Если ты хочешь найти радость, то нужно найти в себе мужество, причем немалое, и бросить вызов херувиму с пламенным мечом обращающимся, который охраняет вход в сад Эдема — наш земной рай.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2014-10-22; Просмотров: 265; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.027 сек.