Нарушил правила 3 страница

– О каких правилах? – вопросом на вопрос ответил тот.

– О тех, что я каждый год вывешиваю в доме сидра. Вы сказали, что у вас свои правила. И вы по ним здесь живете.

– А‑а, об этих!

– Я тогда понял, что они запрещают насилие. Предписывают осмотрительность. В общем, похожи на мои.

– Говори без обиняков, Гомер.

– Что тут у вас происходит? Я слышал о случаях насилия…

Роз Роз уже опять сидела на велосипеде; лицо сосредоточенно; оба, тренер и ученица, обливаются потом. Гомеру показалось, что Роз Роз нарочно высоко прыгает в седле, как будто хочет побольнее удариться. Но может, это просто усердие не по разуму? Виляя из стороны в сторону, она покатила под горку между деревьями. Анджел пустился вдогонку.

– Почему они не пошли пешком? – сказал Персик. – Давно уже были бы там.

– Почему никто не отвез их на машине? – проговорил второй зритель.

– Хотят сами, – сказал третий под сдержанный смешок.

– Прошу поуважительнее, – предупредил сверху мистер Роз. Гомер было подумал, что эти слова обращены к нему, но ошибся, смех внизу смолк. – Велосипед, думаю, скоро сломается, – прибавил мистер Роз и взглянул на Гомера.

На Роз Роз были голубые джинсы, крепкие рабочие ботинки и футболка, прилипшая к телу, сквозь нее просвечивал зеленый с розовой спиралью купальник.

– Представляешь, как она будет учиться плавать? – сказал мистер Роз.

Гомеру было очень жаль Анджела, но сейчас ум его был занят более серьезным делом.

– Здесь совершено насилие, – опять начал он. – Это не по правилам.

Мистер Роз полез за чем‑то в карман. Гомер был почти уверен, что он вынет из кармана нож; но мистер Роз вынул другой предмет и мягким движением положил его на ладонь Гомера – это был огарок свечи. Тот самый, что Кенди зажгла в доме сидра во время их последнего любовного свидания. Испугавшись, что к дому подъехал Уолли, она в панике забыла о нем.

Гомер сжал пальцы, и мистер Роз похлопал его по сжатому кулаку.

– Это ведь тоже не по правилам, – сказал он. Котелок на кухне пек к обеду кукурузный хлеб, и им вкусно пахло даже на крыше, которая постепенно нагревалась стремящимся к зениту солнцем.

– Скоро испечется хлеб? – крикнул Котелку Персик.

– Нет еще, – донеслось из кухни. – Заткнись, малышку разбудишь.

– Говно, – выругался Персик.

Котелок вышел из дома и несильно пнул Персика в зад.

– Небось, когда хлеб испечется, не будешь обзываться.

– Я не обзываюсь, просто сорвалось с языка, – объяснил Персик.

– Ладно, помолчи, – сказал Котелок, посмотрел, как Роз Роз учится ездить, и спросил: – Ну и как у них, получается?

– Изо всех сил наяривают, – ответил Глина.

– Новую игру придумали, – сказал Персик, и опять все засмеялись.

– Прошу поуважительнее, – повторил мистер Роз, все опять замолчали.

А Котелок ушел к себе на кухню.

– Вот, ей‑богу, сгорит у него хлеб, – безмятежно проговорил Персик.

– Сгорит, если будешь под руку кричать, – вразумлял его Глина.

Велосипед наконец‑таки сломался; не то цепь заклинило, не то спицы заднего колеса погнулись.

– Есть еще велосипед, – сказал неунывающий Анджел. – Потренируйся на нем, пока я починю этот.

Анджел занялся колесом, а Роз Роз взгромоздилась на мужской велосипед и тут же упала с него, сильно ударившись о раму. Обеспокоенный Гомер спросил сверху, все ли с ней в порядке.

– Чуть‑чуть живот схватывает, – согнувшись, ответила Роз Роз и, пока Анджел чинил велосипед Кенди, так и стояла.

– По‑моему, дело безнадежное, – сказал Гомер мистеру Розу.

– Ну так как насчет правил? – спросил тот.

Гомер опустил огарок в карман, взгляды их встретились; какое‑то время они глядели друг на друга, как будто состязались, кто первый не выдержит и отведет глаза.

– Я беспокоюсь о вашей дочери, – немного погодя сказал Гомер.

Роз Роз как раз опять грохнулась вместе с велосипедом.

– Нечего о ней беспокоиться.

– Иногда у нее очень несчастный вид.

– Она вполне счастлива.

– А вас она не беспокоит?

– Только начни беспокоиться, причин для беспокойства не оберешься, – пожал плечами мистер Роз.

Ушиб о раму, как видно, все еще причинял ей боль – упадет с велосипеда, встанет и стоит минуту‑другую, согнувшись и уперев руки в колени.

Гомер с мистером Розом прозевали миг, когда Роз Роз признала себя побежденной. Увидели только, что она бежит в сторону Жаровни, Анджел догоняет ее, а оба велосипеда валяются на площадке у дома сидра.

– Какая жалость, – сказал Гомер. – Они бы прекрасно провели время на пляже. Может, все‑таки отвезти их туда?

– Оставь их в покое, – сказал мистер Роз, слова его прозвучали как приказ. – Им нечего делать на пляже, – прибавил он мягче. – Они очень молодые и не знают, как проводить время. Подумай сам, на пляже может случиться всякое. Вдруг утонут. Или кому‑нибудь не понравится, что белый парень с черной девушкой, да еще в купальных костюмах. Им не надо никуда ездить вместе, – заключил мистер Роз и переменил разговор: – А ты, Гомер, как, счастлив?

– Счастлив? – переспросил Гомер.

– Почему ты все время повторяешь последнее слово?

– Не знаю, – ответил он. – Иногда счастлив, – прибавил он осторожно.

– Это хорошо, – сказал мистер Роз. – А миста и миссус Уортингтон счастливы?

– По‑моему, вполне. Почти всегда.

– Это хорошо, – опять сказал мистер Роз.

Персик, выпивший несколько банок пива, с опаской подошел к велосипеду Анджела, как будто от него и лежачего можно ожидать каверз.

– Смотри, чтобы он тебя не тяпнул, – сказал Глина. Персик поставил велосипед, оседлал его и расплылся в улыбке.

– А как на нем ездят? – спросил он, и все засмеялись. Тогда и Глина отделился от стены и взял велосипед Кенди. – Давай наперегонки, – предложил он Персику.

– Вот‑вот, – сказал появившийся в дверях Котелок. – Посмотрим, кто первый сверзится.

– А у моего нет середки, – сказал Глина, разглядывая велосипед Кенди.

– Это чтобы быстрее ехал, – объяснил Персик и двинул велосипед вперед, переступая по земле ногами.

– Ты не едешь, ты его трахаешь, – сказал кто‑то, и все загоготали.

Котелок подбежал к Персику и стал толкать сзади.

– Стой, говно собачье! – закричал тот. Велосипед набрал скорость, и он не успевал перебирать ногами.

– Это нечестно, пусть меня тоже кто‑то толкает, – завопил Глина.

Двое парней подошли к нему с двух сторон и разогнали еще быстрее. Персик тем временем, перевалив пригорок, исчез из вида в соседнем саду, не переставая издавать истошные вопли.

– Дерьмо поганое! – крикнул на ходу Глина.

Он так быстро крутил педали, что переднее колесо вдруг взмыло вверх, и незадачливый всадник грохнулся наземь. Парни орали в бешеном восторге, а Котелок, подняв упавший велосипед, решил тоже участвовать в общей забаве.

– И ты бы попробовал, – посоветовал мистер Роз Гомеру. Почему не попробовать, ни Анджела, ни Кенди поблизости нет.

– Пожалуй, попробую. Я за тобой, – крикнул он Котелку, который уже сидел в седле, стараясь держать равновесие.

Секунда‑другая, ноги соскользнули с педалей, и он свалился на землю, не проехав полметра.

– Первая попытка не в счет, – заявил он, поднимая машину.

– А вы не хотите? – спросил Гомер мистера Роза.

– Нет.

– Малышка плачет, – сказал один из зрителей.

– Пойди и принеси ее, – скомандовал другой.

– Я сам к ней пойду, – сказал мистер Роз. – Побуду с ней, пока вы тут веселитесь.

Из‑за пригорка появился Персик, ведя рядом велосипед и заметно хромая.

– В дерево врезался, – ткнул он в машину. – Пер прямо на него, как на врага.

– А ты бы рулил, – сказал Глина.

– Он сам рулил. Куда хотел, туда и ехал. Гомер помог Котелку сесть на велосипед еще раз.

– Поехали, – решительно проговорил Котелок, держась за шею Гомера одной рукой, другой вцепившись в руль, но забыл при этом крутить ногами.

– Жми на педали, иначе не поедешь, – сказал Гомер.

– Ты сначала меня подтолкни, – попросил Котелок.

– Что‑то сгорело! – крикнул один из парней.

– Черт, это мой хлеб! – заволновался Котелок. Дернулся в сторону, не отпуская шею Гомера, и оба упали один поверх другого.

– Я. же говорил, что у него хлеб сгорит, – сказал Персик Глине.

– Давай сюда велик, – сказал Глина, беря у Персика велосипед Анджела.

Двое парней помогли Гомеру усесться в седло.

– Все в порядке, сижу, – сказал им Гомер, но ошибся. Работники отпустили велосипед, он резко крутанул руль вправо, затем влево, прямо на стоявших рядом работников, которые бросились от него врассыпную, велосипед упал в одну сторону, Гомер вылетел в другую.

Все вокруг засмеялись. Персик взглянул на лежавшего Гомера и вдруг выпалил:

– Белая кожа не всегда помогает!

Все от смеха даже за животы схватились.

– Почти всегда, – поправил мистер Роз. Он стоял в дверях дома сидра, за его спиной клубился чад – кукурузный хлеб, кажется, и правда сгорел; на руках у него была дочь его дочки с неизменной пустышкой во рту. Да и сам он, проговорив эти слова, сунул в рот одну из пустышек.

В самом сердце яблочной долины, в саду, называемом Жаровня, который отстоял от океана на добрых сто миль и куда не долетало его влажное дыхание, под кроной яблони позднего сорта лежала в густой зеленой траве Роз Роз, рядом с ней растянулся Анджел. Ее рука покоилась у него на груди, он легонько водил пальцем по шраму на ее лице. Когда палец касался ее губы, она придерживала его и целовала.

Рабочие ботинки и джинсы валялись рядом, но купальник и футболку Роз Роз не сняла.

– На пляже все равно ничего хорошего нет, – сказала она.

– Мы еще туда съездим, – пообещал Анджел.

– Нет, мы никуда не поедем.

Вволю нацеловавшись, Роз Роз отстранила Анджела от себя.

– Расскажи мне опять про это, – попросила она. Анджел стал было описывать океан, но она прервала его: – Нет, про другое. Плевать мне на океан. Расскажи про то, как мы будем жить в большом доме. Ты, я, малышка, твой отец, миста и миссус Уортингтоны. Мне очень понравилось, – улыбнулась Роз Роз.

И Анджел начал рассказ. Он не сомневался, это возможно. Отец, Уолли и Кенди не будут возражать.

– Вы все ненормальные, – сказала Роз Роз. – Но все равно продолжай.

Дом очень большой, уверял Анджел.

– И против малышки никто возражать не будет? – спросила она и зажмурилась. С закрытыми глазами яснее виделось то, о чем рассказывал Анджел.

Вот так и родился в Анджеле писатель, сознавал он это сейчас или нет. Впервые сумел он словами изобразить фантазию так, что ее самоценность стала важнее, чем жизнь; он учился живописать картины, невозможные, не претендующие на реальность, но в которые так верится в обманчиво теплый день бабьего лета, потому что они скроены лучше и достовернее, чем сама жизнь. Звучат, во всяком случае, правдоподобно. Анджел говорил почти весь день, речь его лилась и лилась; и когда сгустились сумерки, он уже был законченный сочинитель новелл. В его рассказе Роз Роз и все окружающие вели себя потрясающе. Никто ни в чем не перечил друг другу. Все шло как по маслу, как любят говорить в Мэне.

Слушая, Роз Роз разок‑другой всплакнула; и тогда Анджел целовал ее. Иногда она просила повторить какой‑то кусок, если он представлялся совсем уж невероятным.

– Подожди, – говорила она Анджелу, – повтори еще раз, я, наверно, чего‑то не поняла.

На закате их стала донимать мошкара, и Анджелу вдруг подумалось, что однажды вечером Роз Роз вот так же попросит Уолли рассказать ей про комаров с рисовых плантаций Бирмы.

«Наших комаров, – скажет ей Уолли, – и сравнить нельзя с японским москитом Б», – но этот завиток мысли Анджел не включил в повествование.

Роз Роз стала подниматься с земли, но сильная боль внизу живота, не то спазм, не то следствие ушиба о велосипедную раму, скрутила ее, и она упала на колени, как будто ее толкнули.

– Ты сильно ударилась о раму? – спросил ее Анджел.

– Я сама ударилась, нарочно.

– Что?

– Хотела посильнее удариться, но не получилось.

– Зачем?

– Чтобы выкинуть.

– Ты беременна?

– Да, опять, – сказала она. – Еще и еще раз. Кто‑то хочет, чтобы я все время рожала.

– Кто? – спросил Анджел.

– Не важно кто.

– Он здесь, в «Океанских далях?»

– Да, здесь. Но это не важно.

– Отец ребенка здесь?

– Этого – здесь. – Она похлопала себя по плоскому животу.

– Но кто он?

– Не важно кто. Расскажи мне опять эту историю. Только пусть в ней будет два ребенка. Я и ты, и все другие, и еще два ребенка. Вот будет здорово.

У Анджела был такой вид, словно Роз Роз с размаху ударила его по щеке. Она обнимала его, целовала. Потом сказала изменившимся голосом:

– Теперь ты видишь? – Роз Роз крепко обняла его. – Нам не будет на пляже весело.

– Ты хочешь этого ребенка? – спросил он.

– Я хочу того, который есть, – сказала она. – А этого не хочу. – И она изо всей силы ударила себя по животу, согнулась вдвое и, выпустив газы, упала на бок в траву.

Приняла позу эмбриона, не мог не отметить про себя Анджел.

– Ты хочешь меня любить или помочь? – спросила она.

– И то и другое, – ответил насчастным голосом Анджел.

– Так не бывает, – сказала она. – Если ты такой умный, лучше помоги мне. Это легче.

– Ты можешь остаться у нас, со мной, – опять затянул свое Анджел.

– Все, больше об этом не надо, – сердито сказала Роз Роз. – И забудь про имя для моей дочки. Мне нужна помощь, – повторила она.

– Какая? – спросил Анджел. – Я сделаю все.

– Мне нужен аборт, – сказала Роз Роз. – Мой дом далеко. Я никого здесь не знаю. И у меня нет денег.

Денег, которые он копит на свою первую машину, наверное, на аборт хватит, думал Анджел. Но беда в том, что эти почти пятьсот долларов лежат в сберегательном банке и без разрешения опекунов – отца и Кенди – никто ему этих денег не даст. Анджел спросил Эрба Фаулера, не знает ли он, кто в их городе делает аборт. Ответ был, как и следовало ожидать, весьма туманный.

– Есть тут один старый пердун по имени Гуд, – сказал Эрб. – Ушедший на пенсию врач из Кейп‑Кеннета. Делает дело у себя в летнем домике на Питьевом озере. Тебе повезло, сейчас еще, можно сказать, лето. Я слыхал, он делает там аборты даже среди зимы.

– А вы не знаете, сколько надо платить?

– Дорого, – ответил Эрб. – Но ребенок – удовольствие более дорогое.

– Спасибо, – сказал Анджел.

– С чем тебя и поздравляю. Вот не ожидал, что твой петушок уже в петуха вырос, – рассмеялся Эрб.

– Давно уже вырос, – гордо ответил Анджел.

Дома он заглянул в телефонный справочник, но среди многочисленных Гудов д‑ра Гуда в этой части штата Мэн не было, а имени Гуда Эрб не знал. Нет, этого Гуда ему не найти. Не звонить же по всем номерам с идиотским вопросом, не вы ли тот Гуд, что делает аборты. К тому же без ведома отца и Кенди денег он не получит. И Анджел, не откладывая, поведал им свою заботу.

«Господи, какой же хороший человек Анджел, – скажет потом Уолли. – Никаких у него секретов. Придет и выложит всю правду, какой бы горькой она ни была».

– Она не сказала, кто отец? – спросил Гомер Анджела.

– Нет, не сказала.

– Скорее всего, Персик, – решила Кенди.

– Какое имеет значение, кто отец. Она хочет сделать аборт, куда ей второй ребенок, – сказал Гомер. – Мы должны ей помочь.

Уолли и Кенди промолчали. Гомер для них в этом деле авторитет.

– Вопрос в том, кому из Гудов звонить. Ведь в телефонной книге не сказано, кто из них врач, – сказал Анджел.

– Я знаю, кто это. Но он не врач, – сказал Гомер.

– Эрб сказал, что он врач на пенсии, – пояснил Анджел.

– Да, на пенсии, но не врач, а учитель биологии, – возразил Гомер. И вспомнил, как мистер Гуд перепутал однажды строение маток кролика и овцы. Интересно, знает ли старина Гуд, сколько маток у женщины. А если знает, что одна, не наделает ли беды?

– Учитель биологии? – переспросил Анджел.

– К тому же не очень знающий, – кивнул Гомер.

– От Эрба Фаулера, как всегда, никакого толку, – сказал Уолли.

Гомер содрогнулся, вспомнив степень невежества своего бывшего учителя.

– Мистера Гуда нельзя близко к ней подпускать, – сказал он и повернулся к Анджелу: – Ты отвезешь ее в Сент‑Облако.

– Но она не хочет рожать этого ребенка, – возразил Анджел.

– Послушай, Анджел, – сказал Гомер, – в Сент‑Облаке не только рожают детей. Там ей сделают аборт.

Уолли стал ездить в кресле туда‑обратно.

– Мне там делали аборт, Анджел, – сказала Кенди. – Много лет назад.

– Тебе, аборт? – изумился Анджел.

– В те дни, – сказал Уолли, – мы с Кенди были уверены, что сможем родить сколько угодно детей.

– Это было еще до войны, когда Уолли был здоров, – объяснила Кенди.

– Доктор Кедр делал аборт? – спросил Анджел Гомера.

– Точно, – ответил Гомер, а в голове мелькнуло: надо немедленно отправить туда Роз Роз. Поедет поездом в сопровождении Анджела. И надо спешить. С этими разоблачениями д‑р Кедр не сегодня‑завтра прекратит «работу Господню».

– Пойду позвоню им, – сказал он. – Посадим вас на ближайший поезд.

– Я могу отвезти их туда на кадиллаке, – предложил Уолли.

– Слишком длинная дорога для тебя, – покачал головой Гомер.

– Малышка Роз побудет со мной, – сказала Кенди. Было решено, что в дом сидра за Роз Роз и малышкой пойдет Кенди. С Анджелом Роз может их не отпустить.

– Мне он возражать не посмеет, – сказала Кенди. – Я ему скажу, что нашла для девочки много вещичек и мы хотим их померить.

– Это ночью‑то? – сказал Уолли. – Мистер Роз не дурак, он твоей сказочке не поверит.

– А мне все равно, поверит или нет, – отрезала Кенди. – Я вызволю оттуда девочку и ребенка.

– Есть необходимость в такой спешке? – спросил Уолли.

– Думаю, что есть, – ответил Гомер. Он не посвятил Кенди и Уолли в грандиозную затею д‑ра Кедра, не рассказал о решении отойти от дел, о разоблачительных письмах. Сирота знает, как важно не болтать лишнего. И раскрывает душу постепенно, взвешивая каждое слово.

К телефону подошла сестра Каролина; скорбящие, убитые горем старые соратницы д‑ра Кедра попросили отвечать на звонки сестру Каролину: голос у нее громче, тверже, чем у них. Сами они погрузились в необъятную «Краткую летопись», силясь глубже проникнуть в замысел д‑ра Кедра. И каждый раз, слыша телефонный звонок, нервно вздрагивали, вдруг это попечители.

– Каролина? – сказал Гомер. – Это я. Позови, пожалуйста, старика.

Сестра Анджела, сестра Эдна, миссис Гроган – эта троица всегда будет любить Гомера, какие бы ноты протеста он ни слал. Но сестра Каролина не нянчила и не растила его и потому не чувствовала к Гомеру их неиссякаемой нежности. Сестра Каролина считала его предателем. И его просьба позвать «старика» была встречена ею в штыки. Ни сестры, ни миссис Гроган никак не могли собраться с духом и сообщить Гомеру о смерти д‑ра Кедра, а сестра Каролина просто слышать о нем не могла.

– Что тебе надо? – спросила она холодно, – Может, тебя переменились взгляды?

– Знакомая сына, – начал Гомер, – одна из сезонных работниц, беременна, у нее уже есть ребенок. И опять безотцовщина.

– Теперь будет два ребенка.

– Черт возьми, Каролина! – крикнул Гомер. – Я хочу поговорить со стариком.

– И я бы хотела, – крикнула Каролина и уже тише прибавила: – Кедр умер, Гомер.

– Черт возьми, – пробормотал Гомер, и сердце у него чуть не разорвалось в грудной клетке.

– Виноват эфир, – сказала Каролина. – Так что в Сент‑Облаке больше не делают «работы Господней». Если кому‑то из твоих знакомых она потребовалась, придется тебе делать ее самому. – И сестра Каролина бросила трубку.

Буквально бросила. Так что у него загудело в ушах. Ему казалось, он слышит, как бьются друг о друга бревна в горной реке, смывшей несчастных Винклей. Глаза защипало сильнее, чем в котельной Дрейперов в заснеженном Уотервилле. А горло и легкие скрутила боль, как той ночью, когда он звал Фаззи Бука, надеясь, что заречные леса Мэна откликнутся эхом; кричал, кричал и не мог докричаться.

Лужок нашел счастье, торгуя мебелью; ну и слава Богу, думал Гомер, хотя вряд ли кто из сирот был бы счастлив на его месте. Иногда и он бывал счастлив, работая в садах. Но Кедр сказал бы: дело не в личном счастье; главное – приносить пользу.

Гомер закрыл глаза и увидел женщин, сходящих с поезда с потерянным видом. Вот они едут в тускло освещенном вагоне на полозьях; в оттепель полозья чиркают по камням, высекая искры, и женщины в испуге мигают. На смену вагону пришел автобус – какими отверженными казались они в этой герметически закупоренной коробке. Сквозь запотевшие окна их лица маячили смутными, белыми пятнами, таким же смутным был для них мир после первого вдоха паров эфира.

Но автобус продержался недолго: он лег непосильным бременем на тощие финансы заштатного городка. И теперь они пешком бредут вверх по склону холма. Их легион, а в памяти его отпечаталось десятка два, не больше. Они переступают порог больницы, у всех одна боль, одна рана…

Сестра Каролина не пропадет, но куда деться сестре Эдне и сестре Анджеле? Где найдет пристанище миссис Гроган? Ему вспомнились устремленные на него полные презрения глаза Мелони. Если бы она попала в беду, ей бы он помог. И Гомер вдруг поймал себя на том, что начинает – самую малость – склоняться к «работе Господней». Уилбур Кедр сказал бы ему сейчас: нельзя самую малость играть роль Господа Бога. Если чуть‑чуть склонился, значит, увяз по уши.

Гомер Бур погрузился в размышления; рука непроизвольно потянулась в карман, и он нащупал огарок свечи, тот, что мистер Роз вернул ему. «Это ведь тоже против правил», – сказал он тогда.

На ночном столике, между лампой и телефоном, лежал старый растрепанный «Давид Копперфильд». Можно не открывать книгу, он знает начало наизусть. «Эти страницы покажут, стану ли я главным героем собственной жизни или им будет кто‑то другой», – громко произнес он.

Память у него удивительная. Он помнит все размеры эфирных масок, которые д‑р Кедр сам делал для своих пациенток. Обычное махровое полотенце складывал конусом, прослаивая для жесткости картоном, заталкивал внутрь ватный тампон для эфира – вот и вся премудрость. Грубое сооружение, но д‑р Кедр делал его в считанные минуты – ведь у каждого лица свой размер.

Гомер предпочитал готовые маски; они делаются из проволочной сетки в форме половника и обтягиваются слоями марли. Именно в такую маску, стоявшую на ночном столике, он и поместил знаменитый огарок свечи из дома сидра. В ней он держал мелочь, иногда клал часы. Гомер заглянул в нее, там сейчас лежали жевательная резинка в выцветшей обертке и черепаховая пуговица от твидового пиджака. Марля пожелтела, запылилась, ну это пустяки, недолго ее сменить. «Да, Гомер, кажется, все‑таки быть тебе героем».

Спустился на кухню – там Анджел катал Уолли в инвалидном кресле, стоя сзади на перекладине и отталкиваясь ногой, – их любимая забава, когда муторно на душе. Анджел здорово разгонял кресло, сам Уолли так бы не смог; он только рулил, стараясь избежать столкновения с мебелью; несмотря на талант навигатора и простор кухни, он не всегда успевал менять направление, и они врезались то в стол, то в шкаф. Кенди сердилась на них, но они все равно играли, особенно когда ее не было дома. «Это мы летаем», – говорил Уолли. Чаще всего они летали, когда находила хандра. Сейчас Кенди не было дома, она пошла за Роз Роз. И они разошлись вовсю. Но, увидев лицо Гомера, тут же остановились.

– Что случилось, старик? – спросил Уолли друга.

Гомер опустился на колени перед креслом и спрятал мокрое от слез лицо в его безжизненные колени.

– Доктор Кедр умер, – сказал он сквозь сдавленные рыдания.

И пока он плакал, Уолли держал в ладонях его голову. Но это длилось недолго; насколько он помнил, только один сирота в приюте, Кудри Дей, мог плакать, не переставая, часами; вытерев слезы, Гомер сказал Анджелу:

– Я расскажу тебе одну коротенькую историю. И мне нужна будет твоя помощь.

Оба пошли в сарай, где хранились садовые принадлежности. Гомер взял маленькую банку с эфиром, проколол булавкой. От паров эфира у него слегка заслезились глаза; он никогда не мог понять, что хорошего Кедр находил в эфире.

– К эфиру у него было наркотическое пристрастие, – сказал он сыну. – Но больным Кедр давал эфир, как волшебник. Помню, пациентки во время операции разговаривали с ним, а боли не чувствовали. Так точно он дозировал.

Затем они вернулись в дом, поднялись с банкой эфира наверх, и Гомер попросил Анджела постелить в его комнате вторую постель – сначала клеенку, которую стлали Анджелу, когда тот еще нуждался в подгузниках, поверх – чистую простыню и пододеяльник.

– Для малышки Роз? – спросил Анджел.

– Нет, не для малышки, – сказал Гомер. И стал распаковывать инструменты.

Анджел сел на кровать и не отрывал глаз от отца.

– Вода кипит, – крикнул снизу Уолли.

– Ты помнишь, я тебе рассказывал, что я помогал доктору Кедру? – спросил Гомер.

– Да, – ответил Анджел Бур.

– Я был хороший помощник. Очень хороший. Я не любитель, Анджел, я настоящий профессионал. Это и есть моя коротенькая история, – сказал Гомер и оглядел инструменты: где, что и как лежит. Порядок – идеальный. Годы над умением не властны.

– А дальше‑то что, рассказывай, – попросил Анджел. Внизу, они слышали, Уолли летал уже по всему дому.

А наверху Гомер Бур, меняя на старой маске марлю, продолжал свой рассказ. Начал с работ: Господней и дьявола – и сразу же объяснил, что для Уилбура Кедра все, что он делал в приютской больнице, было богоугодным делом.

Кенди насторожилась, когда фары джипа четко высветили на фоне темного неба фигуры сборщиков: они сидели на крыше дома сидра бок о бок, как большие нахохлившиеся птицы. Она подумала, что наверху собралась вся бригада. Но это было не так, отсутствовали двое – мистер Роз и его дочь. Они были в доме, остальные сидели на крыше и ждали, как было велено.

Кенди вышла из джипа – никто сверху не окликнул ее. Окна темные, света в доме нет. Если бы не силуэты на фоне неба, она бы подумала, что все уже спят.

– Привет! – крикнула Кенди сборщикам. – Вот увидите, в один прекрасный день крыша под вами провалится.

Никто на приветствие не ответил, и это насторожило Кенди. Сборщики были явно чем‑то испуганы. Потому и молчали. Они понимали, – мистер Роз делает с дочерью плохое, но заступиться за нее не могли, боялись.

– Глина! – позвала Кенди.

– Да, миссус Уортингтон, – ответил тот.

Кенди подошла к углу дома, где крыша слегка осунулась вниз; тут стояла старая садовая лестница, упиравшаяся в карниз крыши. Никто из работников, однако, не поспешил помочь ей.

– Персик! – опять позвала Кенди.

– Да, мэм, – отозвался тот.

– Подержи, пожалуйста, лестницу, – сказала Кенди. Глина с Персиком держали лестницу, а Котелок протянул руку, когда голова ее показалась над карнизом. Сборщики потеснились, и она села рядом с ними.

В темноте не разберешь, но Роз Роз явно на крыше нет, как нет и мистера Роза, иначе он бы уже приветствовал ее.

Вдруг прямо под ней послышались какие‑то звуки и чей‑то негромкий голос. Кенди было подумала, это во сне лепечет малышка, но лепет скоро перешел в плач.

– Когда ваш Уолли был маленький, все было по‑другому, – сказал Котелок. – Как будто в другой стране. – Взгляд его блуждал по мерцающей цепочке огней на далеком берегу океана.

Звуки внутри дома слышались все отчетливей.

– Хорошая ночь, мэм, правда? – громко сказал Персик, стараясь их заглушить.

Ночь решительно была нехорошая, глухая. Теперь уже не было сомнений, что за звуки доносятся из темного дома. К горлу Кенди подступила тошнота.,

– Осторожнее, – предупредил ее Глина, когда она встала. Неожиданно Кенди присела и стала колотить по жестяной крыше.

– Крыша совсем старая, миссус Уортингтон, – сказал Котелок. – Можно провалиться.

– Помогите мне сойти вниз, – приказала она.

Глина с Персиком взяли ее за руки, Котелок пошел вперед. Спускаясь с крыши, Кенди старалась шуметь как можно громче.

– Роз, – крикнула она еще с лестницы. У нее язык не повернулся назвать девушку этим дурацким именем «Роз Роз»; не могла она произнести и «мистер Роз». И она еще раз крикнула: – Роз!

Она и сама не знала, кого зовет, но в дверях дома сидра появилась фигура мистера Роза. Он все еще одевался, заправлял рубашку в штаны и застегивал их. Он ей показался старше, суше; и хотя как всегда улыбался, но смотрел в глаза без обычной самоуверенности и вежливого безразличия.

– Ничего мне не говорите, – сказала Кенди. Впрочем, что ему было говорить? – Ваша дочь с ребенком поедут со мной.

Миновав мистера Роза, она вошла в дом и, нащупывая выключатель, почувствовала под рукой измочаленный листок бумаги с правилами дома сидра.

Роз Роз сидела на кровати; она уже надела футболку и джинсы, но еще не успела застегнуть их; на коленях – смятый купальник, в спешке по неумению она не смогла натянуть его; в руке ботинок, другой где‑то под кроватью. Кенди нашла его, надела девушке на босую ногу, носков у Роз Роз не было. Завязала шнурок. Роз Роз сидела на кровати не двигаясь, Кенди надела и завязала второй ботинок.

Дата добавления: 2014-10-31