Предъявление изобличающих доказательств допрашиваемому

27 37

занять доминирующее положение в структуре его мотивационнои сферы, определяющей его дальнейшее поведение.

Необходимо также иметь в виду, что люди с чертами тревожно-мни­тельного характера в подобной ситуации легче поддаются посторонне­му внушающему воздействию. В состоянии психической напряженнос­ти таким лицам труднее критически осмысливать происходящее. Они легче уступают, отказываясь от собственного мнения. Одним из опас­ных результатов поведения таких лиц на допросе может явиться оговор ими других граждан. Мотивами оговора могут быть такие низменные чувства, как месть, зависть, страх.

Мотивы самооговора. Гораздо труднее разобраться в мотиваци­оннои сфере, в поведении допрашиваемого, прибегающего к самоогово­ру. Кажущаяся на первый взгляд виновность лица, подозреваемого в ре­зультате самооговора в совершенном преступлении, состояние психи­ческой напряженности, сопровождающее его «признание», ослабляют контроль следователя за ситуацией, вызывают иллюзорное ощущение успешно осуществляемой познавательной деятельности, в связи с чем возникает переоценка следователем своих возможностей и личных ка­честв. Из-за этого подсознательно формируется психическая установка по отношению к своему мнению как непогрешимому, единственно пра­вильно отражающему действительность.

Процесс искаженного восприятия и оценки следственной ситуации, обусловленной самооговором допрашиваемого, может еще более усугуб­ляться при завышенной самооценке следственного работника, которая постоянно требует новых «подкреплений», подтверждений его «высоко­го» профессионализма. В последующем этот процесс профессионального самоутверждения «любой ценой», в основе которого лежит неправильная оценка не только своих способностей, но и реальной следственной ситуа­ции, становится одной из причин профессиональной деформации следст­венного работника, приводит к различного рода судебным ошибкам, лиш­ний раз подтверждая пристрастность нашего мышления, особенно когда верх берут эмоции, а не строгий критический анализ ситуации, поведения допрашиваемого и собственных возможностей следователя.

Формированию мотивов самооговора допрашиваемым могут способ­ствовать состояние безнадежности, своеобразной безысходности, обу­словленное утратой человеком веры в справедливость, гуманность пра­воохранительных органов, законность их деятельности, под влиянием заключения его под стражу в качестве меры пресечения, ареста в связи с задержанием по подозрению в совершении преступления, а также под воздействием той негативной социальной среды, в которой он сразу же оказывается, будучи арестованным.

Однако, оговаривая себя, допрашиваемый может преследовать и су­губо эгоистические, корыстные цели:

а) признав себя «виновным» в менее тяжком преступлении, бы­стрее получить за него наказание и таким способом уйти из поля зрения органов предварительного следствия, ведущих расследование более тяжкого преступления, которое совершил допрашиваемый;

б) приняв на себя всю вину за совершение группового преступле­ния, добиться освобождения от ответственности других соучастников, в конечном итоге и самому получить менее строгое наказание¹.

Кроме того, надо иметь в виду, что причинами самооговора могут оказаться: временное расстройство психической деятельности допра­шиваемого, его душевная болезнь, слабоумие.

Психология лжесвидетельства. В любых показаниях допраши­ваемого, умышленно искажающего истину, содержится ложь, которая полностью или частично формирует то или иное высказывание. С пси­хологической точки зрения ложь есть не что иное, как намеренно со­зданный продукт мыслительной деятельности человека, искаженно (полностью или частично) отражающий действительность.

«Обычно принято думать, что нет ничего более случайного, каприз­ного и не подчиняющегося никаким законам, чем ложь, — писал А.Р. Лурия. — Однако такое представление неверно. Ложь, как и вся­кое мышление, построенное по другому принципу, имеет свои формы, свои правила, свои приемы. Человек, который лжет, прибегает всегда к определенным законам мышления, к определенным формам логики. Вскрыть их — означало бы сделать серьезный шаг вперед по пути уме­ния отличить правдивое высказывание от ложного, а это дало бы новые прекрасные приемы в следственном деле»².

В процессе подготовки ложных высказываний субъекту приходится производить гораздо большее число мыслительных операций с фикса­цией своего внимания, особенно памяти, на том, какие его высказывания правдивы, а какие основаны на вымысле. В ходе такого процесса проис­ходит своеобразное раздвоение сознания, нарушается внутренняя гармо­ния личности, в связи с чем резко повышается напряженность мысли­тельных, мнемических процессов, а это, в свою очередь, отрицательно влияет на их качественные показатели. Возросшее количество искусст­венно сконструированных посылок и следствий «загромождает» память, заставляя допрашиваемого постоянно соотносить вновь высказываемое суждение с реальной действительностью, а также с уже ранее высказан­ными ложными утверждениями. И чем их становится больше, тем труд­нее соотносить содержание вымысла с реальными фактами, что может проявляться в различного рода оговорках, неадекватных реакциях на во­просы следователя. Вот почему лгущий нередко рискует проговориться. С точки зрения структуры можно выделить следующие виды показаний, содержащих ложь: показания, полностью состоящие из вымысла; показа­ния, частично содержащие ложные утверждения, которые либо прикры­вают правду, которую допрашиваемый скрывает, либо являются дополне­нием к ней.

¹ Более подробно см.: Ратинов Д.Р., Скотникова ТА. Самооговор (происхожде­ние, предотвращение и разоблачение ложных признаний). М., 1973. С. 65—81.

' Лурия А.Р. Экспериментальная психология в судебно-следственном деле // Со­ветское право. 1927. № 2 (26). С. 92.

27»

На примере последнего вида ложных показаний рассмотрим осо­бенности мыслительной деятельности допрашиваемого, сознательно пытающегося ввести органы правосудия в заблуждение. Данный про­цесс включает в себя следующие мыслительные операции:

□ обдумывание и выражение субъектом в виде показаний части той правды, которая объективно существует и которую, по его мнению, незачем скрывать;

□ анализ тех фактов, которые не должны, по мнению допрашивае­мого, стать достоянием следователя (суда), и определение путей (спосо­бов) их сокрытия;

□ создание вымысла, которым заполняются опущенные в показани­ях места либо объясняется (оправдывается) отсутствие в показаниях тех или иных фрагментов (простейший пример подобного вымысла: «забыл», «не обратил внимания», «меня там не было» и т.п.).

В подобных случаях следователю необходимо превзойти допраши­ваемого в ранге рефлексии, суметь воссоздать последовательность его возможных рассуждений и результат, к которому тот стремится. А затем, имитируя ход мыслей допрашиваемого, продумать серию уточ­няющих, дополняющих вопросов, которые побуждали бы его продол­жать начатый им цикл мыслительных операций, часть из которых стро­ится на ложных посылках¹. И чем последовательнее будут разверты­ваться следователем в виде вопросов первоначально сконструирован­ные ложные утверждения допрашиваемого, тем меньше у того будет оставаться шансов добиться с помощью лжи поставленной цели. На это и рассчитан разработанный в криминалистике метод разверты­вания лжи.

В конечном итоге со всей очевидностью ложь будет обнажена, не­зависимо от того, признает данный факт допрашиваемый или все еще будет упорствовать и предпринимать тщетные попытки придумать более «доброкачественную» ложь, оправдывая обнажившиеся во время допроса противоречия обычными в подобных случаях малоубедитель­ными объяснениями о том, что его якобы «неправильно поняли» и т.п.

И даже когда кроме ложных, противоречивых показаний ничего больше не удается получить, не следует отчаиваться и показывать это допрашиваемому, так как субъект, который открыто лжет, уже этим частично разоблачает себя, демонстрируя свою заинтересованность в сокрытии истины. С этой точки зрения, как ни парадоксально, может быть, это звучит, ложь тоже является важной информацией, которой нужно умело воспользоваться, особенно в ситуации группового лжесви­детельства, когда допрашиваемые с помощью тактических приемов рас­следования лишаются возможности договариваться между собой о де­талях своих ложных показаний. Поэтому вряд ли полностью можно со­гласиться с утверждением, что «с психологической стороны для получе-

¹ См.: Ратинов А.Р. Теория рефлексивных игр в приложении к следственной прак­тике // Правовая кибернетика. М., 1970. С. 190.

ния правдивых показаний лучше предупреждать ложь, чем разоблачать ее»¹. Это далеко не всегда так.

В литературе можно встретить достаточно широкий перечень при­знаков речевого (вербального) поведения, с помощью которых оценива­ется лживость показаний. В частности, о том, что показания могут быть ложными, свидетельствуют:

□ несоответствие показаний (полностью или частично) бесспорно установленным доказательствам по делу;

п схематизм сообщаемых сведений, однотипность, «заученность» различных подробностей, сопутствующих событиям;

□ употребление несвойственных допрашиваемому речевых форм, оценочных суждений, которые использовались ранее другими лицами на допросах;

□ «забывание» обстоятельств, которые вряд ли могли быть забыты данным субъектом с учетом времени, прошедшего с момента событий, его возрастных, мнемических, профессиональных особенностей;

□ дезадаптивные формы поведения на допросе, не связанные с самим фактом вызова на допрос, возникающие в качестве ответной реакции на уточняющие вопросы, на предъявление доказательств по делу².

Дезадаптивные формы поведения допрашиваемого лица. Подобные формы поведения лиц, пытающихся ввести в заблуждение, обмануть следователя, могут оцениваться последним не только в чисто информационном отношении (сказал — не сказал; сказал, но совсем не то, что точно установлено по делу, и т.д.), но и с точки зрения невер­бальных проявлений на уровне психофизиологических реакций, сопро­вождающих речь лжесвидетеля, которые наблюдаются в его мимике, жестах, интонации голоса и т.д.

Как замечает А. Пиз в своей широко известной книге, посвященной невербальному общению, проблема с ложью заключается в том, что наше подсознание работает автоматически и независимо от нас. Поэто­му «язык телодвижений», выявляющий скрытые связи между нашим скрытым внутренним состоянием с внешне наблюдаемыми телесными проявлениями обычно «выдает нас с головой». В тот момент, когда субъект начинает лгать, его жестово-мимические реакции начинают вы­зывать у нас ощущение того, что нам лгут. Этими реакциями могут быть: сокращения лицевых мышц, расширение или сужение зрачков глаз, испарина на лбу, румянец на щеках, учащенное моргание и мно­жество других мелких жестов, сигнализирующих об обмане, которые проявляются на какие-то доли секунды³. Только благодаря соответству-

ем.: Васильев А.Н., Карнеева Л.М. Тактика допроса при расследовании преступ­лений. М., 1970. С. 95.

² См.: Ратинов А.Р., Гаврилова Н.И. Логико-психологическая структура лжи и ошибки в свидетельских показаниях // Вопросы борьбы с преступностью. 1982. № 37. С. 44—56; см. также: Ратинов А.Р., Адамов Ю.П. Лжесвидетельство (Происхождение, предотвращение и разоблачение ложных показаний). М., 1976.

См.: Пиз А. Язык телодвижений. Как читать мысли других людей по их жестам. М., 1992. С. 30—31.

ющему тренингу, высокому уровню самоконтроля некоторым людям иногда все же удается привести в соответствие невербальные проявле­ния со своими лживыми высказываниями.

Если свою речь, отдельные фразы, свои высказывания люди, нахо­дящиеся в обычном состоянии, более или менее контролируют, то с невербальными (жестовыми, мимическими, интонационными и др.) проявлениями обычно происходит иначе, поскольку они часто оказы­ваются вне контроля, они постоянны и неизменны на протяжении всей жизни человека. Соответствие этих чаще всего подсознательно уп­равляемых проявлений поведению человека, его речи, каким-то объ­ективно установленным обстоятельствам обычно свидетельствует о том, что субъект ведет себя искренне. И наоборот, рассогласован­ность (неконгруэнтность) описанных выше проявлений, о чем мы уже говорили выше, может свидетельствовать об установке свидете­ля обмануть следователя. Значение всех этих проявлений состоит в том, что они сигнализируют о намерениях допрашиваемого. Поэто­му они должны прежде всего побудить следователя обратить более пристальное внимание на такого субъекта, попытаться найти ответ, почему он ведет себя так, пытается лгать, какие мотивы побуждают его к этому.

Каковы же эти наиболее распространенные психофизиологичес­кие проявления (реакции), сопровождающие речь лжесвидетеля и выдающие его неискреннее поведение? Прежде всего следует ска­зать о глазах и взгляде. Мы уже говорили о роли визуального кон­такта в процессе общения. Взгляд свидетельствует не только о вза­имном расположении сторон друг к другу, но и косвенно может сиг­нализировать о нежелании человека говорить правду. Подмечено, что если субъект пытается что-то скрывать, то его глаза встречают­ся с глазами партнера по общению менее одной трети всего времени их разговора. Такое поведение может сопровождаться направлением взгляда в сторону или вниз, внутрь себя или в пространство (отре­шенный взгляд), непроизвольным потиранием пальцем века, ушной раковины 'и т.п.

О стремлении субъекта отгородиться от своего партнера по обще­нию, скрыть от него свои подлинные намерения косвенно могут свиде­тельствовать и его различные так называемые закрытые позы в виде скрещенных на груди рук, закидывания ноги за ногу, сцепленных паль­цев рук (А. Пиз).

Состояния волнения, тревоги, нервозности, возможно, обуслов­ленные стремлением субъекта скрыть истину от органов правосу­дия, его колебаниями — давать правдивые показания или продол­жать лгать, могут выражаться в виде различных ритмичных движе­ний пальцев, рук, ступней, периодически повторяющегося во время допроса ерзания на стуле, в виде так называемых жестов-самоадап­теров (вращения всевозможного рода мелких предметов, случайно оказавшихся под рукой и т.п.), приоткрытый рот либо, напротив,

прикусывание губ, замедленный темп речи, почесывание подбородка и т.д.¹.

Безусловно, ко всем вышеперечисленным вербальным и невербаль­ным проявлениям в поведении допрашиваемых лиц следует относиться достаточно критически, непременно оценивая их в совокупности, в со­поставлении их друг с другом, а также с различными доказательствами по делу. Далеко не всегда следует малейшую мимическую реакцию обя­зательно принимать за показатель лжесвидетельства, поскольку причи­нами ее могут быть и совсем иные обстоятельства, например обычные опасения и даже страх, обусловленные всего лишь самим фактом вызо­ва человека на допрос, боязнь, что его могут подозревать в чем-либо предосудительном.

Наиболее распространенные психологические приемы и ме­тоды разоблачения лжесвидетельства. В обширной литературе по юридической психологии, криминалистике помимо описанных выше приемов психодиагностики неискреннего поведения допрашиваемого, метода развертывания лжи описано достаточно большое количество разнообразных методических приемов, используемых при разоблачении лжесвидетелей². Кратко остановимся на некоторых из них.

Метод повторного допроса. Метод повторного допроса или по­вторной постановки вопросов, но в уже несколько ином контексте по сравнению с теми, которые ранее уже ставились, рассчитан на не очень прочную память допрашиваемого, который, дав однажды ложные пока­зания, стремится придерживаться их и в дальнейшем. Однако, запамя­товав отдельные детали из своего вымысла, допускает противоречия с ранее сообщенными сведениями.

Возможности данного метода ограничены. Поэтому не следует пре­увеличивать его значение. Одним этим приемом, не располагая другими более серьезными доказательствами, изобличающими допрашиваемого, вряд ли удастся сразу же побудить его говорить правду, в том числе и о том, почему он сам себе противоречит. И тем не менее полученные в ходе повторного допроса расхождения в показаниях допрошенного лица позволяют обратить на него более пристальное внимание следователя, побуждая последнего активнее заняться поиском ответа: почему дан­ный субъект дает противоречивые показания, тем более в каких-то даже и не столь существенных деталях? Давно подмечено (и не без основа­ний), что маленькая ложь всегда рождает большие подозрения.

Методы (приемы), создающие искаженное представление об осведомленности следователя. Данная группа методов объединяет

Достаточно подробная классификация различных проявлений, сопровождающих речь, которая приведена выше, содержится в интересной, с юмором иллюстрированной книге: Дерябо С.Д., Ясвин В.А. Гроссмейстер общения. М., 1996.

² Можно сослаться на такие широко известные работы: Ратинов А.Р. Судебная пси­хология для следователей. М., 1967; КарнееваЛМ., Соловьев А.В., Чувилев А.А. Допрос подозреваемого и обвиняемого. М., 1969; Васильев А.Н., Карнеева Л.М. Тактика допроса при расследовании преступлений; Доспулов Г.Г. Психология допроса на предваритель­ном следствии. М., 1976; и целый ряд других работ.

большое количество разнообразных приемов, с помощью которых де­монстрируется повышенная осведомленность, профессиональная уве­ренность следователя в раскрытии преступления, доскональное изуче­ние им обстоятельств дела. К ним можно отнести прежде всего приемы чисто поведенческого характера (уверенная манера держать себя и за­давать вопросы, тон, которым ставятся эти вопросы, выжидательные, многозначительные паузы, перемежающие речь, улыбки, выражающие сомнение относительно того, о чем говорит лжесвидетель, прямой, от­крытый взгляд, соответствующие мимические реакции, уместная жес­тикуляция и пр.).

Формирование преувеличенного представления об осведомленнос­ти следователя может целенаправленно проводиться и путем использо­вания совершенно второстепенной информации, поступающей к нему из различных источников, нередко парадоксальным образом дезориен­тирующей допрашиваемого. Этого удается достичь, вводя в диалог с ним отдельные достоверно установленные факты из его жизни, упоми­ная о его каких-то занятиях, увлечениях, известных узкому кругу его близких знакомых. Подобного рода осведомленность следователя в этом ворохе, казалось бы, совсем ненужных по делу сведений нередко приводит к тому, что у допрашиваемого возникает мысль, что за ним ведут скрытое наблюдение и поэтому следователю известны эти по­дробности. Осведомленность следователя о прошлом допрашиваемого подсознательно формирует у последнего мнение и об осведомленности о его настоящем. Под влиянием этого он может склониться к тому, что в данной ситуации бессмысленно давать ложные показания.

Однако, как совершенно справедливо подчеркивает Г.Г. Доспулов, используемая следователем информация, должна быть абсолютно точ­ной. Иначе, сообщив допрашиваемому неверные сведения, следователь рискует показать свою неосведомленность и только лишь укрепит ре­шимость допрашиваемого продолжать давать ложные показания¹.

В качестве приема, создающего преувеличенное представление об осведомленности следователя, может быть использовано и заранее про­думанное размещение на его рабочем столе, в других местах служебно­го кабинета (в зоне видимости допрашиваемого) различного рода доку­ментов, таблиц, вещественных доказательств, изъятых с места проис­шествия, во время обыска и т.д.

Метод постановки косвенных вопросов. Суть данного метода, именуемого некоторыми авторами методом «косвенного допроса», со­стоит в том, что допрашиваемому ставятся вопросы, имеющие второсте­пенное для него значение, но, отвечая на них, он вынужден сообщить именно те сведения, ради которых и были поставлены эти «второстепен­ные» вопросы.

Как пишет А.Р. Ратинов, «интересующие следователя вопросы зада­ются без всяких акцентов, в будничном, даже небрежном тоне, чтобы

С. 83.

См.: Доспулов Г.Г. Психология допроса на предварительном следствии. М., 1976.

не подчеркивать их особого значения. При этом используются различ­ные отвлекающие приемы, при помощи которых переключается внима­ние допрашиваемого с тех обстоятельств, которые подлежат выясне­нию, нарочито выделяются несущественные моменты, создается види­мость того, что в них и заключен весь смысл допроса»¹.

Очень образно описан данный прием Ф.М. Достоевским в его рома­не «Преступление и наказание» в эпизоде, когда следователь Порфирий Петрович пытается изобличить Раскольникова в лжесвидетельстве, а затем и в совершении убийства:

— Да вот, кстати же! — воскликнул он, чему-то внезапно обрадовав­шись, — кстати вспомнил, что же это я!.. — начинает как бы издалека, между прочим свой монолог Порфирий Петрович, будто бы обеспокоенный судьбой двух маляров, подозреваемых в убийстве, которые вдень совершения преступления красили этажом ниже квартиру в том доме, в котором жили убитые Раскольниковым женщины.

Как известно из романа, последний отрицал факт своего нахожде­ния в этом доме в день убийства. Признайся, что во время своего пос­леднего визита к Алене Ивановне он был свидетелем ремонта этой по­сторонней квартиры, ему пришлось бы признаться и в том, что в день убийства он был на месте происшествия, а следовательно, и совершил преступление. Вот как далее «разворачивается» этот «косвенный во­прос» Порфирием Петровичем:

— Так проходя-то в восьмом часу-с, по лестнице-то, не видали ль хоть вы, во втором-то этаже, в квартире-то отворенной — помните? двух работни­ков, или хоть одного из них? Они красили там, не заметили ли? Это очень, очень важно для них!..

Данный прием изобличения лжесвидетеля широко применяется в след­ственной (судебной) практике. Обычно к нему прибегают после того, как интересующий правоохранительные органы субъект рассказал «все ему известное об обстоятельствах, в связи с которыми он вызван на до­прос» к следователю (ст. 158 УПК РСФСР) либо в суд (ст. 283 УПК РСФСР). Аналогичное правило действует и в отношении подсудимого, которого начинают допрашивать в суде с предложения председательст­вующего «дать показания по поводу обвинения и известных ему обсто­ятельств дела» (ст. 280 УПК РСФСР), и лишь после этого допрашивае­мому задаются вопросы с предъявлением доказательств, в том числе и изобличающих его в лжесвидетельстве.

В зависимости от обстоятельств дела (в этом смысле свои характер­ные особенности имеют многоэпизодные дела), индивидуально-психо­логических особенностей личности допрашиваемого, тактического за­мысла последнему сначала могут предъявляться доказательства, под­тверждающие второстепенные моменты, а затем уже следователь (суд) переходит к предъявлению доказательств, относящихся к более серьез-

¹ См.: Ратинов А.Р. Судебная психология для следователей. М., 1967. С. 210.

ным обстоятельствам. Возможен и другой, обратный порядок предъяв­ления доказательств, изобличающих лжесвидетеля в главном с исполь­зованием фактора внезапности.

Говоря о приемах предъявления доказательств лицам, которых не­обходимо разоблачить в лжесвидетельстве, следует обратить особое внимание на предварительное тактико-психологическое обеспечение самой процедуры такого предъявления с тем, чтобы сохранить само до­казательство, чтобы оно не потеряло своего значения. Например, если при расследовании кражи из магазина на разбитых стеклах прилавка были обнаружены следы пальцев рук подозреваемого, отрицающего свою причастность к хищению, прежде чем предъявлять ему заключе­ние дактилоскопической экспертизы, обязательно следует спросить, не приходилось ли ему ранее бывать в этом магазине. И лишь только после того как будет закреплен его отрицательный ответ, можно переходить к предъявлению заключения, изобличающего допрашиваемого по остав­ленным им следам в том, что он ранее был на месте совершения кражи. В противном случае без детальной проработки данного обстоятельства подозреваемый легко сможет «переиграть» следователя, заявив, что он мог ранее заходить в магазин и случайно оставить там следы своих рук.

Стимулирование положительных качеств допрашиваемого. Из­вестно, что положительные качества имеются у любого человека, даже совершившего тяжкое преступление и взявшего на вооружение ложь. Тот факт, что следователь заметил эти положительные стороны у допра­шиваемого, повышает чувство собственной значимости последнего, по­могает налаживанию с ним психологического контакта.

Обращение к лучшим качествам человека, пытающегося лгать, не­редко сопровождается формированием у него личностного смысла в том, чтобы перейти от лжи к правдивым показаниям, к формированию у него потребности, а следовательно, мотивов объясняться, оправды­ваться, но не голословным отрицанием того, что совершил, а участием в диалоге со следователем. Ибо если нет мотивов, побуждающих к этому, не будет и соответствующего поведения.

В качестве примера, иллюстрирующего высказанную мысль, умест­но привести некоторые отрывки из диалога И.М. Костоева (тогда замес­тителя начальника отдела по расследованию особо важных дел Проку­ратуры РФ) с трагически известным маньяком А.Р. Чикатило¹:

— Я хочу кое о чем вас предупредить, А.Р. Видя, что вы уклоняетесь от правды, я говорю себе: «Нет, этот человек — преступник ловкий, пытающий­ся избежать наказания, как это случилось в 1984 году». Одно из двух — либо вы действительно ловкий преступник, либо вы не в силах справиться с соб­ственными навязчивыми идеями.

— О том, что вы совершили неслыханные доселе преступления, мы знаем, но мы не знаем, что вас на них толкало. Это не могут пояснить даже очевидцы. Об этом говорить нужно вам самому.

' Выдержки приводятся из документальной повести: Лурье Р. Охота на дьявола. М 1996. С. 138—140, 153—154.

— Я не понимаю, почему вы не хотите оказать помощь следствию. Из разговоров с вами я понял, что вы — человек неглупый... С вами действи­тельно не все ясно. Предстоит очень серьезное обследование на самом высо­ком уровне. Ваши преступления дают основание сомневаться в вашей полной вменяемости. Однако разобраться в этом можно только в связи с вашим кон­кретным поведением. Неужели ваше сознание настолько помутилось, что вы предпочитаете смерть?

Приемы использования «слабых мест» допрашиваемого. У каж­дого человека есть свои «слабые» и «сильные» стороны личности. «Сла­быми» обычно считаются такие свойства характера, как тщеславие, за­вышенная самооценка, избыточная тревожность, повышенная мнитель­ность, боязливость, а также нервно-психическая неустойчивость, сни­женный уровень интеллектуального развития, негативным образом от­ражающийся на прогностических способностях человека. К «слабым местам» допрашиваемого можно отнести и такие психические состоя­ния, как эмоциональная напряженность, вспыльчивость, повышенная аффективная возбудимость, отрицательно влияющие на мыслительную деятельность, поведение человека, готового сказать то, что он никогда бы не рассказал, будучи в эмоционально уравновешенном состоянии.

«Слабыми местами» допрашиваемого могут быть не только психоло­гические особенности, но и его пристрастия к чему-либо, увлечения, чувства, испытываемые к кому-либо, привязанности, зная о которых, следователь может ими воспользоваться в налаживании психологичес­кого контакта с допрашиваемым лицом.

Метод группового допроса. Опытным следователям хорошо из­вестно, что далеко не всегда групповой допрос приводит к положитель­ным результатам. Более того, многие из них предпочитают общаться с допрашиваемыми лицами только наедине, разговаривая с ними «по душам», прекрасно понимая, что есть вещи, о которых человек будет рассказывать только «с глазу на глаз».

И тем не менее групповой допрос имеет место в следственной прак-

|тике. Проведение его не противоречит процессуальному законодатель­ству. В этой связи возникает вопрос: в чем же тогда могут быть его пре­имущества, какие психологические закономерности сопутствуют тако­му виду профессионального общения?

Из кинофильмов детективного жанра многим известно: в тех случа­ях, когда два следователя ведут допрос, между ними как бы распределя­ются роли. Один из них активно, в наступательном стиле задает вопро­сы, используя малейшую возможность для изобличения допрашиваемо­го во лжи (отсюда ироническое определение такой роли, как «злого» следователя). Второй более примирительным тоном, как только обо­стряется очередной конфликт между его коллегой и допрашиваемым, пытается снять возникшую напряженность, демонстрирует большее желание понять того, кого изобличает его коллега, тем самым выступая как бы в роли «доброго» следователя. Разумеется, каждому понятна оп­ределенная доля условности этих выражений о «добром» и «злом» сле­дователях.

Однако, если оба следователя не столь примитивны в обыгрывании своих «ролей», то в подобной ситуации на самом деле происходит со­всем не то, что лежит на поверхности их коммуникативного поведения, в нем содержится гораздо более глубокий смысл. Этот смысл скрыт от поверхностного взгляда. А фактически он выражается в том, что диалог следователь — допрашиваемый постепенно, незаметно для последне­го подменяется диалогом первый следователь — второй следователь, а допрашиваемому оставляется пассивная роль невольного слушателя этой «групповой дискуссии», содержание и сценарий которой очень часто заранее продумываются.

Главным содержанием этого диалога двух следователей, его «дискус-сионности», понятно, является оценка доказательств, последствий для допрашиваемого, связанных с его лжесвидетельством, в конечном итоге — снятие у него «барьера недоверия» к первому следователю. При­чем акценты в оценке доказательств, якобы изобличающих допрашивае­мого, могут несколько смещаться (понятно, в какую сторону). Допраши­ваемый, хочешь — не хочешь, вынужден сидеть и слушать все эти pro et contra. Таким образом, на его психику, сознание начинает действовать известный в социальной психологии феномен группового давления с со­путствующим ему эффектом внушающего воздействия группы¹.

Сложно дать однозначную оценку метода группового допроса. При­бегнем к аналогии. Поставим вопрос: насколько может быть полезен скальпель, если больному требуется хирургическая помощь? Понятно, что все будет зависеть от того, в чьих руках окажется этот острый ин­струмент, и от того, нужно ли его применять в данном конкретном слу­чае, поскольку с его помощью можно не только удалить, скажем, опас­ную опухоль у больного, но и отправить его на тот свет.

Аналогичное можно сказать и о методе группового допроса: все за­висит от того, какая цель стоит перед теми, кто решился его использо­вать, каков уровень их нравственных, профессиональных качеств и кто тот, кого планируется допрашивать вдвоем. Не приведет ли это к само­оговору со всеми известными трагическими последствиями? И если по­добного рода сомнения небезосновательны, лучше повременить, а может быть, и не использовать данный метод.

И наконец, в качестве метода изобличения допрашиваемого лица может быть использована очная ставка с ним, которая предусмотрена законодателем в качестве самостоятельного следственного действия. Поэтому перейдем к рассмотрению некоторых психологических особен­ностей ее проведения.

Дата добавления: 2014-10-23