Идеи Мака

Сем

Гор

Ро

Нор

Тревога

Этот разговор с Филом посеял в моей душе тревогу. У меня с юности шевелились в голове мысли о том, что и нашем мире многое происходит не так, как мне хотелось бы, что этот мир нуждается в какой-то переделке. Но я никогда не думал, что переделка должна произойти в коммунистическом направлении. И тем более никогда не думал, что буду как-то вовлечен в это дело.

Тем не менее я в какой-то мере сам заразился болезнью, сходной с болезнью Фила. Не в смысле прокоммунистических умонастроений, а скорее наоборот – в смысле обоснования бессмысленности их. Разговаривая с коллегами, я стал замечать, что многие из них тоже задумываются над проблемами такого рода, причем имеют что сказать.

Развивая мне свою теорию уникальности великих исторических явлений, Нор упомянул среди них и коммунизм. Я попросил пояснить это. И услышал в ответ следующее.

Надо различать условия возникновения явления и условия его существования, сохранения. Если явление уже возникло, оно может существовать при условиях, отличных от тех, при которых оно возникло, и при изменяющихся условиях. Но условий его существования еще мало для его возникновения, а то и вообще при них оно не может уже возникнуть, если его еще не было или оно исчезло. Надо, далее, различать условия необходимые и достаточные. Первые суть такие условия, без которых явление не может возникнуть или существовать. Вторые же суть такие, при наличии которых явление возникает или сохраняется. Если есть условия, достаточные для возникновения данного явления, оно возникает. Аналогично с сохранением. Если нет необходимых условий возникновения явления, оно не возникает. Аналогично в отношении сохранения. Эти различные аспекты понятий, испокон веков известные в логике, у нас удивительным образом смешивают, а то и вообще сознательно игнорируют.

Коммунизм возник в реальности в России XX века благодаря уникальному стечению обстоятельств. Он возник в одних условиях, а отстаивать свое существование ему пришлось в других. Несколько десятилетий он боролся за жизнь, но не хватило сил на это в новых условиях. Условия, необходимые и достаточные для его возникновения, исчезли и никогда не появятся вновь. Чтобы они появились, нужно, чтобы мир вернулся в то состояние, какое он имел накануне русской революции. Это невозможно по законам природы. Точно так же, как невозможно возникновение жизни на Земле теперь, если бы все живое погибло. И если погибнут все люди, человек уже не появится никогда.

К тому же превращение нашего общества в коммунистическое в такой же мере возможно, в какой возможно превращение дельфина в акулу или акулы в дельфина. Никакой тип общества вообще не превращается в другой. Теория, согласно которой происходит такое превращение, основывается на логических ошибках.

Р о: Фил – специалист высшего класса. И человек интересный. Но он слишком сжился с тем объектом, над которым работает. Он явно идеализирует коммунизм.

А л: А что ты сама думаешь о коммунизме?

Р о: Думаю, что это – примитивная организация общества. Полуживотная. Посмотри на обезьян в заповеднике! Имеют все по потребности. Никаких денег. Никакого государства. Равенство. Коллектив. Что еще нужно?!

А л: Ты вульгаризируешь! Коммунисты предполагали современную для них цивилизацию.

Р о: Для них! А для нас их уровень цивилизации выглядит как нечто примитивное. Ты можешь вообразить обезьянник с нашими достижениями?

А л: Нет, конечно. Но я ведь не коммунист!

Р о: Само собой разумеется! Быть коммунистом в наше время – редкая, практически исчезнувшая болезнь. Но внезапная вспышка ее возможна. Даже эпидемия возможна. Так что постоянная и педантичная профилактика, которой мы занимаемся, вполне оправдана.

А л: Но почему такая нетерпимость к этой «болезни"?! Неужели она так опасна для нас?!

Р о: Дело тут не в степени опасности, а в ее сущности. Она есть посягательство на те блага, какие имеем мы, представители благополучной части человечества. Она страшна не столько своей реальностью, сколько как потенциальная угроза нашему благополучию.

Гор, с которым я изредка обмениваюсь несколькими фразами в спортивной зоне, занимается тем же самым в отношении ЕАС, что и Та в отношении арабов. Он связывает судьбу коммунизма со строго определенным человеческим материалом.

Изучая ЕАС и его прошлую историю, Гор сделал величайшее, по его словам, открытие в исторической «археологии": он „раскопал“ доказательства того, что на территории Российской и -затем Советской империи до конца XXI века существовал великий народ, который затем исчез с исторической арены и был буквально „вычеркнут“ из памяти человечества.

Согласно нашей официальной исторической концепции, на территории ЕАС жило и живет до сих более ста различных этносов. Их совокупное название – русские. Никакой особой этнической группы русских, отличной от татар, башкир, калмыков, украинцев, белорусов, чувашей, чеченцев и других народов, никогда не было и нет. Гор установил, что эта концепция ложна. На самом деле такой народ существовал. Причем это был великий народ не только по размерам (около ста миллионов), но и по исторической роли, и по вкладу в мировую цивилизацию. Гор назвал его русоидами, поскольку слово «русские» утратило этнический смысл и стало собирательным названием множества разных народов.

Что случилось с этим народом? Почему он исчез с исторической сцены? Почему так тщательно вычищены следы его в истории? По мнению Гора, этот народ не просто вымер. Он был общими усилиями Запада и всех его мировых холуев и помощников умышленно направлен на путь вымирания. Можно утверждать нечто большее; он был просто истреблен современными методами истребления больших народов, которыми со временем будут истреблены многие миллиарды «излишнего» населения планеты. Но в отношении русоидов ситуация была особой, можно утверждать – уникальной: они были создателями и носителями коммунистического социального строя, который был смертельной угрозой существованию западнизма как социального строя и его носителей народов Запада. Разгром советского коммунизма был одновременно разгромом и русоидов как особого народа. Затем Запад в течение целого столетия методично проводил в отношении побежденных русоидов политику, вынуждавшую их на деградацию и вымирание. Запад был убежден в том, что сохранение русоидов в качестве великого народа означает вечную угрозу возрождения коммунизма. И кто знает, может быть, в результате второй попытки коммунизм завоевал бы мировое господство со всеми вытекающими отсюда последствиями для Запада. Потому надо было не просто истребить народ, но вытравить из памяти человечества всякие следы его пребывания в истории.

А л: Ты считаешь, что тип социального строя жестко связан с характером человеческого материала?

Г о р: Да. Я изучил состояние народов ЕАС. После краха коммунизма почти все они восстановили тот строй, с каким в досоветский период жили столетиями и даже тысячелетиями. Коммунизма в строгом смысле слова у них никогда не было. Выла поверхностная имитация под влиянием русоидов и под их давлением. Потому они и уцелели. Вернее, их пощадили и даже поощрили, ибо они никакую угрозу нам не несли и были удобны для колонизации.

А л: Ты говорил о современных методах истребления больших народов. Что ты имеешь в виду?

Г о р: Западнизацию. Навязывание западного образа жизни, западной системы ценностей, западной экономической и политической систем народам, которым все это чуждо по их природе. С русоидами в этом отношении сделали нечто аналогичное тому, что европейцы сделали с коренным населением Америки.

А л: Как ты думаешь, что произойдет с нами, если какие-то силы навяжут нам коммунистический строй?

Г о р: То же самое, что произошло с русоидами: мы исчезнем с лица Земли.

А л: Неужели в ЕАС не возникают никакие прокоммунистические умонастроения, движения, организации, идейные течения?!

Г о р: Возникают. Но под нашим контролем и по мере надобности.

А л: Чьей?

Г о р: Нашей, конечно.

А л: Как так?!

Г о р: Это элемент нашей технологии управления огромными человеческими массивами. В ЕАС сейчас около миллиарда человек. За последние пятьдесят лет он усилился настолько, что это стало вызывать у нас тревогу– Мы разработали долговременную (на ближайшие пятьдесят лет) программу радикального его ослабления. Реализация этой программы отбросит ЕАС на много лет назад и позволит нам по крайней мере двести лет не беспокоиться о серьезной угрозе с этой стороны.

А л: И в эту программу входит поощрение коммунистических тенденций?

Г о р: Да. Но не любых, а самых негативных. Это, во-первых, само по себе внутренне ослабит ЕАС. И во-вторых, даст нам убедительные основания повторить то, что мы сделали с советским блоком в двадцатом веке.

А л: Одним словом...

Г о р: Я тебе уже говорил, пока не воскреснут русоиды, ничего серьезного там не будет.

Сем – сотрудник Отдела Идеологии. Я спросил его, зачем нужен такой отдел, если общепринято, будто эпоха идеологий вообще кончилась в XX веке.

С е м: Во-первых, для борьбы с враждебными идеологическими идеями и для профилактики в отношении рецидивов старых идеологий. А во-вторых, конец идеологий означал упадок, разгром и запрет идеологий определенного рода, прежде всего – коммунистической, а не исчезновение идеологии вообще. У нас есть идеология, причем неизмеримо более мощная, чем коммунистическая.

А л: Ты сказал о рецидивах старых идеологий. Они на самом деле имеют место? Какие именно?

С е м: Конечно, имеют место. Постоянно. Самые разнообразные. Вот сейчас, например, живет около десяти тысяч идеологических сект, организаций, движений, которые мы относим именно к этой категории.

А л: Они заимствуют идеи из прошлого? Как они узнают о них?

С е м: В большинстве случаев они открывают их заново. Если их открывали в прошлом, то почему это нельзя сделать теперь?! Вспомни, сколько людей заново делало и делает открытия, сделанные давно в прошлом. Кроме того, идеологические феномены прошлого не исчезли совсем. Какие-то следы от них остались. В учебных заведениях их так или иначе касаются как фактов истории. И как их ни очерняй, последователи у них находятся, хотя бы из духа противоречия.

А л: И коммунистическую идеологию переоткрывают или воскрешают заново?

С е м: В первую очередь. Запретный плод сладок!

А л: В какой форме?

С е м: В самой примитивной.

А л: А марксизм?

С е м: До такого уровня, конечно, не доходит. На это все-таки нужен ум, образование, мужество. Если тут зарождается что-то серьезное, принимаются самые суровые меры.

А л: Скажи, может ли у нас появиться идеологический феномен вроде «Коммунистического манифеста"?

С е м: Сочинить что-то в этом роде можно, конечно. Но каким бы гениальным ни было это сочинение, оно не имеет абсолютно никаких шансов хотя бы на мизерный социальный резонанс. Во всем десятимиллиардном человечестве не наберется и сотни человек, способных прочитать его до конца, и десяти человек, способных понять и оценить его по достоинству. А о массовом успехе и думать нечего.

А л: Поясни!

С е м: Во-первых, чтобы идеи имели массовый успех, в самой реальности должны созреть основания для них, в самой реальности должны обнаружиться тенденции эволюционировать именно в том направлении, в каком зовут эти идеи. И должны появиться слои населения, способные воспринять эти идеи и бороться за их осуществление. Коммунизм в его марксистской форме имел в свое время огромный успех благодаря тому, что в самом западном обществе были реальные основания для его утверждений и был сильный рабочий класс, уже начавший борьбу за свои классовые интересы в коммунистическом духе. Наше современное западное общество существенно отличается от того, каким оно было в девятнадцатом и в первой половине двадцатого веков. В нем нет никаких условий для коммунистических идей. Нет социальных слоев, заинтересованных в преобразовании его в коммунистическом духе и способных осуществить эти преобразования.

А л: И во-вторых?

С е м: Чтобы идеи были как-то замечены, на них должны обратить внимание наши всесильные массмедиа. Причем они должны это делать долго и интенсивно. А в отношении коммунизма они не пропустят ни одного правдивого слова. А скорее всего будет гробовое молчание – самое мощное средство борьбы с враждебными идеями. Но главное – не в этом.

А л: А в чем?

С е м: В наше время и в нашем обществе выдвигать коммунистическую программу преобразований – значит ломиться в открытую дверь. В нашем обществе было фактически испробовано и использовано все то из коммунистических идей, что имело реальный смысл. Но идеи и их реализация – далеко не одно и то же. Обычно вторая настолько отличается от первых, что их бывает трудно идентифицировать. Возьмем, например, коммунистическую идею отмирания государства. Осуществилась она или нет? Ответ на вопрос зависит от определения понятий, это ты знаешь не хуже меня сам. Еще Сталин говорил, что государство отмирает путем укрепления. С точки зрения обыденного мышления, это чушь. Но на самом деле тут скрыта глубокая мысль. Наше государство расширилось, укрепилось и усложнилось сравнительно с девятнадцатым и двадцатым веками, превратилось в сверхгосударство, то есть в нечто такое, что уже не есть просто государство в старом смысле. Можно сказать, что оно в некотором роде отмерло. Аналогично обстоит дело с идеями коммунистов насчет денег и многими другими. Они вроде бы осуществились, но не в такой форме, как мечтали коммунисты прошлых веков. И осуществление их породило непредвиденные последствия, которые оказались важнее и заметнее тех явлений, которые послужили в свое время источником идей. Одним словом, коммунистические идеи у нас не имеют никаких шансов на успех прежде всего потому, что они уже сыграли свою историческую роль.

А л: Ну и дальше что? Человечество вечно будет жить без идей, революционизирующих мир?

С е м: Похоже, что так.

А л: Почему?

С е м: Причин более чем достаточно.

А л: Например!

С е м: Нас приучили к идее поступательной эволюции человечества и возможности безграничного прогресса. На самом деле всякий прогресс имеет потолок. И мы его достигли. Теперь – только регресс. Хотя мы научились выдавать его за прогресс, законы эволюции неподвластны пропаганде.

Оно дело – карабкаться в гору вверх, другое – катиться с горы вниз. В чем была суть революционных умонастроений прошлого?

А л: Расширять круг людей, пользующихся благами жизни, и поднимать низшие слои на более высокий уровень.

С е м: И это соответствовало объективной эволюции нашей цивилизации. А теперь? Какая тенденция доминирует? Сужение круга тех, кто пользуется новыми благами прогресса, и возвышение одних категорий людей над другими. И как бы ты ни пропагандировал революционные идеи, антиреволюционные все равно задавят их как утопические.

А л: Но ведь жизнь идет! Какие-то обновления неизбежны!

С е м: Они и происходят! Но какие?! То, о чем я говорил, суть тоже обновления. Мы испортили окружающую среду. Будучи неспособными ее исправить, мы создали искусственную среду для ограниченной части человечества. Не для всех людей. Но та часть, которая отгородилась от отравленной природы, больше, чем все человечество в прошлом. Это пример обновления. То же самое произошло со сферой ментальности (сознания, духа). Мы отравили нашей идеологией абсолютно все, что как-то связано с мозговой деятельностью людей. Остановить это загрязнение мозгов практически невозможно. Да и не нужно. Оно полезно для поддержания мирового порядка. Миллиарды людей уже не способны ни на какое идейное творчество. А те, кто способны, отгородились от этой отравленной среды непроницаемой перегородкой абсолютной информированности и бесстрастных расчетов. Они, в принципе, знают все, исключив всякую потребность понимания. И это тоже обновление. Так что проповедь идей коммунизма в наше время есть совершенно безнадежное занятие. Нет проповедников. И нет тех, кто мог бы воспринять проповедь. Эволюционный поток человечества избрал такое русло, что идеи, стремления, надежды прошлого оказались в стороне от него, ненужными, брошенными.

А л: А что ты думаешь о нашей идеологии?

С е м: Наша идеология «растворена» во всем том, что так или иначе связано с сознанием и чувствами людей. Отделить ее от ее неидеологической среды можно только в абстракции. Чтобы сделать это, нужно быть высокообразованным специалистом, каких не так уж много. Сейчас дело идет к тому, что квинтэссенция идеологии будет сосредоточена в одном систематизированном и канонизированном тексте, который готовится «Коллективом Гениев», а сам этот «коллектив» будет превращен в высший орган всей идеологической системы ЗС. Хотя этот текст уже сейчас именуют «Новой Библией», его считают квинтэссенцией науки, как это делали в коммунистических странах в двадцатом веке с марксистскими текстами.

А л: Значит, нам предстоит стать чем-то вроде идеологического отдела при ЦК коммунистических партий в странах коммунистического мира в двадцатом веке?

С е м: Почему предстоит?! Мы уже выполняем эту функцию, только в более грандиозных масштабах, более квалифицированно и педантично.

А л: Почему же у нас такая нетерпимость к коммунистической идеологии?

С е м: Потому что мы претендуем на ту же роль, но не хотим в этом признаться.

А л: Но коммунизм давно разгромлен, а идеи коммунизма вытравлены из наших душ!

С е м: Идеологии нужен враг.

А л: Несуществующий враг!

С е м: Порою мертвый враг опаснее живого.

А л: Ты сказал об эволюционном потоке человечества, который исключил всякую возможность возрождения коммунистического движения как значительного феномена истории. Что, по-твоему, лежит в истоках этого потока?

С е м: В двух словах – социальная ориентация психики западоидов. В психике людей изначально имели место две тенденции – коммуноидная и западоидная. Первая заключается в том, что доминирующим в поведении людей являются интересы группы, коллектива, общества, страны, короче говоря – интересы общественно важные. При второй же доминируют личные (эгоистичные) интересы. В коммунистических обществах поощрялись первые, в западнистских – вторые. В исходных основаниях процесса различие было сначала ничтожным. Но оно накапливалось. Со временем произошла необратимая дивергенция. Одна тенденция была задушена, другая восторжествовала.

А л: Но ведь и у нас кричат об интересах общества и всего человечества!

С е м: Кричат, но под интересами человечества понимают интересы западоидов, а под интересами общества – интересы хозяев общества. Это же банально!

А л: Да, банально.

А л: Скажи, возможны ли у нас значительные революционные массовые движения?

М а к: Эпоха революционных движений и революционных преобразований общества навечно ушла в прошлое.

А л: Почему ты так считаешь?

М а к: Оснований для моего утверждения более чем достаточно. Современное общество есть колосс глобального масштаба. В его социальной структуре нет слоен, заинтересованных в радикальных преобразованиях и способных взять на себя дело таких преобразований. Существуют достаточно мощные средства и навыки предотвращать опасные массовые движения, манипулировать ими, если они возникают, и в случае надобности заглушать их.

А л: Но массовые движения все-таки возникают!

М а к: И в большом количестве. В большинстве случаев они являются пустяковыми с точки зрения причин, содержания и результатов. Даже пустые. Многие – результат извращений и отчаяния. Причем теперь участники движений редко собираются большими группами. Движения происходят главным образом на уровне информационных сетей. В этом их преимущество: они возникают молниеносно быстро и быстро распространяются. Но в этом и их слабость: они непрочны и кратковременны, ими легко манипулировать. Иногда возникают и движения на основе личных контактов и совместной деятельности. Но и они переходят на информационный уровень. В наше время уклониться от этого невозможно. А анонимность убивает даже обоснованные движения и объединения.

А л: Что из себя представляет СМД?

М а к: Раньше массовые движения были разрозненными и плохо организованными. Элемент организованности в них время от времени появлялся, но он ограничивался рамками отдельных движений и был кратковременным. Но так не могло продолжаться вечно. Возникла особая сфера бизнеса, обслуживающая участников массовых движений транспортными средствами, средствами для ночлега, коммуникации, питания и медицины, прессой и так далее. Этот бизнес внес в массовые движения основы для стабильной организованности. Инициаторы и руководители движений должны были считаться с этим бизнесом, а последний оказался заинтересованным в поддержке и даже провоцировании массовых акций. На этой чисто деловой основе возник Союз массовых движений – СМД. Попытки запретить его и подорвать поддерживающий его бизнес имели обратный результат. Пришлось признать его официально. Он приобрел огромную популярность и влияние в обществе. Его даже стали называть вторым правительством ЗС. Само собой разумеется, руководство СМД вступило в сговоры с властями и с бизнесом, стало выполнять функцию общественного контроля за массовыми движениями. В результате именно сфера массовых движений стала той социальной трясиной, в которой стали бесследно тонуть любые нежелательные идеи.

А л: Возможно ли серьезное коммунистическое движение?

М а к: Нет. Чтобы возникло устойчивое массовое движение, нужны средства. Кто-то должен это движение финансировать. Раньше коммунистическое движение финансировали богатые люди и даже правительства, пока не разобрались, к чему это вело. Когда возникли коммунистические страны, они поддерживали коммунистическое движение в странах Запада и во всем мире. Теперь нет коммунистических стран, способных на такие траты. Потенциальные участники движения бедны. А западные предприятия, правительства, богачи, организации и так далее не пожертвуют ему ни гроша.

А л: Но какие-то попытки бывают?

М а к: Конечно. Но редко. И очень слабые и неявные.

А л: Например!

М а к: Несколько лет назад возникло движение безработных «академиков», то есть молодых, сравнительно образованных людей, не имевших шансов найти работу. Они выступили с программой преобразования нашего общества в прокоммунистическом духе. В их программе фигурировали социальные права (на труд, образование, отдых, медицинское обслуживание, обеспеченную старость и так далее), самоуправляющиеся трудовые коллективы, уничтожение погони за прибылью и конкуренции, ликвидация разделения умственного и физического труда, совместное воспитание детей, равномерное распределение материальных благ и прочие пункты, которые можно было видеть в программах домарксистских и марксистских коммунистов.

А л: И какова судьба этого движения?

М а к: Благодаря усилиям СМД «академиков» переориентировали на создание мелких предприятий в духе фаланстер Фурье и трудовых коммун Оуэна. Коммунам организовали материальную поддержку средствами государства, местных властей, общественных организаций и частных фирм, а также идейно-моральную поддержку средствами массмедиа. Расчет при этом был такой. Во-первых, дать занятие и какие-то средства существования большому числу людей, причем в самом активном возрасте. Во-вторых, не допустить идеологическое и политическое объединение этих людей. Когда угроза превращения коммун в серьезное идейно-политическое движение миновала, финансовую поддержку их прекратили (мол, заботьтесь сами о самих себе!) и начали дискредитировать их в массмедиа. А материала для этого было более чем достаточно – коммуны сами превращались в рассадники преступности и морального разложения. И они скоро исчезли бесследно.

А л: А неявные прокоммунистические движения?

М а к: Например, сейчас зародилось и растет движение «Индифферентистов». Участники его сводят свои жизненные потребности к минимуму. Не курят, не употребляют алкоголь и наркотики, не покупают дорогих вещей, не посещают рестораны, не покупают газеты, журналы, книги для массового развлечения. Не заводят семей и детей. Уклоняются от участия в общественно-политической жизни – игнорируют выборные кампании и всякие массовые мероприятия. Видят смысл жизни в личном духовном общении, причем на уровне подлинной культуры и жизненной правды. Их минимизированные потребности удовлетворяются, так что они фактически живут в упрошенном коммунизме «каждому – по потребности».

А л: Что ждет это движение?

М а к: Мы игнорируем его, так что через несколько месяцев оно просто испарится.

А л: Неужели ничто серьезное тут вообще невозможно?

М а к: Возможно. Но коммунизм тут ни при чем. Возьмем, например, инвалидов от рождения. Знаешь, сколько их рождается? По мнению некоторых экспертов, более тридцати процентов. А им сохраняют жизнь. Им гарантируют медицинское обслуживание, занятие, жилье, средства существования и вообще многое такое, что коммунисты требовали для всех здоровых. И попробуй отбери у них это! И никакое правительство на такое не решится. И вес общество встанет на дыбы, если кто-то покусится на «коммунистические» условия для несчастных людей, являющихся продуктом нашего грандиозного прогресса. Эти несчастные организованы лучше, чем профсоюзы здоровых. Их организации – огромная сила в обществе. Но главная опасность исходит не от таких организаций и движений.

А л: А от каких?

М а к: От таких, какие включают в себя жертв нашей цивилизации и нашего прогресса. Они считают, что прогресс в том виде, в каком он теперь происходит, стал заклятым врагом человечества. Они хотят остановить его и видят для этого один путь: любыми средствами разрушать наше общество.

А л: И много таких?

М а к: Достаточно много, чтобы начать беспокоиться за судьбу ЗС и западоидов. Мы разделяем их на две группы – на активных и пассивных. К первой мы относим организованный и идейный социальный терроризм. Ты знаешь, что он уже в конце двадцатого века стал бедствием. На какое-то время его удалось заглушить. Но он возрождается вновь, причем в больших масштабах и с более сильным фанатизмом. И, что самое страшное, с использованием новейших достижений науки и техники.

А л: Насколько это серьезно практически?

М а к: Поскольку цель чисто негативная (разрушение), они могут устроить катастрофу мирового масштаба. Есть данные, что сложилась тайная организация с намерением уничтожить Запад-Сити.

А л: Неужели это реально?!

М а к: Вполне. Вспомни, в конце двадцатого века одна секта в Японии накопила химического и биологического оружия, которого было достаточно для уничтожения населения пятнадцатимиллионного Токио. А с тех пор изобретены еще более мощные средства уничтожения.

А л: А кого вы относите ко второй группе?

М а к: Массы незанятых и излишних западоидов, способных жить где и как попало, быстро скапливаться, и распыляться, подверженных психозам и вспышкам бунтарства. Сходи как-нибудь в Подземный Запад! Там ты сам поймешь, что это такое.

А л: А насколько эти опасны?

М а к: Они кажутся безобидными, беспомощными, легко манипулируемыми. Но в этом-то и состоит их опасность.

А л: В чем конкретно?

М а к: Ты, конечно, знаешь аксиому социальной борьбы. Борьба идет между различными частями высших слоев за передел жизненных благ. Низшие слои вовлекаются в нее как ударная сила. Им дают какие-то соблазняющие обещания и подачки. Иногда эти обещания и подачки идут слишком далеко, и манипулируемые низшие слои, приняв их всерьез, захватывают инициативу. На короткий срок, но все-таки инициативу. И этого времени может оказаться достаточно для страшных потрясений.

А л: Но они раздроблены, не имеют единой идеологии!

М а к: Им не нужно никакой единой идеологии и программы. Результаты их разрозненной и раздробленной деятельности собираются так или иначе в нечто единое – в тупое, слепое, бездумное отрицание как таковое. Как абсолютное отчаяние.

Дата добавления: 2014-11-06