I. Реставрация египетских храмов 2 страница

Карнакская катастрофа поставила ребром спорный для египтологов вопрос: следует ли отстраивать древний памятник, если он обрушится? Ответ требовался безотлагательный: предоставить ли гипостиль своей судьбе или же доискаться причин разрушения и без малейшего промедления принять меры?

Масперо пришлось взять на себя ответственность за столь важное решение. Его глубокое знание египетских памятников, приобретенное за время предыдущего управления, его решительность и готовность приниматься за самые трудные задачи научного или практического свойства, которую дает светлый ум и большая опытность, привели к быстрому разрешению вопроса: нельзя допустить рухнуть здание, не истощившее своих сил противодействия, неповрежденные части которого распадались в силу изменения, с течением веков, условий существования и прочности.

Рис. 4. Карнак. Вид после землетрясения 1899 г.

Через две недели после катастрофы в Карнак прибыла комиссия специалистов, обсудила на месте вопрос и составила 28 октября доклад о необходимых работах и приблизительную смету расходов. 11 декабря Легрен оборудовал мастерские и склады и, запасшись инструкциями Масперо, без шума предпринял одну из самых опасных и самых серьезных работ, какие выпадают на долю археолога.

Слабым местом гигантского сооружения фараонов было несовершенство фундамента. Если работы производились не на скалистом грунте пустыни, зодчие нигде не могли опустить подземные работы на достаточную глубину, чтобы не встретить более или менее жидкой грязи на уровне просачивания Нила; поэтому они ограничивались удалением верхнего слоя почвы и устанавливали свой фундамент прямо на земле. В гипостиле Карнака подкоп достигал около 2 м глубины; там, на пластах наносной породы, смешанной с песком, соорудили небольшие каменные устои из крупных обломков песчаника, неровных, плохо обтесанных, сложенных в неправильные ложа. Добрая часть этих камней принадлежала первоначально одному зданию, построенному царем‑еретиком, Аменхотепом IV, и благочестиво разрушенному его правоверными наследниками.* Иногда вместо валунов попадаются простые затычки из земли, осколков камня и черепков посуды. Заметим, что на этих устоях, «бывших скорее каменными сваями, чем настоящим фундаментом», устанавливались колонны, общий вес которых достигал 226 тонн. Нередко диаметр этих устоев меньше основания колонны, что в особенности неблагоприятно для устойчивости таких масс. Наконец, единственным скреплением устоев, поддерживавших колонны, являлась насыпь из гравия и земли, покрытая очень тонким слоем плит. Тут сказалось явное незнание, небрежность или злоупотребление со стороны строителей гипостиля.

Этим столь недолговечным фундаментам угрожали две причины разрушения: себах и разлив Нила. «Первоначально гипостиль был необитаем, и опасаться действия селитры было нечего. Но с началом христианской эры жилища становились в нем все многочисленнее, и громадные залежи себаха и всякого рода отбросов, которые пришлось извлекать, чтобы добраться до одной части старинного пола, показывают, какое это имело значение. Слой их достигал более чем 1 м 80 см в толщину. Пагубное влияние селитряной земли во сто крат усилилось медленным вековым повышением нильского дна. Если вычисления, сделанные Гран‑пашою и Вантр‑пашою, точны, среднее повышение речного дна путем наноса горных пород доходит до 96 мм в столетие. А основание гипостиля возвышалось всего лишь на 33 см над уровнем разлива; через каких‑нибудь двести лет после постройки вода уже просачивалась до фундамента зала; 13 веков спустя, т. е. около 600 г. н. э., вода в пору наводнения поднялась выше уровня зала и нашла землю, уже обильную селитрой.» Вывод отсюда – селитра, получившаяся из растворенного себаха, в течение тринадцати столетий переносилась водой с места на место, и глыбы очень пористого песчаника выветривались до высоты, которая в настоящее время колеблется в момент разлива между 2–3 м над уровнем почвы.[29]

Против повышения уровня Нила и вторжения воды в храм Попечительство о древностях безоружно; все же остальные причины разрушения побороть возможно, и вот какой план был выработан для спасения Карнака, а при случае и других храмов, которые бы очутились в подобных же условиях непрочного существования: во‑первых, удаление себаха; во‑вторых, разборка по пластам колонн разбитых, пошатнувшихся или подозрительных; в‑третьих, полная переделка фундаментов и восстановление колонн; в‑четвертых, умеренное орошение в пору разлива с целью промыть почву, пропитанную селитрой.

Этот план кампании, очень простой, представлял громадные трудности для своего выполнения в Карнаке; дело шло о его применении к северной части гипостиля, где со времени обвала одиннадцати колонн земля была усеяна сегментами, капителями, абаками и архитравами, вес которых колебался между 5 и 40 тоннами. Эти крайне тяжелые работы должны были производиться под угрозой внезапного обвала уцелевших колонн – многие из них находились в неустойчивом равновесии или очень угрожающем состоянии расшатанности. Необходимо было, чтобы точные и ясные инструкции Масперо применялись к делу человеком энергичным, который при случае сумел бы взять на себя инициативу удачных и смелых действий и знал сильные и слабые стороны Карнака. Этими качествами в высокой степени обладал Жорж Легрен, состоявший при работах в Карнаке с 1895 г.; благодаря ему задача отстройки Карнака разрешена в настоящее время в самых трудных своих частях.

Работы начались в декабре 1899 г. К концу первой кампании, в 1900 г., было разобрано по сегментам пять колонн, расшатанных падением соседних; вторая кампания была посвящена расчистке одиннадцати рухнувших колонн и удалению себаха. Земля была свободна от обломков; можно было обнажить фундамент; его камни оказались здоровы и не пропитаны селитрой. Следовательно, главной причиной обвала было несовершенство кладки фундамента, а не порча камня от действия воды. Установив это, Масперо дал предписание относительно способа отстройки. Под каждым рядом колонн нужно было прорыть траншею шире основания колонны и первоначальной глубины (2 м 15 см); этот ров надлежало заполнить бетоном в металлической обшивке и на нем восстановить колонны; каждая колонна одного ряда соединится с соответствующей колонной соседнего бетонной связью, которая скрепит новый фундамент со старым. План был немедленно приведен в исполнение. 12 апреля 1902 года лорд Кромер заложил первый камень нового фундамента, а в 1903 г. одиннадцать рухнувших колонн были возведены на высоту шести метров. Камни, разъеденные себахом под землей или разбитые падением, клались на места, подвергнувшись следующему лечению: цементной штукатуркой, а иногда и большими обломками песчаника покрывались пробоины, заделывались отверстия, причем те части, на которых были рельефы или надписи, выступали на один сантиметр над новой облицовкой. «Таким путем сохранялась соответственная архитектурная форма, дозволяя отличить древнее от современного.»

Летом 1903 г. новый фундамент подвергся испытанию водой; он вышел из него победителем, и в 1904 г. Легрен мог водворить по местам верхние части, стволы колонн, капители и абаки. Но тут представилось серьезное затруднение. Необходимо было скрепить и наверху отстроенные колонны, которые снизу держались новым фундаментом. Между тем, потолка не существовало уже целые века; уцелевшие архитравы поломались при падении или пришли в полную негодность. Как заменить их? Сначала предполагалось устроить целую сеть железных скреп или хомутов, надетых на шею колонны пониже капители. Масперо удалось отстранить этот безвкусный проект: обручи заменили железными брусьями, переброшенными с капители на капитель и скрытыми оболочкой из цемента и бетона, которой дадут форму античных архитравов. «Это скрепление распространится на все колонны гипостиля, а может быть, сочтут желательным восстановить и плоскую крышу, некогда покрывавшую весь зал.» Постановка на места капителей и восстановление архитравов заняла зимы 1905–1906 гг.; в марте месяце последнего года я имел возможность быть свидетелем этих интересных работ. В настоящее время следы разрушения, причиненного катастрофой 1899 г., изглажены; остается оградить другие части здания от повторения подобного случая. Задача, несомненно, нелегкая, но это не более как вопрос терпения и денег: метод работы создан, опыты сделаны, результаты убедительны.*

Однако же этот метод – кстати сказать, один из любопытнейших результатов предпринятых работ, – стал удобоприменимым и осуществимым на деле только после того, как Легрен изучил и вновь применил приемы стройки египетских зодчих. Удаление сегментов рухнувших колонн хотя и представляло большие трудности, все же оно носило характер обычных работ. Напротив того, когда пришлось сносить колонны, оставшиеся на местах, и спускать с высоты 20 метров на землю массы в 50 тонн, архитекторы и археологи стали в тупик. Следовало ли соорудить помост, который был бы вторым гипостилем из дерева, и установить на его потолке тали достаточной силы, чтобы расснастить и оснастить корабль фараонов? Дело было признано невозможным как из‑за расходов, так и по недостатку материалов, рабочих и времени, которого нельзя было терять. Легрену, изучившему Карнак до малейшего камня, стоило только порыться в памяти, чтобы понять, каким образом древние египтяне разрешили подобную задачу с обратной целью, не разрушения храма, а его сооружения, не для спуска архитравов, а для их подъема.

Рис. 5. Карнак. Древняя насыпь, служившая лесами при постройке

Войдя в большой двор Карнака, вы не преминете заметить в северо‑западном его углу земляные откосы, подпертые кирпичными стенками; они тянутся по бокам пилонов и скрывают колонны портика до капители (рис. 5). Колонны и пилоны остались недостроенными, и откосы эти не что иное, как строительные леса.[30]Итак, способ египтян заключался в том, что они повышали уровень земли, куда подвозился материал, благодаря чему кладка его не представляла уже затруднений. Насыпи поднимались одновременно с колоннами и стенами; когда гипостиль крылся плитами потолка, он оказывался доверху заполненным землей, благодаря чему рабочие укладывали плиты кровли и архитравы так, точно они работали на высоте человеческого роста на естественном уровне земли.

Остается объяснить, каким образом тяжелые камни доставлялись на растущую насыпь. Из того, что осталось еще в Карнаке на месте, мы усматриваем, что египтяне применяли два способа. Когда места было достаточно для расширения насыпи, они делали откос очень отлогим, и глыбы, положенные на валы, вкатывались могучими руками сотен рабочих. Барельеф одной могилы ХII династии в Эль‑Берше изображает этого рода работу; дело идет о подъеме монолитного колосса, размеры коего даны: 6 м 50 см высоты. Статую, помещенную на деревянные полозья, втаскивают четыре ряда рабочих по 43 человека в каждом; надсмотрщик отбивает такт, хлопая в ладоши, а помощник его поливает землю водой, чтобы ослабить трение и избежать нагревания деревянных частей.[31]Но иногда, по недостатку места, нельзя было развернуть на откосе такое количество людей или удлинить насыпь, чтобы сделать ее более покатой. В таких случаях вдоль стены здания строили лестницу, кирпичные ступени, на которых устанавливались деревянные подъемные машины; их употребление обнаружил Легрен. У египтян, как и у нас, был обычай пользоваться для торжества закладки первого камня здания роскошными инструментами, в уменьшенном размере, но точно воспроизводящими форму настоящих орудий; таковы наши золотые и серебряные молотки и лопаты. Мы храним их в музеях, египтяне же замуровывали их в фундамент, где мы их иногда и находим. В числе этих инструментов найдено «нечто вроде деревянной люльки из двух половин, состоящих из круглых сегментов», соединенных перемычками. (Представьте себе качающийся бювар, какие можно встретить у нас на любом письменном столе.) Аркой свода это быть не могло: «на некоторых экземплярах есть надписи, которые оказались бы опрокинутыми, если бы приборы изображали собой арку». Легрен, а за ним и Шуази доказали, что инструмент мог употребляться не иначе как в качестве волока или качающейся подъемной машины, управляемой посредством рычага; поочередные колебания позволяли поднимать нагруженную камнями машину по кирпичным лестницам, найденным в Карнаке. По Геродоту[32], египтяне V столетия рассказывали, что пирамиды были построены при помощи легких приборов, движущихся по лестнице, которая состояла из наложенных друг на друга камней. Весьма вероятно, что эти легкие орудия и есть «качающиеся подъемные машины» Легрена. Итак, вдоль насыпей, поднимавшихся постепенно до потолка гипостиля, мы должны представить себе ряд ступеней: большие глыбы поднимались по ним рычагами, а камни средних размеров – качающейся подъемной машиной. Легко понять, почему в Карнаке не осталось и следов употребления деревянных помостов при постройке зданий: египетские памятники сооружены при помощи откосов, которые свозились, едва закончилась работа, и подъемных машин, передвижных и небольших размеров, которые исчезли бесследно.

Рис. 6. Карнак. Разборка колонны

Когда Легрену пришлось приступить к спешной работе по перестройке, у него не было в распоряжении сильных машин; на то, чтобы выписать их из Европы, не хватало ни времени, ни денег. И вот, по примеру египтян, он устроил насыпи, подпертые кирпичными стенками, и на этом повышенном уровне установил имевшиеся детали. После бесконечных предосторожностей подъемные винты отделили расколотые архитравы, тали приподняли их и положили на волок; оттуда было уже сравнительно легко спустить их на землю, предоставляя им скользить по скату. На спуск одного архитрава в 30 тонн идет времени не более одного утра, я сам видел это в 1904 г. Когда колонны были снесены, нужно было срыть откос, прорыть фундамент, потом снова поднимать насыпь по мере роста колонн, водворенных по местам. Прошлой зимой я был свидетелем применения тех же самых приемов для отстройки капителей, какими пользовались в 1904 году для их разборки. Античный метод, подкрепленный современными машинами, помог, таким образом, действовать с должной быстротой, а главное, с экономией денег и наверняка (рис. 6 и 7).

Рис. 7. Карнак. Наклонная насыпь для разборки колонн

Это не значит, что Попечительство о древностях не умеет использовать данных современной науки и техники. Методы меняются сообразно состоянию зданий и вкусу археологов. Так, в Эдфу для выполнения задачи несколько иного характера Барсанти пренебрег древними приемами. Окружающая храм стена, с западной стороны, внушала самые живые опасения. Это гигантское сооружение из песчаника, около 20 метров высоты, тоже пошатнулось в своем основании; фундамент опускался в землю, а весь средний пояс выпадал, «выпячивался горбом», образуя весьма опасную выпуклость над коридором. Барсанти взял на себя неблагодарную задачу снести всю стену и положить ее горизонтально по окрестному пустырю, тщательно отметив по номерам и расположив по местам каждую отдельную глыбу. Странное зрелище представляли разложенные плашмя на земле мифологические сцены войн Хора против Сета, благодаря которым нет цены этим тщательно разложенным тысячам обломков. Восстановив фундамент, Барсанти камень за камнем поднял всю стену; он так ревностно оберегал эти куски, что ни один из них не пропал. Теперь создается такое впечатление, будто со времен Птолемеев никто не касался стены. Но это лишь начало: прошлой зимой был подведен фундамент под портик в западной части двора. Барсанти пренебрег способом фараонов и построил превосходные леса для поддержки плит потолка и архитравов и опоры для колонн.[33]

«Я никогда не мог без тайного ужаса, – писал Масперо в своем «Отчете» за 1905 г., – решаться на такие крупные операции, где малейшая небрежность со стороны руководителя работ может повлечь за собой целое бедствие. Однако в данном случае крайность была слишком велика, и я имел основания опасаться в непродолжительном времени обвала, подобного тому, который нанес такие повреждения гипостилю Карнака. Долгий опыт Барсанти, его хладнокровие, образцовая однородность подобранного им рабочего состава и полное его к нему доверие – все это для меня является твердой порукой того, что он с честью выдержит это испытание». Действительно, мне довелось увидать эти рискованные работы на пути к благополучному завершению без единого несчастного случая в апреле 1906 г. Достаточно провести несколько часов в Эдфу, чтобы понять, как много самоотверженности и смелой настойчивости нужно археологу, ведущему до конца эти трудные и опасные работы в полном одиночестве, без слова одобрения, разве что со стороны туристов, порой только докучных.

По завершении этих работ Барсанти и его товарищей призовут другие местности для новых неблагодарных трудов. Думают спасти святилище в Курне, расшатанное до самого основания; большие пилоны Карнака и храма Рамсеса, из треснувших стен которых высыпалась внутренняя насыпь – подобно начинке гигантского пирога с растрескавшейся коркой, – ожидают рабочих, которые, восстановив старинные откосы, водворили бы на место обвалившиеся камни. Какие неожиданные откровения готовят нам тексты и барельефы громадных восстановленных стен?

Из работ, произведенных в Луксоре, Карнаке, Эдфу и многих других местах, ясно видно руководящую идею нынешнего директора Попечительства о древностях: «посвятить все средства укреплению и систематической расчистке храмов и кладбищ». Общество предоставляет более счастливым частным предприятиям и ученым обществам заботу об увеличении числа египетских памятников путем новых раскопок, исключая, однако, те местности, где раскопки являются дополнением расчистки, как в Карнаке, Саккара; вне этого оно ограничивается сохранением древности, бывшим доныне в большом пренебрежении. Такой ученый, как Масперо, по общему признанию стоящий на первом месте в мире египтологов, может позволить себе отдаваться целиком задаче с виду самой незаметной и наименее завидной из всех, какие представляет Египет. Но эти чудеса терпения и методичности в самих себе таят награду нередко нежданной цены. Так, в Карнаке в силу простой необходимости пересыпать землю для устройства откоса Легрен попутно находит больше памятников, чем их было собрано с героических времен, когда Мариетт производил раскопки в Серапеуме. Из‑под земли или обломков выступают целые храмы: храм Рамсеса III, храм Птаха Фиванского, храм Осириса, Владыки Вечности; великолепные, до сих пор неведомые колонны, остатки Фив, воздвигнутые Сенусертом III, XII династии; законченное здание, построенное Аменхотепом I, впоследствии разрушенное по неизвестным причинам Тутмосом III, засыпанное землей, но настолько сохранившееся, что можно будет вновь отстроить его целиком;* наконец, на дне ямы, наполненной стоячей водой, просочившейся из Нила, лежит вход в тот чудесный тайник, откуда за два года, с 1903 по 1905, вышло 800 статуй всевозможных размеров и разных эпох, некоторые прекрасной работы и, большею частью, покрытые текстами крупного исторического значения, и более 15000 бронзовых предметов.[34]Раскопки не закончены, несмотря на то что они достигли 12 м в глубину; тайник продолжал давать еще этой зимой*… В Саккара расчистка от песка навела Куибелла на следы пирамид, возведенных царями династий гераклеопольских, до тех пор неизвестных; несколько севернее Барсанти уже два года очищает от песка роскошный гранитный памятник, который еще не открыл своей тайны, но кажется старейшим из всех зданий, известных доныне… Подобные находки вознаграждают за время, посвященное задаче неблагодарной, ответственной. Ими объясняется радость и терпение, с какими рабочие и инженеры, ремесленники и египтологи работают в настоящее время над открытием доисторической Саккара и неведомых Фив, которые выступают из своих развалин, чтобы, как во времена славы бога Амона, затмить сопернические города.

* * *

Дело Масперо и его энергичных сотрудников имеет значение, выходящее за пределы Нильской долины. Из этого практического урока археологи всех стран могут извлечь много пользы, хотя поглощенные работой ученые трудятся без шума, без рекламы и дают знать о себе лишь законченными делами. Нет ничего более спорного, чем вопрос о восстановлении античных зданий. Огульные решения тут не имеют места. Нужно считаться с состоянием большей или меньшей степени расшатанности памятников, их вероятной устойчивостью; особенно важно установить, сводится ли их значение к чисто художественной ценности, или же они важны для историка и археолога.

С точки зрения практической не подлежит сомнению, что предоставлять полуразрушенные здания самим себе гибельно для сохранности их частей. Когда есть возможность восстановить стену или колоннаду, пользуясь достаточным количеством древних камней, благоразумнее реставрировать. В этом отношении Масперо удалось воспользоваться исходными точками, опираясь на работы, которые велись в других местах. Отправленный правительством хедива в 1905 г. на археологический конгресс в Афинах, он использовал это назначение, чтобы изучить решение Грецией проблемы расчистки и поддержания античных памятников. «Я отправился, – пишет он, – в Дельфы, где Гомоль показал мне на месте приемы для достижения данной цели, потом в Олимпию, в район немецких раскопок. Вид этих двух местностей убедил меня в том, что мы были правы, удаляя обломки и отстраивая здания там, где это было возможно, пользуясь исключительно старым материалом. Обломки архитектурных и скульптурных памятников, предоставленные влияниям непогоды на местах нахождения, быстро истлевают, тогда как поставленные на первоначальные места, они крепнут и сохраняются. В Олимпии храмы или части их, которые могли бы продержаться еще долго, будучи реставрированы тотчас по нахождении, обречены на неминуемую гибель в весьма непродолжительном времени, благодаря тому что им предоставлено лежать на земле. И наоборот, сокровищница афинян и другие здания, реставрированные Гомолем в Дельфах, на долгие годы обезопашены от действия атмосферных влияний. Это заставило меня настойчивее следовать по намеченному пути и поднимать или дополнять памятники, материалы которых уцелели в достаточном количестве и с такими указаниями, что их можно с полной уверенностью водворять на места»[35].

И однако – говорить ли? – что‑то утрачивают реставрированные храмы – меланхолию запущенных развалин, влекущее очарование мертвых городов. В нашей жажде знания не налагаем ли мы кощунственную руку на трупы храмов? Дело ли это истинной цивилизации – препятствовать неизбежному разрушению того, что было великим и прекрасным и не будет таким больше никогда? Вернется ли былое величие гипостилю с его возведенными заново колоннами, где множество пятен свидетельствует об ударах времени, с его частью поддельными архитравами? И увидим ли мы жилище Амона, когда живописные трещины пилонов заменятся правильными линиями отстроенных стен? Истинные Фивы, разве это не Фивы развалин, где обитает смерть, а не реставрированный город, в котором все равно будет недоставать человеческой жизни.

Мучительные вопросы, которые с новой силой встают в уме каждый раз, когда видишь современную деятельность в схватке с тайной древних развалин. Я видел, как вдоль откоса спускался внушительный архитрав. Громадный камень был обвит пальмовыми листьями, украшен знаменами, чтобы заклясть злой рок; феллахи тянули канаты и громкими голосами отвечали на окрики надсмотрщика, который воззваниями к Аллаху делал их движения ритмическими. По мере того, как спускался камень, в воображении у меня возникала точно такая же картина, происходившая на этом же самом месте более чем три тысячи лет тому назад, когда доставленная из Сильсиле глыба поднималась по откосу таким же способом под звуки такого же пения. Камень и тогда почитался и украшался как священный; быть может, о нем говорилось то, что говорилось о многих других камнях и что мы читаем в каменоломнях Вади‑Хаммамата: «Чудо, происшедшее в то время… Когда рабочие спускались с горы, явилась чудесная газель: она шла впереди и вела наших людей, которые шли, устремив глаза на нее. Она ни разу не обернулась, пока не дошла до этого камня на величественной горе… Тогда она родила на этом камне на глазах у всего войска; ее зарезали, сожгли на камне вместе с ладаном, и глыба благополучно прибыла в Египет…»[36]

Теперь именем Магомета спускается и поднимается камень, покорный рукам неверных. Напрасно газель отдала свою жизнь, а дневные рабочие – свой труд. Дело, которому столько тысяч существ в течение столетий посвящали свою жизнь, утрачивает что‑то из своей тайны и высокохудожественного значения, когда инженеры и археологи изучают его слабые места, сносят и восстанавливают стены.

Но то, что совершается теперь в Египте, не есть дело кощунственного любопытства. Реставрация храмов – неизбежное зло для предотвращения более крупных бедствий. Задача не в том, чтобы доставить взорам банальное удовлетворение при виде непрерывных линий и вполне законченных зданий. Красота линий – не единственное достоинство египетских храмов: ее, быть может, было бы еще больше, если бы предоставить их своему облику умирания и если бы одни художники искали здесь поучения. Эти колонны, эти стены покрыты фигурами и текстами, единственными в истории мысли и человека; спасти эти обломки летописей, эти отрывки молитв и теогоний – значит сохранить человечеству его фамильные документы, его древнейшее умственное наследие. Вот почему нужно, необходимо отстраивать, восстанавливать колоннады и порталы. Пусть будут спокойны художники и чуткие души: священного камня касаются благочестивые руки.*

Дата добавления: 2014-11-20