Освободительное движение под руководством Кенесары Касымова 14 страница

Мы говорим о неравномерности и, во многом, стихийности движения Кенесары. На протяжении всех 10 лет, в течение которых длилось восстание Кенесары, им были охвачены все важнейшие районы страны и почти все основные родовые группы. Но происходило это неодновременно и неравномерно, и потому в любой данный момент власти могли бить восстав­ших по частям, нанося им концентрированные удары. Это было, понятно, крупным выигрышем для царизма и большим минусом для восстания.

Помимо всего прочего, здесь большую роль сыграли два обстоятельства: во-первых, повстанцы были кочевниками-скотоводами, материальное производство которых полностью зависело от кормовых возможностей для скота. Во-вторых, основной тактикой властей при подавлении движения Кенеса­ры было его постепенное оттеснение из обжитых, богатых пастбищами районов в отдаленные, бедные кормами местнос­ти. Все дальше и дальше вынужден был отступать Кенесары с преданными ему казахскими родами — из Кокчетава в рай­он, Тургая и Иргиза, оттуда — в Прибалхашье, а затем чуть ли не к самой китайской границе, пока трагическая смерть не настигла его в горах, близ Токмака. И не просто отсту­пать, не мирно откочевывать со своими аулами и стадами, а отходить с тяжелыми боями, непрестанно подвергаясь напа­дениям, неся при этом огромные материальные убытки, разо­рявшие его и в особенности его сторонников. Достаточно ска­зать, что только за 5 лет — с 1836 по 1840 год, в результате нападений военных отрядов, Кенесары и его братья потеряли одними убитыми 1 635 человек, угнанными в плен — 220 че­ловек (в том числе были их жены и дочери), не говоря уже об огромных количествах скота и разграбленного имущест­ва¹. В результате ряд следовавших за Кенесары родов, буду­чи совершенно разорены, вынуждены были временно отходить от движения, сохраняя лишь слабые связи с восставшими. Так, в 1839 году вынуждены были временно отойти от Кене­сары джагалбайлинцы, разоренные набегом на Сары-Су (в 1843 году, оправившись, они снова примкнули к восстанию). То же было и с частью рода Кипчак и т. п.

Только учитывая это крайне важное обстоятельство, мож­но полностью оценить, насколько притягательными были для масс лозунги Кенесары, ибо, теряя по пути стада и старых приверженцев, он, придя на новое место, тотчас же легко при­обретал новых сторонников. Большая часть из них добро­вольно и даже с энтузиазмом становилась под знамена Кене­сары. Другие примыкали, боясь расправы со стороны восстав­ших, опасаясь мести грозного Кенесары. Однако, так или иначе всюду, где появлялся Кенесары, он получал пополне­ние, и восстание разгоралось с новой силой. Все же в покину­тых им местах борьба затухала, ибо оставшиеся там сторон­ники и участники восстания в лучшем случае ограничивались посылкой Кенесары материальной помощи и уплатой закята. Вооруженная борьба в старых районах восстания, с уходом Кенесары, прекращалась. В результате фронт борьбы пере­двигался из одной области в другую. Одновременного суще­ствования нескольких фронтов борьбы не было, и потому властям не приходилось рассредоточивать силы для подавле­ния восстания по всему Казахстану.

В разное время вступали в борьбу и известные батыры— руководители других очагов восстания. К началу движения Кенесары восстание Исатая Тайманова фактически уже за­кончилось. Жоламан Тленчиев, присоединившийся к Кенеса­ры, довольно скоро сошел со сцены; Джанхожа Нурмухам-медов вступил в союз с Кенесары лишь в последние годы восстания, да и то временно. Другой выдающийся батыр — Исет Котибаров, несмотря на все попытки Кенесары привлечь его на свою сторону, к нему не примкнул, и в 1844 году даже обещал султану-правителю Баймухаммеду Айчувакову вы­ступить против него.

«Кенесары,— писал Исет в письме к Айчувакову,— желал быть в числе подданных, отправил в Оренбург, бия Яманчина и приглашал нас к себе; но мы ехать к нему не осмелились, не имея на то разрешения. Ныне боятся того, кто сильнее, и слуги ваши кабакцы, кочуя по краю мирных киргизов в виду неприятеля (т.е. Кеиесары — Е. Б.), для безопасности се­мейств своих на словах с ним дружны. Если же Вы предста­нете пред неприятелем грозным, то и мы тогда явимся перед ним острее лезвия сабли».

Лишь много позже, в 1855 году, когда движение Кенесары было подавлено, Исет Котибаров сам возглавил восстание, а в 1856 году поднял восстание и Джанхожа Нурмухаммедов.

Почему же оба они так упорно отклоняли предложения Кенесары о совместной борьбе? Раньше всего потому, что Кенесары был их политическим конкурентом. Его требование об уплате закята и признания его ханом ущемляло права и Исета и Джанхожи. Как пишет В. Ф. Шахматов в своей мо­нографии об Исете Котибарове:

«Были ли заинтересованы оба батыра в усилении власти

и влияния Кенесары в приаральских районах, как хана? Оче­видно, нет. Они всегда стремились быть как можно более не­зависимыми от султанов, от феодальной аристократии. Мог­ли ли такие независимые полновластные батыры желать вос­становления власти ханов, а отсюда своего подчиненного им положения, в данном случае по отношению к Кенесары?Ко­нечно, нет».

Таким образом, узко местнические, классово-эгоистические интересы помешали Исету и Джанхоже поддержать Кенесары. Наконец, образованию широкого единого национально-освободительного фронта борьбы мешали и ошибки, допущен­ные самим Кенесары. В частности, очень печальные послед­ствия имели нападения Кенесары на аулы мирных родов во время его борьбы с султанами и биями, поддерживавшими царизм. Так, трижды — в 1843, 1844 и 1845 годах — Кенесары подвергал жестокому разгрому аулы рода Жаппас за отказ примкнуть к восстанию. Иногда Кенесары нападал на аулы, подвластные султанам-правителям и биям, не учитывая, что население их сочувствует восстанию и не примыкает к нему лишь в силу того, что этого не допускает феодально-родовая верхушка, жестоко его эксплуатировавшая. Вместо того, что­бы обрушиться на эту феодально-патриархальную верхушку, разгромить ее, а народ привлечь на свою сторону, Кенесары без разбора громил и тех и других, вызывая их гнев и месть и увеличивая число врагов восстания.

Кенесары был их политическим конкурентом. Его требование об уплате закята и признания его ханом ущемляло права и Власти очень хорошо учли эти ошибки Кенесары, всячес­ки раздували их, строя на этом свою агитацию против пов­станцев. Это хорошо отражено Л. Мейером, который писал: «Если бы сам Кенесары не был так легкомыслен и бестактен и не увлекался бы грабительскими инстинктами, он мог бы сплотить вокруг себя все три орды и быть вполне грозным ханом степей и весьма опасным для тогдашних государств Средней Азии: Коканда, Бухары, Хивы».

Дело, понятно, не в «легкомыслии» и не в «грабительских инстинктах», как пишет в своей работе Л. Мейер. Ошибки его исходили из вполне соответствующего духу времени убеж­дения в эффективности запугивания, как показателя могуще­ства. В условиях господствовавших в степи обычаев и нравов, жестокость, как таковая, расценивалась иначе, чем теперь, и представлялась весьма обычной. Это не снижает, понятно, значения политической ошибки, совершенной Кенесары, в большой степени, однако, объясняя ее. Результаты этой оши­бочной тактики Кенесары были тем печальнее, что власти очень умело использовали ее в своих целях Демагогически маскируясь в тогу защитников пострадавших от набегов Ке­несары, они пытались выступать в роли заступников от «бес­чинств, творимых хищником Кенесары». Посылаемым в степь отрядам давались строжайшие предписания избегать повторе­ния ошибок Кенесары. Так, в инструкции полковнику Лебеде­ву в 1843 году мы читаем: «Вообще делать строгое различие между киргизами, которые суть закоренелые ослушники, составляющие буйные шайки Кенесары, и теми киргизскими родами, которые, как выше сказано, увлечены на его сторону более из страха мести, чем обольщены его коварными науще­ниями».

На практике эти предписания, понятно, нарушались. Од­нако в ряде случаев они проводились в жизнь, к вящему ущербу для Кенесары.

Крайне неблагоприятно сложилась в то время и между­народная обстановка. Казахстан, раздробленный и разделен­ный на 4 мало связанные между собой части (Большой, Сред­ний и Малый жуз и т. н. «Внутреннюю», или Букеевскую орду), уже в значительной мере подпавший под власть цар­ской России, был окружен со всех сторон государствами, не желавшими допустить объединения казахов в единое госу­дарство. И царская Россия, и Китай, и среднеазиатские хан­ства— Хива, Бухара и Коканд—стремились использовать в своих целях казахские степи, боролись между собой за власть над казахами, а фактически были заинтересованы в сохране­нии Казахстана в том положении, в каком он находился — в роли своеобразного буфера. Кенесары мог лавировать и, временно блокируясь с одними из них, противостоять натиску других. Это он и делал, следуя примеру Аблая, выигрывая время, на известный период обеспечивая себе независимое существование. Однако ни окончательно сбросить с казахско­го народа цепи колониального рабства, ни создать крепкого самостоятельного централизованного государства он бы и не мог, так как этого не допустили бы ни Россия, ни средне­азиатские ханства, ни Китай. Их военные силы настолько превышали силы Кенесары, что вооруженная борьба с ними была заранее обречена на неудачу. Так оно, в конце концов,и случилось, когда в результате временной военной коалиции царизма с киргизскими манапами, Кенесары был оттеснен в горы, разгромлен и пленен.

Трагическая смерть Кенесары ознаменовала собой и конец возглавлявшегося им с таким блеском восстания.

Совокупность всех вышеперечисленных моментов и обус­ловила неизбежность поражения восстания.

Перейдем к одному из серьезнейших для исследователей вопросов, а именно — к вопросу о тактике царских властей как местных, так и центральных, в отношении восстания Ке­несары.

Правильное понимание этой тактики тем более важно, что оно позволяет вскрыть причины длительности восстания Ке­несары, продолжавшегося целых 10 лет.

Первое, что следует отметить, это то, что на протяжении всего восстания Кенесары тактика властей менялась. Объяс­нение кроется в том, что на первых порах власти недооцени­ли ни силы восстания, ни значения в развитии борьбы самого Кенесары. Сначала они сочли его за обычного претендента на ханскую власть, движимого исключительно личными, корыст­ными интересами. Это, понятно, сужало в представлении властей опасность, какую он мог собой представлять в каче­стве политического противника.

Только после провала всех попыток переговоров, подкупа и переманивания Кенесары, после неудач, постигших неболь­шие вначале карательные экспедиции, в частности возглав­лявшиеся султанами-правителями, которым было поручено ликвидировать восстание Кенесары, власти переходят к но­вым методам борьбы.

Необходимость их стала особенно очевидной после прова­ла крупного объединенного похода на Кенесары, начатого одновременно из Оренбурга и Сибири под командой генерала Жемчужникова в 1844 году, и неудачи, постигшей полковника

Дуниковского.

Стало ясно, что для подавления восстания нужны были более эффективные меры, притом при наименьшей затрате сил, поскольку царские гарнизоны в Казахстане были срав­нительно невелики, и задачи, стоявшие перед ними, огромны, учитывая широкие планы экспансии царизма в Средней Азии. Такие меры были найдены в не новой уже тактике, направ­ленной на постепенное выживаие Кенесары из родных степей, на оттеснение его к самым границам, с тем, чтобы обратно вернуться он уже не мог.

Это вытеснение восставших из степей путем лишения их кочевий и пастбищ для скота осуществлялось с помощью по­стройки укреплений и создания линии кордонов в районах, охваченных восстанием. Как известно, постройка таких укреп­лений началась еще раньше, с целью постепенного расшире­ния и закрепления владычества царизма в Казахстане, и шла она вне зависимости от восстания Кенесары. Однако создание в степи укреплений в борьбе с восстанием сыграло огромную роль. Особенно важным в этом смысле явилась постройка Оренбургского укрепления на Тургае и Уральского на р. Ир-гиз в 1845 году.

Как пишет военный историк генерал-майор Терентьев, «действия против этого знаменитого разбойника еще раз до­казали, что ни дипломатия, ни кротость, ни жестокость не помогают в делах, что отряды бессильны в погоне по степям за увертливым и выносливым кочевником и что только посто­янные укрепления среди и кругом кочевий могут что-нибудь сделать».

То же подчеркнул и историк Г. Е. Грум-Гржимайло, отме­тивший, что подавление восстания Кенесары «стоило России не малых усилий».

«Восстание Кенесары,— писал он далее,— показало, что, лишь находясь среди казахских кочевий и имея в своем рас­поряжении достаточно сильные отряды, возможно рассчиты­вать на скорое замирение степи и быть везде готовым ко всяким случайностям; поэтому правительство решило присту­пить к постройке ряда укреплений со стороны Оренбургской Линии, увеличить число укрепленных пунктов со стороны Сибирской и начать заселение Семиреченского края. Это и было за сим приведено в исполнение».

Прямым результатом вытеснения повстанцев из степи и лишения их лучших кочевий было разорение следовавших за Кенесары родов, голод и нищета в лагере восставших. Можно сказать, что в конечном счете восстание Кенесары было по­давлено не столько военной силой, сколько введенной с ее помощью своеобразной экономической блокадой, задушено костлявой рукой голода. В этом свете поражение отряда Ке­несары киргизами было случайным явлением. Восстание бы­ло бы подавлено и без того.

Понятно, что политика медленного вытеснения Кенесары из основных районов Казахстана требовала длительного времени. И это в дополнение к другим вышеотмеченным момен­там объясняет такую, нерешительную на первый взгляд так­тику властей и продолжительность восстания.

Однако были и другие причины этого, которые нельзя не отметить. К ним относится рутина и консерватизм в системе царского управления, благодаря чему местные власти лише­ны были возможности своевременно принимать необходимые меры против повстанцев. Любой шаг, любую мелочь надо было согласовывать с различными министерствами в Петер­бурге (с Военным министерством, Министерством иностран­ных дел, Азиатским Департаментом, Главным Штабом и т. д). При тогдашних путях сообщения, пока бумага шла из Орен­бурга или из Омска в Петербург, пока на нее получали ответ, уходили недели и месяцы. Ситуация успевала измениться, требовались новые распоряжения и, таким образом, опера­тивная борьба с восстанием подменялась бесконечной канце­лярской перепиской.

К этому добавлялась ожесточенная вражда между Орен­бургским военным губернатором графом В. А. Перовским и командиром особого Сибирского корпуса князем Горчаковым. На восстание Кенесары они смотрели с разных точек зрения, и это также в значительной степени тормозило действия цар­ских властей и военных отрядов. В результате понадобилось специальное вмешательство Николая I через военного мини­стра графа Чернышева, потребовавшего согласованных дей­ствий против Кенесары. Только после этого — в 1842 году — было предпринято комбинированное наступление против Кенесары. 6 лет были упущены.

Кроме того, если Оренбург и Омск были весьма встрево­жены распространением восстания, то в Петербурге сохраня­ли полное спокойствие. С точки зрения общеимперских дел и, в частности, общего сложного переплета событий в Средней и Центральной Азии, вызванных обострением англо-русского соперничества в Афганистане, Иране и Среднеазиатских хан­ствах, восстание Кенесары казалось мелочью. Потому-то и рассмотрение мер, связанных с его подавлением, то и дело откладывалось, что, в конечном счете, не смогло не сказаться на ходе движения.

Кенесары, будучи хорошо информирован, учитывал эти благоприятные для него обстоятельства и умело пользовался ими в своих целях.

Раньше, чем покончить с вопросом о тактике властей в Оорьбе с Кенесары, следует коротко остановиться еще на Одном плане расправы с вождем восстания. Речь идет о про екте путем предательства захватить Кенесары живым и, та­ким образом, обезглавить восстание.

В секретном донесении командующего Оренбургским кор­пусом генерала от инфантерии Обручева на имя военного министра сообщалось: «С офицером генерального штаба, с которым отправлена была из Оренбурга в аулы султана Ке­несары Касымова его жена, находился приказчик здешнего купца Пустолова. Производя в степи торговлю, он имел слу­чай видеться с находившимся в аулах Кенесары беглым из Сибирского линейного № 7 батальона унтер-офицером Вла­димиром Гавриловым, который объявил тому приказчику, что желает возвратиться из степи и выдать правительству султа­на Кенесары, прося при этом сохранить это в величайшей тайне, иначе он не останется в живых, как скоро сведает о том Кенесары. Это же самое Гаврилов обещает в присланном с означенным приказчиком на мое имя письме, объясняя, что удобно будет сделать это во время зимней ставки мятежника, а именно в январе».

Унтер-офицер Гаврилов, родом из мещан гор. Ялуторов­ска, Тобольской губернии, бежал в степь со своим товарищем Егором Ивановым в марте 1838 года. Обручев сообщал, что, по наведенным справкам, никаких преступлений за Гаврило­вым никогда не значилось, и спрашивал военного министра: «Я приемлю честь испрашивать Вашего, милостивейший госу­дарь, разрешения: можно ли принять его вызов на выдачу султана Кенесары, когда отрядам нашим повелено будет дей­ствовать противу этого мятежника, и можно ли также обе­щать Гаврилову, за успешное исполнение его намерения, прощение в сделанном им проступке и денежную награду».

Так, решительно ничем не брезгуя, власти стремились рас­правиться с Кенесары.

Восстание Кенесары потерпело поражение. Однако в ис­тории национально-освободительной борьбы казахского наро­да оно занимает исключительно почетное место.

Это восстание было самым крупным восстанием казахов в XIX в., поднявшим на борьбу с царизмом большинство на­селения всех трех жузов. Оно охватило почти весь Казахстан и было одним из наиболее длительных восстаний казахов.

Восстание Кенесары, носившее ярко выраженный антико­лониальный массовый характер, сыграло прогрессивную роль в истории казахского народа.

Оно явилось великолепной школой политического воспи­тания масс. Именно на базе этой борьбы развиваются после­дующие восстания 50—60-х годов XIX в. Как писал В. И. Ле­нин, «Действительное воспитание масс никогда не может быть отделено от самостоятельной политической и в особен­ности от революционной борьбы самой массы. Только борьба воспитывает эксплоатируемый класс, только борьба открыва­ет ему меру его сил, расширяет его кругозор, поднимает его способности, проясняет его ум, выковывает его волю»¹.

Восстание Кенесары показало огромные силы сопротивле­ния казахского народа, готового жизнью отстаивать свободу и независимость своей страны.

Прогрессивным оно было и по тем политическим требова­ниям, которые выставлял Кенесары. В первую очередь это относится к его стремлению создать единое централизованное государство, преодолев межродовую вражду и феодальную разобщенность. В своем приветствии Москве товарищ Сталин развивает мысль о прогрессивности централизованного госу­дарства по сравнению с феодальной раздробленностью.

«Ни одна страна в мире,— пишет товарищ Сталин,— не может рассчитывать на сохранение своей независимости, на серьезный хозяйственный и культурный рост, если она не су­мела освободиться от феодальной раздробленности и от кня­жеских неурядиц»¹.

Эти слова Сталина целиком можно отнести к Кенесары, стремления которого к созданию казахского единого государ­ства не были осуществлены до конца не по его вине.

Наконец, прогрессивную роль восстание Кенесары сыграло потому, что оно несколько отсрочило колониальное закабале­ние казахских степей царизмом и явилось боевой подготов­кой широких народных масс к дальнейшей национально-осво­бодительной борьбе в союзе с великим русским народом.

Именно в ходе этого восстания, в процессе борьбы, во время которой повстанцам удалось нанести чувствительные удары царизму и среднеазиатским ханствам, казахский народ отчетливо осознал свои огромные возможности.

Народные массы, пытавшиеся с оружием в руках и дальше отстаивать свою свободу и независимость, еще не раз поды­мались на борьбу с царизмом и его союзниками — казахски­ми феодалами. Все последующее десятилетие, 50-е годы, от­мечено восстаниями, но ни восстание Исета Котибарова в 1853—1857 годах, ни выступление Джанхожи Нурмухамедо ва в 1856—1858 годах, равно как и ни одно из восстаний 60— 70-х годов, не могли ни по размаху своему, ни по своему зна­чению сравниться с могучим и грозным движением народных, масс, возглавленных Кенесары. Вот почему можно сказать, что с его разгромом пал последний барьер, сдерживавший экспансию царизма в Казахстане.

Какое же значение имело присоединение Казахстана к России для исторических судеб казахского народа, было ли оно фактом отрицательным или прогрессивным?

С исторической точки зрения, присоединение Казахстана к России было несомненно фактом прогрессивным и положи­тельным.

Помимо своей воли, помимо своего желания, гнуснейши­ми, зачастую преступными методами, обрекавшими народные 'массы на величайшие страдания, русская буржуазия делала исторически полезное дело. Как писал Маркс, говоря о по­следствиях английского завоевания Индии: «Нельзя заставить английскую буржуазию желать освобождения или подлинно­го улучшения социального положения масс индийского наро­да, улучшения, обусловливаемого не только развитием про­изводительных сил, но и их освоением народом. Но, что она может сделать — это создать материальные предпосылки для осуществления этих обеих задач. Разве буржуазия когда-ли­бо делала больше? Разве она когда-либо осуществляла прог­ресс, не толкая, как отдельных людей, так и целые народы на путь крови и грязи, бедствий и унижений» '.

Эти слова Маркса целиком применимы и к Казахстану, где, разрушая старый застойный азиатский общественно-экономический строй, царская Россия закладывала матери­альные основы более прогрессивного общества. И когда изуча­ешь историю колонизаторской политики царизма в Казахста­не, можно с полным правом повторить слова Маркса: «Стра­ницы истории господства англичан в Индии вряд ли говорят о чем-либо, кроме разрушения; их созидательная работа вряд ли видна сквозь кучу развалин. Тем не менее эта созидатель­ная работа началась»².

В экономическом отношении прогрессивные последствия присоединения Казахстана к России заключались раньше все­го в том, что это- присоединение ускорило и усилило процесс феодализации, нанесло смертельный удар патриархально-ро­довому быту. Родовой быт давал «великолепную и самую

широкую основу для эксплоатации и деспотизма»¹. Как раз такую широкую основу для эксплуатации и деспотизма и представлял собой общинно-родовой быт казахов. Сохранение родовой собственности на землю у казахов свидетельствовало о крайней отсталости в развитии общественных отношений. Поэтому разрушение родовой собственности на землю и пат­риархально-родового быта в Казахстане было несомненно явлением прогрессивным.

Столь же прогрессивными были и переход части казахов к оседлости, к земледелию, развитие торговли и ремесла, рост товарности скотоводческого хозяйства и внедрение товарно-денежных отношений, как более высоких экономических форм по сравнению с существовавшими. Прогрессивным, наконец, был и самый факт включения Казахстана в общероссийский рынок, открывший перед ним перспективы дальнейшего раз­вития.

В социальном отношении прогрессивные последствия при­соединения Казахстана к России, в первую очередь, состояли в том, что благодаря этому значительно ускорился процесс классовой дифференциации казахского общества и обостри­лась классовая борьба. На историческую арену вышли новые классы и социальные группировки, и уровень общественного развития значительно возрос. Положительное значение имело и уничтожение института рабства.

В политическом отношении важнейшими прогрессивными последствиями присоединения были: пробуждение политиче­ского самосознания казахского народа и расширение идейно­го кругозора, прежде ограниченного локальными интересами, не выходившими за пределы родовой общины и опутанного пережитками патриархально-родовой идеологии. Рост нацио­нально-освободительного движения, поддержанного рево­люционным движением великого русского народа, вооружил массы ценнейшим опытом политической борьбы, сыгравшим огромную роль в последующем развитии.

Наконец, в культурном отношении основным прогрессив­ным последствием было приобщение казахского народа к ве­ликой русской культуре, а через нее — к мировой культуре. Следует отметить, что, в частности, именно в 20—40-е годы значительно продвинулось изучение Казахстана, до того поч­ти совершенно неизвестного научному миру. Появляются тру­ды ряда русских ученых исследователей Казахстана. Так, в 1832 году выходит трехтомная работа А. Левшина — первая Лемана и других, исторические работы Вельяминова-Зернова и других. Интерес к Казахстану проявляет такой гений рус­ского народа, как А. С. Пушкин. Казахстанская тематика по­является в художественной русской литературе, как, напри­мер, в романе «Иван Выжигин» Ф. Булгарина, в рассказах В. И. Даля, Ал. К- Толстого и других. Большой интерес к казахскому народу проявлял и великий украинский поэт Та­рас Шевченко. Представители передовой русской обществен­ной мысли оказали большое влияние на развитие прогрессив­ной казахской культуры. Создаются первые очаги просвеще­ния, из которых впоследствии вышли такие выдающиеся представители казахского народа, как Чокан Валиханов и Ибрай Алтынсарин. И, наконец, что особенно важно, в эту эпоху растет сближение осевших на землю казахов с прили-нейным русским населением, закладываются основы дружбы между ними, впоследствии вылившейся в совместную борьбу против царского феодально-крепостнического строя.

Таким образом, несмотря на варварские методы колониза­торской политики царизма, присоединение Казахстана к Рос­сии, спаявшее воедино судьбы казахского народа с судьбами великого русского народа и обеспечившее, помимо воли ца­ризма и казахских феодалов, дружбу двух народов, имело несомненно прогрессивное значение. Это не раз отмечалось передовыми представителями как русской, так и казахской общественной мысли, в частности Чоканом Валихановым, Абаем Кунанбаевым и Ибраем Алтынсариным.

В то время, как царизм сближался с реакционной феодаль­ной верхушкой казахского общества, совместными усилиями пытаясь затормозить его развитие, русский народ сближался с казахским, совместными усилиями подготовляя свержение ненавистного самодержавия.

Традиционная дружба между казахским и русским наро­дами, возникшая еще в условиях жестокого гнета самодер­жавно-крепостнического строя, ярчайшим образом проявилась после победы Великой Октябрьской Социалистической Рево­люции. Но только при советском строе могла сложиться под­линно нерушимая дружба всех братских народов нашей страны, проникнутая идеями высокого советского патриотиз­ма, спаянная совместной борьбой за коммунизм под руковод­ством партии Ленина — Сталина.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

А б а з а К.— Завоевание Туркестана, СПБ, 1902.

Абрамов Н.. А.— Киреевские киргизы Сибирского ведомства, «Географические известия», № 11, 1866.

Александров Н.— Пути кочевок киргиз Малой орды Перов­ского и Казалинского уездов. «Туркестанские ведомости», № 51, 1884.

Але к торов А. Е.— Граф Василий Перовский и степные народы в управление его Оренбургским краем, «Оренбургский край», 1893, №№ 109, 112, 115, 118, 121.

Его же — Народная литература киргизов, «Астраханский вестник», 1893, №№ 1177, 1181, 1183, 1189, 1195, 1222.

Его же — Песня о Кенесары, газ. «Астраханский вестник»,.1893, №№ 1228, 1233, 1244, 1247.

Ал и ф — Старая киргизская элегия. «Туркестанская ведомость»; 1902, № 1.

Андриевич В. К.— История Сибири в XIX столетии, СПБ, 1889.

Аничков И. В.— Киргизский батыр Джанхожа Нурмухаммедов, «Известия Об-ва археологии, истории и этнографии Казанского универси­тета», 1894, т. XII, вып. 3-й.

Его же — Кокандское ханство. «Военный Энциклопедич&ский Лек­сикон», т. VII, СПБ, 1852—1858.

Арасанский Л.— Современная летопись, 1869, №22 и 24.

Аристов Н. А.— Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности, СПБ, 1897.

Артемьев А.— Несколько заметок о Киргизской степи Оренбург­ского ведомства, «Журнал Министерства Внутренних Дел», ч. XXXVIII, № 10, 1859.

Астафьев В.— Колонизация степных областей в связи с вопро< сом о кочевом хозяйстве, «Записки Западно-Сибирского отдела Импер. Русск. Геогр. Об-ва». Кн. XVIII, вып. II, Омск, 1895.

А ш марин — Кочевые пути, зимовья и летовки (Историческое опи­сание), «Советская Киргизия», № о—6, 1925.

Базинер.— Путешествие через Киргизскую степь в Хиву, «Геогра­фические известия», 1849.

Баймурзин А.— Из истории захвата царизмом Большой н Сред­ней орды, «Известия Казахского филиала Академии Наук СССР», серия историческая, вып. I, Алма-Ата, 1940.

Б а л к а ш и н Н. Н.— О киргизах и вообще о подвластных России мусульманах, СПБ, 1887.

Его же — Торговое движение между Западной Сибирью, Среднею Азиею и Китайскими владениями, «Записки Западно-Сибирского отдела Импер. Русск. Геогр. Об-ва», кн. III, Омск, 1881.

Баллюзек Л.— Народные обычаи, имевшие, а отчасти и ныне имеющие в Малой Киргизской орде силу закона, «Записки Оренбург, от­дела Импер. Русск. Геогр. Об-ва», вып. II, Казань, 1872.

Бардашев — Заметки о дикокаменных киргизах, «Материлы для статистики Туркестанского края», вып. III, СПБ, 1874.

Барон У-р — Четыре месяца в киргизской степи, «Отечественные Записки», том IX, 1848.

Дата добавления: 2014-11-18