Статья Белкина. Обычаи и обыкновения. 19 страница

В Конституции Германии, например, содержится отдельное положение: «собственность обязывает, использование собственности должно содействовать общему благу» [Белов не несет ответственности за точность формулировки]. Предполагается, что в этом отношении интересы конкретного лица и возможность использования им своего имущества совершенно свободно и защищать свое право от любых посягательств в публичном интересе – это то содержание, которое относится к спорным элементам содержания ПС.

В этом отношении действующее законодательство РФ и практика КС показывают, что такие ограничения рассматриваются сегодня как допустимые, видимо, в будущем перечень может медленно увеличиваться.

Что же касается другого и менее сложного и более очевидного ограничения ПС – это ограничение в тех случаях, когда речь идет о юрисдикционной деятельности государства, о применении мер ответственности, о применении разного рода имущественных санкций к частному лицу, и здесь вопросы конституционных гарантий связаны с процедурой и общими основаниями для применения подобного рода имущественных изъятий.

Процедура в статье 35 Конституции РФ предполагает обязательность судебного решения. По этому поводу было несколько решений КС 1997, 1998 года, относительно того, как именно следует рассматривать обязательность судебного решения. КС в 1997 году решил было, что собственность может изыматься в административном порядке, если в дальнейшем за таким административным решением обеспечивается судебный контроль, т.е. если административное решение можно потом обжаловать в суде. Но уже в 1998 году он от этой позиции отказался, он пересмотрел свою позицию и пришел к выводу, что все-таки, в т.ч. буквальное прочтение 35 статьи Конституции предполагает, что решение о лишении гражданина имущества должно быть предварительным, должно быть предварительное судебное решение до того как будет гражданин собственности лишен.

Правда, уже в этом деле КС признал за административными органами возможность принимать решения, которые временно ограничивают владение тем или иным имуществом, типичный пример – владение транспортным средством (далее – ТС). У гражданина может быть автомобиль изъят, в частности, например, КоАП предусматривает даже несколько видов такого изъятия: арест ТС, задержание ТС по разным основаниям, это не может считаться как лишение титула ПС, т.е. права в его юридическом смысле, потому что речь идет об ограничении фактического владения, но не лишения права на эту собственность, вещь. Такие действия со стороны административных органов могут совершаться, они не противоречат положениям Конституции, но, при этом, окончательное решение об изъятии собственности должно приниматься в судебном порядке.

Правда, в этом случае речь идет о конкретном имуществе. И относительно недавнее решение КС, 2011 года, касавшееся определенной ситуации изъятия имущества в качестве санкции за совершенное правонарушение: конфискация орудия совершения правонарушения, показывает, что КС склонен в ПС вкладывать смысл защиты владения и права на конкретную индивидуально-определенную вещь.

Здесь есть определенное противоречие с тем, о чем Белов говорил раньше, о широте пределов конституционной защиты, но здесь речь идет о разных аспектах.

Может защищаться, если речь не идет о вещном праве, и другой имущественный актив, но если у гражданина есть конкретные: автомобиль, или какой-то объект недвижимости, какое-то иное имущество, право на это имущество подлежит защите и заменить это имущество стоимостным эквивалентом в денежной форме не будет считаться достаточной конституционной гарантией, защитой права. Если изъятие индивидуально-определенной вещи происходит со стороны государства в качестве санкции за правонарушение, то в этом случае, должны быть соблюдены все конституционные условия, в т.ч. это может быть изъятие только у того лица, которое виновно в совершении правонарушения, только на основании решения суда, и это решение должно предшествовать фактическому прекращению ПС.

По сути дела, в тех случаях, когда речь идет о других имущественных санкций, самая распространенная имущественная санкция, в т.ч. в административной ответственности – штраф, там речь не идет о лишении прав анна конкретную индивидуально-определенную вещь, скорее, возникает обязанность заплатить конкретную сумму, и здесь вопрос о судебной гарантии обязательного предварительного судебного решения о назначении этой санкции не встает, в этом случае Конституция не защищает и не требует принятия такого решения исключительно в судебном порядке. Судебная защита распространяется только на защиту права в отношении конкретной вещи.

В отношении практики ЕСПЧ мы, наверное, подробно говорить не будем. белов обращает наше внимание на фундаментальное решение, которое было вынесено в 1982 году, одно из первых решений ЕСПЧ по ст. 1 Протокола 1, которая защищает ПС, ЕСПЧ там сформулировал, что же Конвенция говорит о защите ПС, в чем же содержание конвенционных гарантий ПС. В частности, речь идет, по мнению ЕСПЧ, о 3 условиях, 3 требований, предъявляемых к государству:

Во-первых, не допускать необоснованных, не предусмотренных законом ограничений в пользовании принадлежащего гражданину имущества.

Во-вторых, лишать имущества только в тех случаях, которые предусмотрены законом и с соблюдением тех гарантий, которые должны соблюдаться при этом, в т.ч. судебный порядок такого решения.

Третье – это определенные ограничения в использовании имущества, которые продиктованы интересами защиты безопасности, например, если речь идет об обороте каких-то вещей, которые связаны с риском причинения вреда, будь то огнестрельное оружие или наркотики, государство может водить определенные требования, определенные ограничения на оборот этих вещей, и в т.ч. вообще запрещать из оборот в том случае, если государство считает необходимым ограничить риски причинения ущерба безопасности.

Наконец, последнее из личных прав – это свобода труда. С советских времен у многих граждан осталось представление о том, что Конституция защищает право на труд. Ничего подобного. Конституция право на труд не защищает. Конституция защищает свободу труда, что не одно и то же. Каждый гражданин может свободно осуществлять трудовую деятельность и государство не должно препятствовать ему в этом. Государство должно уважать и защищать право каждого выбирать род деятельности, профессию. И государство должно обеспечивать юридический механизм устранения препятствий в пользовании такой свободы. Отчасти может вводить в заблуждение именно в РФ формулировка ст. 37 Конституции, где говорится о том, что каждый имеет право на труд в условиях, отвечающих требованиям безопасности и гигиены. Так вот не право на труд, а на определенные условия труда, хотя, конечно, такие гарантии к конституционным гарантиям могут быть отнесены весьма условно, поскольку речь идет о требованиях безопасности и гигиены, которые установлены в конечном итоге законом. Соответственно, именно закон определяет, какие именно требования должны предъявляться и какие именно требования должны защищаться Конституцией, при защите этого права.

При этом, конечно, та же самая ст. 37 Конституции обеспечивает гарантии защиты от безработицы, но это не личное, а социальное право, право предполагает определенные позитивные обязательства со стороны государства и содействовать трудоустройству, и обеспечивать материально того гражданина, который по объективным причинам не в состоянии найти себе работу. Соответственно, в этом отношении 37 статья имеет несколько элементов, но основной из которых, и тот элемент, который мы рассматриваем в рамках данной группы прав, в рамках личных прав – это именно свобода труда.

Свобода труда предполагает запрет принудительного труда. Причем, принудительный труд не может осуществляться ни от лица государства, ни от лица других частных лиц, за исключением тех случаев. когда государство применяет принудительный труд в ситуациях, оговоренных законом в качестве наказания за какое-то правонарушение, или в некоторых иных случаях, которые предусматривают возможность применения принудительного труда.

Белов еще будет упоминать эту проблему, вопрос о том, насколько гражданин обязан проходить альтернативную гражданскую службу вместо военной службы, если военная противоречит его убеждениям, отчасти может быть поднят и в свете запрета принудительного труда, поскольку здесь речь не идет об именно защите Отечества, реализация этой обязанности, исполнение это обязанности связано с обычной трудовой деятельностью, вследствие чего явно может быть поднят вопрос о том, насколько это совместимо с запретом принудительного труда. Собственно, такие идеи приходили голову уже многим, и в деятельности разных юрисдикционных органов, например, Комитет ООН по правам человека, в т.ч. поднимался вопрос о том, насколько такая деятельность может рассматриваться как принудительный труд. Естественно, Комитет ООН пришел к выводу, что это принудительным трудом считаться не может, в каком-то смысле это конституционная обязанность, обеспечивающая деятельность государства, но об особенностях и о природе этой обязанности мы поговорим позже.

Что же касается принудительного труда, то по сути дела, вопрос именно о принудительном труде может вставать в определенных случаях, когда гражданин не вправе отказаться от выполнения трудовых обязанностей, но в случаях, когда в таком разрезе вопрос ставился перед КС, он приходил к выводу, что исполнение ранее принятых на себя обязательств, в т.ч. трудовых, не может рассматриваться в качестве принудительного труда.

Отдельный вопрос – запрет дискриминации в сфере трудовых отношений. Казалось бы, здесь и так действует положение 19 статьи Конституции, зачем еще. Дело в том, что именно в сфере труда, именно в трудовой деятельность наиболее болезненна и наиболее часто встречается проблема дискриминации. Соответственно, Конституция, отдавая дань этому, особо оговаривает, что дискриминационными не могут быть условия оплаты труда, условия осуществления трудовой деятельности, во всяком случае, именно в сфере труда гарантии защиты от дискриминации носят повышенный характер по отношению ко всем прочим правам.

Вторая группа прав – политические права. Политические права в чем-то схожи с правами личными, они относятся к числу тех же прав первого поколения, тех же прав, которые появились в числе самых первых прав человека, в числе тех прав, которые рассматривались как критерий демократичности определенного государства, общественного строя еще в середине 19 века.

Однако политические права и сильно отличаются от прав личных, в т.ч., если мы вспомним классификацию Еллинека, то это права, которые Еллинек обозначал как status activus. Это права, которые связаны с участием в решении политических вопросов. Белов подчеркивает, что все политические права связаны с принятием участия в решении вопросов государственной политики.

По сути дела, если, например, анализировать содержание нашей Конституции, то можно прийти к выводу, что речь идет об исключительно праве на участие в управлении делами государства (ст. 32), однако и 31 и 33 статьи в одинаковой степени дают возможность, правда с другими средствами, не с теми средствами, которые сформулированы в 32 статье, влиять на принятие государственных решений. В этом суть политических прав, в этом их природная отличительная особенность, это то, что выделяет политические права среди прочих прав.

Политические права относятся к сфере взаимодействия гражданина с его государством, т.е. с государством его гражданской принадлежности. И в этом отношении политические права чаще всего рассматриваются как права граждан, не права человека, а права гражданина. и очень часто рассматриваются именно в той плоскости, которая предполагает ограничение круга тех лиц, которые имеют право участвовать в управлении делами государства только гражданами соответствующего государства. На самом деле, это не совсем правильно и точно.

Политические права можно рассматривать, если смотреть на них более широко в контексте доктрины демократического государства и доктрины политического устройства, опирающегося на народный суверенитет, политические права можно рассматривать как право участвовать в принятии государственного решения, которое так или иначе отражается на самом гражданине. Это право решать свою судьбу. Если человек живет в том государств, в котором он не является гражданином, а живет он там постоянно и на протяжении многих лет, то ему должно предоставляться право принимать участие в решении основных государственных вопросов. По крайней мере, именно так прочитываются политические права сегодня, особенно в тех регионах мира, где внутренняя либерация достаточно широка и защищается сама по себе правовыми нормами, Белов имеет ввиду в первую очередь Евросоюз (ЕС). В ЕС политические права принадлежат всем гражданам ЕС.

При этом, нужно сказать, что политические права – это довольно в чем-то сложная конструкция, конструкция реализации народного суверенитета через индивидуальные права. Здесь есть некоторые принципиальные сложности, связанные с тем, что коллективный по характеру, по природе своей субъект – народ, реализует свою власть через выражение воли отдельных граждан. И политические права – это тот инструмент, который трансформирует общую народную волю в реализацию политических прав отдельными гражданами, который позволяет переходить с общеколлективного на индивидуальный уровень.

При этом, естественно, при таком переходе кое-что теряется. Теряется, может быть в чем-то самое главное. Народный суверенитет предполагает право принимать решения, политические права предполагают право принимать участие в принятии решений, право влиять на решения, но не предопределять его.

В частности, это достаточно значимо, например, в отношении выборов. Когда речь идет об избирательном праве, то были, особенно в 90-е гг., были попытки обжаловать в суде результаты выборов на том основании, что они оказались не такими, какими хотел конкретный гражданин. На что суд были вынуждены отвечать, что извините, ваши политические права ограничиваются возможностью повлиять на решение, но это не значит, что именно вы решение принимаете. решение принимает коллектив, а вы имеете право внести свою лепту в принятие решения.

Политические права, в отличие от личных прав, хотя и закрепляются международными правовыми актами, но механизмы их реализации часто зависят от политической системы государства. Тут, конечно, важно установить определенные пределы. Нельзя оправдать все, что происходит во всех государствах мира, ссылаясь на то, что такая политическая система. основные принципы реализации политических прав должны сохраняться, но,если не затрагивается основное содержание права, если не затрагиваются основные принципы осуществления власти, то в этих пределах реализация политических прав может довольно серьезно различаться от одного государства к другому.

Белов на этом акцентирует внимание в связи с тем, что ЕСПЧ в своем первом решении, касающимся избирательных прав, решение вынесено в 1987 году по делу «Матью Мохин и Клейфайт против Бельгии», пришел к выводу о том, что бельгийская система, предполагающая разделение страны на языковые, этнические регионы и ограничивающая политические права представителей одних регионов в рамках формирования органов власти в других регионах представляет собой особенность этого государства, особенность политической системы Бельгии. Речь шла о двух представителях, они были не из Фламандского региона, они не смогли принести присягу Парламенту на одном из языков, который для них был не родной, потому что они были гражданами государства, но другой языковой принадлежности, другой языковой группы. Соответственно, они лишились статуса избранных депутатов и обратились в ЕСПЧ, который оправдал бельгийского законодателя тем, что это особенность политической системы, особенность политического устройства государства как такового.

Надо сказать, что в нашей стране этим особенностям политической системы часто пытаются предоставить преувеличенное значение, естественно, в определенных пределах особенности политической системы должны учитываться, но они не должны уничтожать содержания политических прав как таковых.

Часто конституционная доктрина выделяет политические права как права, принадлежащие гражданам, но не всем людям, только тем лицам, которые связаны особыми отношениями с государством. И в этом отношении, та терминология, которую использует Конституция РФ, она сильно помогает отделить политические права от всех остальных. Обратите внимание, что во всех статьях Конституции говорится «каждый», или «человек», или «любой», «любой человек имеет право на то, на сё», а вот то, что касается политических прав, то в отношении этих прав Конституция говорит «граждане имеют право», и таких статей всего 3 в Конституции: 31,32,33. По сути дела, они исчерпывают те основные права, которые принято относить к политическим правам.

Правда, политический характер прав 31 и 33 статей оказывается, на взгляд Белова, недооцененным в отечественной конституционно-правовой науке, по крайней мере, с т.з. политического характера этих прав.

Мы начнем с 31 статьи. 31 статья предполагает право на проведение публичных массовых мероприятий.

Последние годы про 31 статью говорят много, также много ее защищают на улицах 31 числа в тех месяцах, в которых есть 31 число. Это концепция Э. Лимонова: каждое 31 число выходим и защищаем 31 статью Конституции. Соответственно, их бьют, они 15 суток сидят, потом проходит полтора месяца, через полтора месяца они снова выходя защищать 31 статью.

Конечно, с т.з. закона, с т.з. того восприятия, которое эта статья имеет, она воспринимается больше в качестве обеспечивающей свободу выражения мнений, свободу слова. Именно в таком контексте ее чаще всего толкуют, именно в таком контексте она наполняется реальным содержанием в нашей конституционно-правовой доктрине, в политическом дискурсе, в официальном общении.

На самом деле, 31 статья, также как и 32 и 33, предполагает не просто выражение мнений, а возможность гражданина влиять на те решения, которые принимают государственные органы. Политические права – это право участвовать в политической жизни, и 31,32 и 33 отличаются только средствами воздействия. Они разные. 32 наиболее «мирная» статья, она предполагает такой стиль взаимодействия граждан и государства, при котором политическое мнение гражданина, оно отчетливо выражается в предусмотренных законом формах, в виде избирательного бюллетеня или бюллетеня на референдуме, в этом отношении, она более отчетливо предполагает влияние на государственную власть. 31 и 33 не столь отчетливо связаны с влиянием на принятие государственного решения, более того, очень часто представляется дело так, что кто-то там вышел, пошумел, пошумел, естественно, пусть шумит. И государство вроде как «собака лает, караван идет», государство вроде как не обязано на это никак реагировать, потому что это выражения мнения конкретного гражданина, или группы граждан, но в любом случае не того большинства, которое вправе влиять на принятие решения, как это делается, например, через канал референдума или выборов. Конечно, такое восприятие неправильно.

31 статья предполагает, что граждане формируют политику государства, в т.ч. этими публичными выступлениями. Реагируя на те или иные решения, которые принимают государственные органы, влияя на то или иное направление государственной политики, граждане самым непосредственным образом имеют возможность довести свою позицию, свое мнение до государственных органов и тем самым повлиять на принятие этих государственных решений.

Чем острее государство, чем четче государство реагирует на подобные формы выражения какого-то мнения со стороны граждан, тем выше открытость государственной власти, т.е. тем выше степень демократичности того или иного государства. Чем больше государство считает, что это какие-то отдельные маргиналы собрались и пошумели, тем сильнее оно выказывает свое отношение к непосредственному осуществлению власти граждан. И в этом отношении, конечно, должны быть определенные пределы этого непосредственного волеизъявления, но оно не может абсолютно игнорироваться именно как волеизъявление граждан, принадлежащих к народу как носителю суверенной власти государства.

В некоторых ситуациях эта форма реализации власти переходит определенную грань, и начало 21 века дало целый ряд примеров в виде т.н. «цветных революций», когда граждане после каких-нибудь результатов выборов выходили на улицы, все, что попадалось под руку, громили, и фактически своими действиями приводили к смене политического режима. Такие потрясения пережила Украина, Грузия, Киргизия, чуть раньше Югославия, во всех этих случаях ситуация оценивалась двояко.

Естественно, победившие режимы представляли это как непосредственную реализацию власти народа, что вот, дескать, народ вышел и отличил настоящую власть от лживой власти. А можно на эту ситуацию поглядеть и иначе, потому что эти формы реализации власти, они, с одной стороны, должны обеспечивать канал влияния на принятие государственных решений, с другой стороны, они не должны уничтожать саму демократическую процедуру выражения этого мнения. Власть толпы не должна подменять власть народа. Если толпа свергает то или иное правительство, то это толпа, а не народ. И в этом смысле 31 статья не защищает власть толпы, она предполагает возможность влиять на государственные решения, но не предполагает возможность принимать государственные решения непосредственно на площади, будь то «Майдан Незалежности» (Украина) или «Болотная площадь» (Россия). Соответственно, в этом отношении, конечно, демократические процедуры, которые защищаются 32 статьей, отчасти 33 статей, они не должны преуменьшаться, и в этом отношении, 31 статья – то политическое право, которое предполагает эту форму влияния на власть, тоже должна иметь свои пределы.

Если говорить о более конкретных вещах, то в 2004 году появился ФЗ №54. Надо сказать, что в начале первых лет существования демократического государства в России, почему то именно на защиту 31 и 33 статьи особого внимания не обращали. До 2004 года действовал Указ Президента 1988 года о порядке проведения всех публичных мероприятий. И вроде как все было нормально. Но, когда на пространстве душла СССР появился признак «цветных революций», многие связывают появление этого закона именно с теми политическими процессами, которые стали происходить в близлежащих государствах, в нашей стране появился этот закон, который изначально был еще даже в более жестком виде предложен ГД, с многочисленными дискуссиями в ходе законодательного процесса поправлен, а в последствие снова немножечко усилен в части ограничений.

Самое важное, что предполагает этот закон – это, с одной стороны, попытка реализовать вытекающую из Конституции идею об уведомительном порядке провидения любого массового мероприятия, с другой стороны, защитить интересы общественной безопасности, предотвратить те массовые беспорядки, которые могут стать результатом неконтролируемой, неумеренной реализации этого права на публичные мероприятия.

В законе пытались соблюсти баланс. Баланс, в частности, предполагает, что если организаторы массового мероприятия обращаются в уполномоченный государственный орган или орган местного самоуправления с просьбой согласовать место и время проведения мероприятия, то просто так отказать нельзя, нужно, если не устраивает, если невозможно, по мнению соответствующего органа власти, провести мероприятие в том месте и в то время, когда предлагают организаторы, должно быть предложено другое место и время. Это другое место и время по смыслу закона должно быть равноценным, однако на практике положения закона этот баланс не обеспечивают. баланс склоняется в пользу трансформации де-юре уведомительного в де-факто разрешительный порядок проведения всех публичных мероприятий. Про это не говорил только ленивый.

КС в 2004 году, в 2008 году вносил Определения, в которых рассматривал проблемы, касающиеся механизма проведения публичных мероприятий, Уполномоченный по правам человека (далее УПЧ) несколько раз включал в свои официальные доклады описание проблемы де-факто разрешительного порядка проведения массовых мероприятий, в мае текущего года КС вынес еще одно Постановление, которое касалось механизма проведения мероприятия, отчасти, уже с учетом новых норм, которые появились весной этого года, были снесены в качестве изменений в закон 54-ФЗ. По сути дела, КС во всех этих решениях, также как УПЧ, критикует правоприменительную практику, критикует то понимание, то толкование закона, которое предполагает возможность государственных органов решать: стоит проводить публичное мероприятие или не стоит. В тех рамках, которые закон предоставляет, государственный орган оказывается слишком свободен для выбора оснований и даже мотивов отклонения того ходатайства, того заявления, которое направляют организаторы публичного мероприятия. Бывает так, что вместо явно популярного и многолюдного мечта, предлагается провести митинг где-нибудь на краю города, на кладбище, или где-нибудь в таком же месте, где угрозы общественной безопасности явно не возникнет, где вопрос необходимости, например, защищать участников мероприятия, если все прохожие на них будут бросаться с кулаками, безопасность может быть обеспечена.

Кроме того, когда речь идет об отказе в согласовании конкретного места и времени, бывает так, что отказывают, по сути дела, без каких-либо разумных оснований, причин, просто считая, что своим отказом они воспрепятствуют в осуществлении той деятельности, которая потенциально не безопасна для общественных интересов.

В таком случае, если уж совсем сказать о природе самого права, к природе самого права вернуться, можно говорить о том, что тем самым создаются препятствия для определенной формы реализации государственной власти гражданами, участия в осуществлении государственной власти. Те органы, которые действовали от имени граждан, они решают, имеет тут смысл слушать народное мнение, или не имеет смысла, что плохо согласуется с идеей и смыслом 31 статьи Конституции.

Сегодня много говорят о тех, достаточно жестких, мерах ответственности, которые появились в законодательстве после мая 2012 года как реакция на события декабря 2011 и апреля 2012 года, в них отражено некая репрессивная реакция со стороны государства, попытка жесткими ограничениями пресечь ту активность, которая защищается Конституцией. Другое дело, что преподносится это, и формально, и с т.з. буквы закона защищаются вполне правомерные, вполне допустимые, вполне конституционно признанные ценности, такие как общественная безопасность, даже защита газонов, которые вытаптывают участники публичного мероприятия, может в той или иной степени рассматриваться как публичный интерес, подлежащий защите, однако в политике про это много говорят, по сути дела, это можно читать между строк тех законодательных изменений, которые принимаются, по сути дела создаются дополнительные правовые возможности для ограничения таких мероприятий, что с требованиями 31 статьи Конституции плохо согласуется.

Сейчас КС рассматривает вопросы о конституционности уже новой редакции закона «О митингах», посмотрим, что он этому поводу решит.

Второе право, которое сформулировано в нашей Конституции в 32 статье, можно, в целом, обозначить как право на участие в управлении делами государства, хотя это будет не очень точно, поскольку и 31, и 33 статья тоже предполагают определенное право на участие в управлении делами государства, вопрос только в форме.

32 статья предполагает те формы, в рамках которых граждане непосредственно влияют на государственную политику, точнее даже, можно сказать, участвуют в принятии государственных решений. непосредственно участвуют в том случае, когда речь идет о референдуме, опосредованно участвуют в том случае, когда речь идет о выборах. Конечно, на выборах государственные решения не принимаются, но на выборах в т.ч. поддерживается определенная политическая программа, особенно если это пропорциональные выборы. И тем самым граждане имеют возможность выразить свое отношение к тому или иному направлению государственной политики, к тому или иному вопросу, который обсуждается в рамках избирательной кампании.

Важно отметить, когда мы говорим о праве, гарантированным ст. 32 – это право участвовать в принятии решений, но не гарантия того, что решение будет принято именно то, которое поддерживает конкретный избиратель. Право сводится к возможности внести положить свою песчинку на две чаши весов, или три, четыре и т.д. чаши весов по принятию того или иного государственного решения. Естественно, эта песчинка будет весить ровно столько же, сколько все остальные песчинки, вносимые другими гражданами, и только коллективная воля, в данном случае усредненная математическими методами, может принять окончательное решение, а каждый конкретный гражданин может влиять на принятие такого решения.

Когда мы говорим о политическом праве на участие в выборах и референдуме, мы предполагаем, что здесь общее выражение народной воли распадается на индивидуальные права граждан участвовать в формировании этой народной воли. В этом отношении 3 и 32 статьи Конституции имеют самую прямую, непосредственную взаимосвязь.

Когда мы анализируем 32 статью Конституции, мы видим, что в ней предусмотрены разные формы участия в осуществлении государственной власти, условно их можно разделить на те самые направления, функции, которые проистекают из доктрины разделения властей. Можно говорить о том, что:

Дата добавления: 2014-11-09