Электронная библиотека научной литературы по гуманитарным 73 страница

Что требует от них заповедь христианского человеколюбия?

IV. Впрочем, даже тогда, когда справедливость в тесном смысле не нарушается, тем не менее может быть нарушена обязанность, состоящая в любви к ближним, которую предписывает христианская заповедь. Это случается, например, если оказывается, что такого рода захват добычи.приносит вред не всей совокупности врагов, не их государю, не тем, кто сам по себе заслуживает наказания, а преимущественно неповинным, причем в такой мере, что повергает их в величайшее бедствие, причинить которое и тем, кто обязан нам долгом в частном порядке, было бы крайне немилосердно. Коль скоро прибавить к этому, что такого рода захват добычи отнюдь не способствует ни прекращению войны, ни заметному уменьшению государственных средств неприятеля, то честному человеку, в особенности же христианину, должно казаться недостойным извлекать выгоду исключительно из временного бедствия3 (Сильвестр, на слово "война", 8, абз. 5).

Каким образом частная война сочетается с публичной войной?

V. Однако иногда случается, что в связи с публичной войной возникает война частная, кал, например, тогда, когда на кого-нибудь нападает неприятель и подвергаются опасности жизнь и имущество лица. В таком случае следует соблюдать то, что сказано в другом месте о мере дозволенного в самообороне (кн. II, гл. I).

Обычно публичная власть становится на сторону частного интереса, например, тогда, когда кто-нибудь, испытав великий ущерб со стороны неприятеля, приобретает право получить возмещение за понесенный ущерб из имущества неприятеля; право это должно определяться в соответствии с тем, что нами сказано выше о залогах (кн. III, гл. II).

Какую ответственность несут те, кто приносит вред неприятелю, не имея на то полномочия, - поясняется различными соображениями

VI. Если же какой-нибудь воин или кто-нибудь иной даже в справедливой войне подожжет неприятельские здания, опустошит поля и такого рода действиями причинит убытки не в силу приказа - добавь к тому: когда это не вызвано никакой необходимостью и отсутствует для этого законная причина, - то соответствующее лицо обязано возместить ущерб, как это правильно предписано богословами (Сильвестр, на слово "войнам, ч. 1). Однако не случайно я добавил то, что ими опущено, а именно - "когда отсутствует законная причина", ибо при наличии таковой лицо может быть ответственно перед, своим государством, чьи законы нарушены, но не перед неприятелем, которому оно не причинило никакого ущерба.

Не иначе ответил некий карфагенянин римлянам, требовавшим выдачи им Ганнибала: "Я полагаю, вопрос не в том, в частных или в публичных целях была предпринята осада Сагунта, но в том, была ли она законна или же незаконна. Нам же всецело принадлежит право допросить и наказать нашего согражданина, если он преступил наш приказ по своему произволу. У нас с вами остается один только спорный вопрос: было ли это разрешено договором?".

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ ХVIII

1 Смотри "Воспитание Кира" Ксенофонта.

2 Авидий Кассий следующим образом оправдывал свое суждение: "Могло случиться так, что была устроена засада", по словам Вулькация.

3 В этом Плутарх обвиняет Красса: "Большую часть своих имуществ он награбил огнем и мечом, извлекая наибольшие выгоды из общественных бедствий".

Глава XIX

О ДОБРОСОВЕСТНОСТИ МЕЖДУ ВРАГАМИ

I. Добросовестность обязательна по отношению к любым врагам

II. Опровержение мнения, отрицающего обязанность соблюдения добросовестности по отношению к разбойникам и тиранам

III. Опровержение довода, исходящего из факта, что последние заслуживают наказания, и доказательство того, что здесь упускаются из вида те случаи, когда с таковыми вступают в сделку

IV. Не служит препятствием то обстоятельство, что обещание вынуждено угрозой, если лично для того, кто дает обещание, не было опасности

V. Или если принесена клятва, хотя нарушение по отношению к разбойнику чего либо, касающегося людей, не влечет наказания.

VI. То же соображение в применении к восставшим подданным.

VII. Особливое затруднение касательно обещаний данных подданным, проистекающее из верховной собственности

VIII. Примеры скрепления такого рода обещаний клятвой, приносимой государством.

IX. Случай, если третье лицо, которому дано обещание, вмешается в дело.

X. Как происходит изменение государственного строя?

XI. Угроза не создает основания для законного возражения против торжественной войны в силу права народов.

XII. Что должно понимать под угрозой, признаваемой правом народов?

XIII. Должно соблюдать добросовестность и по отношению к вероломным.

XIV. Не должно ее соблюдать. если отпадает условие;

это имеет место, когда другая сторона не соблюдает в своей части договоров.

XV. И когда предлагается справедливое возмещение

XVI. Хотя бы в силу иного договора

XVII. Добросовестность можно не соблюдать вследствие причинения ущерба.

XVIII. Равным образом - в виде наказания

XIX. Как сказанное проявляется в войне?

Добросовестность обязательна по отношению к любым врагам

I. 1. Мы уже сказали, что именно и в какой мере следует соблюдать в войне прямо и непосредственно или в силу предшествующего обещания. Разрешив первую часть поставленного вопроса, мы должны обратиться к его второй части, то есть к взаимной добросовестности враждебных сторон.

Существует отличное изречение римского консула Силия Италика (кн. XXV):

Тот наилучший

В воинстве есть кто верность блюдет неизменно

Средь испытаний войны1.

Ксенофонт в речи "Об Агесилае" говорит: "Такова столь похвальная вещь во всех людях, но особенно в полководцах, а именно - соблюдение и молва о соблюдении ими добросовестности" Аристид в четвертой речи "О Левктрах" заявляет: "В соблюдении мирных и прочих публичных соглашений распознается тот, кто радеет о справедливости". И ведь правильно сказал Цицерон в книге "О границах добра и зла", что нет никого. кто не одобрял бы и не восхвалял бы состояния души, в силу которого не только ради какой-либо пользы, но даже вопреки пользе соблюдается добросовестность.

2. Взаимное доверие в делах государственных, как отмечается у Квинтилиана-отца, приводит к перемирию между воюющими врагами, охраняет права сдавшихся городов. У того же автора в другом месте читаем: "Добрая совесть есть высшая связь в человеческих делах; священна заслуга добросовестности между врагами". Так же точно и Амвросий пишет: "Итак, ясно, что даже в войне следует соблюдать добросовестность и справедливость" (кн. II, гл. 29). Августин говорит2: "Когда дается обещание о добросовестности, его нужно блюсти даже в отношении врага, против которого ведется война" ("Письма", CCV, "К Бонифацию").

Ведь враги не перестают быть людьми. А все люди, достигшие разумного состояния, способны приобретать права в силу обещания. Камилл у Тита Ливия заявляет, что у него с фалисками имеется такой союз, который породила природа.

3. На основе соединения разума и речи возникает связывающая сила обещания, о которой мы говорим. И нельзя заключить, что так как мы в согласии с мнением многих указали выше на дозволенность и ненаказуемость обмана в отношении врага, то это же самое может относиться также к данному обещанию о добросовестности. Ибо обязательство говорить правду вытекает из причины, предшествующей войне, и некоторым образом случайно может быть уничтожено войною; но обещание само по себе сообщает новое право. Аристотель усматривает подобное различие, рассуждая о правдивости: "Мы говорим не о тех кто правдив в соглашениях и в том, что относится к справедливости и несправедливости, ибо то и другое зависит от иной добродетели" ("Этика Никомаха", кн. IV, гл. 19).

4. Павсаний так характеризует Филиппа Македонского "Никто не назовет его отличным полководцем, поскольку он усвоил обычай пренебрегать клятвой, нарушать соглашения по любому случаю более, чем все другие люди". Валерий Максим говорит о Ганнибале: "Объявив войну римскому народу и Италии, он вел ее еще ожесточеннее против самой добросовестности, наслаждаясь обманами и ложью как наилучшими способами достижения успеха. Отсюда произошло то, что хотя при иных обстоятельствах он оставил бы по себе отличную память, на самом деле он заставил сомневаться, следует ли его считать выдающимся или же самым дурным мужем". У Гомера троянцы сами обвиняют себя, терзаясь угрызениями совести:

Поправши священные узы,

Клятвы нарушив свои, мы, воюя, творим преступленье.

("Илиада", песнь X)

Опровержение мнения, отрицающего обязанность соблюдения добросовестности по отношению к разбойникам и тиранам

II. 1. Выше мы уже заметили (кн. II, гл XIII, ^ XV), что нельзя принимать к руководству следующие слова Цицерона: "Не должно нам вступать в какое-либо общение с тиранами, но скорее нужно совершенно избегать этого". Он же пишет: "Пират не находится в числе государственных врагов; в отношении к нему не может быть ни добросовестности ни взаимной клятвы". О тиране высказывается также Сенека: "Попирая законы человеческого общения, он порвал все узы. связывающие меня с ним". ("О благодеяниях", кн. VII).

Из того же источника проистекла ошибка Михаила Эфесского, утверждавшего в толковании на "Этику Никомаха", что якобы нет прелюбодеяния с женою тирана3. То же самое утверждали не менее ошибочно иудейские учителя4 о чужеземцах. браки которых они почитали ничтожными.

2. И тем не менее большую часть войны с пиратами Кней Помпей закончил соглашениями5, обещав им сохранить жизнь и обеспечив им место жительства, где они могли бы проживать, не прибегая к грабежу. И тираны иногда возвращали свободу. выговаривая самим себе безнаказанность. Цезарь в третьей книге "Гражданской войны" сообщает о соглашениях, заключенных римскими полководцами с разбойниками и дезертирами, обитавшими на Пиренейских горах. Кто же решится утверждать, что в силу подобного соглашения не возникает никакого обязательства.

Хотя, по правде, на такого рода людей не распространяются узы того взаимного общения, которое ввело право народов в отношения воюющих сторон в войне торжественной и полной, но поскольку это - все же люди, они состоят в естественном общении, как правильно сказал Порфирий в книге третьей "О воздержании от мяса животных". Отсюда вытекает, что договорные обещания должны соблюдаться. Так, Диодор упоминает о соблюдении Лукуллом верности по отношению к вождю беглых рабов Аполлонию. И Дион Кассий пишет, что Августом, не хотевшим нарушить данного слова, была уплачена разбойнику Крокате назначенная за его голову цена, когда тот сам явился (кн. LVI).

Опровержение довода, исходящего из факта, что последние заслуживают наказания; и доказательство того, что здесь упускаются из вида те случаи, когда с таковыми вступают в сделку

III. 1. Но посмотрим, нельзя ли привести что-либо более подходящее в пользу того, что было сказано Цицероном.

Прежде всего отметим то, что величайшие злодеи, не принадлежащие к какому-либо государству, могут быть наказаны кем бы то ни было по естественному праву, как нами выяснено в другом месте. А у лиц, которых можно наказать вплоть до лишения жизни, могут быть отняты и их имущества и права, на что совершенно правильно указал тот же Цицерон: "Не противоречит природе лишить имущества того, кого дозволено умертвить" ("Об обязанностях", кн. III). В числе же прав имеется и право, приобретенное в силу обещания; стало быть, оно может быть отнято в виде наказания.

Я отвечаю, что это было бы верно, если бы кто-либо имел дело с лицом не как с преступником; но если с ним вступили в соглашение как с таковым6, то, надо думать, безнаказанность уже включена в самое соглашение в отношении предмета, о котором идет речь. Ибо всегда, как мы сказали выше, следует применять такое толкование, которое исключает безрезультатность заключения сделки.

2. Не без основания у Тита Ливия Набид на обвинение его Квинцием Фламинием в тираническом образе действий возражает: "На это название я могу ответить тем, что, каков бы я ни был, я ныне тот же, каков я был, когда ты сам, Тит Квинций, заключал со мной союзный договор". И далее: "Я совершал уже те действия, каковы бы они ни были, когда ты заключал со мной союзный договор". И еще: "Бели бы я что-либо нарушил в этом союзном договоре, то я должен был бы дать объяснение в нарушении доверия; но поскольку вы сами нарушили его, то вам следует привести тому оправдания".

Сходное место имеется в речи Перикла, обращенной к его согражданам и приведенной у Фукидида: "Мы сохранили существование свободных союзных городов, поскольку таковыми они были во время заключения договора".

Не служит препятствием то обстоятельство, что обещание вынуждено угрозой, если лично для того, кто дает обещание, не было опасности

IV. Затем может последовать возражение, приведенное нами в другом месте (кн. II, гл. XXI [кн. П, гл. XI, 71), а именно если кто принудил кого-нибудь угрозой дать обещание, то обязан освободить давшего обещание, потому что он причинил ущерб несправедливостью, то есть действием, противным как природе человеческой свободы, так и природе сделки, которая должна была быть свободной.

Но хотя, как мы признаем, нечто подобное иногда встречается в переговорах, тем не менее это не относится ко всем обещаниям, данным разбойникам Дабы тот, кому дано какое-либо обещание был обязан освободить обещавшего необходимо. чтобы он сам подал угрозой повод данному обещанию. Следовательно, если, например, кто-нибудь обещает дать выкуп, чтобы вырвать друга из оков. то тот будет связан своим обещанием, потому что не было совершено насилия над ним, добровольно согласившимся вступить в договор.

Или если принесена клятва, хотя нарушение по отношению к разбойнику чего-либо, касающегося людей, не влечет наказания

V. Нужно добавить, что давший обещание под давлением незаконной угрозы может быть связан, если к обещанию присоединяется святость клятвы, ибо в силу ее, как. мы отметили, человек обязан не только человеку, но также и богу, против которого нет отговорки ссылкой на угрозу насилием. Тем не менее верно, что такого рода действительное обязательство дающего обещание не связывает его наследника, потому что к наследнику переходят лишь те обязательства, которые существуют в человеческих коммерческих отношениях вследствие исконного права собственности; а среди таковых не имеется права, причитающегося богу самому по себе.

Опять-таки следует еще раз повторить сказанное выше (кн. III. гл. IV, Х [кн. II, гл. XIII, XV]): коль скоро кто-нибудь нарушит обещание, данное разбойнику под клятвой или без нее, тот не должен нести наказания у других народов; ибо по причине ненависти к разбойникам народы предпочли обходить молчанием содеянное против них даже вопреки закону.

То же соображение а применении к восставшим подданным

VI. Что можно сказать о войнах подданных против государей и других высших властей?

Мы уже показали, что у подданных отсутствует право действовать насильственным образом даже в том случае, когда у них имеется к этому справедливое основание (кн. I, гл. IV). Иногда несправедливость их действия и преступность их сопротивления заслуживают тяжкого наказания. Тем не менее, если с ними обращаются как с дезертирами или как с восставшими, то, согласно сказанному только что наказание не может быть противопоставлено данному обещанию.

Благочестие древних полагало, что должно соблюдать добросовестность даже в отношении рабов, и следует поверить тому, что лакедемоняне навлекли гнев богов за избиение вопреки договорам тенарских рабов (Элиая, кн. VI, гл. 7). И Диодор Сицилийский отмечает, что данное рабам обещание в святилище паликиян никогда не нарушалось ни одним господином (кн. XI).

И здесь ссылка на применение угрозы могла бы быть устранена принесением клятвы; так, народный трибун М. Помпоний7, связанный клятвою, соблюл то, что обещал Л. Манлию под угрозой.

Особливое затруднение касательно обещаний, данных подданным, проистекающее из верховной собственности

VII. Тут, кроме предшествующих затруднений, особливое затруднение создают право законодательства и право верховной собственности на имущество подданных, принадлежащее государству и осуществляемое от его имени носителем верховной власти. Поскольку это право распространяется на все имущество подданных, то почему бы ему не распространяться на право, возникшее в силу обещания, данного на войне. Если допустить подобное распространение, то окажутся ничтожными все, возможные соглашения такого рода, и, следовательно, исчезнет всякая надежда на иной исход войны, кроме одержания победы Напротив, нужно заметить, что верховное право собственности уполномочивает не безусловно, но лишь постольку, поскольку это служит общим интересам, в правлении не вотчинном а гражданском, даже королевском. В большинстве же случаев в интересах общего блага предпочтительно соблюдение таких соглашений: сюда относится то, что нами было сказано в другом месте о необходимости сохранения существующего порядка. Добавь к этому, что там, где обстоятельства вынуждают к соблюдению верховного права собственности, тем не менее должно давать возмещение, как будет разъяснено ниже гораздо подробнее.

Примеры скрепления такого рода обещаний клятвой, приносимой государством

VIII. 1. Далее, соглашения могут освящаться не только клятвой царя или сената, но и клятвой самого государства. Так, -Ликург заставлял лакедемонян освящать клятвой свои законы, Солон - афинян, а чтобы правовая сила клятвы не угасала со сменой лиц, клятва должна была возобновляться ежегодно.

Если такой порядок вводится, то исключительно с той целью, чтобы от обещания не отступались даже в интересах общегосударственного блага; ибо государство может отступиться от своего достояния и слова могут иметь столь явный смысл, что не допускают никакого возражения. Валерий Максим так обращается к Афинам: "Прочти закон, связывающий тебя клятвой" (кн. V, гл. 3). Римляне называли священными законы, которыми сам римский народ связывался клятвой, как объясняет Цицерон в речи "В защиту Бальба"8.

2. У Тита Ливия по этому предмету в третьей книге имеется само по себе довольно темное рассуждение, где на основании мнения многих толкователей права он называет священными и неприкосновенными трибунов, но отнюдь не эдилов, не судей и децемвиров: однако если кто-нибудь причинит вред кому-либо из них. то это произойдет вопреки праву. Причина такого различия в том, что эдилы и прочие должностные лица ограждались одним только законом то, что окончательно повелевал народ, имело обязательную силу; поскольку же закон оставался в силе, ни у кого не было права поступать вопреки закону. Трибунов же ограждала государственная религия римского народа; и принесенная клятва не могла быть устранена даже самими поклявшимися без нарушения религии. Дионисий Галикарнасский в книге шестой пишет: "Брут, созвав народное собрание, внес предложение о том, чтобы это должностное лицо квириты сделали неприкосновенным не только в силу закона, но также и в силу клятвы, что всеми было одобрено". Потому-то закон и назван священным.

В связи с этим не был одобрен добрыми гражданами поступок Тиберия Гракха9, который лишил трибунского звания Октавия, заявив что власть трибуна получает освящение от народа, а не вопреки народу.

Таким образом, как мы сказали, клятвой могут обязываться государство и царь, даже в делах граждан.

Случай, если третье лицо, которому дано обещание, вмешается в дело

IX. Но и для третьего лица, не причинившего насилия, обещание должно сохранять силу. Мы не станем допытываться, что и в какой мере ему важнее, так как различения эти составляют тонкости римского права Ведь естественный интерес всех людей составляет забота о других людях. Так, мы читаем, что у Филиппа в силу заключенного им мира с римлянами10 было отнято право свирепствовать против тех македонян, которые отпали от него во время войны (Ливии, кн. XXXIX).

Как происходит изменение государственного строя?

X. Но, как мы доказали в другом месте, существуют иногда и смешанные государства. Подобно тому как из одного простого государства в договорном порядке можно перейти в другое простое государство, так в том же порядке можно перейти в смешанное государство. И бывшие подданные овладевают верховной властью или же, по крайней мере некоторой частью ее даже с правом отстаивать эту часть силой.

Угроза не создает основания для законного возражения против торжественной войны в силу права народов

XI. 1. Что же касается войны торжественной, то есть с обеих сторон публичной и формально объявленной, то наряду с прочими особыми последствиями согласно внешнему праву она отличается еще тем, что обещания данные в ходе ее или в целях ее окончания, приобретают такую силу, что не могут быть объявлены ничтожными ссылкою на незаконно причиненное насилие вопреки воле того, кому они даны. Ибо подобно тому как многое другое, не будучи свободно от порока, все же признается законным по праву народов, так и принуждение угрозой, применяемое взаимно в такого рода войне, считается допустимым11.

В противном случае, если бы не удалось прийти к соглашению, соответствующим войнам, чрезвычайно частым, не могло бы быть положено ни меры, ни предела, что, однако, требуют интересы человеческого рода. Это и есть то, что разумеется под именем права войны, о соблюдении которого между врагами говорит Цицерон ("Об обязанностях", кн. III). И еще Цицерон называет, что враг на войне сохраняет некоторые права не только естественные но и возникшие из соглашения народов ("Против Верреса", IV).

2. Однако отсюда отнюдь не следует, что тот, кто исторгнет обещание несправедливой войной, сможет удержать за собой то, что им получено без нарушения чести и обязанности доброго мужа, или даже заставить другого соблюдать обязательства как клятвенные, так и не скрепленные клятвой. Ибо ведь по существу и по самой природе содеянное остается несправедливым, и эта самая внутренняя несправедливость деяния может быть устранена только новым и подлинно свободным соглашением.

Что должно понимать под угрозой, признаваемой правом народов?

XII. Впрочем, сказанное мной о том, что угроза признается законной в торжественной войне, должно относиться к такого рода угрозе, которую не отвергает право народов12. Ибо если что-нибудь отнято под страхом насилия или же любой иной угрозой вопреки данному слову, то правильнее будет сказать, что дело подлежит разбору согласно праву естественному, потому что право народов не простирает своего действия на подобную угрозу.

Должно соблюдать добросовестность и по отношению я вероломным

ХIII. 1. Я сказал выше, приведя общие соображения, что добросовестность должно соблюдать даже по отношению к вероломным (кн. II, гл. XIII, XVI). То же самое утверждает Амвросий, он полагает, что, вне всякого сомнения, нужно простирать добросовестность также и на вероломных врагов, каковы, например, были карфагеняне, по отношению к которым римляне нерушимо соблюдали добросовестность. "Сенат не взирал на лица тех. по отношению к кому он выполнял свои обязательства", - говорит в подтверждение этого Валерий Максим (кн. VI, гл. 6). И Саллюстий пишет: "В ходе всех Пунических войн, хотя карфагеняне во время мира и перемирий совершили много безобразных злодеяний, наши отцы сами никогда не пользовались случаем для совершения чего-либо подобного".

2. Аппиан о вероломных лузитанцах, которых приказал изрубить Сергий Гальба, обманув их новым соглашением, говорит: "Отметив вероломством за вероломство вопреки римскому достоинству, он подражал варварам". В сходных выражениях тот же Гальба впоследствии заслужил обвинение со стороны народного трибуна Либона. Повествуя об этом деле, Валерий Максим (кн. VIII, гл. 2) пишет: "Решение дела определялось снисхождением, а не справедливостью (плохая редакция: "сокрылось"); поскольку такое решение не могло быть вынесено вследствие его невиновности, оно было вынесено из уважения к его детям". Катон указывал в своих "Началах", что Гальба "был бы наказан, если бы не слезы его детей и его самого" (Цицерон, "Об ораторе", кн. I, и "Брут").

Не должно ее соблюдать, если отпадает условие; это имеет место, когда другая сторона не соблюдает в своей части договоров

XIV. Вместе с тем нужно иметь в виду, что есть возможность в двух случаях избегнуть вероломства и не выполнить своего обещания, а именно - при отсутствии необходимого условия и при возмещении ущерба.

При отсутствии самого условия сторона, давшая обещание, собственно говоря, не освобождается от обязательства, но исход дела обнаруживает отсутствие обязательства, заключенного лишь под определенным условием. Сюда следует отнести тот случай, когда противная сторона не выполняет своего обязательства. Ибо отдельные статьи одного и того же договора, невидимому, связаны взаимно наподобие условий, как если бы было предусмотрено, что я поступлю таким образом, если и другая сторона выполнит обещание. Оттого Тулл в своем ответе жителям Альбы "призывает богов быть свидетелями того, который из двух народов первый отклонит презрительно обращение послов, дабы на голову его пали все бедствия войны". "Не будет связан узами союза, тот, кто - по словам Ульпиана, - отказался от участия в союзе потому, что условие, согласно которому образован союз, не было соблюдено по отношению к нему" (L. sl convenerit, D. pro socio).

По этой причине, когда налицо иное намерение, обычно в точности оговаривают, что если что-нибудь совершается в нарушение той или другой статьи договора, то прочее тем не менее остается в силе.

И когда предлагается справедливое возмещение

XV. Основание возмещения ущерба я указал в другом месте (кн. I [II], гл. VII, II)13, когда говорил о том, что если мы не можем получить иначе чего-либо принадлежащего или причитающегося нам от того, кто держит это или же нам должен, то мы можем вернуть стоимость имущества в виде любой вещи. Отсюда вытекает, что тем более мы можем удержать находящиеся в наших руках вещи, как материальные, так и нематериальные. Следовательно, обещанное может быть не предоставлено. если оно не превышает стоимости нашего имущества, находящегося незаконно в руках другого лица. Сенека в книге шестой трактата "О благодеяниях"14 замечает: "Так, нередко должник добивается судебного решения против своего кредитора. если тот по иному основанию получит более, чем может требовать в силу данного им займа. Судья разрешает дело о деньгах, данных в долг, между кредиторами и должником, обращаясь к первому с вопросом: "Ты дал ему деньги в долг? Так что же? Ведь ты владеешь его полем, которое тебе досталось не путем покупки; по совершении оценки ты из кредитора, каким ты явился, превратился в должника".

Хотя бы в силу иною договора

XVI. То же самое произойдет, если лицо, с которым заключается сделка, в силу другого договора должно мне более или столько же и я иначе не могу получить с него. На суде. говорит тот же Сенека 15, различные иски рассматриваются отдельно и не смешиваются. Но эти примеры, как тут указано, предусмотрены определенными законами, которым необходимо следовать; закон не смешивается с другим законом; идти должно, куда они нас ведут. Право народов не признает таких различий, когда, разумеется, нет другой надежды на получение того, что нам причитается.

Добросовестность можно не соблюдать вследствие причинения ущерба

XVII. Сходным -образом обстоит дело, когда тот, кто настаивает на исполнении обещания, не заключал договора, но причинил ущерб. Сенека пишет там же16: "Со съемщика ничего не причитается собственнику, несмотря на сохранение в силе договора, если последний потравил его посев и срубил его насаждения. Ничего не причитается собственнику не потому, что он получил оговоренное в соглашении, но потому, что сделал все, чтобы воспрепятствовать такому получению". И далее Сенека приводит иной пример: "Ты угнал его скот, умертвил его раба". Затем:17 "Мне предоставлено право сравнить, сколько мне каждый принес выгоды или насколько повредил, и затем объявить, должен ли тот мне более, чем я ему".

Равным образом - в виде наказания

XVIII. Наконец, и то, что полагается в виде наказания, может погашать обещанное. Это пространно разъясняется в том же месте: "С одной стороны, имеется долг вознаграждения за услугу, с другой - возмещение за причинение ущерба; ни я не обязан благодарностью ему, ни он не несет по отношению ко мне наказания: мы взаимно квиты". И далее18: "Сравнив взаимно услугу и ущерб, я увижу, не причитается ли мне что-либо еще сверх того".

Дата добавления: 2014-11-25