Статья Белкина. Обычаи и обыкновения. 21 страница

Государство с т.з. обеспечения процессуальных прав должно создавать необходимые механизмы по обеспечению этих прав, но сами права, и это следующая их особенность, следующее их отличие, они не выражают, в отличие от личных прав, те жизненно важные для каждой личности интересы, которые подлежат защите в рамках самого института прав человека.

Процессуальные права – права гарантии, т.е. они носят вторичный характер, потому что они сами по себе не столь важны, сколь важно их значение, сколь важна их роль в части обеспечения других личных, политических и даже отчасти социальных прав как прав, отражающих жизненно важные обстоятельства.

Среди всех прав, которые относятся к группе процессуальных прав, главным, основным правом можно считать право, закрепленное в 45 и 46 статьях Конституции.

45 статья предоставляет право на государственную защиту прав и свобод, 46 – право на судебную защиту. Судебная в данном случае может рассматриваться как определенная разновидность государственной защиты.

Доступ к суду, доступ к правосудию и в рамках правового государства, и в рамках реально эффективного государства, защищающего права и свободы, рассматривается в качестве основного инструмента, главного способа обеспечения действенности норм о правах человека. И не только конституционных норм о правах человека, но и тех норм, которые закрепляют определенные права и свободы на уровне отраслевого законодательства, а не на уровне Конституции.

Право на судебную защиту рассматривается в числе базовых, основных прав человека, фигурирует во Всеобщей декларации прав человека и в Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод в 6 статье. Нужно сказать, что российская практика применения 46 статьи Конституции о защите права на судебную защиту и практика применения 6 статьи Европейской Конвенции, они существенно друг друга дополняют, позволяя, в целом, определить содержание, пределы действия конкретные права, которые вытекают из права на судебную защиту, и в каком-то смысле, раскрывают его содержание, конкретизируют содержание этого права.

Мы можем говорить о том, что право на судебную защиту предполагает возможность, во-первых, доступа к суду, во-вторых, право на быстрое, справедливое вынесения решение судом в установленной процессуальной форме, а также право на эффективное исполнение судебного решения.

Естественно, непосредственно ни в 6 статье Конвенции, ни в 46 статье Конституции эти конкретные правомочия не содержаться, они выводятся путем толкования этих положения, толкование, которое применяет КС РФ, толкование, которое применяет ЕСПЧ.

В 6 статье Конвенции более четко разделено судебное преследование в публичном порядке, т.е. когда государство обвиняет в совершении какого-то правонарушения и предает суду, и те ситуации, когда возникает спор между гражданином и другим частным лицом, или административный спор, в общем, те ситуации, когда судебное разбирательство инициирует сам гражданин. Эти ситуации с т.з. процедуры, с т.з. условий их осуществления совершенно разные, они требуют разных гарантий, они вкладывают, отчасти, разное содержание в положение 6 статьи Конвенции и 46 статьи Конституции.

По сути дела, можно говорить о том, что в них есть что-то общее, но в них достаточно много различий, и, соответственно, эти различия, в основном, раскрываются ЕСПЧ в силу нормативного содержания 6 статьи Конвенции, и в меньшей степени КС, потому что 46 статья Конституции не столь отчетливо разделяет эти два аспекта, эти два элемента содержания права на судебную защиту.

Конечно, когда речь идет о предании человека суду, т.е. о публично-правовом преследовании, защита прав состоит в необходимости обеспечить процессуальные гарантии возможности на защиту, возможности представлять доказательства, возможности понимать, в чем именно его обвиняют, но, собственно, право защищать свои права и свободы, оно может рассматриваться во втором элементе, во втором аспекте содержания этого общего права.

То, что касается доступа к правосудию, то предполагается, что национальное законодательство, и, собственно, действия государственных органов должны составить условия, при которых любой человек может поставить вопрос о защите своих прав перед компетентным судом. Для этого у него не должно быть никаких неоправданных барьеров, никаких необоснованных препятствий, все препятствия, которые могут устанавливаться, он должны чем-то объективно объясняться. Например, если вопрос уже рассматривался судом, то, естественно, повторно его ставить перед судом не имеет смысла, или если суд не может вынести решение по каким-то причинам, например, спор относится к числу споров, вытекающих из отношений, не регулируемых правом вообще, в этом случае может рассматриваться как конституционное, как конвенционное, как правомерное основание для отказа в рассмотрении таких дел.

На самом деле, круг основания для отказа в рассмотрении очень узок, и действующее процессуальное законодательство его существенно ограничивает, если мы посмотрим ГПК, АПК, мы увидим, что перечень тех условий, при которых можно отказать в рассмотрении дела, он определяется исчерпывающим образом, и относительно небольшим перечнем условий. Само по себе отсутствие материально-правового основания, т.е. отсутствие оснований для удовлетворения тех требований, с которыми обращается гражданин, не препятствует процессуальному основанию для рассмотрения, т.е. не препятствует рассмотрению дела судом. В этом отношении, 46 статья защищает право поставить вопрос перед судом, не право получить определенный результат, это уже вопрос результата судебного разбирательства, применения тех норм, о применении которых просит заявитель, но не собственно само право, которое гарантируется 46 статьей Конституции.

При этом, предполагается, что любой спор, который вытекает из применения правовой нормы, т.е. любой спор, носящий правоприменительный характер, должен попасть в компетенцию какого-нибудь государственного суда. Если все суды будут отказывать в связи с неподсудностью, то это нарушит право на судебную защиту в самом его непосредственном выражении.

То, что касается содержания рассмотрения. Надо сказать, что у ЕСПЧ довольно обширная практика в этой части, в части толкования, какой суд может считаться объективным, какой суд может считаться беспристрастным, можно ли считать тот срок, в течение которого рассматривается дело разумным. В практике ЕСПЧ есть дольно много почти забавных случаев, когда дело о земельном споре в Италии рассматривалось в течение 60 лет, такой срок ЕСПЧ считает неразумным.

Что касается РФ, то мы в этом отношении отстаем от Италии, у нас относительно быстрее рассматриваются дела, хотя есть достаточное количество решений ЕСПЧ протии РФ, где было признано, что разумный срок российскими судами был нарушен.

Разумный срок, он определяется с учетом всех обстоятельств дела, с учетом того вопроса, который рассматривает суд, круга доказательств, которые необходимо суду исследовать, в общем, никакой автоматической таблицы, определяющей, какой срок может считаться разумным, у ЕСПЧ, конечно, нет. Но, при этом, любой суд, который рассматривает то или иное дело, должен понимать, что его неоправданные задержки в рассмотрении могут быть расценены в дальнейшем ЕСПЧ как нарушение права на судебную защиту.

Самое важное – это то, что решение суда должно обеспечивать эффективное восстановление в правах, а само решение должно быть эффективно исполнено. По поводу эффективного восстановления в правах, здесь вопрос больше российской практики, нежели практики ЕСПЧ, тогда как об исполнении решений много писал именно ЕСПЧ.

В части эффективной защиты прав. Первый раз, в Постановлении от 6 июня 1995 года, КС сформулировал правовую позицию, на которую в дальнейшем сам много раз ссылался, эта правовая позиция касалась ситуаций, когда суд, применяя те или иные нормы закона, не должен ограничиваться установлением формальных условий применения закона, должен оценивать, нет ли со стороны кого-либо из участников правоотношения злоупотребления своими правами. Это Постановление от 6 июня 1995 года касалось закона «О милиции», на взгляд Белова, не слишком демонстративно.

Более показательно другое дело, которое было рассмотрено в 1997 году – дело о приватизации коммунальных квартир. Оно, как кажется Белову, очень хорошо демонстрирует эту правовую позицию КС. В законе было сказано, что приватизация комнат в коммунальных квартирах возможна только с согласия всех соседей, и в судебной практике стала складываться позиция (устойчивая), что если соседи не дают согласия, гражданин, который хочет приватизировать свою комнату, обращается в суд, дело суда – установить, есть в действительности согласие или нет. Если его действительности нет, то суд отказывает в удовлетворении требований, т.е. не удовлетворяет требования об обязании предоставить возможность приватизации. КС этой позиции судов общей юрисдикции был сильно возмущен, потому что в этом случае никакой, собственно, судебной защиты не обеспечивалось. В этом случае дело суда ограничивалось только констатацией и так известного факта, суды общей юрисдикции, как правило, в таких делах не выясняли, имеет ли место со стороны соседей злоупотребление своей возможностью давать или не давать согласие, собственно, эффективной защиты прав суды не обеспечивали. Соответственно, КС в этом случае пришел к выводу, что дело суда не формально применять закон, а оценивать, насколько эффективно могут быть реализованы права, предоставленные законом, и все те условия, которые носят характер необоснованных препятствий, они должны судом устраняться. Соответственно, в этом случае со стороны суда только и может быть обеспечена эффективная защита, если он будет оценивать все обстоятельства конкретного дела, и давать возможность гражданину реализовать предоставленное ему право. Много раз эта правовая позиция воспроизводилась и в других не столь частных делах, а в делах, связанных со спорами между гражданами и государственными органами, в этих случаях суд фактически говорил о том, что со стороны судебных органов, со стороны судов общей юрисдикции и арбитражных судов, должна иметь место оценка обоснованности ограничений прав, собственно, оценка, насколько правоприменительным решением правомерно ограничиваются права. И в этом смысле толкование 18 статьи Конституции, 55 статьи Конституции достаточно отчетливо указывает на то, что суды должны в конкретном случае оценивать, нет ли со стороны государственного органа злоупотребления его полномочиями, используется ли полномочие в соответствии с теми целями, для которых оно предоставлено и т.д.

Но а то, что касается эффективного исполнения решений, то здесь, как Белов уже отметил, больше решений ЕСПЧ, нежели КС. Мы уже несколько раз упоминали дело Бурдова, которое во втором случае было рассмотрено как «пилотное дело», пилотное в том смысле, что проблема неисполнения судебных решений для российской практики, для российского законодательства носит системный характер, т.е. в данном случае мы можем констатировать, мы можем увидеть, что неисполнение судебных решений – это не отдельные случаи, а это система, это системная проблема в российском праве, в российской государственной системе, в российском государстве вообще, отчасти, принятие закона об исполнительном производстве, отчасти создание специального органа ФССП, отчасти закрепление механизма исполнения решений в отношении государства – это те шаги, которые наша страна предпринимала на протяжении последних 10, даже чуть больше, для того чтобы обеспечить эффективность исполнения судебного решения. Если гражданину суд подтверждает, что он прав, но в реальности он реализовать свое право не может, то это эффективной судебной защитой не является. В этом случае государство обязано создать условия для обеспечения исполнения судебных актов.

Особенно, конечно, со стороны ЕСПЧ выглядит нарушающим это право ситуация, когда само государство не исполняет решения судов, т.е. когда органы исполнительной власти, ссылаясь на разные обстоятельства, чаще всего, как в деле Бурдова, ссылаясь на отсутствие финансирования, отсутствие бюджетных средств, отказываются исполнять решение суда. Это с т.з. ЕСПЧ явно посягает, явно нарушает, ограничивает неправомерно право, которое гарантированно 6 статьей Европейской Конвенции.

Последнее, о чем Белов хотел бы упомянуть в связи с 46 статьей Конституции и правом на судебную защиту – это возможность любой спор с государственным органом переносить в суд.

Это право, вытекающее из 46 статьи Конституции, рассматривалось и рассматривается как важнейшее демократическое право, право, чтобы любой спор с государством решался в судебном порядке. Нужно сказать, что для многих сегодня это кажется очевидным. Но, во-первых, всего 20 лет назад это было далеко не общепризнано, и в советском праве, как раз, на рассмотрение суда можно было вынести только те споры, которые прямо были указаны в законе как рассматриваемые, разрешаемые в судебном порядке, во всех остальных случаях только в административном порядке можно было подать жалобу на неправомерное действие или решение. В 1989 году впервые появилось, вернее, появилось первый раз в Конституции 1977 года, но было реализовано с т.з. законодательного механизма только в 1989 году право обжаловать в суд действия и решения, нарушающие права и свободы граждан.

В 1993 году законом от 27 апреля 1993 года было установлено это право, тот закон 1989 года это был закон СССР, в 1993 был принят закон РФ, который установил то, что в науке административного права часто называют общей клаузулой, т.е. общей оговоркой, правом любое действие или решение государственного органа, которое в том или ином виде затрагивает или ограничивает права и свободы граждан, обжаловать в судебном порядке.

Неочевидность того, что именно суд может быть всегда доступен для гражданина проявляется, в частности, и в ситуациях, когда, например, в законе устанавливается обязательный предварительный административный порядок подачи жалобы. Конституционность таких норм весьма сомнительна, хотя с т.з. практики КС РФ, важно, чтобы в конечном счете дело могло быть передано на рассмотрение суда, не обязательно, чтобы сразу можно быть начинать именно с судебной процедуры, но обязательно должно быть предоставлено право вынести спор с государственным органом на рассмотрение суда.

Соответственно, это право можно считать вытекающим из 46 статьи Конституции и реализующим право на судебную защиту.

Кроме права на судебную защиту, Конституция содержит еще ряд гарантий. На самом деле, формулировать их в качестве прав иногда довольно сложно. Некоторые сформулированы как права, например, право на рассмотрение дела в том суде и тем судьей, к подсудности которого оно отнесено законом, мы еще об этом праве несколько слов скажем, другие сформулированы как принципы, как некие общие гарантии, к числу таких относится презумпция невиновности.

Презумпция невиновности – это и право тоже, право считаться невиновным до тех пор, пока вина в совершении правонарушения не будет установлена вступившим в законную силу приговором суда. Презумпция невиновности имеет много разных аспектов, она достаточно разнообразна по сфере ее применения, соответственно, по тем трудностям и спорам, которые в связи с этим возникают.

С т.з. содержания, презумпция невиновности предполагает, во-первых, распределение бремени доказывания, как минимум, в тех делах, которые носят характер обвинения выдвигаемого публичными органами, т.е. органами государственной власти, публичного обвинения в адрес гражданина, в адрес частного лица. Публичное обвинение в этом случае предполагает, что со стороны государства должны быть подготовлены все доказательства, что государство, инициируя разбирательство против гражданина, должно быть готовым к тому, чтобы обосновать свое обвинение, для того чтобы представить все необходимые доказательства. Это касается именно бремени доказывания, т.е. если государство не сможет представить необходимые доказательства, то гражданин должен быть признан невиновным, он не обязан доказывать свою невиновность, обязаны доказывать государство, если оно не докажет, то должны отпустить.

Тоже самое касается второго элемента – толкование всех неустранимых сомнений, отсутствие прямых доказательств. Те или иные обстоятельства, которые заставляют сомневаться в действительности предъявленного обвинения, они все должны толковаться в пользу обвиняемого. Никакое восполнение косвенными доказательствами прямых свидетельств о виновности не допускается, потому что в этом случае обвинение может быть построен она предположительных утверждениях, а это презумпции невиновности противоречит.

И более частный вопрос – это прекращение преследования, если прекращение происходит по нереабилитирующим основаниям, вопрос о виновности не закрывается. нереабилитирующие основания – это основания, которые связаны, например, с истечением срока давности привлечения к ответственности, которые не связаны с отрицанием факта совершения правонарушения. Соответственно, любое прекращение по нереабилитирующим основаниям оставляет в деле обвиняемого, обвиненного некое многоточие, некий нерешенный вопрос о его действительной виновности. В этом случае лицо, в отношении которого дело было возбуждено, может требовать, чтобы оно было доведено до конца, чтобы его доброе имя было защищено в том случае, если гражданин уверен в своей невиновности, но с т.з. правовых последствий, прекращение дела в т.ч. и по нереабилитирующим основаниям не означает признания лица виновным, с т.з. права не могут быть никакие последствия, связанные с признанием вины в ситуациях, когда дело прекращено даже по нереабилитирующим основаниям. Соответственно, в этом случае мы можем говорить о том, что согласие на прекращение производства по нереабилитирующим основаниям, оно, скорее, восстанавливает именно доброе имя, но не касается тех правовых последствий, которые в связи с этим наступают.

Очень принципиальный вопрос: каковы пределы действия презумпции невиновности?
У КС есть очень, на взгляд Белова, сомнительная правовая позиция, где КС толкует 49 статью Конституции буквально, т.е. он оценивает тот конкретный смысл, те конкретные слова, которые в Конституции сформулированы. В частности, когда речь идет о применении конституционного принципа презумпции невиновности к другим видам ответственности, КС приходит к заключению, что в Конституции этот принцип установлен только в отношении уголовной ответственности. Собственно, та терминология, которая используется в конституционной норме, она указывает на то, что речь идет об уголовном преступлении, и о преследовании в уголовном порядке: «никто не может считаться виновным в совершении преступления, до тех пор, пока его вина не будет установлена вступившим в законную силу приговора суда». И «преступление», и «приговор» – это в сложившейся терминологии те понятия, которые связаны исключительно с уголовным преследованием. Соответственно, в отношении других видов правонарушений, в отношении других видов производств, презумпция невиновности непосредственно Конституцией не закрепляется. Так считает КС.

На взгляд Белова, это формализм, это применение Конституции с т.з. ее буквы, но не смысла. По сути дела, Конституция должна создавать гарантии защиты от любого публично-правового преследования. Да, преследование, которое осуществляется в частноправовом порядке, оно может по-разному перераспределять бремя доказывания, и по-разному оценивать те или иные обстоятельства, значимые для применения той или иной ответственности, в частности, гражданское законодательство закрепляет презумпцию вины ответчика в совершении гражданско-правового правонарушения. Это допустимо, но допустимо в тех случаях, когда речь идет о споре частного характера. Когда преследует государство, то преследование должно всегда строиться на презумпции невиновности. Это, как кажется Белову, вытекает из общих принципов Конституции, общих принципов взаимодействия гражданина и государства, и из более содержательного толкования положений Конституции, устанавливающей презумпцию невиновности.

Тем не менее, КС оправдал таким образом законодателя, и законодатель во многих случаях теперь делает исключения из принципа презумпции невиновности.

Наверное, очень отчетливый и характерный пример - в КоАП в отношении владельца транспортных средств, нарушение ПДД, которое зафиксировано фото- или видеокамерами, работающими в автоматическом режиме, на эти ситуации презумпция невиновности не распространяется. Это вполне укладывается в ту правовую позицию, которую КС высказал в 2001 году.

Еще 4 права. Все права относятся к числу тех гарантий, которые связаны именно с процедурами рассмотрения дел в судах или в иных юрисдикционных органах.

Первое – это право на рассмотрение дела в том суде и тем судьей, к подсудности которого оно отнесено законом. Белов не будет вдаваться в подробности относительно того, что подсудность судей у нас, в общем-то, законом не распределяется, за исключением мировых судей. Это терминологическая проблема, которая к сути, к содержанию Конституции мало имеет отношение.

Здесь важно, что законность суда воспринимается и как запрет произвольного изменения подсудности. По этому поводу КП выносил несколько Постановлений, последнее 2004 года касается ситуации, когда избирательное законодательство предоставляло право ЦИК в случае, если вопрос с ее т.з. достаточно важный выносить спор о результатов выборов на рассмотрение ВС РФ, игнорируя правило обычного распределения подсудности. КС признал это правило нарушающим конституционные нормы, потому что оно позволяет без объективных оснований, критериев переносить рассмотрение дела из одного суда в другой суд. Это право рассматривается как гарантия беспристрастности, как гарантия независимости суда, потому что прямая противоположность такому подходу – это возможность вышестоящего суда изъять у любого нижестоящего суда любое дело и рассмотреть его в качестве суда 1 инстанции. Такой подход, он противоречит конституционным гарантиям независимости, соответственно, рассматривается как противоречащий конституционной норме.

Кроме того, в конституционную гарантию включается и вопрос о порядке формирования суда. Если суд сформирован в нарушении установленных законно правил, он не может считаться законным судом, в частности, до ЕСПЧ одно такое дело дошло, когда Законодательное собрание Ростовской области мировые судьи назначало без достаточных на то полномочий, все дела, рассмотренные этими судьями, были оценены как нарушающие Конвенцию в части именно законного состава формирования суда.

Кроме права на рассмотрение дела в том суде и тем судьей, к подсудности которого оно отнесено законом, есть еще право на квалифицированную юридическую помощь. Оно предусматривает возможность прибегнуть к защите государства в тех случаях, в частности, когда у гражданина нет возможности нанять себе защитника, а против него возбуждено уголовное преследование. В этом случае Конституция гарантирует предоставление защитника со стороны государства, соответственно, государство это право обеспечивает соответствующими положениями закона, которые обязывают адвокатов за государственный счет представлять интересы обвиняемого.

Мы говорили о применении КС права на квалифицированную юридическую помощь в деле, которое было связано с обязательным членством в Коллегии адвокатов. Если мы помним, речь шла о том, что КС возлагает на государство обязанность контролировать качество оказываемой юридической помощи, в частности с помощью создания механизмов контроля за адвокатской деятельностью и квалификационных требований, которым должны соответствовать лица, получающие статус адвоката.

Еще два права-гарантий, два принципа – это запрет повторного осуждения за одно и то же правонарушения, принцип «non bis in idem», который имеет, с одной стороны, очень давнее происхождение, его не даром обозначают латинским выражением, потому что берет свои корни еще в римском праве, но, при этом, до сих пор пределы действия этого принципа не вполне четко определены.

В частности, и в первую очередь, речь идет о ситуациях, когда возникает необходимость привлечения к нескольким видам ответственности. В этом случае, вопрос о том, можно ли применять принцип non bis in idem в отношении, например, уголовной, административной, гражданско-правовой, дисциплинарной ответственности, или можно сразу привлекать к разным видам ответственности, лишь бы каждый вид ответственности не наступил дважды. С т.з. реальной практики, с т.з. реального понимания этого принципа КС, речь идет именно о применении в рамках одной отрасли законодательства, в рамках одного вида ответственности. Предполагается, что виды ответственности должны быть дифференцированы. Например, публично-правовая ответственность: административная и уголовная не должны между собой пересекаться так, чтобы не допускалась возможность привлечения и к одному, и к другому виду ответственности. Но привлечение к ответственности материальной и дисциплинарной, привлечение к ответственности гражданско-правовой и уголовной вполне совместимы с принципом non bis in idem, потому что они имеют разное юридическое основание. С т.з. обывателя, это юридическое иезуитство, потому что получается, что для гражданина, он совершил одно деяние, но наказывают его один раз в пользу государства, другой раз в пользу потерпевшего, иногда еще в пользу, например, работодателя, привлекающего к дисциплинарной ответственности, получается, что основным обоснованием в этом случае служит тот факт, что законодательные условия разные, что в одном случае нарушается норма уголовного закона, а другом случае норма гражданского закона одним и тем же деянием. По сложившейся практике, по сути дела, это юридическое объяснение разных видов ответственности, оно оправдывает, оно защищает возможность привлечения к нескольким видам ответственности и ограничивает действие принципа non bis in idem только ситуациями повторного привлечения к одному виду ответственности.

Последняя из процессуальных гарантий – это свидетельский иммунитет – право не свидетельствовать против себя и близких родственников, а также тех лиц, круг которых установлен законом. В частности, ряд лиц в связи со своей профессиональной деятельностью могут получить ту информацию, которую их не могут обязать раскрыть следствию. Это те лица, которые находятся в особых доверительных отношениях с гражданами по роду своей профессиональной деятельность – адвокаты, священники, депутаты, и, соответственно, для всех остальных свидетельствование является обязанностью, для всех тех, кто защищен свидетельским иммунитетом – только правом. Такие лица могут отказаться от дачи свидетельских показаний, но могут и дать согласие, если считают, что это будет на пользу. Соответственно, свидетельский иммунитет предполагает именно отказ от дачи показаний, но не предполагает защиту от выполнения каких-то других обязанностей, которые косвенно могут привести к сбору доказательств против гражданина, в пользу его виновности. Например, КС в 2007 году рассматривал дело, заявители, которые обращались в КС, говорили, что по сути, на гражданина возлагается обязанность содействовать сбору доказательств в пользу его виновности. Но КС почитал, что в этом случае баланс конституционных ценностей, необходимость защиты жизни и здоровья участников ДТП, отчасти, необходимость защиты публичных интересов в правильном и своевременном расследовании дела, она оказывается ограничивающей в самых широких пределах право не давать свидетельские показания, право на свидетельский иммунитет.

Отдельно мы должны сказать о той гарантии, которая не носит в чистом виде процессуального характера, но ее можно считать именно гарантией защиты прав – это запрет обратной силы закона. Запрет обратной силы вытекает из принципа правовой определенности, каждый должен иметь четкое представление о своих правах и обязанностях, также об ответственности, которая наступит в случае нарушения действующего закона. Соответственно, нельзя признавать противоправными, наказуемыми, преступными те действия, которые ранее были совершены. В этом смысле Конституция создает общую гарантию защиты от применения закона с обратной силой.

В отношении тех правоотношений, которые возникли до момента вступления в силу закона, но продолжаются в этот момент, можно ли на них распространить действие закона?

С т.з. примитивного понимания принципа запрета обратной силы – нет, если говорить о распространении только на действия, которые были совершены ранее, на события, которые произошли ранее, то в этом случае, продолжение правореализации правоотношения, возникшего до момента вступления в силу закона, вполне может быть предметом его регулирования, но с т.з. конституционной – это не должно быть так. Конечно, Конституция защищает законные ожидания, защищает возможность предвидеть последствия своих действий. Если, например, заключен договор, который с истечением какого-то времени еще не исполнен, но начинает противоречить закону, то на него действие закона не должно распространяться. В этом случае, граждане, которые раньше заключили какую-то сделку, они имеют право ее завершить. По крайне мере, так гласит теория.

С т.з. практики все несколько иначе. Бывали случаи, собственно, у нас, в нашей практике были ситуации, когда государство отменяло действие выданных им же лицензий на осуществление какой-то деятельности, требуя получать другие разрешения, или в каких-то случаях отменяло действие тех самых актов, на исполнение которых граждане как-то рассчитывали. В этом случае считалось, что в публичной сфере публичный интерес может оправдать не абсолютно безупречные с т.з. запрета обратной силы закона последствия.
По сути дела, здесь можно, наверное, говорить о том, что запрет обратной силы закона зачастую толкуется слишком узко, и явно уже его конституционного содержания.

Дата добавления: 2014-11-09