Часть первая: Преддверие к виденью 15 страница

Когда мы подъехали к его дому рано утром, он пошел прямо внутрь и снова не позволил мне говорить.

Дон Хуан сидел снаружи возле своего дома. Он, казалось, ждал, когда я проснусь, потому что он заговорил, как только я вышел из дома. Он сказал, что тень, которую я видел предыдущей ночью, был дух, силы которого принадлежит особому месту, где я видел его. Он сказал, что это особое существо бесполезно.

– Оно только живет там, – сказал он, – оно не имеет секретов силы, поэтому не было смысла оставаться там. Ты видел только быстро мелькнувшую тень, проходящую взад и вперед всю ночь. Однако есть другие виды существ, которые могут дать тебе секреты силы, если тебе посчастливится найти их.

Затем мы съели утренний завтрак и совсем не говорили. После еды мы сели перед его домом.

– Есть три вида существ, – сказал он внезапно, – те, которые не могут дать ничего, потому что они не имеют ничего, что бы они могли дать, те, которые могут только вызывать страх, и те, которые имеют способности. То, что ты видел прошлой ночью, было молчаливо; оно не может ничего дать, это только тень. Большую часть времени, однако, другой тип существ связывается с молчаливым существом – отвратительный дух, чье единственное качество – вызывать страх и который всегда болтается вокруг жилища молчаливого существа. Вот почему я решил быстрее уйти оттуда. Этот злобный тип преследует людей прямо в их домах, и делает жизнь невозможной для них. Я знаю людей, которые были вынуждены съезжать со своих мест из-за них. Но всегда есть люди, которые верят, что они могут многое получить от такого существа, и простой факт, что дух присутствует около дома, не имеет никакого значения. Люди пытаются соблазнить его, или они могут следовать за ним вокруг дома под впечатлением, что он может открыть тайны им. Но единственная вещь, которую получают люди, это пугающее переживание. Я знаю людей, которые поочередно наблюдали одного из этих отвратительных существ, которые преследовали их в их доме. Они наблюдали за духом месяцами; в конце концов, кто-нибудь другой должен был вмешаться и вытаскивать людей из их дома; они становились слабыми и истощенными. Поэтому, единственная благоразумная вещь, которую можно сделать по отношению к этому злобному типу, – забыть о нем и оставить его одного.

Я спросил его, как люди соблазняют духа. Он сказал, что люди стараются разгадать сначала, где дух наиболее вероятно появится, а затем они кладут оружие на его пути, в надежде, что он может коснуться оружия, потому что духи любили принадлежности войны. Дон Хуан сказал, что любое существо или любой предмет, которого коснулся дух, по праву становится предметом силы. Однако злобное существо никогда ничего не касалось, а только производило слуховую иллюзию шума.

Затем я спросил дона Хуана о способе, которым эти духи вызывают страх. Он сказал, что их наиболее простым способом пугать людей было показываться темной тенью в виде человека, который бродит вокруг дома, производя пугающий стук или звуки голосов, или темной тенью, которая неожиданно, шатаясь, выходит из темного угла.

Дон Хуан сказал, что третий тип духа был настоящим олли, который открывает тайны; этот особый тип живет в уединении, в заброшенных местах, в местах, которые почти недоступны. Он сказал, что человек, который хочет найти одного из этих существ, должен путешествовать далеко и идти к нему сам. В отдаленном и уединенном месте человек должен предпринимать все необходимые меры один. Он должен сидеть у своего костра, и, если увидит тень, он должен немедленно уйти. Однако он должен остаться, если он неожиданно встретился с другими условиями, такими, как сильный ветер, который гасит его костер и не дает ему возможности разжечь его снова в течение четырех попыток, или если на ближайшем дереве сломается ветка. Ветка должна действительно сломаться и человек должен быть уверен, что это не просто звук ломающейся ветки.

Другими условиями было то, что он должен сознавать о покатившихся камнях или о булыжниках, которые брошены в его огонь, или о каком-нибудь постоянном шуме, и тогда он должен идти в направлении, в котором произошел любой из этих феноменов, пока дух не покажется сам.

Было много способов, которыми такое существо подвергает воина испытанию. Оно могло внезапно выпрыгнуть перед ним в очень угрожающем виде, или оно могло схватить человека сзади и, не давая ему повернуться, держать его связанным часами. Оно могло также свалить дерево на него. Дон Хуан сказал, что это были действительно опасные силы, и, хотя они не могли убить человека лично, они могли вызвать его смерть, напугав его, или действительно позволив предметам упасть на него, или, появившись неожиданно и заставив его споткнуться, сорваться с обрыва.

Он сказал мне, что, если я найду одного из этих существ при неподходящих обстоятельствах, я никогда не должен пытаться бороться с ним, потому что он убьет меня. Он отнимет мою душу. Поэтому я должен броситься на землю и терпеть его до утра.

– Когда человек сталкивается с олли, дарителем тайн, он должен собрать все свое мужество и схватить его, прежде чем тот схватит его, или преследовать его, прежде чем тот начнет преследовать его. Преследование должно быть неотступным, и тогда происходит борьба. Человек должен прижать духа к земле и держать его до тех пор, пока тот не даст ему силу.

Я спросил его, были ли эти силы материальны, если их можно было действительно коснуться. Он сказал, что сама идея о «духе» означала что-то эфемерное для меня.

– Не называй их духами, – сказал он, – называй их олли; называй их необъяснимыми силами.

Он молчал некоторое время, затем лег на спину и подпер голову сложенными руками. Я настаивал и желал узнать, материальны ли эти существа.

– Будь ты проклят, они материальны, – сказал он, помолчав немного. – Когда кто-нибудь борется с ними, они твердые, но это чувство длится только момент. Эти существа полагаются на человеческий страх; поэтому, если человек борется с одним из них, как воин, существо теряет свое напряжение очень быстро, в то время как человек становится более сильным. Можно действительно поглотить силу духа.

– Какой это вид напряжения? – спросил я.

– Сила. Когда касаешься их, они вибрируют, как будто они готовы разорвать на части. Но это только видимость. Напряжение кончается, когда человек удерживает свою хватку.

– Что происходит, когда они теряют свое напряжение? Становятся ли они подобны воздуху?

– Нет, они просто становятся бессильными. Они, тем не менее, имеют материальность, однако. Но она не похожа ни на что, чего каждый когда-либо касался.

Позже, вечером, я сказал ему, что, возможно, то, что я видел предыдущей ночью, мог быть только мотылек. Он засмеялся и очень терпеливо объяснил, что мотыльки летают взад и вперед только вокруг электрических ламп, потому что лампа не сжигает их крыльев. Пламя, напротив, сжигает их сразу же, как только они подлетают близко к нему. Он также указал, что тень закрывала весь огонь. Когда он упомянул об этом, я вспомнил, что это была действительно очень большая тень и что она действительно закрыла огонь на мгновение. Однако это произошло так быстро, что я не придал особого значения этому, вспоминая об этом раньше.

Затем он указал, что искры были очень большие и летели слева. Я и сам это заметил. Я сказал, что, возможно, ветер дул в этом направлении. Дон Хуан ответил, что там совсем не было ветра. Это было верно. Вспоминая мое переживание, я мог вспомнить, что ночь была безветренной.

Другой вещью, которую я совершенно не заметил, был зеленоватый цвет пламени, который я обнаружил, когда дон Хуан показал мне сохранять взгляд на огне, после того, как тень первый раз пересекла поле моего зрения. Дон Хуан напомнил мне об этом. Он также возражал против того, чтобы я называл это тенью /призраком/. Он сказал, что она была круглой и более походила на пузырь.

Два дня спустя, 17 декабря 1969 года, дон Хуан очень небрежным тоном сказал, что я знал все подробности и необходимую технику для того, чтобы пойти в холмы самому и получить предмет силы – ловитель духов. Он побуждал меня отправиться одному и утверждал, что его общество только бы помешало мне.

Я был готов отправиться, когда он, казалось, передумал.

– Ты недостаточно силен, – сказал он. – Я пойду с тобой к подножью холмов.

Когда мы были в небольшой долине, где я видел олли, он изучил с расстояния местность, которую я назвал дырой в холмах, и сказал, что мы должны идти еще дальше на юг к дальним горам. Жилище олли было самой дальней точкой, которую мы могли видеть через дыру.

Я посмотрел на расположение, и все, что я мог различить, это голубоватую массу дальних гор. Он повел меня, однако, в юго-восточном направлении, и через несколько часов ходьбы мы достигли точки, которая, как он сказал, была «достаточно глубокой» в местопребывании олли.

Мы остановились поздно после полудня. Мы сели на камни. Я устал и был голоден; все, что я ел в течение дня, было несколько лепешек и вода. Дон Хуан совершенно внезапно встал, посмотрел на небо и велел мне повелительным тоном выбрать направление, которое было лучшим для меня и убедиться, что я мог вспомнить точку, где мы были в этот момент, чтобы я мог вернуться туда, когда я закончу. Он сказал вновь уверенно, что он будет ждать меня, даже если это займет все мое время.

Я спросил очень тревожно, верил ли он, что дело по добыче ловителя духов могло бы отнять много времени.

– Кто знает? – сказал он, таинственно улыбнувшись.

Я пошел к юго-востоку, обернувшись пару раз, чтобы посмотреть на дона Хуана. Он очень медленно шел в противоположном направлении. Я взобрался на вершину большого холма и посмотрел на дона Хуана еще раз; он был в добрых двухстах ярдах от меня. Он не оборачивался и не смотрел на меня. Я сбежал к подножью в небольшую чашеобразную впадину между холмами и внезапно обнаружил себя одного. Я сел на некоторое время и начал удивляться тому, что я делал здесь. Я почувствовал нелепость поиска ловителя духов. Я взбежал назад на вершину холма, чтобы получше разглядеть дона Хуана, но я не мог увидеть его нигде. Я побежал к подножью, в направлении, где я последний раз видел его. Я хотел прекратить все дело и уехать домой. Я чувствовал себя совершенно оцепеневшим и уставшим.

– Дон Хуан! – кричал я снова и снова.

Его нигде не было видно. Я снова взбежал на вершину другого высокого холма; я не увидел его и оттуда также. Я бегал везде, высматривая его, но он исчез. Я вернулся и пришел назад к первоначальному месту, где он оставил меня. У меня была нелепая уверенность, что я найду его сидящим там и смеющимся над моей непоследовательностью.

– В какой ад я попал?

Я знал тогда, что не было способа остановить все то, что я делал там. Я действительно не знал, как вернуться к моей машине. Дон Хуан много раз изменял направление, а основной ориентации на четыре точки было недостаточно. Я испугался, что заблужусь в горах. Я сел, и в первый раз в своей жизни я имел необычное чувство, что действительно не было пути вернуться к исходной точке отправления. Дон Хуан говорил, что я всегда настаивал на отправной точке, которую я называл началом, тогда как в действительности начала не существует. И там, среди этих гор, я почувствовал, что я понял то, что он имел в виду. Это было так, как будто исходная точка всегда была мной самим, как будто дона Хуана никогда в действительности не было там; и когда я высматривал его, он стал тем, чем он в действительности был – маленьким образом, который исчез за холмом.

Я услышал тихий шелест листьев, и необычный аромат окружил меня. Я почувствовал ветер давлением на мои глаза, подобно осторожному жужжанию. Солнце собиралось скрыться за плотными тучами над горизонтом, которые выглядели подобно густо окрашенной оранжевой стае, когда оно исчезало за тяжелым покровом низких туч; момент спустя, оно появилось снова, как темно-красный шар, плывущий в дымке. Оно, казалось, боролось некоторое время, чтобы войти в клочок голубого неба, но тучи как будто не давали солнцу времени, а затем оранжевая стая и темные силуэты гор, казалось, поглотили его.

Я лег на спину. Мир вокруг меня был таким спокойным, таким безмятежным, но, в то же самое время, таким чуждым, что я почувствовал себя подавленным. Я не хотел плакать, но слезы покатились сами.

Я оставался в этом положении несколько часов. Я был почти неспособен встать. Камни подо мной были твердыми, и прямо там, где я лежал, была редкая растительность, в контраст с сочными зелеными кустами везде вокруг. Оттуда, где я был, я мог видеть верхушки высоких деревьев на восточных холмах.

Наконец, стало совершенно темно. Я почувствовал себя лучше; в действительности, я чувствовал себя почти счастливым. Для меня полутьма была намного более поучительной и защищающей, чем безжалостный дневной свет.

Я встал, влез на вершину небольшого холма и начал повторять движения, которым дон Хуан научил меня. Я пробегал к востоку семь раз, и только тогда я заметил изменение температуры в моей руке. Я развел огонь и стал внимательно наблюдать, как советовал дон Хуан, рассматривая каждую деталь. Прошли часы, и я начал чувствовать себя очень уставшим и замерзшим. Я собрал целую кучу сухих веток; я поддерживал огонь и подвинулся к нему ближе. Бодрствование было таким усердным и таким напряженным, что оно изнурило меня, и я начал клевать носом. Я дважды засыпал и просыпался только тогда, когда моя голова качалась в сторону. Я был таким сонным, что не мог больше наблюдать за огнем. Я попил воды и даже побрызгал ею на лицо, чтобы не спать. Мне удалось побороть мою сонливость только на короткое время. Я стал каким-то унылым и раздраженным; я чувствовал себя крайне беспомощным существом там, и это вызвало во мне ощущение иррационального расстройства и уныния. Я был усталым, голодным, сонным и нелепо раздраженным самим собой. Наконец, я отказался бороться со сном. Я добавил побольше сухих веток в костер и лег спать. Погоня за олли и ловителем духов была в этот момент наиболее нелепым и чуждым стремлением. Я был таким сонным, что не мог даже думать или разговаривать с собой. Я заснул.

Внезапно я был разбужен громким треском. Казалось, что шум, чем бы он ни был, раздался как раз над моим левым ухом, так как я лежал на правом боку. Я сел, совершенно проснувшись. Мое левое ухо гудело и было оглушено близостью и силой звука.

Я, должно быть, спал только короткое время, судя по количеству сухих веток, которые все еще горели в костре. Я не слышал никаких других шумов, но оставался настороженным и поддерживал огонь.

В моем уме промелькнула мысль, что, возможно, меня разбудил дальний выстрел; возможно, кто-то рядом следил за мной и выстрелил в меня. Эта мысль стала очень мучительной и вызвала поток рациональных страхов. Я был уверен, что какие-то люди владели этой землей, и, если это было так, они могли принять меня за вора и убить меня, или они могли убить меня, чтобы ограбить, не зная, что у меня нет ничего. Я переживал момент ужасного беспокойства за свою безопасность. Я почувствовал напряжение в своих плечах и шее. Я подвигал головой вверх и вниз: кости моей шеи производили трескающий звук. Я все еще смотрел в огонь, но не видел ничего необычного в нем и не слышал больше никаких шумов.

После того, как я немного расслабился, мне пришло на ум, что, возможно, причиной всего был дон Хуан. Я быстро стал убежден, что это так и было. Эта мысль заставила меня рассмеяться. У меня возник новый поток рациональных мыслей заключений, на этот раз веселых. Я подумал, что дон Хуан, должно быть, подозревал, что я мог передумать относительно того, чтобы остаться в горах, или он, должно быть, видел, что я бегал следом за ним, и спрятался в скрытой пещере или за кустом. Затем он последовал за мной и, заметив, что я заснул, разбудил меня треском ветки около моего уха. Я добавил еще веток в огонь и начал осматриваться вокруг как бы случайно и незаметно, чтобы увидеть, не могу ли я заметить его, даже хотя я знал, что, если он скрывался поблизости, я не смог бы обнаружить его.

Все было совершенно спокойно: сверчки, ветер, объезжающий деревья на склонах холмов, окружающих меня, тихий, потрескивающий звук веток, охваченных огнем. Искры летели вокруг, но это были только обычные искры.

Внезапно я услышал громкий шум от ветки, сломанной пополам. Звук исходил слева от меня. Я затаил дыхание, так как я слушал с предельным вниманием. Мгновение спустя я услышал треск другой ветки справа от меня.

Затем я услышал слабый, отдаленный звук ломаемых веток, как будто кто-то шагал по ним и ломал их. Звуки были обильные и полные, они были отчетливые. Они также, казалось, приближались ко мне. У меня была очень замедленная реакция, и я не знал, слушать ли мне или вставать. Я обдумывал, что делать, когда внезапно звуки ломающихся веток стали везде вокруг меня. Я был поглощен ими так быстро, что едва успел вскочить на ноги и закидать костер.

Я побежал вниз по склону в темноту. В моем уме промелькнула мысль, когда я бежал сквозь кусты, что там не было ровного места. Я бежал и пытался предохранить мои глаза от веток. Я пробежал полпути вниз к подножью холма, когда почувствовал что-то позади меня, что почти касалось меня. Это была не ветка; это было что-то, что я интуитивно чувствовал, и что догоняло меня. Осознание этого заставило меня похолодеть. Я скинул свою куртку, скатал ее в узел к животу, поджал ноги и закрыл глаза руками, как предписывал дон Хуан. Я замер в этом положении на короткое время, когда понял, что все вокруг меня было безжизненно тихо. Не было никаких звуков. Я чрезвычайно встревожился. Мускулы моего живота сокращались и дрожали в судорогах. Затем я услышал другой треснувший звук. Он, казалось, пришел издалека, но он был совершенно ясным и отчетливым. Он случился еще раз, ближе ко мне. Наступил момент тишины, а затем что-то взорвалось как раз над моей головой. Неожиданность этого шума заставила меня невольно вздрогнуть, и я почти опрокинулся на спину. Это был определенно звук ветки, сломанной пополам. Звук раздался так близко, что я слышал шелест листьев на ветке, когда она лопалась.

Затем последовал град ломающихся взрывов; ветки лопались с большой силой везде вокруг меня. В этот момент у меня была несоответствующая реакция на это необыкновенное явление: вместо того, чтобы ужаснуться, я засмеялся. Я искренне подумал, что я нашел причину происходящего. Я был убежден, что дон Хуан снова шутил надо мной. Ряд логических заключений закрепил мою уверенность; я почувствовал приподнятое настроение. Я был уверен, что я мог схватить этого хитрого старого дона Хуана в следующей его хитрости. Он был около меня, ломая ветки, и знал, что я не отважусь поднять глаза; он был в безопасности и был волен делать то, что он хотел.

Я представил себе, что он был один в горах, так как я был с ним постоянно несколько дней. У него не было ни времени, ни возможности вовлечь каких-нибудь сотрудников. Если он прятался, как я думал, он прятался один, и, логически, он мог производить только ограниченное количество шумов. Так как он был один, шумы должны были происходить в линейной последовательности во времени, то есть одновременно один, или, самое большее, два или три одновременно. Кроме того, разнообразие шумов также должно было быть ограничено механикой одного человека. Я был абсолютно уверен, так как я оставался прижатым к земле и спокойным, что все испытание было игрой и что единственный способ выйти победителем из этого – эмоционально удалить себя из этого. Я положительно наслаждался этим. Я поймал себя на том, что радовался мысли, что я мог предвидеть следующее движение моего противника. Я старался представить себе, что бы следующее сделал я на месте дона Хуана.

Звук чего-то чмокающего вытряхнул меня из моего ментального упражнения. Я напряженно прислушался; звук повторялся снова и снова; я не мог определить, что это такое. Он звучал, как будто какое-то животное хлюпало воду. Он раздался снова очень близко. Этот раздражающий звук напоминал мне хлюпающий звук изо рта юной девушки, жующей резинку. Я был удивлен, как дон Хуан мог производить такой звук, когда звук повторился снова, придя справа. Сначала был единственный звук, а затем я услышал ряд хлюпающих, шлепающих звуков, как будто кто-то ходил по грязи. Шумы прекратились на момент, а затем раздались еще раз очень близко слева, возможно, только в десяти футах от меня. Это был почти ощущаемый, раздражающий звук шагов, шлепающих по глубокой грязи. Теперь звук был такой, как будто кто-то тяжелый бегал рысью в сапогах по грязи. Я удивился богатству звуков. Я не мог представить себе какого-либо примитивного изобретения, которое я сам мог бы использовать, чтобы производить такой звук. Я услышал новый ряд бегающих, хлюпающих звуков у себя за спиной, а затем они раздались все сразу, со всех сторон. Кто-то, казалось, ходил, бегал, носился по грязи вокруг меня.

Логическое сомнение пришло мне на ум. Если все это производил дон Хуан, он должен был бегать кругами с невероятной скоростью. Быстрота звуков делала эту альтернативу невозможной. Тогда я подумал, что дон Хуан должен был иметь сообщников, в конце концов. Я хотел вывести предположение, кем могли быть его сообщники, но интенсивность звуков захватила все мое внимание. В действительности, я не мог думать ясно, однако, я не был испуган; я, возможно, был только ошеломлен необычным свойством звуков. Хлюпанья действительно вибрировали. Фактически, их странные вибрации, казалось, были направлены в мой живот, или, возможно, я воспринимал их вибрации нижней частью своего живота.

Это осознание повлекло за собой немедленную потерю моего чувства объективности и равнодушия. Звуки нападали на мой живот! У меня возник вопрос: «что, если это не дон Хуан?» – испугался я. Я напряг мускулы живота и плотно подогнул бедра к узлу моей куртки.

Звуки возросли по числу и скорости, как будто они знали, что я потерял свою уверенность; их вибрации были такими интенсивными, что меня тошнило. Я боролся с чувством тошноты. Я перевел дух и начал петь мои пейотные песни. Меня стошнило, и хлюпающие звуки сразу же прекратились; звуки сверчков, ветра и дальний лай койотов наложились на все. Внезапный перерыв позволил мне передохнуть, и я пригляделся к себе. Только незадолго до этого я был в лучшем расположении духа, самонадеянный и в стороне; очевидно, я потерпел жалкую неудачу в оценке ситуации. Даже если у дона Хуана были сообщники, для них было механически невозможно произвести звуки, которые воздействовали на мой живот. Чтобы производить звуки такой интенсивности, им было бы необходимо приспособление за пределами их средств и их понимания. Очевидно, необыкновенное явление, которое я переживал, не было игрой и «еще одной шуткой дона Хуана» – эта теория была только моим примитивным объяснением.

У меня были судороги и неодолимое желание опрокинуться и протянуть ноги. Я решил передвинуться вправо для того, чтобы отвернуться от места, где меня стошнило. Мгновение спустя, когда я начал ползти, я услышал очень мягкий скрип прямо над моим левым ухом. Я застыл на месте. Скрип повторился с другой стороны моей головы. Это был единственный звук. Я подумал, что он походил на скрип двери. Я ждал, но не слышал больше ничего, поэтому я решил двинуться снова. Как только я начал передвигать осторожно свою голову вправо, я почти подпрыгнул. Поток скрипов поглотил меня сразу. Они были подобны иногда скрипу дверей, а в другой раз походили на писки крыс или морских свинок. Они не были громкими или сильными, но были очень мягкими и подкрадывающимися и вызывали мучительные спазмы тошноты во мне. Они прекратились, как и начались, убывая постепенно, пока я не мог слышать только один или два из них одновременно.

Затем я услышал что-то подобное крыльям большой птицы, пронесшейся над верхушками кустов. Оно, казалось, летало кругами над моей головой. Мягкие скрипы начали возрастать снова, и так же возрастало хлопанье крыльев. Над моей головой, казалось, было что-то, подобное стае гигантских птиц, махавших своими мягкими крыльями. Оба звука слились, производя охватывающую волну вокруг меня. Я почувствовал, что плавал, взвешенный в огромной волнообразной пульсации. Скрипы и хлопанье были такими плавными, что я мог чувствовать их всем телом. Хлопанье крыльев стаи птиц, казалось, подтягивало меня вверх, в то время как писки крыс, казалось, толкали меня снизу и вокруг моего тела.

Я уже не сомневался, что, благодаря своей неуместной глупости, я спустил с привязи что-то ужасное на себя. Я стиснул зубы и, глубоко вздохнув, запел пейотные песни.

Звуки продолжались очень долгое время, и я сопротивлялся им со всей своей силой. Когда они умолкли, снова наступила «тишина», такая, какой я привык воспринимать тишину, то есть я мог обнаружить только естественные звуки насекомых и ветра. Это время тишины было для меня более вредным, чем время шумов. Я начал думать и оценивать мое положение, и мое обдумывание бросило меня в панику. Я знал, что я погиб; у меня не было ни знания, ни выносливости, чтобы отразить то, что приставало ко мне. Я был совершенно беспомощен, припав к земле над своей собственной рвотой. Я подумал, что пришел конец моей жизни, и заплакал. Я хотел подумать о своей жизни, но не знал, с чего начать. Ничто из того, что я делал в своей жизни, не было в действительности достойно этого последнего конечного выражения, поэтому мне не о чем было думать. Это было острое осознание. Я изменился с тех пор, как последний раз переживал подобный испуг. На этот раз я был более пустой. Я имел меньше личных чувств, чтобы унести с собой.

Я спросил себя, что сделал бы воин в подобном положении, и пришел к различным заключениям. Что-то чрезвычайно важное было вокруг моей пупочной области; в звуках было что-то сверхъестественное – они были нацелены на мой живот; и мысль, что дон Хуан обманывал меня, была совершенно несостоятельна.

Мускулы моего живота были очень напряжены, хотя у меня не было больше никаких судорог. Я продолжал петь и глубоко дышать, и почувствовал успокаивающее тепло, заполняющее все мое тело. Мне стало ясно, что, если я собираюсь выжить, я должен продолжать так, как меня учил дон Хуан. Я повторил его инструкции в уме. Я помнил точную точку, где солнце скрылось за горами в отношении к холму, где я был, и к месту, где я упал на землю. Я переориентировался и, когда я убедился, что моя оценка основных точек была правильной, начал менять свое положение, чтобы моя голова указывала в новом, «лучшем» направлении, на юго-восток. Я медленно начал передвигать свои ноги влево, дюйм за дюймом, пока я не подогнул их в икрам. Затем я начал выравнивать свое тело ногами, но как только я начал переползать горизонтально, я почувствовал необычный толчок; у меня было действительно физическое ощущение какого-то прикосновения к незакрытой поверхности задней стороны моей шеи. Это случилось так быстро, что я невольно вскрикнул и снова замер. Я напряг мускулы моего живота и начал глубоко дышать, и запел мои пейотные песни. Мгновение спустя я еще раз почувствовал такой же легкий удар по своей шее. Я съежился. Моя шея не была закрыта, и я не мог ничего сделать, чтобы защитить себя. По мне снова постучали. Моей шеи касался очень мягкий, почти шелковистый предмет, подобно меховой лапке громадного кролика. Он коснулся меня снова, а затем он начал пересекать мою шею взад и вперед до тех пор, пока у меня не выступили слезы. Это было так, как будто стадо молчаливых, мягких, невесомых кенгуру ступали ногами по моей шее. Я мог узнать мягкий большой палец их лап, когда они нежно ступали по мне. Это вовсе не было болезненным ощущением, но, тем не менее, это раздражало. Я знал, что, если я не займусь каким-нибудь делом, я сойду с ума, вскочу и побегу. Поэтому я медленно начал снова маневрировать своим телом в новое положение. Моя попытка двинуться, казалось, усилила похлопывание по моей шее. Оно, наконец, достигло такого бешенства, что я дернулся всем своим телом и сразу выровнял его в новом направлении. У меня не было никакой мысли относительно результата моего действия. Я просто действовал, чтобы защититься от полного буйного сумасшествия.

Как только я изменил направление, похлопывание по моей шее прекратилось. После долгой, мучительной паузы я услышал ломающиеся в отдалении ветки. Шум не приближался. Он как будто отступал в другое положение далеко от меня. Звук трескавшихся веток через мгновение слился со звуком сорванных, шелестевших листьев, как будто сильный ветер пронесся по всему холму. Все кусты вокруг меня, казалось, затрепетали, однако, ветра не было. Шелестящий звук и треск веток вызвал во мне чувство, что весь холм был в огне. Мое тело было твердым, как камень. Я сильно вспотел. Я начал чувствовать себя все теплее и теплее. В этот момент я был совершенно убежден, что холм горел. Я не вскочил и не побежал, потому что я так оцепенел, что был парализован; фактически, я не мог даже открыть глаза. Все, что имело значение для меня в этот момент, это вскочить и убежать от огня. У меня в животе были ужасные спазмы, которые начали отрезать мне поглощение воздуха. Мне стало очень трудно дышать. После долгой борьбы я был способен снова глубоко дышать и мог также заметить, что шелест утих; был только время от времени потрескивающий звук. Звук ломающихся веток становился все более и более отдаленным и спорадическим, пока совершенно не прекратился.

Я мог открыть глаза. Я посмотрел сквозь полуоткрытые веки на землю перед собой. Был уже рассвет. Я долгое время ждал, не двигаясь, а затем начал вытягивать свое тело. Я перекатился на спину. На востоке над холмами было солнце. У меня заняло часы выпрямить ноги и потащиться вниз по склону. Я пошел к месту, где дон Хуан покинул меня, которое было, возможно, только в миле; к полудню я был только на опушке леса, все еще в доброй четверти мили от него.

Я не мог больше идти, но не по какой-нибудь причине. Я подумал о горных львах и попытался взобраться на дерево, но мои руки не могли удержать мой вес. Я прислонился к скале и примирился с мыслью умереть здесь. Я был убежден, что стану пищей для горных львов или других хищников. У меня не было силы даже бросить камень. Я не был голоден и не хотел пить. Около полудня я нашел маленький ручеек и выпил много воды, но вода не помогла мне восстановить силы. Так как я сидел там в совершенной беспомощности, я чувствовал себя больше подавленным, чем испуганным. Я был таким уставшим, что не заботился о своей судьбе и заснул.

Дата добавления: 2014-11-06