Интерлюдия в темноте 3 страница

Волны шуршали, набегая на берег, звезды неторопливо посверкивали в небесах, вдалеке была видна яркая полоса света – дневная сторона орбиталища. В сиянии звезд и орбиталища виднелись безмолвные, застывшие в ожидании очертания шаттла Культуры: его открытые задние двери казались Хорзе пещерой, темной и безопасной.

Хорза уже попробовал на прочность узлы, связывавшие его руки и ноги. Вытащить запястья не удастся – веревка, шпагат или что уж у них там было, постоянно затягивалась на нем, и если бы даже ему удалось немного ослабить путы, то слабина тут же исчезла бы. Видимо, веревка, высыхая, давала усадку, потому что ее намочили, перед тем как связать Хорзу. Трудно было сказать, так ли это. Он мог бы ускорить выделение кислоты своими потовыми железами в тех местах, где веревка касалась его кожи, и, пожалуй, это стоило попробовать. Но даже долгой ночи Вавача, вероятно, было недостаточно, чтобы получить какой‑то результат.

«Боль нереальна, – сказал он себе. – Дерьмо собачье».

Он проснулся на рассвете одновременно с несколькими Едоками, которые медленно направились к воде, чтобы ополоснуться в прибое. Хорза замерз. Он начал дрожать, как только проснулся, – он знал, что температура его тела намного упала за ночь, когда он находился в легком трансе, необходимом для преобразования клеток на запястьях. Он натянул веревки, проверяя, не образовалось ли слабины, не надорвались ли волокна или жилы. Ничего такого – только руки стали болеть еще сильнее в тех местах, где капли пота падали на участки кожи, не изменившиеся и потому неспособные противостоять кислоте, которую вырабатывали потовые железы. Несколько секунд это беспокоило Хорзу: он вспомнил, что если придется выдавать себя за Крейклина, то отпечатки ладоней и пальцев должны быть такими же, как у капитана «ТЧВ», а потому превращение кожи должно проходить в идеальных условиях. Но он тут же посмеялся над этими заботами. Какой смысл думать о завтрашнем дне, если можешь не дожить до конца сегодняшнего?

Он подумал, не покончить ли с собой. Это было возможно – требовалась лишь небольшая внутренняя подготовка; он мог убить себя с помощью одного из собственных ядовитых зубов. Но пока оставалась хоть какая‑то надежда, Хорза не мог заставить себя думать об этом серьезно. Он спрашивал себя, как относятся к войне люди Культуры: считалось, что они тоже способны выбирать смерть, хотя и утверждали, что их способы самоубийства сложнее, чем простое отравление. Но разве они могут противиться смерти – эти мягкие, избалованные тишиной и миром души? Он представил, как люди Культуры сражаются, как прибегают к автоэвтаназии почти сразу же после звука первых выстрелов, с появлением первых ран. Он улыбнулся при этой мысли.

Идиране могли впадать в смертный транс, но пользовались им в случае крайнего позора и бесчестья, или когда дело их жизни подходило к концу, или если им угрожала болезнь, в результате которой они становились калеками. И в отличие от Культуры – или мутаторов – они в полной мере чувствовали боль, не смягчаемую никакими вмонтированными в гены ингибиторами. Мутаторы рассматривали боль как некий рудимент своей эволюции из животного состояния, обитатели Культуры просто боялись ее, а вот идиране относились к ней с неким горделивым презрением.

Хорза обвел взглядом берег. За двумя большими каноэ стоял шаттл с открытыми задними дверями. На вершине его две цветастые птицы совершали свои птичьи ритуалы. Хорза некоторое время наблюдал за ними, а лагерь Едоков тем временем постепенно пробуждался, и утреннее солнце становилось все ярче. Из рощицы поднимался туман, высоко в небе висело несколько облачков. Зевая и потягиваясь, из своей палатки вышел господин Первый, вытащил из‑под мундира тяжелый пулевой пистолет и выстрелил в воздух. Видимо, это было сигналом для всех Едоков проснуться и приступить к своим дневным обязанностям, если они еще не сделали этого.

Звук выстрела из этого примитивного оружия спугнул двух птиц с шаттла Культуры. Они взмыли в воздух и полетели прочь над деревьями и кустами, огибая остров. Хорза проводил их взглядом, потом опустил глаза на золотистый песок и стал дышать медленно и глубоко.

– Сегодня важный день для тебя, незнакомец, – с ухмылкой сказал господин Первый, подходя к мутатору.

Он сунул пистолет в кобуру, висевшую у него под мундиром. Хорза посмотрел на него, но ничего не сказал. «Еще одно пиршество в мою честь», – подумал он.

Господин Первый обошел вокруг Хорзы и осмотрел его. Хорза следил за ним глазами, где мог, и с опаской ждал, что тот заметит повреждения от кислотосодержащего пота на веревке, но господин Первый ничего не заметил, а когда снова появился в поле зрения Хорзы, на его лице все еще гуляла улыбка; он чуть кивнул, явно удовлетворенный тем, что человек по‑прежнему надежно привязан к шесту и не может шевелиться. Хорза, как мог, растягивал, раздвигал путы на запястьях, но даже намека на слабину не появлялось. Его план не сработал. Господин Первый ушел руководить спуском на воду рыболовного каноэ.

Незадолго до полудня, когда рыболовное каноэ уже возвращалось, из рощицы на носилках вынесли Фви‑Сонга.

– Дар моря и воздуха! Дань безмерного богатства Кругоморя! Посмотри, какой прекрасный день ожидает тебя! – Фви‑Сонг приказал, чтобы его поднесли к Хорзе. Носилки поставили сбоку от костра, и Фви‑Сонг улыбнулся мутатору. – У тебя была целая ночь, чтобы поразмыслить над тем, что тебя ожидает днем. Несмотря на всю темноту, ты мог взирать на плоды Вакуума. Ты видел пространство между звездами, видел, сколько там пустоты, как мало там чего‑то иного. Теперь ты в полной мере можешь оценить, какая тебя ожидает честь, как тебе повезло, что ты стал моим знаком, моим подношением! – Фви‑Сонг удовлетворенно хлопнул в ладоши, и его громадное тело сотряслось снизу доверху. Он поднес ко рту пухлые руки, складки жира вокруг глаз на мгновение приподнялись, обнажив белки. – Ай‑ай, ну и повеселимся мы все!

Пророк подал знак, и носильщики понесли его к морю, чтобы обмыть и умастить.

Хорза смотрел, как Едоки готовят себе пищу. Они выпотрошили рыбу, выкинули рыбье мясо и оставили внутренности, головы и чешую. Они повытаскивали устриц из раковин и выкинули тела моллюсков, затем перетерли раковины вместе с водорослями и несколькими ярко окрашенными морскими слизнями. Хорза смотрел на все происходящее и удивлялся тому, насколько Едоки измождены. Тела их покрывали струпья и язвы, и все выглядели донельзя рахитичными и больными. Простуда и кашель, шелушащаяся кожа и частично деформированные конечности – все это свидетельствовало о питании, которое неизбежно должно было привести к роковому исходу. Рыбье мясо и моллюски были положены в большие, пропитанные кровью корзины и возвращены волнам. Хорза внимательно следил за всем этим, насколько ему позволяли повязка и расстояние, но, похоже, ни один из Едоков не откусил тайком ни кусочка мяса, выкидывая его из корзин в океан.

Фви‑Сонг, которого вытирали на песке неподалеку от линии прилива, смотрел, как выбрасывают в воду пищу, и одобрительно кивал, произнося тихие слова поощрения в адрес своего стада. Потом он хлопнул в ладоши, и носилки медленно понесли вдоль берега к костру и мутатору возле него.

– Пожертвованное свыше! Дар Господень! Подготовься! – прочирикал Фви‑Сонг, устраиваясь поудобнее в своих носилках, отчего все огромные складки и пазухи его тела сотряслись, как желе.

Хорза начал дышать чаще, почувствовав, как забилось его сердце. Он сглотнул слюну и снова натянул веревки, связывавшие его запястья. Господин Первый и две женщины доставали свои жалкие одеяния, закопанные вчера в песок.

Все Едоки собрались вокруг костра и встали лицом к Хорзе, глядя на него своими черными глазами; некоторые – с тенью любопытства. Только и всего. В их действиях и выражениях была какая‑то безжизненность, которая обескураживала Хорзу даже больше, чем если бы они проявляли неприкрытую ненависть и садистский интерес.

Едоки начали распевать свои заклинания. Господин Первый и две женщины заворачивались в серые одежды. Посмотрев на Хорзу, Господин Первый усмехнулся.

– О счастливое мгновение среди дней конца! – сказал Фви‑Сонг, возвышая голос и воздевая руки. Его щебетание разносилось по острову. Вокруг мутатора снова поплыл запах нечистой еды. – Пусть это развоплощение и новое воплощение станут для нас символом! – продолжал Фви‑Сонг, позволяя своим рукам опуститься; волны белой плоти снова прокатились по его телу. Пророк переплел жирные пальцы, и их золотисто‑коричневая кожа залоснилась на солнце. – Пусть его боль станет нашей радостью, как наше развоплощение станет нашим воссоединением; пусть его свежевание и поглощение станут для нас удовлетворением и наслаждением!

Фви‑Сонг поднял голову и громко заговорил на языке, понятном его последователям. Те затянули новую песню – громче, чем прежнюю. К Хорзе подошли господин Первый и две женщины.

Хорза почувствовал, как господин Первый снял с его рта повязку. Бледнокожий человек сказал что‑то двум женщинам, и те подошли к горшкам, в которых бурлила вонючая жидкость. В голове у Хорзы стало легко; в горле появился слишком хорошо знакомый привкус, словно часть кислоты с запястий каким‑то образом попала на язык. Он снова попробовал на прочность свои путы, чувствуя, как дрожат мускулы. Пение продолжалось. Женщины налили омерзительный бульон в чаши. Пустой желудок Хорзы заранее вывернулся наизнанку.

«Есть два способа освободиться от пут, кроме тех, что доступны немутаторам [говорилось на лекциях в Академии]: путем выделения вместе с потом кислоты в том месте, где на путы может быть оказано воздействие, или же путем гибкой деформации конечностей в нужных местах».

Хорза попытался чуть сильнее напрячь свои усталые мышцы.

«Чрезмерное кислотное потоотделение может привести к травме не только близлежащих кожных покровов, но и всего тела вследствие опасного изменения его химического баланса. Чрезмерная деформация может привести к такому ослаблению мышечных тканей и костей, что их последующее применение в долгосрочной или краткосрочной попытке побега может быть сильно ограниченным».

Господин Первый приближался к Хорзе с деревянными распорками, которые он собирался вставить ему в рот. Двое Едоков покрупнее выдвинулись из толпы и стояли наготове на тот случай, если господину Первому понадобится помощь. Фви‑Сонг завел руку за спину. Женщины оставили свои булькающие горшки и тоже направились к Хорзе.

– Открой рот пошире, незнакомец, – сказал господин Первый, поднимая руки с двумя деревянными распорками. – Или ты хочешь, чтобы мы воспользовались ломом? – Господин Первый улыбнулся.

Руки Хорзы напряглись. Та рука, что находилась сверху, шевельнулась. Господин Первый заметил это движение и замер. Одна из рук Хорзы выпросталась вперед – он был готов расцарапать ногтями лицо господина Первого. Бледнокожий отпрянул, но недостаточно быстро.

Ногти Хорзы задели мундир и ритуальное одеяние господина Первого, всколыхнувшиеся, когда тот увертывался от руки мутатора. Оторвавшись, насколько это было возможно, от своего шеста, Хорза почувствовал, что его когтистая рука продрала два слоя одежды, но кожи не коснулась. Господин Первый отпрянул назад, столкнулся с одной из женидин, несших чаши с вонючим варевом, выбил чашу из ее рук. Одна из деревянных распорок вылетела из его руки и упала в огонь. Рука Хорзы завершила движение, и в этот момент два Едока, чуть раньше выдвинувшиеся из толпы, ринулись вперед и схватили мутатора за голову и за руки.

– Святотатство! – завопил Фви‑Сонг. Господин Первый посмотрел на женщину, с которой столкнулся, потом на костер, потом на пророка и наконец на мутатора свирепым взглядом. После этого он поднял руку и посмотрел на дыру в своей одежде.

– Этот грязный дар оскверняет наши одеяния! – закричал Фви‑Сонг.

Два Едока держали Хорзу, крепко привязывая к шесту его руку и голову. Господин Первый двинулся к Хорзе, вытаскивая из‑под мундира пистолет и держа его за ствол, как дубинку.

– Гошподин Первый! – выкрикнул Фви‑Сонг, останавливая бледнокожего на полпути. – Отойди! Убери швое оружие. Я покажу этому нехорошему малшику, как мы поштупаем ш такими, как он!

Освобожденную руку Хорзы вытянули вперед. Один из Едоков, державших его, шагнул назад за шест, уперся ногой и зафиксировал руку Хорзы там, где она была. Во рту у Фви‑Сонга был комплект поблескивающих зубов – тех, что с отверстиями. Он свирепо смотрел на мутатора. Господин Первый тем временем отступил назад, не убирая в кобуру пулевой пистолет. Пророк кивнул двум другим Едокам в толпе; те взяли свободную руку Хорзы и растопырили на ней пальцы, привязав запястье к шесту. Хорза чувствовал, как сотрясается все его тело. Он отключил в этой руке всякую чувствительность.

– Нехороший, нехороший дар моря! – сказал Фви‑Сонг.

Он наклонился, взял в рот указательный палец Хорзы, сомкнул свои зубы‑кусачки, вонзил их в мясо и резко откинулся назад.

Пророк жевал и проглатывал плоть Хорзы, глядя ему в лицо. Вдруг он нахмурился.

– Вовше не вкушно, благодарение океаншких теше‑ний! – Пророк облизнул губы. – И похоже, тебе этого тоже маловато? Пошмотрим, што еше мы можем…

Фви‑Сонг снова нахмурился. Хорза посмотрел через головы державших его Едоков на руку, привязанную к шесту. Мясо с одного из пальцев было содрано. Хорза видел оголенную кость и кровь, капавшую с конца пальца.

Фви‑Сонг сидел, нахмурившись, на своих носилках, господин Первый стоял рядом с ним, по‑прежнему пожирая Хорзу взглядом и держа пистолет за ствол. Фви‑Сонг не издавал ни звука. Господин Первый взглянул на пророка. Тут Фви‑Сонг сказал:

– … што еше мы можем… мы можем… Фви‑Сонг поднес руки ко рту и не без труда вытащил зубы‑кусачки изо рта. Он положил их на тряпицу перед собой вместе с остальными наборами и поднес пухлую руку к горлу, а другую положил на необъятное полушарие живота. Господин Первый некоторое время смотрел на пророка, потом перевел взгляд на Хорзу: тот сделал над собой усилие и улыбнулся. Мутатор открыл свои зубные железы и засосал из них себе в рот яду.

– Господин Первый, – начал Фви‑Сонг, но потом протянул руку, которой держался за живот, к Первому.

Тот, казалось, пребывал в неуверенности. Он переложил пистолет из одной руки в другую и свободной рукой взялся за протянутые к нему пальцы пророка.

– Я думаю, я… я… – сказал Фви‑Сонг, а его глазные щелочки постепенно стали округляться.

Хорза видел, как лицо Фви‑Сонга меняет цвет. «Скоро настанет очередь голоса, когда это дойдет до голосовых связок».

– Помогите мне, господин Первый!

Фви‑Сонг ухватился за жировую складку на своем горле, словно пытаясь развязать слишком туго затянутый шарф. Он сунул пальцы себе в рот – глубоко, до самого горла, – но Хорза знал, что из этого ничего не выйдет. Желудочные мышцы пророка были уже парализованы, и он не смог бы выблевать яд. Теперь глаза Фви‑Сонга были широко раскрыты, белки сверкали, лицо приобрело синюшно‑серый оттенок. Господин Первый изумленно таращил глаза на пророка, продолжая держать его гигантскую руку, а его собственная ладонь исчезла в громаде золотистого кулака Фви‑Сонга.

– П‑п‑помогите! – пропищал пророк.

После этого из его рта вырывались лишь какие‑то сдавленные звуки. Потом белые глаза выкатились, огромная туша содрогнулась, голова‑купол посинела.

Кто‑то в толпе начал завывать. Господин Первый, посмотрев на Хорзу, поднял свой пистолет. Хорза напрягся и плюнул что было сил.

Слюна полетела в лицо господину Первому. Плевок в форме серпа раскинулся от рта до уха, захватив один глаз. Господин Первый отшатнулся. Хорза набрал в легкие воздуха и засосал еще яда, потом плюнул, одновременно дунув. Второй плевок попал прямо в глаза господину Первому. Тот ухватился за лицо, выронив пистолет. Вторую его руку все еще сжимал кулак Фви‑Сонга, тучное тело которого сотрясалось и дрожало, глаза были широко открыты, но ничего не видели. Людей, державших Хорзу, стала одолевать неуверенность – он это сразу почувствовал. В толпе раздались новые крики. Хорза дернулся всем телом, зарычал и снова плюнул – на сей раз в одного из тех, кто держал шест, к которому была привязана рука Хорзы. Человек пронзительно закричал и отшатнулся. Другие, бросив и его, и шест, метнулись прочь. Тело Фви‑Сонга стало синеть, начиная от шеи; он по‑прежнему дрожал и одной рукой держался за горло, а другой – держал господина Первого. Тот упал на колени, опустив голову, и стонал, пытаясь стряхнуть слюну со своего лица, чтобы прекратилось это невыносимое жжение в глазах.

Хорза быстро оглянулся; Едоки смотрели – кто на своего пророка и его первого ученика, кто на Хорзу, – но ничего не делали, чтобы помочь этим двоим или остановить незнакомца. Некоторые из них плакали или вопили, некоторые продолжали распевать – торопливо и с опаской, словно опасаясь, что сказанное ими остановит те ужасы, что происходили на их глазах. И все же они постепенно отступали все дальше от пророка, от господина Первого и от мутатора. Хорза напрягся и дернул рукой, привязанной к шесту; та стала высвобождаться.

– Аа‑а‑а!

Господин Первый неожиданно поднял голову; рука его была прижата к глазам, и он вопил во всю мочь. Другая его рука, все еще зажатая в пальцах пророка, дернулась – он попытался освободиться. Фви‑Сонг продолжал держать Первого, хотя тело его содрогалось, глаза выкатывались, кожа синела. Наконец Хорза освободил свою руку; он дергал путы у себя за спиной и при помощи искалеченной кисти изо всех сил пытался развязать узлы. Едоки теперь стонали – некоторые из них по‑прежнему пели, – но понемногу отодвигались от него. Хорза взревел – отчасти на Едоков, отчасти на упрямые узлы у него за спиной. Часть людей побежала прочь. Одна из женщин, одетых в ритуальные убранства, взвизгнула и бросила в него чашу с мерзостным варевом, но промахнулась и, рыдая, упала на песок.

Хорза почувствовал, как веревка, связывавшая его, подалась. Он освободил вторую руку, потом ногу и встал, пошатываясь и глядя, как захлебывается и задыхается Фви‑Сонг, как воет господин Первый, тряся головой, наклоняя ее то в одну сторону, то в другую, выворачивая и дергая свою зажатую руку, словно в какой‑то чудовищной пародии на рукопожатие. Едоки бежали к каноэ или шаттлу, кое‑кто бросался на песок. Хорза наконец высвободился окончательно и нетвердо поплелся к катастрофически асимметричному дуэту двух людей, чьи руки были соединены. Он нырнул вперед и подобрал с песка выроненный Первым пистолет. После этого поднялся на колени, потом выпрямился. Фви‑Сонг – словно он внезапно опять увидел Хорзу – издал последний мощный бульк, сопровождаемый слюнявым чмоканьем, и медленно стал накреняться в ту сторону, в которую его тащил, дергая за руку, господин Первый. Тот снова упал на колени, крича от боли – яд разъедал оболочки его глаз и поражал нервы за ними. Когда Фви‑Сонг стал падать, а рука и пальцы его ослабли, господин Первый поднял голову и огляделся – как раз вовремя, чтобы сквозь боль увидеть, как огромная масса пророка падает на него. Он взвизгнул и на вдохе выдернул наконец свою руку из пухлых пальцев. Затем начал подниматься на ноги, но тут тело Фви‑Сонга рухнуло на него и повалило на песок. Прежде чем господин Первый успел испустить еще один крик, громадный пророк придавил своего ученика, вплющив его в песок от головы до зада.

Глаза Фви‑Сонга медленно закрылись. Рука, сжимавшая горло, упала на песок, слегка коснулась пламени костра и зашипела.

Ноги господина Первого конвульсивно забарабанили по песку. Последние из Едоков бросились наутек, перепрыгивая через костры и палатки: они неслись к каноэ, или шаттлу, или лесу. Наконец танец двух тощих ног, торчащих из‑под тела пророка, перешел в подергивание, а еще спустя какое‑то время ноги замерли совсем. Ни одно из движений Первого не увенчалось успехом: он ни на сантиметр не сдвинул тело Фви‑Сонга.

Хорза сдул песчинки с неловко лежащего в руке пистолета и пошел против ветра – прочь от вони, которую распространяла горевшая рука пророка. Каноэ были спущены на воду. Едоки толпились у входа в шаттл.

Хорза потянул свои ноющие конечности, посмотрел на палец, с которого было содрано мясо, сунул пистолет под мышку, обхватил здоровой рукой голые кости пальца и дернул их, одновременно поворачивая. Бесполезные кости повыскакивали из своих гнезд, и Хорза бросил их в огонь.

– Боль все равно нереальна, – сказал он себе слабым голосом и медленной рысцой припустил к шаттлу Культуры.

Сгрудившиеся в шаттле Едоки увидели, что Хорза идет прямо на них, и снова принялись кричать, один за другим выскакивая из машины. Некоторые побежали по берегу за удаляющимися каноэ, другие бросились в лес. Хорза притормозил, пропуская их, потом настороженно посмотрел на открытые двери шаттла Культуры. Внутри были видны сиденья за короткой аппарелью, световые приборы и переборка вдали. Хорза глубоко вздохнул и по пологой аппарели поднялся внутрь шаттла.

– Привет, – сказал плохо синтезированный голос.

Хорза оглянулся. Шаттл по виду был далеко не новым и видавшим виды. Да, это был корабль Культуры, никаких сомнений, но он вовсе не был новеньким, с иголочки, и аккуратным – изделием, какие любила производить Культура.

– Почему эти люди так испугались вас?

Хорза продолжал оглядываться, не понимая, кому и куда отвечать.

– Не знаю толком, – сказал он, пожимая плечами. Он был голый и все еще держал в руке пистолет. На одном из его пальцев висело лишь несколько клочков плоти, хотя кровотечение уже прекратилось. Хорза подумал, что вид у него, наверно, угрожающий, но, может, шаттлу определить это было не по силам.

– Где вы? Кто вы? – сказал он, решив изобразить из себя невежду.

Затем демонстративно оглянулся и притворился, что заглядывает вперед через дверь в переборке в пилотскую кабину.

– Я – шаттл. Его мозг. Здравствуйте. Как поживаете?

– Прекрасно, – сказал Хорза. – Просто отлично. Как ваши дела?

– Неплохо, с учетом всех обстоятельств. Спасибо. Мне вовсе не было скучно, но хорошо, что теперь есть с кем поболтать. У вас прекрасный марейн, где вы ему научились?

– Э‑э… я прослушал курс лекций, – сказал Хорза. Он опять демонстративно оглянулся. – Послушайте, я не знаю, куда смотреть, когда говорю с вами. Куда мне смотреть, а?

– Ха‑ха, – рассмеялся шаттл. – Наверно, лучше смотреть сюда – вперед, в сторону переборки. – Хорза так и сделал. – Видите такую маленькую штучку в середине, около потолка? Это один из моих глаз.

– Ах вот как. – Хорза махнул рукой и улыбнулся. – Привет. Меня зовут… Ораб.

– Привет, Ораб. Меня зовут Цилсир. Вообще‑то это только часть моего наименования, но можете называть меня так. Что там происходило снаружи? Я не наблюдал за людьми, спасать которых прибыл сюда. Мне сказали, что не нужно этого делать, чтобы не расстраиваться, но я слышал, что люди кричали, когда подошли поближе, а когда вошли внутрь меня, вид у них был испуганный– А увидев вас, они убежали. Что это у вас в руке? Пистолет? Должен попросить вас положить его в сейф. Я нахожусь здесь, чтобы спасти людей, которые захотят спастись, когда орбиталище будет разрушено, но мы не можем позволить кому‑либо иметь опасное оружие на борту. Ведь кто‑то может и пострадать, правда? Что у вас с пальцем – ранение? На борту есть превосходная аптечка. Хотите ею воспользоваться, Ораб?

– Да, пожалуй, это неплохая мысль.

– Отлично. Она между дверями, ведущими в мой передний отсек. Слева.

Хорза начал двигаться мимо рядов сидений к переднему отсеку шаттла. Несмотря на почтенный возраст, шаттл пах… Хорза не был уверен, чем именно. Наверно, так пахли все эти синтетические материалы, из которых был сделан аппарат. После всех естественных, но омерзительных запахов последнего дня обстановка внутри шаттла показалась Хорзе довольно приятной, хотя он и был создан Культурой, а значит, принадлежал врагу. Хорза держал пистолет так, словно делал с ним что‑то.

– Просто поставил его на предохранитель, – сказал он глазу в потолке. – Не хочу, чтобы он выстрелил, но эти люди снаружи пытались меня убить, я и чувствую себя безопаснее с этой штукой. Надеюсь, вы меня понимаете?

– Не вполне, Ораб, – сказал шаттл. – Хотя, думаю, могу понять. Но до взлета вам придется отдать пистолет мне.

– Конечно. Как только вы закроете заднюю дверь. Хорза находился в дверях между главным отсеком и помещением пилотской кабины, меньшим по размерам. Пространство это в длину было очень небольшим: при обеих открытых дверях – менее двух метров. Хорза быстро оглянулся, но другого глаза нигде не увидел. Он увидел, как приблизительно на уровне пояса открылась большая створка. В нише за ней оказалась аптечка с довольно неплохим набором медикаментов.

– Знаете, Ораб, я бы закрыл эти двери, чтобы вы чувствовали себя безопаснее, если б я мог. Но дело в том, что я здесь для спасения людей, которые пожелают спастись, когда придет время уничтожения орбиталища, и я не могу закрыть эти двери иначе, как перед самым стартом, чтобы все, кто этого хочет, могли подняться на борт. Откровенно говоря, я не могу понять, почему кто‑то не захочет спастись, но мне велели не беспокоиться, если некоторые пожелают остаться. Правда, мне кажется, это было бы глупо с их стороны. Вы так не считаете, Ораб?

Хорза рылся в аптечке, но смотрел поверх нее, на очертания другой дверки в стене короткого коридора.

– Что‑что? – сказал он. – Ах да, конечно, глупо. А когда, кстати, эту штуку будут взрывать?

Он засунул голову за угол, в пилотскую кабину и увидел другой «глаз», вделанный в толстую стену там же, где «глаз» в пассажирском отсеке, только с другой стороны, и призванный обозревать помещение для пилотов. Хорза усмехнулся, слегка махнул рукой и вернулся обратно.

– Привет, – рассмеялся в ответ шаттл. – Так вот, Ораб, боюсь, обстоятельства вынуждают нас уничтожить орбиталище через сорок три стандартных часа. Если только, конечно, идиране не образумятся, не проявят здравомыслия и не откажутся от своего намерения использовать Вавач как военную базу.

– Вот как, – сказал Хорза.

Он смотрел на очертания одной из дверок – выше той, за которой лежала аптечка. Насколько он мог судить, два глаза смотрели в противоположные стороны и были разделены толстой стенкой между двумя отсеками. Если где‑то здесь не было невидимого ему зеркала, то, находясь в этом коротком коридоре, он оставался невидимым для шаттла.

Он посмотрел назад, сквозь открытую заднюю дверь. Где‑то вдали чуть колыхались кроны деревьев, по‑прежнему шел дым от костров. Больше никаких движений. Хорза проверил пистолет. Пули, видимо, находились в каком‑то магазине внутри, но маленький круговой индикатор со стрелочкой показывал, что осталась либо одна пуля, либо одиннадцать из двенадцати.

– Да, – сказал шаттл. – Это весьма печально, но в военное время, насколько я понимаю, такие вещи случаются. Я не хочу делать вид, будто понимаю все до конца. Ведь, в конце концов, я всего лишь скромный шаттл. Вообще‑то меня подарили для службы на одном из мегакораблей, потому что я, видите ли, оказался слишком старомоден и примитивен для Культуры. Я полагал, что мне могут сделать апгрейд, но ничего подобного – меня просто взяли и подарили. Как бы там ни было, но теперь оказалось, что я им нужен, и я рад этому. Работы у нас хоть отбавляй – собрать всех, кто хочет покинуть Вавач. Мне будет жаль, когда его не станет. Я пережил здесь немало счастливых минут, поверьте мне… Но, видимо, ничего не поделаешь. Как там, кстати, ваш палец?

Хотите, я посмотрю? Принесите аптечку в один из отсеков, чтобы я мог взглянуть. Может, мне удастся вам помочь. Что такое? Вы трогаете один из других шкафчиков в коридоре?

Хорза пытался с помощью пистолетного ствола открыть ближайшую к потолку дверцу.

– Нет, – ответил Хорза, налегая на рычаг. – Я к ней и близко не подхожу.

– Странно. Я уверен, что чувствую что‑то в этом роде. Вы уверены?

– Конечно уверен, – заверил Хорза, всем весом нажимая на рукоятку.

Дверца подалась. За ней обнаружились трубки, оптоволокна, металлические бутылки, какие‑то непонятные механизмы, электрические и оптические устройства, полевое оборудование.

– Ой! – сказал шаттл.

– Ух ты! – выкрикнул Хорза. – Она сама распахнулась. Тут что‑то загорелось. – Он поднял пистолет, держа его двумя руками, и тщательно прицелился; куда‑нибудь сюда.

– Загорелось?! – воскликнул шаттл. – Но это невозможно.

– Вы думаете, я могу с чем‑нибудь перепутать дым, идиотская вы машина? – заорал Хорза и нажал на спусковой крючок.

Раздался выстрел. Отдача отбросила руку Хорзы и его самого назад. Восклицания шаттла потонули в грохоте разрыва. Хорза прикрыл лицо рукой.

– Я ослеп, – воскликнул шаттл.

Теперь дым и в самом деле повалил из‑за дверки, взломанной Хорзой. Он похромал к пульту управления.

– У вас и тут огонь! – выкрикнул он. – Тут дым отовсюду.

– Что? Но это невозможно…

– Тут пожар! Не понимаю – вы что, и запаха не чувствуете? Вы горите!

– Я вам не верю! – завопила машина. – Уберите этот пистолет, или…

– Вы должны мне верить! – прокричал Хорза, оглядывая пульт управления, где, видимо, находился мозг шаттла. Он видел мониторы и кресла, контрольные приборы и даже то место, где, видимо, было скрыто ручное управление. Но ни малейшего указания на то, где мог находиться мозг. – Дым валит отовсюду! – повторил Хорза, заставляя свой голос звучать истерично.

Дата добавления: 2014-11-25