О Гудрун 2 страница

а край захвачен,

херсиры[617]в страхе

стали покорны;

оружьем могли мы

любого оправдывать,

щедро богатство

делили меж бедными.

Умер князь гуннов,[618]

кончилось счастье;

горько мне было

вдовой называтья, –

худо жилось мне

в хоромах Атли,

потерю мою

позабыть не могла я!

Знали мы: с тинга

когда б ты ни прибыл

тяжбу ты вел,

но не видел удачи,

вечно несмелый,

вечно уступчивый,

молчал ты о том,

как тебя обижали».

Атли сказал:

«Лжешь ты, Гудрун!

Не легче от спора

наша судьба

и страдания наши.

Все приготовь,

как пристало с тобой нам,

когда выносить

меня станут воины!»

Гудрун сказала:

«Струг раздобуду

и гроб разукрашенный,

саван вощеный

для трупа я сделаю, –

как если бы в мире

вместе мы прожили».

Атли скончался,

скорбели родичи.

Все, что сулила,

исполнила светлая.

Гудрун сама

помышляла о смерти,

но дольше пришлось

прожить ей на свете.

Счастье тому,

чьи сыны, вырастая,

героями будут,

как Гьюки потомки;

памятны вечно

их смелые подвиги

всюду, где станут

их воспевать!

Подстрекательство Гудрун [619]

Гудрун пошла тогда к морю, после того как она убила Атли. Она вошла в море и хотела покончить с собой. Но она не могла утонуть. Ее отнесло через фьорд в землю конунга Йонакра. Он на ней женился.

Их сыновей звали Сёрли, Эрп и Хамдир.[620]Там же воспитывалась и Сванхильд, дочь Сигурда. Ее выдали замуж за Ёрмунрекка Могучего. У него был советник Бикки. Бикки посоветовал Рандверу, сыну конунга, овладеть ею и все рассказал конунгу. Тот велел повесить Рандвера и приказал, чтобы Сванхильд была растоптана конями. Когда об этом узнала Гудрун, она обратилась к своим сыновьям.

Я слышал укоры,

слова обидные,

в горе великом

их говорила

твердая духом

Гудрун сынам своим,

в битву зовя их

речью суровой:

«Что вы сидите?

Что спите беспечно?

Как могут смешить вас

беседы веселые?

Если Ёрмунрекк смел

сестру вашу бросить,

юную деву,

коням под копыта,

вороным и белым,

на дороге войны,

серым, объезженным

готским коням!

Нет, вы не схожи

с Гуннаром смелым,

храбрость у вас

не та, что у Хёгни, –

мести искать

за сестру вы должны бы,

будь вы подобны

братьям моим

иль духом крепки,

как гуннские конунги![621]»

Хамдир сказал,

духом отважный:

«Не похвалила б ты

подвига Хёгни,[622]

когда они Сигурда

сон прервали;

платки сине‑белые,

пестрые ткани

багряными стали

от крови супруга.

Была тебе месть

за братьев горестна,

когда сыновей

предавала ты смерти, –

если б могли мы,

единодушные,

сильному князю

отметить за сестру!

Выносите доспехи

конунгов гуннских!

К тингу мечей[623]

ты нас побудила!»

Гудрун, смеясь,

в кладовую пошла,

выбрала шлемы,

что были в ларях,

и кольчуги стальные,

снесла сыновьям, –

на резвых коней

вскочили могучие.

Хамдир сказал,

духом отважный:

«Назад вернется

к матери в дом

воин, погибший

в готском краю,

чтоб тризну справила

ты по убитым,

по юной Сванхильд

и сыновьям твоим».

Гудрун, дочь Гьюки,

пошла, рыдая,

села, печальная,

перед воротами,

стала в слезах

вспоминать былое,

перебирать

горести прежние?

«Три я знала огня,

три очага,

трое мужей

в дом меня брали;

лучшим средь них

был конунг Сигурд, –

братья мои

умертвили его!

Горшего я

горя не видела,

но злей для меня

задумали горе,

замуж отдав

за конунга Атли!

Мальчиков смелых

к себе призвала я;

одна мне в несчастье

месть оставалась:

сынов обезглавить,

Нифлунгов юных.

Пошла я на берег,

на норн озлобясь.

хотела избегнуть

их ярого гнева –

подняли волны

меня высокие,

мне не дало

море погибнуть.

Взошла я на ложе –

на счастье надеясь! –

князя могучего,

третьего мужа;

детей родила,

наследство хранящих,

наследство хранящих

Йонакра отпрысков.

Около Сванхильд

сидели рабыни,

дочь мне была

детей всех дороже;

ярко сияла

Сванхильд в палате,

как солнечный луч

сияет и блещет!

Одевала ее

в драгоценные ткани,

выдала замуж

в готскую землю –

горше не знала я

черного горя:

светлые косы,

волосы Сванхильд

втоптаны в грязь

копытами конскими!

И горе не меньшее –

муж мой Сигурд,

победы лишенный,

убит был в постели;

и горе жестокое –

к сердцу Гуннара

змеи блестящие

злобно приблизились;

и острое горе –

из груди конунга

вырезать сердце

враги осмелились.

Много я помню

зла и печалей.

Серого, Сигурд,

коня оседлай.

пусть быстрый скакун

сюда прибежит!

Нету со мной

ни невестки, ни дочери,

что Гудрун дары

принесли б драгоценные!

Помнишь ли, Сигурд,

что сказано было,

когда мы с тобою

сидели на ложе?

Из Хель ты ко мне

хотел возвратиться,

а я для тебя –

расстаться с миром.

Ярлы, сложите

самый высокий

из дуба костер

для мертвого конунга:

пусть огонь пепелит

грудь, полную горя,

злую печаль

в сердце растопит!»

Пусть у всех ярлов

несчастье пройдет,

пусть жены забудут

печали свои,

когда о горестях

повесть окончится!

Речи Хамдира [624]

Злые дела

там свершились,

когда наступило

печальное утро;

в утренний час

черные мысли

о бедах людских

скорбны бывают!

Не нынче то было

и не вчера,

это свершилось

в давнее время,

даже не в древности –

в годы древнейшие;

Гьюки рожденная

Гудрун звала

сынов отомстить

за дочь свою Сванхильд.

Гудрун сказала:

«Сванхильд – имя

вашей сестры,

что Ёрмунрекк бросил

коням под копыта,

вороным и белым,

на дороге войны,

серым, объезженным

готским коням!

Слава померкла

конунгов рода!

Одни вы в роду

остались в живых.

Я одинока,

что в роще осина.

как сосна без ветвей,

без близких живу я,

счастья лишилась.

как листьев дубрава,

когда налетит

ветер нежданно!»

Хамдир сказал,

духом отважный:

«Не похвалила б ты

подвига Хёгни,[625]

когда они Сигурда

сон прервали,

ты сидела на ложе,

а убийцы смеялись.

Платки сине‑белые.

пестрые ткани

багряными стали

от крови супруга:

Сигурд скончался,

над ним ты сидела,

горько скорбя, –

в том Гуннар виновен!

Ты думала скорбь

Атли доставить

Эрпа убийством

и смертью Эйтиля, –

себе же на горе:

разить неразумно

острым мечом,

коль сама себя ранишь!»

Мудрым был Сёрли,

так он молвил:

«Спорить не стану

с матерью нашей,

но одного

вы еще не сказали:

что просишь ты, Гудрун,

беду накликая?

Братьев оплакивай,

милых сынов,

родичей близких,

в битве погибших!

Обоих нас тоже

ты, Гудрун, оплачешь,

всадников смелых! –

к смерти мы близки».

Из дому вышли,

фыркая в ярости,

двинулись в путь

через влажные горы

на гуннских конях,

к мести готовые.

Сказал тогда Эрп

слова такие, –

герой на коне

возвышался, гарцуя:

«Плохо дорогу

показывать трусам!»

«Очень уж смел

ублюдок», – сказали.

Им повстречался

Хитрец[626]по пути.

Хамдир сказал:

«Чем может помочь

черныш[627]в нашем деле?»

Сводный брат обещал,

что помощь окажет,

как ноги друг другу

идти помогают.

Хамдир сказал:

«Как может нога

ноге быть в помощь

и руки друг другу

как пособят?»

Из ножен вынули

ножен железо,[628]

взялись за мечи,

великанше[629]на радость:

на треть у себя

отняли силу –

сразили юнца

ударом смертельным.

Встряхнули плащи,

мечи прикрепили,

оделись богато

богорожденные.

Нашли они путь –

несчастья дорогу –

и сына сестры[630]

под ветром студеным

па древе казненных

от двора на закат;

мертвец качался, –

там не было радостно.

Весело пили

воины в доме,

за шумом не слышали

стука копыт,

пока им рогом

не подали знака.

Сказали тогда

Ёрмунрекку,

чго стража увидела

воинов в шлемах:

«Обороняйтесь!

Приехали сильные, –

под копытами конскими

погибла сестра их!»

Ёрмунрекк смелый

в ответ усмехнулся,

разгладил усы.

не взялся за меч,

вином возбужденный,

тряхнул волосами,

на щит поглядел,

кубком играя

из золота жаркого.

Ёрмунрекк сказал:

«Счастлив я был бы

Сёрли и Хамдира

видеть в палатах,

принять их обоих:

связал бы я сразу

сынков тетивами.

им петли на шеи

обоим накинул бы!»

Молвила славная,[631]

стоя с героями,

так говорила

этому юноше:

«(непонятное место)

могут ли двое тысячу готов

связать иль побить

в высоких палатах?»

Шум поднялся.

падали чаши,

ступали герои

по крови готов.

Вымолвил Хамдир,

духом отважный:

«Ждал ты нас, Ёрмунрекк,

видеть желал нас,

братьев принять

в высоких палатах:

вот ноги твои

и руки твои,

Ёрмунрекк, брошены

в жаркий огонь!»

Рычаньем ответил

богами рожденный,

конунг в кольчуге,

как ярый медведь:

«Бросайте в них камни,

ни копья, ни лезвия

их не разят –

отпрысков Йонакра!»

Сёрли сказал:

«Ты злое свершил,

этот мех развязав,

извергает он часто

речи опасные!

Ты, Хамдир, смел,

да смышленым ты не был –

обездолены те,

в ком ума не хватает!»

Хамдир сказал:

«Голова бы скатилась.

будь Эрп в живых,

смелый наш брат,

нами убитый,

воинственный муж,

дисы вмешались,

хранимого в битвах

стремясь уничтожить!

Волки для нас

недобрый пример –

грызться не будем,

как норн злые псы,[632]

что вражды не таят,

вырастая в пустыне!

Мы стойко бились, –

на трупах врагов

мы – как орлы

на сучьях древесных!

Со славой умрем

сегодня иль завтра. –

никто не избегнет

норн приговора!»

Сёрли погиб

у торцовой стены,

у задней стены

был Хамдир сражен.

Это называется Древние Речи Хамдира.

Эддические песни, сохранившиеся не в основной рукописи «Старшей Эдды»

Сны Бальдра [633]

Тотчас собрались

все асы на тинг,

и асиньи все

сошлись на совет:

о том совещались

сильные боги,

отчего сны у Бальдра[634]

такие зловещие.

Один поднялся,

древний Гаут,[635]

седло возложил

на спину Слейпнира;[636]

оттуда он вниз

в Нифльхель[637]поехал;

встретил он пса,[638]

из Хель прибежавшего.

У пса была грудь

кровью покрыта,

на отца колдовства[639]

долго он лаял;

дальше помчался –

гудела земля –

Один к высокому

Хель жилищу.

На восток от ворот

выехал Один,

где, как он ведал,

вёльвы могила;

заклинанье он начал

и вещую поднял,

ответила вёльва

мертвою речью:

«Что там за воин,

неведомый мне,

что в путь повелел мне

нелегкий отправиться?

Снег заносил меня,

дождь заливал

и роса покрывала, –

давно я мертва».

Один сказал:

«Имя мне Вегтам,[640]

я Вальтама[641]сын;

про Хель мне поведай,

про мир я поведаю;

скамьи для кого

кольчугами устланы,

золотом пол

усыпан красиво?»

Вёльва сказала:

«Мед здесь стоит,

он сварен для Бальдра,

светлый напиток,

накрыт он щитом;[642]

отчаяньем сыны

асов охвачены.

Больше ни слова

ты не услышишь».

Один сказал:

«Вёльва, ответь!

Я спрашивать буду,

чтоб все мне открылось:

еще хочу знать,

кому доведется

стать Бальдра убийцей,

кто сына Одина

смерти предаст».

Вёльва сказала:

«Хёд[643]ввергнет сюда

дерево славы;[644]

ему доведется

стать Бальдра убийцей,

он сына Одина

смерти предаст.

Больше ни слова

ты не услышишь».

Один сказал:

«Вёльва, ответь!

Я спрашивать буду,

чтоб все мне открылось:

еще хочу знать,

кто за убийство

Хёду отплатит,

кем на костер

он будет отправлен».

Вёльва сказала:

«Ринд в западном доме

Вали родит,[645]

и Одина сын

начнет поединок,

рук не омоет,

волос не причешет,

пока не убьет

Бальдра убийцу.

Больше ни слова

ты не услышишь».

Один сказал:

«Вёльва, ответь!

Я спрашивать буду,

чтоб все мне открылось:

еще знать хочу,

кто эти девы,

что будут рыдать,

края покрывал

в небо бросая[646]».

Вёльва сказала:

«Нет, ты не Вегтам,

как я считала,

ты, верно, Один,

ты древний Гаут!»

Один сказал:

«Ты же не вёльва,

провидица вещая,

ты, верно, мать

трех великанов!»

Вёльва сказала:

«Домой поезжай!

Гордись своей славой!

Отныне сюда

никто не придет,

пока свои узы

Локи не сбросит[647]

и не настанет

гибель богов!»

Песнь о Риге [648]

Люди рассказывают в древних сагах, что один из асов, тот, которого звали Хеймдалль,[649]шел однажды своей дорогой вдоль берега одного озера, пришел на какой‑то двор и назвался Ригой. Об этом рассказывается в следующей песни:

В давние дни

доблестный старый

ас многомудрый,

храбрый и сильный,

странствовал Риг

по дорогам зеленым.

Шагал он по самой

средине дороги;

к дому пришел,

дверь была отперта;

в дом он вошел:

пылал там огонь,

чета стариков

у огня сидела,

прадед с прабабкой[650]

в уборе старушечьем.

Риг им советы

умел преподать;

сел он потом

посредине помоста,

а с обеих сторон

сели хозяева.

Хлеб им тяжелый

достала прабабка,

грубый, простой,

пополам с отрубями;

блюдо еще им

с едою поставила,

в миске похлебку

на стол принесла

и лучшее лакомство[651] –

мясо телячье;

встал от стола он,

спать собираясь.

Риг им советы

умел преподать;

лег он потом

посредине постели,

с обеих сторон

улеглись хозяева.

Пробыл он там

три ночи подряд;

И снова пошел

серединой дороги;

девять прошло

после этого месяцев.

Родила она сына,

водой окропили,[652]

он темен лицом был

и назван был Трэлем.[653]

Стал он расти,

сильней становился,

кожа в морщинах

была на руках,

узловаты суставы,

...

толстые пальцы

и длинные пятки,

был он сутул

и лицом безобразен.

Стал он затем

пробовать силы,

лыко он вил,

делал вязанки

и целыми днями

хворост носил.

Дева пришла –

с кривыми ногами,

грязь на подошвах,

загар на руках,

нос приплюснут,

и Тир[654]назвалась.

Села потом

посредине помоста,

сел рядом с нею

хозяйский сын;

болтали, шептались,

постель расстилали

Тир вместе с Трэлем

целыми днями.

12 [655]

Детей родили они, –

жили в довольстве. –

сдается мне, звали их

Хрейм и Фьоснир,

Клур и Клегги,

Кефсир и Фульнир,

Друмб и Дигральди,

Лут и Леггьяльди,

Хёсвир и Дрётт.

Удобряли поля,

строили тыны,

торф добывали.

кормили свиней,

коз стерегли.

13 [656]

Были их дочери

Друмба и Кумба,

и Экквинкальва,

и Аринневья,

Исья и Амбот,

Эйкинтьясна,

Тётругхюпья

и Трёнубейна, –

отсюда весь род

рабов начался.

Пошел снова Риг

по прямым дорогам,

к дому пришел,

дверь была отперта,

в дом он проник:

пылал там огонь,

чета сидела,

дружно трудясь.

Мужчина строгал

вал для навоя, –

с челкой на лбу,

с бородою подстриженной,

в узкой рубахе;

был в горнице ларь.

Женщина там

прялку вращала:

пряжу она

пряла для ткани, –

была в безрукавке,

на шее платок,

убор головной

и пряжки наплечные.[657]

Бабка и дед

были дома хозяева.

Риг им советы

умел преподать.

…………………

Встал от стола он,

спать собираясь,

лег он потом

посредине постели,

с обеих сторон

улеглись хозяева.

Пробыл он там

три ночи подряд

и снова пошел

серединой дороги;

девять прошло

после этого месяцев.

Ребенка тогда

родила эта бабка,

водой окроплен был

и назван был Карлом;[658]

спеленат он был,

рыжий, румяный,

с глазами живыми.

Стал он расти,

сильней становился,

быков приручал,

и сохи он ладил,

строил дома,

возводил сараи,

делал повозки,

и землю пахал.

Хозяйку в одежде

Из козьей шерсти,

с ключами у пояса,

в дом привезли –

невесту для Карла;

Снёр[659]ее звали;

жили супруги,

слуг награждали,

ложе стелили,

о доме заботились.

24 [660]

Детей родили они, –

жили в довольстве, –

звали их Дренг, Халь,

Хёльд и Смид,

Тегн, Брейд и Бонди,

и Бундинскегги,

Буи и Бодди,

Браттскегг и Сегг.

25 [661]

Другим имена

еще они дали:

Снот, Бруд и Сваннп,

Сварри и Спракки,

Фльод, Спрунд и Вив,

Фейма и Ристилль.

Отсюда все бонды

род свой ведут.

Пошел снова Риг

по прямым дорогам;

к дому пришел,

с юга был вход,

не заперт он был,

и на двери кольцо.

В дом он вошел, –

пол устлан соломой, –

там двое сидели,

смотря друг на друга,

пальцы сплетая, –

Мать и Отец.

Стрелы хозяин

строгал и для лука

плел тетиву

и к луку прилаживал;

хозяйка, любуясь

нарядом своим,

то одежду оправит,

то вздернет рукав.

Убор был высокий

и бляха на шее,

одежда до пят,

голубая рубашка,

брови ярче,

а грудь светлее,

и шея белее

снега чистейшего.

Риг им советы

умел преподать;

сел он потом

посредине помоста,

а с обеих сторон

сели хозяева.

Мать развернула

скатерть узорную,

стол покрыла

тканью льняной,

потом принесла,

положила на скатерть

тонкий и белый

хлеб из пшеницы.

И блюда с насечкой

из серебра,

полные яств,

на стол подала,

жареных птиц,

потроха и сало,

в кувшине вино

и ценные кубки;

беседуя, пили

до позднего вечера.

Риг им советы

умел преподать;

встал от стола он,

постель разостлал.

Пробыл он там

три ночи подряд

и снова пошел

серединой дороги;

девять прошло

после этого месяцев.

Сына Мать родила,

спеленала шелками,

водой окропила,

он назван был Ярлом;[662]

румяный лицом,

а волосы светлые,

взор его был,

как змеиный, страшен.

Ярл в палатах

начал расти;

щитом потрясал,

сплетал тетивы,

луки он гнул,

стрелы точил,

дротик и копья

в воздух метал,

скакал на коне,

натравливал псов,

махал он мечом,

плавал искусно.

Тут из лесов

Риг появился,

Риг появился,

стал рунам учить;

сыном назвал его,

дал свое имя,

дал во владенье

наследные земли,

наследные земли,

селения древние.

Потом через лес

он оттуда поехал

по снежным нагорьям

к высоким палатам;

копье стал метать,

щитом потрясать,

скакать на коне,

вздымая свой меч;

затевал он сраженья,

поля обагрял,

врагов убивал,

Дата добавления: 2014-11-25