Ский П.А. Указ

012(01)-89

Р —»^,^ о»— подписное

. 12030100004)11

Щ

В

И. Д. Ковальченко

Р76

О. И. Чистяков

Том 9

И буржуазно-демократических революций

Законодательство эпохи империализма

Судебная реформа Том 8

Документы крестьянской реформы. Том 7

Законодательство первой половины XIX века Том 6

Законодательство периода расцвета абсолютизма Том 5

Законодательство периода становления абсолютизма Том 4

Акты Земских соборов Том 3

Том 2

Русского централизованного государства

Законодательство периода образования и укрепления

Законодательство Древней Руси Том 1

О. И. Чистякова

О

Са

Ру

Ш

Реформы

Крестьянской

Документы

X—XX веков

Законодательство

Российское

N

ft.i

Москва

«Юридическая

литература»

РОССИЙСКОЕ

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО

Х(ШХ ВЕКОВ

В девяти томах

Под общей редакцией

доктора юридических наук, профессора

Документы

крестьянской

реформы

Том 7

Ответственный редактор тома

доктор юридических наук, профессор

Рецензенты: Сектор истории государства, права

и политических учений

Института государства и права АН СССН,

академик АН СССР

C

ЭчВ ■38 К

га ег» саза

33 со' Я П."!

ISBN 5-7260-0170-2

© Издательство «Юридическая литература», 1989

ВВЕДЕНИЕ

аседание Государственного со­вета, состоявшееся 28 января 1861 года, подвело итоги под­готовительной работе по соз­данию документов крестьян­ской реформы. На этом за­седании Александр II, не стесняясь, «в своем кругу», заявил: «Я надеюсь, господа, что при рассмотрении проектов, представленных в Государственный совет, вы убедитесь, что все, что можно было сделать для ограждения выгод помещиков, сделано»¹. Нельзя было лучше охарактеризовать сущность этой реформы, которой правительство хотело открыть клапан готового взорваться котла, но приоткрыть ровно настолько, что­бы от этого никак не пострадало «благородное дворянство».

Крестьянская реформа 1861 года, означавшая существенный шаг на пути превращения феодальной России в буржуазную, была обусловлена вескими объективными причинами. Это преж­де всего экономический фактор — назревшее противоречие меж­ду производительными силами и производственными отноше­ниями. Крепостной труд все больше изживал себя, не обеспечи­вая роста производительности, интенсивного ведения хозяйства, в чем уже ощущалась настоятельная потребность. За первую по­ловину XIX века процент городского населения России увели­чился вдвое. Значительно возросла емкость внутреннего рынка. Кроме того, хлеб нужен был и на экспорт.

Дореформенная деревня была во всех отношениях чрезвычай­но пестрой. Так было в XVIII веке, это положение унаследо­вал и век XIX. Крестьянство накануне реформы делилось на три основные группы: крестьяне помещичьи, государственные и удельные. Помещичьи крестьяне распределялись по территории страны весьма неравномерно. Наибольшая их часть сосредото­чивалась в двенадцати центральных нечерноземных губерниях (Zo,5 /о), второе место занимали семь центральных чернозем­ных губерний (22,5%), третье — основная часть Украины (17,8%). В остальных районах страны количество помещичьих крестьян было несоизмеримо меньше: в трех поволжских губер­ниях — 6%, в так называемых новороссийских губерниях (юг Украины)—3,2%, в приуральских— 1,9%². Как видим, в Л 1л. веке крепостное состояние было печальной «привилегией» по преимуществу крестьян трех славянских народов, в первую очередь — русского.

5 Введение

Цит по Глинский Б Б Революционный период русской

истории

(1861 — 1881)

Исторические

очерки, часть

первая СПб, 1913,

с 15

См

Зайончков-

ский П А Отмена

крепостного права

в России М, 1954,

с 15—16

Документы

крестьянской

реформы

Самарин Ю. Ф

Сочинения,

т. II. М., 1978,

с. 77—78.

См.: История СССР. 1861 — 1917 М., 1984, с. 4—5.

См..

Зайончков-

ский П. А. Указ.

соч, с. 21.

По характеру труда помещичьи крестьяне подразделялись на крестьян, занимавшихся производительным трудом, и дворовых людей, удовлетворявших личные нужды помещиков. Количест­во последних было весьма велико (7,2% к общему числу поме­щичьих крестьян). По форме эксплуатации помещичьи крестья­не подразделялись на барщинных и оброчных, причем в целом по стране преобладала первая форма, которая, впрочем, имела большее распространение в черноземных, плодородных губер­ниях и уступала первенство оброку в губерниях нечерноземных. В 13 центральных промышленных губерниях на оброке состояло 47,23% крестьян, на смешанной повинности — 22,49%, на бар­щине — 30,28%. На протяжении первой половины XIX века наблюдается рост помещичьей запашки и, соответственно, уве­личение барщины. Но такая тенденция просматривается только в черноземных губерниях. Так, количество земли на ревизскую душу в Вологодской и Полтавской губерниях разнилось более чем в четыре раза. Правда, малоземелье наблюдалось и в неко­торых промышленных губерниях. Так, в Московской губернии на ревизскую душу земли приходилось лишь немногим больше, чем в Полтавской (соответственно — 2,86 и 2,04 дес).

В XIX веке получил распространение и перевод крестьян на пресловутую месячину, которую наиболее откровенные помещи­ки сравнивали с рабством. «Месячники, — писал славянофил Ю. Ф. Самарин, — стоят еще ниже дворовых, на самом рубеже между крепостным состоянием и рабством...».

Помещики пытались разными способами повысить произво­дительность крестьянского труда на барщине, прежде всего при­вычными — террористическими. В этих целях применялись мас­совые порки крестьян, в том числе и женщин, даже беременных, разного рода издевательские формы принуждения к труду и пр. Однако даже такие меры не давали желаемого результата. За вторую четверть XIX века урожайность в стране повысилась всего на 0,5%. В результате помещичье хозяйство деградирова­ло. Помещики влезали в долги и, несмотря на помощь государ­ства, нередко разорялись. С 1835 по 1858 год количество вла­дельцев крепостных крестьян сократилось со 127 000 до 103 880⁴.

Больших «успехов» в повышении нормы эксплуатации доби­вались помещики при выжимании пота из оброчных крестьян (он существовал как в денежной, так и в натуральной форме): за первую половину XIX века оброки в целом по стране вырос­ли в 2—3 раза⁵. Вместе с тем эта феодальная форма эксплуа­тации влекла за собой подрыв натуральности крестьянского хо­зяйства, составлявшей одну из характерных черт крепостниче­ской системы.

Несмотря на все препятствия, которые чинил крепостной строй экономическому развитию деревни, даже в рамках крепо­стничества происходит классовая дифференциация крестьян­ства. Иной представитель его верхушки имел порой рабочего и молочного скота в 4 раза больше, чем бедняк. Некоторые крепо­стные богатеи даже покупали крепостных, разумеется, на имя

помещика. Как видим, давало себя знать тяготение к привычным формам эксплуатации. Покупали зажиточные крестьяне и землю, тоже на имя помещика. Притом подобные покупки до­стигали иногда громадных размеров: в псковском имении князя Юсупова эти приобретения составили 325 десятин! В 1858 году число крестьян-собственников земли достигло почти 270 тыс. человек. Они обладали земельным фондом площадью свыше миллиона десятин⁶.

Особенно заметна была дифференциация крестьян в Белорус­сии, Литве и на Украине, где не было общинного землевладения и земля распределялась в зависимости от наличия и количества рабочего скота. В конце 50-х годов в России насчитывалось око­ло 700 тыс. батраков, работавших у помещиков и кула­ков, — преимущественно в южных и западных губерниях.

Несколько лучшим было положение государственных кресть­ян, но и здесь наблюдался рост эксплуатации. Государственные крестьяне были преимущественно оброчными, однако за первую половину XIX века оброки выросли и для них. Кроме того, го­сударственные крестьяне платили подати, несли разного рода повинности.

В XIX веке была прекращена раздача государственных крестьян помещикам. Прежняя угроза превратиться во владель­ческих крестьян миновала. Но государство стало практиковать сдачу казенных земель в аренду, а арендаторы сажали крестьян на барщину, уровень которой также рос.

Проведенная в конце 30-х годов с целью упорядочить дело управления государственными крестьянами известная «реформа Киселева» привела лишь к тому, что на шею крестьянину села масса чиновников созданного Министерства государственных имуществ, во много раз усилившая поборы.

Удельные крестьяне, бывшие собственностью царской фами­лии, обладали своеобразным статусом, который в целом был ху­же положения государственных крестьян. Царские чиновники склонны были даже приравнивать их к помещичьим крестьянам. Председатель Департамента уделов князь А. Н. Голицын в 1826 году писал: «Удельные имения находятся в том же отноше­нии к императорской фамилии, как помещичьи к помещикам». В том же духе высказался тридцать лет спустя и Я. И. Ростовцев: «Крестьяне удельные — те же крепостные». Новейший исследо­ватель проблемы Л. Р. Горланов соглашается с такой оценкой: «Правовой статус удельных крестьян фактически был идентичен правовому положению помещичьих крестьян». Однако фак­тический материал, приводимый им же, а также классические работы П. А. Зайончковского противоречат такому выводу. Удельные крестьяне находились где-то посредине — между го­сударственными и помещичьими.

Кризис крепостной системы хозяйства наблюдался и в про­мышленности. Вотчинная и посессионная мануфактуры, бывшие лишь формой барщины в промышленности, не могли, как и в сельском хозяйстве, обеспечить рост производительности труда. О;обенно плохо дело обстояло на посессионных предприятиях,

Введение

См.: История

СССР. 1861 — 1917,

с. 4.

См: Горланов Л Р.

Личные и имущественные права удельных

крестьян России — В кн..

Социально-политическое и правовое положение крестьянства в дореволюционной

России.

Воронеж, 1983, с. 141, 142, 150.

Документы

крестьянской

реформы

См..

Зайончков-

соч., с 38.

См: Конкин С.

Николай Огарев.

Саранск, 1982,

с. 278.

где существовавшая система препятствовала введению новой техники и вообще всякого рода улучшениям. Владелец посесси­онной мануфактуры не мог избавиться от рабочих, ставших лишними вследствие рационализации производства. Именно это и побудило посессионных предпринимателей добиваться ос­вобождения своих крепостных. В 1835 году им и было предо­ставлено право отпускать ненужных рабочих⁸.

Несмотря на все препятствия, чинимые феодальным строем, в недрах его продолжали развиваться буржуазные отношения. В результате этого к моменту отмены крепостного права в стране насчитывалось уже более полумиллиона наемных промышлен­ных рабочих (при общем количестве рабочих в промышленности свыше 800 тысяч). И именно те отрасли промышленности, где преобладало капиталистическое производство, развивались ускоренно, например текстильное производство. И наоборот, ме­таллургическая промышленность топталась на месте, поскольку в ней процент наемной рабочей силы был весьма низок и даже сократился с 28% в 1804 году до 22% в 1825.

Таким образом, явления базисного порядка с неизбежностью готовили крушение крепостного строя. К тому же вели и поли­тические явления — обострение классовых противоречий, выте­кающее в конечном счете тоже из экономических факторов. Рост крестьянских волнений в середине XIX века в конце концов привел к революционной ситуации 1859—1861 годов. При всей ограниченности программы крестьянских выступлений, их цари­стской окраске угроза новой крестьянской войны становилась реальностью. Поводы к отдельным бунтам были различны, но в массе своей они носили антикрепостнический и антидворянский характер. Более организованно и осмысленно выступали (за 60 лет XIX века — 244 раза) посессионные рабочие. Руководите­ли Российской империи осознавали нарастающую опасность. Недаром шеф жандармов Бенкендорф в своем отчете царю в 1839 году писал: «Крепостное состояние есть пороховой погреб под государством».

Кризис крепостничества отразился и в идеологии. Интере­сы крестьян отражали только революционные демокра­ты — В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. П. Огарев, Н. Г. Чер­нышевский. А. И. Герцен и Н. П. Огарев первоначально за­блуждались, полагая, что Александр II может дать действи­тельную свободу крестьянству. Они исходили из ошибочного представления о надклассовости самодержавия и противостоя­нии ему дворянства. Однако по мере разработки реформы их иллюзии рассеивались, а после опубликования документов и на­чала проведения их в жизнь «Колокол» твердо заявил, что по­ложения о крестьянах являются «уставом нового рабства», что «старое крепостное право заменено новым», что «народ царем обманут»⁹.

Либералы (как западники, так и славянофилы), отражавшие буржуазные интересы, стояли за реформистский путь развития России, причем по мере роста крестьянского движения они все больше смыкались с крепостниками. При всей серьезности рас-

хождений во взглядах они выступили единым лагерем. «Пресло­вутая борьба крепостников и либералов, столь раздутая и разу­крашенная нашими либеральными и либерально-народнически­ми историками, — писал В. И. Ленин, — была борьбой вну­три... помещиков, борьбой исключительно из-за меры и формы уступок»¹⁰.

И Александр I, и Николай I размышляли о необходимости отмены крепостного права — конечно, с соблюдением обяза­тельных гарантий для помещиков. Однако практические резуль­таты этих размышлений были ничтожны. К чести Александ­ра II он яснее, чем его братья по классу — дворяне, понял, что лучше освободить крестьян сверху, чем дожидаться, пока они это сделают сами. Конечно, предотвратить революционный взрыв реформой раз и навсегда не получилось, — «1861 год породил 1905». Но отсрочить революцию на сорок с лишним лет удалось.

* * *

В предыдущем томе «Российского законодательства» мы по­местили документы, свидетельствующие о робких попытках ре­шить крестьянскую проблему в первой половине XIX века. Сам Александр II признавал малоэффективность закона о свобод­ных хлебопашцах 1803 года, указа об обязанных крестьянах 1842 года и иных актов того времени. Поэтому в первые же годы его царствования, по существу сразу после коронации, начина­ются работы по подготовке реформы, призванной решить про­блему коренным образом.

В начале 1857 года под личным председательством царя был учрежден Секретный комитет по крестьянскому делу¹². Он должен был заняться принятием мер к постепенному освобожде­нию крестьян — освобождению, которого упорно не желала ос­новная масса помещиков. В конце того же года царю удалось до­биться определенной инициативы местного дворянства. Гене­рал-губернатор В. И. Назимов просил Александра 11 разре­шить заняться проблемой освобождения крестьян в трех литов­ских губерниях. Вслед за тем подобные вынужденные просьбы стали поступать и из других губерний.

Рескриптом царя 20 ноября 1857 г. дворянству Виленской, Ковенской и Гродненской губерний было разрешено приступить к составлению проектов «об устройстве и улучшении быта поме­щичьих крестьян», для чего в каждой губернии предполагалось учредить губернский комитет под председательством предводи­теля дворянства. В рескрипте, далее, содержались основные установки для разработки реформы, основные ее принципы. Программа реформы исходила из сохранения собственности на всю землю за помещиком. Крестьянину должна была быть пре­доставлена усадьба за выкуп. Полевой надел давался лишь в пользование за повинности. Сохранялась крестьянская община и вотчинная полиция помещика. В дополнение к рескрипту ми­нистр внутренних дел С. С. Ланской направил особое отношение виленскому генерал-губернатору, в котором указал, что крестья-

9 Введение

Ленин В. И.

Поли. собр. соч.,

т. 20, с. 174.

11 Там же,

с. 177.

См.: Зайончков-

СКИЙ П. А.

Проведение в

жизнь

крестьянской

реформы 1861 г.

М., 1958, с. 9.

Документы

крестьянской

реформы

13 См

Зайончков-

ский П А Отмена

крепостного права

в России, с 89

См Захарова Л. Г. Крестьянство

России в

буржуазных

реформах 60-х

годов XIX века — В кн Социально-политическое и

правовое

положение

крестьянства в

дореволюционной

России, с 194—196

не должны находиться в переходном состоянии определенный срок, в течение которого они должны выкупить усадьбу и дого­вориться о размерах наделов и повинности за них.

Копия рескрипта Назимову была направлена всем губернато­рам, что означало предложение организовать соответствующие ходатайства дворянства об открытии губернских комитетов. В декабре 1857 года последовали аналогичные рескрипты санкт-петербургскому генерал-губернатору Игнатьеву и нижего­родскому губернатору Муравьеву. В течение 1858 года губерн­ские комитеты были учреждены во всех губерниях.

Поскольку после опубликования рескриптов дело освобожде­ния крестьян получило огласку, Секретный комитет был пе­реименован в Главный комитет по крестьянскому делу (8 янва­ря 1858 г.). Председателем его стал князь А. Ф. Орлов, а не­сколько позднее — великий князь Константин Николаевич. Членами комитета состояли генерал Я. И. Ростовцев, граф Д. Н Блудов, граф В. Ф. Адлерберг, барон М. А. Корф, ми­нистр С. С. Ланской и др.¹³

21 апреля 1858 г. царем была утверждена программа деятель­ности губернских комитетов по улучшению быта крестьян. Эта программа, составленная Я. И. Ростовцевым при ближайшем участии полтавского помещика М. П. Позена, носила явно выра­женный крепостнический характер и ставила задачей возможно больше затянуть работу комитета.

Основные вопросы, рассматривавшиеся в губернских комите­тах, сводились к определению размера наделов, повинностей за землю и установлению предела вотчинной власти. При этом большая часть комитетов высказалась за сокращение крестьян­ских наделов. Повинности же предполагалось сохранить преж­ними, а в отдельных губерниях даже увеличить.

Опубликование рескриптов вызвало мощный подъем кресть­янского движения. Наряду с выступлениями, подавление кото­рых требовало вызова воинских команд, крестьянское движение принимало иногда и необычные формы — от бойкота царевых кабаков и создания обществ трезвости до погрома винных лавок.

Рост крестьянского движения встревожил правящие круги. Даже шеф жандармов в своем отчете за 1858 год отметил, что с реформой медлить нельзя. Не случайно, очевидно, еще в пору разработки апрельской программы Министерство внутренних дел, хорошо знавшее обстановку на местах, выдвинуло более ли­беральный проект. Оно предлагало обязательное наделение крестьян землей в постоянное пользование при сохранении по­мещичьего землевладения (не только выкуп усадьбы, как пред­лагалось по рескриптам). Вотчинная власть помещиков по исте­чении переходного периода подлежала упразднению. Предлага­лось ввести в состав комиссии по реализации реформы не только помещиков, но и крестьян. Эта программа тогда в Главном ко­митете была отвергнута¹⁴.

Теперь развитие революционной ситуации заставило царя пойти на уступки в сторону более радикального разрешения крестьянского вопроса. 18 октября 1858 г на заседании Главно-

го комитета Александр II дал указание развернуть работу так, чтобы крестьяне сразу почувствовали некоторое облегчение, но и помещики успокоились бы уверенностью в том, что их интере­сы ограждены. Несмотря на всю затруднительность решения за­дачи, чтобы и овцы были целы и волки сыты, в соответствии с указанием императора была разработана новая программа, при­нятая Главным комитетом 4 декабря 1858 г. Главное ее новше-

_ство__допущение выкупа земли крестьянами при содействии

государства кредитом. Помещик должен был иметь дело не с от­дельными крестьянами, которые получают личную свободу, а с общиной, создающей соответствующие органы управления. Предполагалось регламентировать срочно-обязанное положение. В отличие от П. А. Зайончковского, видевшего причину пово­рота в сторону некоторой либерализации исключительно в крестьянском движении, Л. Г. Захарова полагает, что круг фак­тов здесь шире — включая настояния либерального дворянства, кризис верхов и даже влияние, «все более крепнущее, журнала «Колокол» в общественной жизни России».

Проекты, разработанные на местах, представлялись на рас­смотрение созданных в Петербурге двух специальных редакци­онных комиссий, которые должны были систематизировать предложения местного дворянства. Председателем этих комис­сий был сначала генерал Я. И. Ростовцев, сделавший в свое вре­мя головокружительную карьеру на предательстве декабристов. Первоначально мыслилось, что одна из названных комиссий будет заниматься общими вопросами реформы, а другая — ме­стными положениями. Однако вскоре комиссии были соединены в одну (хотя название во множественном числе сохранилось), имевшую 4 отделения — юридическое, административное, хо­зяйственное, финансовое.

Проект реформы, разработанный Редакционными комиссия­ми, первоначально предполагалось обсудить с депутатами гу­бернских комитетов, как это обещал Александр II дворянству во время его поездки по стране летом 1858 года. Однако по­скольку проект ушел от требований, которые выдвигало дворян­ство, было решено ограничиться вызовом в Петербург отдель­ных представителей этих комитетов.

Деятельность Редакционных комиссий по идее Ростовцева была подразделена на три этапа. На первом из них, который ох­ватил время с марта по октябрь 1859 года, большое внимание было уделено проблеме выкупа наделов. Оставаясь на позициях общих принципов реформы, Редакционные комиссии тем не ме­нее предложили увеличить примерно вдвое по сравнению с предложением губернских комитетов размеры наделов и не­сколько уменьшить повинности за них. Эти и другие предложе­ния, клонящиеся к некоторому улучшению быта крестьян, выз­вали резкую оппозицию дворянства.

Во всех губернских комитетах были представлены две основ­ные группы дворянства — откровенные крепостники, хотевшие сохранить все по-старому, и либералы, заинтересованные пу­стить деревню по капиталистическому пути, но с сохранением

Введение

Захарова Л Г. Указ соч., _с 199—200.

Документы

крестьянской

реформы

всех выгод для дворянства. Во всех, кроме одного — Тверского, комитетах первые составляли большинство. Исходя из этого правительство вызвало в августе 1859 года в Петербург предста­вителей 21 губернского комитета в количестве 36 человек. Они были отобраны из нечерноземных губерний, где процент либе­ралов был выше, причем не избраны местным дворянством, а назначены администрацией. Тем не менее делегаты губерний

Зала

в 1-ц Кадетском

корпусе,

в которой

проходили

заседания

Редакционных

комиссий по крестьянскому

делу.

Из «Русского

художественного

листка Тимма»

1861 г.

16 См.:

Зайончков-

ский П А. Указ.

соч., с. 110

дружно забраковали проект именно за то, что он, по их мнению, не устраивал дворянство, уходя от его первоначальных наметок.

Царское правительство, конечно, отнюдь не из крестьянолю-бия давало установку на некоторые послабления крепостным. Просто из центра лучше видели рост крестьянских волнений, вызванных толками о реформе, и боялись печальных послед­ствий возможной крестьянской войны.

Недовольство дворянства зашло далеко — вплоть до отдель­ных предложений ограничить самодержавие созданием предста­вительного органа, который должен был бы решить вопросы ре­формы. Такая позиция произвела на правительство известное впечатление, заставив его на следующих этапах работы Редак­ционных комиссий пойти на уступки помещикам. Этому способ­ствовало и то обстоятельство, что в феврале 1860 года умер Ро­стовцев и его пост занял откровенный крепостник граф Панин.

В феврале 1860 года в Петербург прибыли депутаты «второго приглашения», представлявшие преимущественно черноземные и западные губернии (45 человек от 25 комитетов). Они также критиковали проект, но не увлекались политическими требова­ниями, исходя лишь из стремления сохранить за помещиками землю и вотчинную власть над крестьянами¹⁶.

В третий период работы Редакционные комиссии (июнь — октябрь 1860 года) окончательно обработали проект с учетом

отзывов депутатов первого и второго приглашений. Изменения касались преимущественно уменьшения размера наделов и уве­личения повинностей. То и другое было проведено в значитель­ном объеме.

10 октября 1860 года Редакционные комиссии закончили свою работу и передали проект в Главный комитет по крестьян­скому делу.

На этой стадии продолжалось ужесточение проекта по линии уменьшения крестьянских наделов и увеличения повинностей. Хотя комитет отклонил поправки, предложенные наиболее пра­выми его членами — графом В. Ф. Адлербергом, М. Н. Мура­вьевым, князем В. А. Долгоруковым и др., он все же несколько увеличил размеры предполагаемого оброка.

С 28 января по 17 февраля 1861 г. проект обсуждался в Госу­дарственном совете.

О значении, которое придавалось реформе, говорит тот факт, что впервые за всю историю Государственного совета в нем ре­ально председательствовал сам царь, который ранее лишь чи­слился его председателем. Но Совет не внес принципиально но­вых идей в проект. Он лишь еще убавил крестьянские наделы в значительном числе уездов. Принципиально новым было только принятие предложения князя П. П. Гагарина о «дарственном» наделе¹⁷.

19 февраля 1861 г., в годовщину своего вступления на пре­стол, Александр 11 подписал документы реформы.

Крестьянская реформа строилась на известных принципах. Прежде всего, уже в ходе разработки проектов, как отмечалось, встал вопрос о наделении крестьян землей. Опыт освобождения крестьян в Прибалтике показал нецелесообразность и опасность их полного обезземеления. Даже славянофил А. С. Хомяков еще в 1848 году отмечал, что крестьяне имеют право на землю, которое помещики должны признать, и что в противном случае они «должны наперед раскланяться со своим правом». Поэтому в ходе подготовки реформы и было принято, что осво­бождаемые крестьяне должны получить землю. Основные же споры, как уже отмечалось, шли о мере наделения крестьян зем­лей. Система, которая сложилась в конце концов, исходила из того принципа, что крестьянин должен получить земли ровно столько, чтобы она привязывала его к деревне, не допускала пролетаризации и ухода в город, но в то же время чтобы земли этой крестьянину не хватало. Только 4,8% крестьян получили

" 19

наделы в размере, обеспечивающем прожиточный минимум.

В основной массе крестьяне получили земли меньше, чем они имели до реформы. Возникли пресловутые «отрезки», которые будут потом долго камнем преткновения в борьбе крестьян с по­мещиками.

Система отрезков, кроме того что она давала возможность ве­сти помещикам крупное хозяйство, имела еще и другую цель. Если бы крестьянин получил земли в достаточном количестве,

Введение

См.:

Зайончков-

ский П. А. Указ.

соч., с. 113.

Цит. по:

Дудзинская Е. А.

Славянофилы и

историческое право

наземлю. — Вкн.:

Социально-политическое и правовое положение крестьянства в дореволюционной России, с. 29.

См:

Зайончков-

ский П. А.

Проведение в

жизнь

крестьянской реформы, с. 13.

Документы

крестьянской

реформы

20 См.:

Зайончков-

ский П. А. Отмена

крепостного права

в России, с. 217.

Ленин В. И.

Поли. собр. соч.,

т. 20, с. 173.

22 См.:

Зайончков-

ский П. А.

Проведение в

жизнь

крестьянской реформы, с. 11.

то он стал бы независим от прежнего барина, и последний остал­ся бы без рабочих рук. Нехватка же земли заставляла крестья­нина опять идти на поклон к господину, с тем чтобы то ли приа­рендовать у него землицы, то ли для простого батрацкого зара­ботка.

Другим непреложным принципом реформы была возмезд-ность освобождения крестьян. С самого начала ни у кого из ав­торов реформы не было сомнения, что помещики должны полу­чить компенсацию за потерю ими прежнего статуса. Споры воз­никали лишь по поводу того, должен ли крестьянин заплатить не только за землю, но и за освобождение своей личности. Идео­логи крепостничества стояли именно на последней точке зрения. Прямо такой тезис в документах реформы провести не реши­лись, но фактически крестьянин заплатил за свое освобождение под видом выкупа земли, отдав за нее неэквивалентную сумму. По подсчетам дореволюционного автора А. Лосицкого, общая стоимость земли, полученной крестьянами, исчислялась в 544 млн. руб., крестьяне же должны были заплатить за нее 867 млн. руб. По нечерноземным губерниям этот разрыв был еще больше: здесь крестьяне должны были заплатить более чем двойную цену. Реально крестьяне отдали за землю еще больше, поскольку им пришлось погашать и проценты по ссуде. В общей сложности земля крестьянам обошлась в несколько раз выше ее рыночной стоимости²⁰. «По случаю «освобождения», — писал В. И. Ленин, — крестьян заставили «выкупать» их собственные земли, причем содрали вдвое и втрое выше действительной це-

ны на землю».

Способ, которым помещики замаскировали выкуп крестьян­ской свободы, был поистине гениальным. Вместо того чтобы взять за землю ее рыночную стоимость, пусть даже с какой-то наценкой, авторы реформы решили определять эту цену через оброк. Оброк же отнюдь не соответствовал реальной стоимости земли. Зачастую даже наоборот. В нечерноземных губерниях, где земля была относительно дешева, и во всяком случае менее продуктивна, оброки были выше, поскольку исходили из дохо­дов крестьян от неземледельческих промыслов. Поэтому при выкупе надела крестьяне платили порой цену, которая была не только выше рыночной, но и намного превышала возможную хо­зяйственную отдачу земли. Даже дореволюционный автор Ю. Э. Янсон отмечал, что в Тверской губернии выкупная цена составляла 252% доходности земли, а во Владимир­ской — 276%²².

Принятие оброка за основу при исчислении выкупной суммы откровенно показывало, что законодатель хочет сохранить в не­изменности дореформенные доходы помещиков, только в новой правовой форме. Закон исходил из того, что выкупная сумма должна быть такой, чтобы, будучи положена в банк при 6% го­довых, она давала в виде этих процентов прежний, привычный для крепостника оброк.

У помещика возникали два возможных варианта поведения. Во-первых, он теперь мог спокойно жить как рантье, получая

прежний оброк в виде процентов на капитал. Но он мог пойти и по новому, капиталистическому пути, вложив деньги в быстро растущую промышленность, железнодорожное строительство или поставив свое поместье на капиталистическую ногу. Многие помещики так и поступили. Но многие избрали и третий

_п„_ть__они просто промотали полученные от крестьян деньги, а

вслед за тем и землю. Дворянское землевладение с 1863 по 1915 год сократилось более чем вдвое — с 85 млн. десятин до 39 млн. десятин²³.

Конечно, не все помещики были готовы к новым порядкам и по экономическим соображениям. Многие накануне реформы были обременены долгами, закладывали и перезакладывали свои имения. В 1859 году в залоге состояло 44 166, т. е. 2/5 име­ний, в которых жили 2/3 всех крестьян²⁴. При выдаче поме­щикам выкупных платежей государство взыскало долги, и долж­ники оказались на мели.

Авторы реформы резонно рассудили, что крестьяне не смогут сразу заплатить громадные суммы, которые с них хотели бы по­лучить помещики. Понимали они и то, что если оставить поме­щика наедине с крестьянином, то прежний барин не будет ре­ально в состоянии взыскать деньги с бывшего крепостного. Зна­чит, нужна была помощь государства с его мощным аппаратом принуждения. Все эти задачи и должна была решить выкупная операция.

Юридически эта операция выглядела как предоставление го­сударственным банком кредита крестьянину для приобретения им земли. Конечно, государство не собиралось выдавать деньги на руки крестьянину. Они были сразу перечислены помещикам в форме ценных бумаг. Считалось, что крестьянин приобрел землю у помещика, прежние правоотношения с которым у него теперь прекращались. Не случайно крестьянин с момента за­ключения выкупной сделки уже именуется собственником. Правда, собственность у него еще серьезно ограничена по праву распоряжения. В одном из сенатских разъяснений прямо гово­рилось, что крестьянские надельные земли (как усадебные, так и полевые) составляют особый вид владений, резко отличаю­щийся от права собственности, полного господства над имуще­ством.

Прекратив правоотношения с помещиком, крестьянин вступа­ет, однако, в новые правоотношения с государством — кредит­ные. Он обязуется в течение 49 лет погашать свой долг в рас­срочку, уплачивая при этом немалые проценты, которые долж­ны были длительное время значительно превышать ежегодные взносы в погашение ссуды.

Вся эта грабительская система и привела к тому, что к момен­ту прекращения выкупных платежей — а они были прекращены досрочно в результате первой российской революции — кре­стьяне уже выплатили сумму, в несколько раз превышавшую ре­альную цену полученной ими земли.

Но даже государству с его громадной машиной принуждения ^тРУдно было бы справиться с крестьянством, выколотить из не-

Введение

23 См.:

Анфимов А. М.

Крестьянское

земельное право в

пореформенной

России. — В кн.:

Социально-политическое и правовое положение крестьянства в дореволюционной России, с. 219.

См.: История

СССР. 1861 — 1917,

с. 4.

Документы

крестьянской

реформы

го выкупные платежи, если бы авторы реформы не придумали еще одну хитрость — сохранение общины с ее круговой пору­кой. Общинного строя не было на Украине, в Белоруссии и Ли­тве. Великороссийская община же уходила корнями во времена Русской Правды. Теперь ее решили использовать для взыска­ния выкупных платежей. Как раньше община обеспечивала уп­лату дикой виры, так теперь она должна была руками самих об­щинников заставить каждого из них вносить ежегодные суммы в погашение долга государству за выкуп. Расчет был простой: ни один крестьянин не захочет платить за соседа и уж найдет спо­соб содрать с ближнего последнюю копейку. Община в этом случае была надежней для государства, чем любой финансовый или полицейский чиновник.

Лучшему обеспечению взыскания повинностей и выкупных платежей способствовало и создание общинного и волостного са­моуправления. Поставленное под контроль помещика, это само­управление было хорошо приспособлено к принуждению кресть­ян выполнять их обязанности перед помещиком и государством. Подобная система казалась отцам реформы весьма мудрой, и она действительно некоторое время «работала». Но когда в 1906 году запылали помещичьи имения, стало ясно, что попытки пе­рехитрить крестьянина не удались. И тогда самодержавие реши­ло искать новую опору в деревне — кулака. Эту задачу и долж­на была выполнить столыпинская аграрная реформа, важней­шим элементом которой было разрушение общины.

Так или иначе, но в результате реформы 1861 года крестьяне получили волю. Не такую, какую хотели, и не так, как хотели, но все же волю. Они приобрели права свободных сельских обы­вателей, т. е. определенные гражданские, семейные и даже неко­торые политические права (например, право создавать кресть­янское самоуправление). Правосубъектность крестьян, следова­тельно, была резко расширена. Из почти рабов они становились людьми. Конечно, крестьянство продолжало оставаться низшим слоем общества, но экономически и политически оно приобрета­ло известную перспективу.

С точки зрения экономической оборотистый крестьянин мог, несмотря на всяческие препятствия, стать буржуа. Он мог — то­же с серьезными трудностями — изменить сословную принад­лежность, в том числе выбиться и в привилегированные состоя­ния. То есть у крестьянина возникла возможность изменить и свой политический, юридический статус.

В документах реформы имеется определенное противоречие по вопросу о моменте приобретения крестьянином личной свобо­ды. В Манифесте указывается, что до составления уставных гра­мот, т. е. практически около двух лет, крестьянам и дворовым людям следует «пребывать в прежнем повиновении помещикам и беспрекословно исполнять прежние их обязанности». В то же время ст. 1 и ст. 3 Правил о порядке приведения в действие Положений о крестьянах, вышедших из крепостной зависимо­сти, предусматривают немедленное — по обнародовании доку­ментов реформы — предоставление личных прав крестьянам,

т е. прекращение крепостш г(состояния. Большинство исследо­вателей полагает, что закон нужно толковать в той смысле, что крестьяне были освобождены немедленно.

Характерной чертой реформы была ее поэтапна*, гь, постепен­ность и общая медлительности, что отражало стра_к гное нежела­ние помещиков расставаться с привычными благами. Эти черты проявились уже в ходе подготовки реформы, когда местные гу­бернские комитеты попробовали заволокитить представление своих материалов в центр. Но даже и в самом конце подготови­тельной работы, когда проект обсуждался в Государственном совете, Александру 11 пришлось принять крутые меры к тому, чтобы крепостническая часть Совета не сорвала обсуждение. Это был редкий в истории случай, когда самодержавная власть была использована для ускорения прогресса, хотя прогресса, ко­нечно, весьма относительного.

Но и сама реформа была построена в расчете на всяческую медлительность. По законам решение главных для крестьян зе­мельных дел растягивалось, по существу, на неопределенный срок. Прежде всего два года давалось на составление уставных грамот. В течение этого срока крестьяне оставались фактически в прежнем крепостном положении. Во всяком с \>чае, они сиде­ли на прежних своих землях и выполняли прежние повинности. С составлением и утверждением уставной грамоты крестьяне пе­реходили в состояние временнообязанных, для пребывания в ко­тором срока первоначально установлено не было. Практически оно растянулось на десятилетия, и не одно поколение крестьян успело побывать во временнообязанных. А ведь временнообя-занные крестьяне мало отличались от крепостных. Они сидели на земле, которая считалась по-прежнему собственностью поме- щика, и платили за пользование ею прежними феодальными по­винностями — барщиной и оброком, хотя и несколько упорядо­ченными.

Даже став собственниками, крестьяне, как отмечалось, еще не совсем порывали с прошлым, реформа продолжалась и на этой стадии. Можно сказать, что в целом по стране проведение ре­формы затянулось чуть ли не до самой Февральской револю­ции, и если бы не Великий Октябрь, то, может быть, крестьянам пришлось бы еще дольше расхлебывать все ее «премудрости». Другая характерная черта документов реформы — лицеме­рие. Законодатель отдавал решение важнейших вопросов, в том числе о размерах наделов, о повинностях, добровольному согла­шению крестьян с помещиком. Таким образом, делался вид, что эти острейшие вопросы можно решить по-доброму. Создавался институт мировых посредников, которые были призваны объек­тивно примирять интересы сторон. Однако законодатель отлич­но сознавал, что добровольного соглашения классов-антагони­стов получиться не может. Поэтому, отсылая стороны к добро­вольному соглашению, закон в то же время устанавливал нор­мы, и достаточно определенные, на все случаи жизни. И неуди­вительно, что в большинстве случаев добровольных соглашений ^ (Гпомещиками о земле, выкупе и прочем не получи-

17 Введение

<Х>

Документы

крестьянской

реформы

См.: Дневник П. А. Валуева,

министра

внутренних дел,

т. 1.1861—1864 гг.

М.,1961,с. 76—77.

лось; эти вопросы решались в соответствии с нормативами, обе­спечивающими интересы помещиков.

Для документов реформы характерны сложность, запутан­ность и казуистичность. Идя навстречу местному дворянству, законодатель постарался учесть интересы чуть ли не каждого уезда в отдельности (помещиков уезда, разумеется). Размеры наделов, повинностей и прочие элементы нового порядка скру­пулезно варьировались в зависимости от разных факторов. Да и общие положения реформы во многом страдали двусмысленно­стью. Сложная система ссылок и отсылок наряду с массой по­второв усложняла и усиливала неразбериху. Нужны были до­статочно высокое образование и опыт, чтобы понять и приме­нить правильно всю эту громадную массу законов, которую со­ставили документы реформы. К тому же они неоднократно до­полнялись и изменялись. Сложность законодательства открыла дорогу для злоупотреблений. П. А. Валуев со слов графа Блу-дова утверждал, что Сперанский якобы рекомендовал «законы писать неясно, чтобы народ чувствовал необходимость прибе­гать к власти для их истолкования». Блудов заметил при этом, что сама мысль принадлежит скорее не Сперанскому, а Нико­лаю I²⁵. Как видим, АлександрН вспоминал совет своего отца.

Крестьяне, которые не могли самостоятельно разобраться в реформе и не доверяли попам и помещикам, стали толковать за­кон в выгодном для себя духе, конечно, в полном противоречии и с буквой и с действительным духом закона. Такое толкование, основанное на царистских иллюзиях, привело к восстаниям, как это было в известном селе Бездна Казанской губернии, где дело дошло до вызова войск и массового расстрела крестьян.

Мелочная казуистичность документов реформы доходила до ограждения интересов помещиков в самых пустяшных делах, вплоть до права охоты и рыбной ловли, проезда и прохода по дорогам и пр.

С этой чертой документов была связана и еще одна — невысо­кий уровень юридической техники, порой простая юридическая неграмотность, если можно применить к закону такое выра­жение.

Прежде всего, вместо того чтобы издать один, хотя бы и круп­ный, закон, отцы реформы подготовили серию актов, решающих отдельные вопросы. Даже общие проблемы реформы — о вре­меннообязанном состоянии, о выкупе, о порядке проведения ре­формы — разбросаны по отдельным документам.

Очень неоднородна структура законов, входящих в комплекс документов реформы. Например, Общее положение о крестья­нах, вышедших из крепостной зависимости, делится на разделы, разделы — на главы, которые в свою очередь иногда подразде­ляются на отделения. Положение об устройстве дворовых людей делится на части, которым не присвоен никакой титул, нет ни разделов, ни глав. Положение о губернских и уездных по крестьянским делам учреждениях подразделяется на главы, от­деления, которые дробятся на более узкие структурные едини-

цы Этот анализ можно продолжить. По существу, чуть ли не каждый закон имеет свою структуру. Если прибавить сюда длинные названия законов, можно представить, как неудобно было пользоваться документами реформы.

Говоря о юридических несообразностях законов крестьянской реформы, можно отметить, например, определение тех плате­жей, которые шли помещику за землю. Статья 27 Положения о выкупе гласит: «Определенная по правилам сего Положения сумма, выдаваемая помещику под приобретаемые крестьянами в собственность мирские земли и угодья обеспеченными (гаранти­рованными) правительством кредитными бумагами, именуется выкупною ссудою». Если верить этой формулировке, то поме­щик получает не плату за свою землю, продаваемую крестьяни­ну, а лишь ссуду, которая, как известно, подлежит возвраще­нию. Ничего подобного, разумеется, реформа не предусматрива­ет. Крестьянам, действительно, деньги на выкуп земли давались взаймы, они вступали в кредитные, долговые отношения с госу­дарством. Для помещика же государство выступало просто в ро­ли посредника, который берет на себя задачу оплатить покупку крестьянами земли, а потом взыскать с них соответствующие суммы.

Статья 113 того же закона называет выкупными платежами не суммы, идущие в погашение данной крестьянину ссуды, а лишь проценты на нее.

В Положении о губернских и уездных по крестьянским делам учреждениях странно употребляется термин «избирается». Выборы мировых посредников, о которых идет речь в ст. 12—14 этого положения, состоят в том, что уездный предводитель дво­рянства составляет список кандидатов, дворянское собрание его корректирует, а из этого списка губернатор выбирает подходя­щих лиц. Как видим, «выборы» здесь своеобразные. Их следо­вало бы просто назвать назначением.

Даже в дореволюционной литературе отмечалось, что при подготовке крестьянской реформы Александра 11 окружали от­нюдь не лучшие умы России²⁶.

* * *

Документы реформы, как уже отмечалось, были подписаны царем 19 февраля. 5 марта 1861 г., в воскресенье, Манифест был обнародован в Петербурге и Москве путем расклейки печатного текста и оглашения его в церквах.

Вопрос о причине отсрочки опубликования Манифеста выз­вал в литературе полемику. Ф. С. Горовой полагал, что отсроч­ка обусловлена общей неподготовленностью царизма к подавле­нию ожидавшихся волнений. П. А. Зайончковский справедливо усомнился в возможности царизма быть неподготовленным к этому событию, которое ожидалось в течение нескольких лет. Ьольше того, крупнейший исследователь проблемы показал, что такая подготовка велась уже с первых шагов работы над проек­том реформы. Из документов, собранных П. А. Зайончковским, видно, что правительство первоначально хотело известить насе-

19 Введение

См.: Глинский Б. Б. Указ. соч., с. 39.

Документы

крестьянской

реформы

27 См

Зайончков-ский П А Указ соч, с 40 и ел

См Дневник

П А Валуева, т 1,

Дата добавления: 2014-10-31