Фома Гордеев и его окружение. Особенности повествования

Узнавание каждого лица воспроизведено сугубо по-горьковски. Постепенно углубляются представления героя. Любая, даже ко­роткая сцена, как в кинематографе, имеет дальний и ближний планы. От первых впечатлений Гордеев идет к более глубоким, пока не улавливается нечто основное. Передано «приближе­ние» Фомы к людям, пробуждающим его острый интерес: Я. Ма-якину, его дочери Любе, утонченной аристократке Софье Медын­ской.

Все они сначала пленяют воображение молодого человека, затем обманывают его надежды на радость общения, как «обма­нывают» собственное природное предрасположение. Чуткий Фо­ма видит не только эту печальную метаморфозу, но внутреннее состояние тех, кто ее претерпевает. Он мучительно наблюдает: горькое для самой Медынской внутреннее ее опустошение; отри­цание Любой былых своих идеалов; откровенное оправдание Маякиным-старшим жестокости: если есть сердце — «ума, зна­чит, нет».

«Что такое жизнь, если это не люди?» — спрашивает себя Фома. И вначале пугается, подозревая, что есть «еще что-то» — рок, судьба. Но затем все настойчивее объединяет «тяжелое не­доумение» перед происходящим с тем, что некому сказать: «Брат­цы, помогите! Жить не могу»; что он сам даже «думать не умеет».

Тягостная попытка решить: «Зачем живем?» — остается без ответа. Потрясения одной души среди других, пораженных непо­нятными недугами, воплотил роман. Тем не менее как страстно желанные были освещены нетленные ценности: любовь, дружба, просветленная мысль, утрата которых венчалась гибелью лич­ности.

Горький намечал весьма скромную цель своего творчества — «пробуждать в человеке гордость самим собой». Ориентиры для такой возможности писатель искал в совершенно разных сферах жизни и культуры. Он был влюблен в Сирано де Бержерака, ге­роя драмы Э. Ростана, мечтая о таких же людях «с солнцем в крови». Увлекался раздумьями о религиозном преображении

мира, в частности Вл. Соловьева. И конечно, пристально всмат­ривался в реальные общественные настроения. В июне 1902 г. он сказал: «Чувствую я, что в воздухе носится новое миропонима­ние, миропонимание демократическое, а уловить его — не могу, не умею». «Брожение» мысли интересовало писателя. Услышан­ная многоголосая речь пестрого людского потока обусловила по­иск формы ее художественного запечатления.

«На дне»

Чеховская традиция в драматургии Горького. Оригинально сказал Горький о новаторстве Чехова, который «убивал реализм» {традиционной драмы), поднимая образы до «одухо­творенного символа». Так был определен отход автора «Чайки» от острого столкновения характеров, от напряженной фабулы..Вслед за Чеховым Горький стремился передать неторопливый темп повседневной, «бессобытийной» жизни и выделить в ней «подводное течение» внутренних побуждений героев. Только смысл этого «течения» Горький понимал, естественно, по-сво­ему. У Чехова — пьесы утонченных настроений, переживаний. У Горького — столкновение неоднородных мироощущений, то самое «брожение» мысли, которое наблюдал Горький в ре­альности. Одна за другой появляются его драмы, многие из них показательно названы «сценами»: «Мещане» (1901), «На дне» (1902), «Дачники» (1904), «Дети солнца» (1905), «Вар­вары» (1905).

«На дне» как социально-философская драма. Из цикла этих произведений глубиной мысли и совершенством построения вы­деляется «На дне». Поставленная Художественным театром, прошедшая с редким успехом, пьеса поразила «несценическим материалом» — из жизни босяков, шулеров, проституток — и своей, несмотря на это, философской насыщенностью. «Пре­одолеть» мрачный колорит, устрашающий быт помог осо­бый авторский подход к обитателям темной, грязной ноч­лежки.

Окончательное свое название пьеса получила на театральной афише, после того как Горький перебрал другие: «Без солнца», «Ночлежка», «Дно», «На дне жизни». В отличие от первоначаль­ных, оттеняющих трагичное положение босяков, последнее явно обладало многозначностью, воспринималось широко: «на дне» не только жизни, а в первую очередь людской души.

Бубнов говорит о себе и своих сожителях: «...все слиняло, один голый человек остался». Из-за «облинялости», утраты прежнего положения герои драмы действительно обходят част­ности и тяготеют к каким-то общечеловеческим понятиям. В та­ком варианте зримо проступает внутреннее состояние личности. «Темное царство» позволило выделить незаметный при нормаль­ных условиях горький смысл сущего. Атмосфера духовного разобщения людей. Роль полилога¹

Свойственная всей литературе начала XX в. болезненная реак­ция на разобщенный, стихийный мир в драме Горького приобре­ла редкие масштабы и убедительность воплощения. Автор пере­дал устойчивость и предельность взаимоотчуждения постояльцев Костылева в оригинальной форме «полилога». В I акте говорят все персонажи, но каждый, почти не слушая других,— о своем. Автором подчеркнута непрерывность подобного «общения». Квашня (с ее реплики начинается пьеса) продолжает начатый за сценой спор с Клещем. Анна просит прекратить то, что длится «каждый божий день». Бубнов обрывает Сатина: «Слыхал сто раз».

В потоке отрывочных реплик и перебранки оттеняются слова, имеющие символическое звучание. Бубнов дважды повторяет (занимаясь скорняжным делом): «А ниточки-то гнилые...» Настя характеризует отношения Василисы и Костылева: «Привяжи вся­кого живого человека к такому мужу...» Бубнов замечает о поло­жении самой Насти: «Ты везде лишняя». Сказанные по конкрет­ному поводу фразы раскрывают «подтекстовой» смысл: мни­мость связей, лишность несчастных.

Своеобразие внутреннего развития пьесы. Обстановка изме­няется с появлением Луки. Именно с его помощью оживают в тайниках души ночлежников иллюзорные мечты и надежды. II и III акты драмы позволяют увидеть в «голом человеке» влечение к иной жизни. Но, основанное на ложных представлениях, оно венчается лишь несчастиями.

Роль Луки в таком исходе очень значительна. Умный, знаю­щий старик равнодушно смотрит на свое реальное окружение, считает, что «для лучшего люди живут... По сто лет, а может быть, и больше — для лучшего человека живут». Поэтому за­блуждения Пепла, Наташи, Насти, Актера его не трогают. Тем не менее Горький вовсе не ограничил происходящее влиянием Луки.

Писатель, не менее чем человеческое разобщение, не прием­лет наивную веру в чудо. Именно чудесное мнится Пеплу и На­таше в некоей «праведной земле» Сибири; актеру — в мрамор­ной лечебнице; Клещу — в честном труде; Насте — в любовном счастье. Речи Луки потому и подействовали, что упали на плодо­творную почву тайно взлелеянных иллюзий.

Атмосфера II и III актов другая по сравнению с I. Возникает сквозной мотив ухода обитателей ночлежки в какой-то неведо­мый мир, настроение волнующего ожидания, нетерпения. Лука советует Пеплу: «...отсюда — шагом марш! — уходи! Прочь ухо-

ди...» Актер говорит Наташе: «Я — уезжаю, ухожу... <;...> Ты — _тоже уходи...» Пепел уговаривает Наташу: «...в Сибирь-то по своей воле надо идти... Едем туда, ну?» Но тут же звучат иные, горькие слова безысходности. Наташа: «Идти некуда». Бубнов когда-то «вовремя спохватился» — ушел от преступления и на­вечно остался в кругу пропойц и шулеров. Сатин, вспоминая свое прошлое, сурово утверждает: «После тюрьмы нету хода». А Клещ с болью признается: «Нет пристанища <...>...ничего нет». В этих репликах обитателей ночлежки ощущается обман­чивое освобождение от обстоятельств. Горьковские босяки в силу своей отверженности переживают эту вечную для человека дра­му с редкой обнаженностью.

Круг существования будто замкнулся: от равнодушия — к не­достижимой мечте, от нее — к реальным потрясениям или гибе­ли. Между тем именно в этом состоянии героев драматург нахо­дит источник их душевного перелома.

Значение IV акта. В IV акте —прежняя обстановка. И все-таки происходит нечто совершенно новое — начинается броже­ние ранее сонной мысли босяков. Настя и Актер впервые гневно обличают своих тупых однокашников. Татарин высказывает прежде чуждое ему убеждение: нужно дать душе «закон новый». Клещ неожиданно спокойно пытается распознать правду. Но главное выражают те, кто давно никому и ни во что не верит.

Барон, признавшись, что «никогда и ничего не понимал*, раз­думчиво замечает: «...ведь зачем-нибудь я родился...» Это недо­умение связывает всех. А предельно усиливает вопрос «Зачем родился?» Сатин. Умный, дерзкий, он верно расценивает бося­ков: «тупы, как кирпичи», «скоты», ничего не знающие и не же­лающие знать. Потому Сатин (он «добр, когда пьян») и пытается защитить достоинство людей, открыть их возможности: «Все — в человеке, все для человека». Рассуждения Сатина вряд ли по­вторятся, жизнь несчастных не изменится (автор далек от любо­го приукрашивания). Но полет мысли Сатина завораживает слу­шателей. Впервые они вдруг чувствуют себя малой частицей большого мира. Актер потому и не выдерживает своей обречен­ности, обрывая жизнь.

Странное, до конца не осознанное сближение «горькой бра­тии» приобретает новый оттенок с приходом Бубнова. «Где ^Народ?» — кричит он и предлагает «петь... всю ночь», «от-Рыдать» свою судьбу. Вот почему на известие о самоубийстве Актера Сатин откликается резко: «Эх... испортил песню... ДУрак».

Философский подтекст пьесы. Пьеса Горького социально-фи-^л°софского жанра и при своей жизненной конкретности была рТремлена, несомненно, к общечеловеческим понятиям: отчуж­дения и возможных контактов людей, мнимого и реального прео- доления унизительного положения, иллюзий и активной мысли, сиа и пробуждения души. Персонажи «На дне» лишь интуитивно прикоснулись к истине, не изжив ощущения безысходности. Та­кая психологическая коллизия укрупнила философское звучание драмы, раскрывшей общезначимость (даже для отверженных) и труднодостижимость подлинных духовных ценностей. Сочетание вечного и мгновенного, устойчивости и одновременно шаткости привычных представлений, малого сценического пространства (грязная ночлежка) и раздумий о большом мире человечества позволило писателю в бытовой ситуации воплотить сложные жизненные проблемы.

Горький и первая русская революция. Горький не писал на злобу дня. Любые текущие (политические, в том числе) события он рассматривал с точки зрения «совершенствования духа». Вос­приятие первой русской революции не было исключением. Вна­чале писатель увидел в ней источник нравственного перелома, затем — разрушительное движение.

В неотправленном письме Л. Н. Толстому (март 1905 г.) Горь­кий озабоченно размышлял: «...как победить в душе чувство гне­ва и мести», иначе, как преодолеть кровавую стихию, пробудить сознание масс? Для России писатель хотел такого порядка, «при котором весь народ мог бы свободно и открыто говорить о по­требностях своего духа, не боясь, что изобьют, бросят в тюрьму, пошлют в Сибирь и на каторгу». В январе 1906 г. Горький на­звал «единственным культурным течением, способным спасти страну от анархии», «республиканские стремления революцион­ного пролетариата и интеллигенции». За революцией была за­креплена культурная миссия, способная преобразить человече­ские отношения. А социализм толковался (конец 1906 г.) как «учение о новой культуре, философия, обнимающая все явления жизни»; через несколько лет — как «единственный путь, коим человек всего скорее придет к наиболее полному и глубокому сознанию своего личного человеческого достоинства».

Роман «Мать». В поисках нравственной ценности революции.

Горьким владела трудно осуществимая максималистская мечта о полном духовном преображении мира. Не лишенные наивности упования набросили налет идеализации на образы революционе­ров в пьесе «Враги» (1906), романе «Мать» (1906).

О романе «Мать» автор писал своей первой жене Е. П. Пеш­ковой: Ниловна «обрисует весь мировой процесс, как шествие де­тей к правде. Детей, ты это пойми! В этом страшное усиление мировой трагедии». Материнская боль за страждущих юных мечтателей окрасила многие страницы повествования огненным чувством. И сам образ Ниловны приобрел эмоциональную на­полненность и подвижность.

Смысл духовного преображения человека. Сначала Власовой

владело мрачное наблюдение: миром правит ненависть. Преодо­ление такого взгляда немало определяет психологическое дейст­вие романа. Победа чувства любви становится перспективой совершенных человеческих отношений вообще. Находка не раз высказывает священное для себя убеждение: «Растет новое серд­це... новое сердце в жизни растет». «Дети мира» вызывают восхищение Ниловны: «Все они — чисто любят! Веруют!» Много­образные переживания любви, веры в ее победу, обогащаясь, со­здают поэтический лейтмотив повествования, объясняя символи­ку названия — «Мать».

У тех же истоков складываются, к сожалению, и весьма не­естественные, надуманные ситуации. Во всех сложных событиях (речь идет о слиянии и нравственном росте рабочих, крестьян, интеллигенции) спасают одни самоотверженные чувства. «Оби­лие любви, так поздно разбуженной в груди», помогает Ниловне увидеть в Находке, Наташе дорогих сердцу детей, сблизиться с крестьянами Степаном, Татьяной, Петром. В общении с замкну­той Софьей Власовой удается «перелить в эту суровую душу огонь свой». Сама Софья начинает испытывать в разговоре с де­ревенскими парнями «всех объединяющее чувство» теплого до­верия. Сашенька, дворянка по происхождению, воспринимает как личное счастье собственное влияние на «грубого и темного» рабочего Весовщикова. Беспрепятственно утверждаются небы­валые узы родства: «Вдруг люди стали родными»,— говорит Ниловна.

Политические конфликты не решались столь мгновенно и благостно. Писатель, мечтая о возрождении «разрушенного ми­ра» (определение Павла Власова), откровенно и отвлеченно конструировал ультрагармонические основы жизни, которые, следует заметить, не сложились и не смогли сложиться в ре­альности.

Нравственный конфликт в стане революции. Немудрено, что самые интересные страницы романа обращены к противополож­ным этому идеалу явлениям. Ищущий «мужицкую правду» Рыбин укоряет Павла: «Надо в сердце, в самую глубину искру бросить. Но возьмешь разумом...» Павел не согласен: «Только разум освободит человека...» Оба правы и не правы. Союза интеллекта и чувства у них нет. Находка осуждающе называет Вла­сова «железным человеком», Павел действительно избирает опас­ную «героическую позу», причиняя боль и Ниловне, и любимой им Сашеньке. Ложный аскетизм мешает раскрыться душе само-, го Власова.

Герои Горького верят, что наступит время, когда «люди ста­нут любоваться друг другом». А пока совесть мучает Находку: он не остановил убийство предателя Исая. Павел реагирует своеобразно: «Не хочешь, а — бей! <...> Полиция, жандармы, шпионы — все это наши враги,— а все они такие же люди, как мы...» Достойный внимания вопрос: как быть с человеком в кро­вавой борьбе, как достичь равного нравственного очищения всех участников? Горький прямо противоположно социал-демократи­ческой позиции подходит к трагической революционной ситуа­ции. Укоры совести Власова, Находки перерастают в сложные этические раздумья о судьбе людской. В речи на суде Павел ча­стично объясняет «обновление жизни» способностью увлечь «за собой все лучшее, все духовно здоровое».

Горький в эмиграции. Роман «Мать» Горький закончил в Италии. В марте 1906 г. он из-за угрозы ареста (участие в де­монстрациях) и с мечтой ускорить «мировую революцию» духа уехал в США. Здесь были созданы очерки «В Америке», сатира на политическую власть — «Мои интервью», драма «Враги». Вернувшись в Европу, с конца 1906 г. до амнистии 1913 г. Горь­кий прожил в Италии, на острове Капри. Скоро произошло сбли­жение с отступившими от марксизма А. А. Богдановым, В. А. Ба­заровым, А. В. Луначарским. Под их влиянием горьковская мысль о пробуждении народной души слилась с «богостроитель-ной» идеей. Герой повести «Исповедь» (1908) Матвей, пережив личную катастрофу, вместе с другими поверил в торжество «об­щей, человечьей» духовной энергии, равной божественному чуду.

Раздумья о судьбах России. Творческие поиски, в результате которых появился роман «Мать», ощутимо сказались на даль­нейшем пути писателя. Правда, надуманное прогнозирование жизни было полностью оттеснено вниманием к пестрой отечест­венной действительности. Началось осмысление реальных ис­токов, которые породили «разрушенный мир». В феврале 1912 г. Горький писал о России: «Очень пора и надобно ее изу­чать с корней, имея в виду не вопрос — какова она? — а во­прос—почему она такова?»

На такой почве были созданы на редкость колоритные «оку-ровские» повести (1909—1911), цикл рассказов «По Руси» (1912—1917), автобиографическая проза («Детство», 1913; «В лю­дях», 1914). Здесь нет следа мажорно озвученных картин^ победных настроений. Всюду царствует мудрый и трезвый взгляд. Ощутимо желание писателя «заглянуть в глубину души, где живут незнакомые мысли, неслыханные слова» («По Руси»)-«Путешествие» по таинственным, «подводным» течениям жизни теснейшими узами связывает эти сочинения Горького с совре­менной ему литературой.

Новые черты автобиографической прозы. Алеше Пешкову, ге-рою автобиографического цикла, необходимо понять несо­вершенный мир «изнутри». Мальчик поставлен перед вопросам^ отнюдь не «розового» содержания. Сочетание детски обостренно­го восприятия с серьезностью жизненных запросов дает интерес-

эффект. Художник пытливыми глазами мальчика как бы за­ново открывает его окружение, мир в целом.

Постепенно, с потерями и обидами, Алеша начинает пони­мать правду и ложь, красоту и уродство. А выросший Пешков, вспоминающий о далеких годах, ведет счет прежним своим до­стижениям и ошибкам. Двусоставная структура повествова­ния— освещение жизни с двух возрастных точек зрения — по­зволяет писателю углубить впечатления подростка и понимание взрослым сложных связей прошлого и настоящего.

В пестрой, контрастной реальности обнаруживаются несовме­стимые между собой начала. Автобиографическая проза Горько­го обычно рассматривалась как соединение самостоятельных групп персонажей: выразителей «свинцовых мерзостей» или ду­ховной красоты. На деле подобного разделения нет. Раскрыто переплетение противоположных начал в одной душе. Потому трудно понять человека Алеше. Внутреннее его недоумение пере­дано многогранно, в том числе языком образов-символов. Ге­рой уподобляет себя то чердаку, где набросаны старые ве­щи, то улью, куда «разные серые люди» сносили «мед своих знаний».

В мещанском поведении матери чертежника, в подлостях по­лового на пароходе ощущается их душевное опустошение. И это вызывает болезненные переживания, но будит мысль мальчика. От ожесточившихся людей Алеша нередко слышит разумные суждения — деда Каширина, дяди Якова, Жихарева... А при по­следней встрече с дядей Яковом просто поражен его пониманием человеческих несчастий. В озлобленных натурах подавлены до­стойные стремления.

С другой стороны, теплые человеческие сердца не избегают обидной слабости. Именно это печальное явление наблюдает Алеша в поведении бабушки, матери, Цыганка, повара Смурого, плотника Осипа, кочегара Якова. Мудрая доброта и сила духа Акулины Ивановны легко уживаются со страхом перед «чужи­ми» (умницей-химиком «Хорошее дело»), книгами («врут они, книжки-то»). Незатихающей грустью овеяны воспоминания о ба­бушке, пронесшей темную, суровую долю сквозь долгие годы. Так выстрадан безрадостный вывод: «Шаткость людей слишком резко бросается в глаза».

Странная двойственность окружающих рождает острое жела­ние Пешкова услышать «благовест новой жизни». Впервые он за­звучал для Алеши, особенно для повзрослевшего Максимыча, в опыте прошлого. Фольклор («Детство»), книга («В людях») ста­ли самостоятельными героями этих произведений. Светом прониза-^Ны сцены знакомства Пешкова с книголюбом Смурым, открытия Русской классики под влиянием «Королевы Марго», чтения лер­монтовского «Демона». Литература сделала Алешу «неуязви-^мым для многого» и пробудила интерес к думающей интелли-^генции (отчиму Максимову). Но Пешков так и не нашел реаль-ной силы, которая может пробудить жизнь — «красивую, бод­рую, честную».

Автобиографическая проза Горького — богатый разлив глу­бочайших авторских наблюдений, сокровенных душевных при­знаний. Повествование доносит образную народную речь. Имен­но в ней находит писатель зерна «хорошего, человечьего», что значительно просветляет общую картину.

Отношение писателя к Октябрьской революции 1917 г. Твор­чество Горького, по его определению, было вдохновлено стремле­нием «помочь развитию самосознания новой России». Кровавые события 1917 г. вызвали закономерно негативную оценку. Рево­люция не смогла, писал он, «духовно излечить или обогатить» страну.

С апреля 1917 по май 1918 г. Горький опубликовал в газете «Новая жизнь» цикл статей «Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре». И газета была закрыта: позиция писа­теля разошлась с политикой партии.

«Несвоевременные мысли». Это живой документ истории и авторской реакции на ее противоречия. Отстаивая прежний иде­ал новой культуры, Горький обрушился на разгулявшуюся анар­хию — истребление «трудовой энергии на убийства и разруше­ния», приводя устрашающие факты. Сарказмом были заклейме­ны власти, иронически именуемые «социальных дел мастерами». Главное обвинение направлено на их неспособность «оздоровить больную волю» восставших. Причина раскрыта впечатляюще: «г. г. комиссары бьют с размаха, не разбирая, кто является про­тивником только их безумств, кто является принципиальным врагом революции». Происходящее привело автора к безапелля­ционному выводу: «практический максимализм анархокоммуни-стов и фантазеров из Смольного пагубен для России».

Гневному осуждению подвергалась взбунтовавшаяся, по­крывшая землю трупами и руинами масса. Причем автор запо­дозрил источник беды в свойствах национальной психологии. На этой основе возникло твердое убеждение: «В современных условиях русской жизни нет места для социальной рево­люции».

А надежда на священную для Горького «возможность свобод­ной работы, всестороннего творчества» продолжала светить да­же в «проклятые дни, залитые кровью и вином».

Герой рассказов «По Руси» услышал мудрое изречение: «В непогожий день легче летать и выше взлетишь». Обнаружив связанной «крылатую душу», писатель настойчиво стремился освободить ее от пут. В разоблачении любых преград на этом пу­ти он был бескомпромиссен.

Творчество периода второй эмиграции. В 1918—1921 гг. Горь­кий много сделал для строительства культуры в России. Он по­стоянно выступал против репрессий в стране, ходатайствуя за

>винно арестованных, в частности по таганцевскому делу, в связи с которым был расстрелян Н. Гумилев. Большевистские власти выразили полное недоверие писателю: почти все члены «Всероссийского комитета помощи голодающим», объединивше­го стараниями Горького деятелей старой интеллигенции, были арестованы; переписка самого Горького проверялась, его петро­градскую квартиру в 1920 г. подвергли обыску, просьбы освобо­дить из-под ареста огульно оговоренных оставались без ответа. Возмущенный беззаконием, он покинул Россию 16 октября

1921 г. До апреля 1924 г. лечился в санаториях Германии и на чешском курорте, а затем уехал в Италию, где прожил до конца 1931 г.

За рубежом Горький остро реагировал на советскую действи­тельность: в открытых письмах А. И. Рыкову и А. Франсу (июль

1922 г.) назвал смертный приговор эсерам политическим пре­ступлением, началом изоляции страны. В результате поддержан­ный Горьким журнал «Беседа» (Берлин) не был пропущен в Россию, другой журнал — «Русский современник», создан­ный в Ленинграде с участием писателя, цензура закрыла. И все-таки жажда «всестороннего творчества», одиночество в эмигрантской среде, мечта о новой культуре привели его на ро­дину.

В последний период творчества самыми крупными сочинени­ями Горького были: «Мои университеты» (1923), роман «Дело Артамоновых» (1924), четырехтомная эпопея «Жизнь Клима Самгина», не завершенная в связи со смертью автора в июне 1936 г. Эти произведения совершенно различны тематически, по жанру, стилю. Одна особенность их сближает. Социально-исто­рические явления всюду воплощены с позиций их общечеловече­ского смысла.

«Дело Артамоновых» — обогащение романной формы. Ро­ман обычно рассматривался как история зарождения, процвета­ния и гибели русского капитализма. В нем действительно отра­жена постепенная нравственная деградация рода фабрикантов Артамоновых. Но примитивно-классовый подход начисто от­сутствует. Горького увлекла вечная проблема творческого труда/

Глава семьи Илья Артамонов, разбогатевший нечистым пу­тем, деньги пустил на строительство и организацию мануфак­турного производства. Обуреваемый планами его создания, Жаждой участия в общей работе, он живет напряженной внут­ренней жизнью. Его порывы, чувства, при полном равнодушии ^к моральным принципам, сильны и самобытны. Сын Ильи Петр, племянник Алексей оказываются невольниками воли хозяина, обреченного на служение прибыли. У Петра рождается страх ^ПеРед фабрикой, болезненное ощущение одиночества; Алексей, напротив, наслаждается властью, ее приумножением. В любом случае человеческие способности меркнут. Внук Артамонова-старшего Яков, владелец огромного состояния, окончательно от­лучен от трудовых обязанностей. Бездумное расхищение богатст­ва приводит его к полному опустошению, делает игрушкой случая.

В романе воссоздана яркая картина русской жизни рубежа веков, отношений в городе, на предприятии, в семье. Психологи­чески глубоко раскрыты сложные душевные метаморфозы боль­шого круга героев. Весь этот многогранный мир внутренне орга­низован авторскими раздумьями о разрушительной стихии «ма­шинной» цивилизации, неостановимом расточении духовной культуры, гибели личности. Активная и мучительная реакция писателя на трагический для страны процесс, мечта о творчест­ве новых форм общественного и индивидуального бытия на ред­кость актуальны для нашей современности.

Дата добавления: 2014-11-25