На пороге Старой Веры

В религиозной сфере евразийская теория неизбежно приводит к утверждению того, что подлинным Православием, наследующим не­прерывную традицию Московской Руси является русское старооб­рядчество, Древле-Православная Церковь. Ровно в такой степени, в какой антинациональная монархия Романовых привела Россию к ка­тастрофе XX века, никонианство — подчиненное, обмирщвленное, послушное, синодальное, казенное "православие" — привело русских к атеизму и сектантству, обескровив истинную Веру, бросило народ в объятия агностицизма, бытового материализма и ересей. Западниче­ская сущность псевдо-монархического послепетровского Государства точно отражалась в синодальном никонианском "православии". Евро­пеизированные, озападненные верхи Империи трансформировали офи­циальную Церковь в некий аналог государственного департамента. Это не могло не сказаться на самой природе Русской Церкви. Истинный православный дух ушел в народ, в низы, в раскол.

Именно к старообрядчеству как к подлинному аутентичному рус­скому Православию логично было обратиться и евразийцам. Так оно и было: Н.С.Трубецкой (вместе с другими евразийцами и вообще луч­шими политическими и религиозными деятелями своей эпохи, такими как еп.Андрей Ухтомский) полностью признавал правоту Аввакума, традиционность двуперстия, незаконность "разбойничьего собора 1666 года", никонианской справы, неоправданность и ошибочность перехо­да к малороссийской редакции Священных и богослужебных текстов от редакции великоросской, московской. Но, возможно, "барское", аристократическое происхождение вождей исторического евразийства препятствовало тому, чтобы однозначно и полностью признать не только историческую (это как раз было), но и экклесеологическую, церковную правоту староверов. Староверие воспринималось дворянст­вом как "религия черни", и элитаристы (а евразийцы были именно таковыми) испытывали "классово" предопределенную сдержанность в отношении "простонародной веры".

К старообрядчеству испытывали огромный интерес практически все евразийские авторы. Показателен культ Аввакума, которого евра­зийцы считали основателем всей современной русской литературы и чье "Житие" превозносилось как первый и уникальный образец рус­ского национального экзистенциализма.

1.7 Идеократия: апагогический тоталитаризм

Важную роль в евразийской философии занимает концепция иде­ократического государства, идеократии. В ее основе — представле­ние о государстве и обществе как о реальности, призванной осуще­ствить важную духовную и историческую миссию. Эта теория получи­ла название "идеократия", " власть идеи", "власть идеала". Такой под­ход вытекает из более общего представления евразийцев о смысле человеческого существования, о высшем предназначении коллектива, народа, всякой общности. Человеческий факт расценивался евразий­цами как переходный этап, как отправная точка для самопреодоле­ния, а следовательно, вся антропологическая проблема виделась как задание, а не как данность. В основных своих чертах такое представ­ление было свойственно всем духовным и религиозным традициям. В современной философии и в совершенно ином контексте мы сталкива­емся с аналогичной перспективой у Ницше и у Маркса. Православные евразийцы могли вполне повторить вслед за Ницше его знаменито»| определение: "Человек есть нечто, что следует преодолеть". вполне в духе общего для русской философии стремления говорить об отдельном индивидууме, но об общей цельной общности, перено­сить антропологическую проблематику на коллектив, евразийцы вслед за Трубецким выводили из такого подхода императив всеобщего са­мопреодоления. Воплощением такого коллективного самопреодоле­ния, самовозвышения, преображения и очищения для исполнения выс­шей миссии являлось, по их мнению, идеократия, возведенная в соци­альную государственную норму. Итальянский традиционалистский философ Юлиус1 Эвола называл аналогичную модель общественно-политического устройства "апагогическим тоталитаризмом", то есть строем, при котором бытие каждого отдельного человека принуди­тельным образом вовлекается в спиралевидное движение общего ду­ховного восхождения, облагораживания, сакрализации.

Трубецкой считает, что проблема идеократии, ее признания или отвержения не является делом частного выбора. Это общеобязатель­ный императив исторического коллектива, который самим фактом сво­его существования обязан выполнить сложное и ответственное зада-, ние, врученное ему предвечным Промыслом. Самое главное в идеокра­тии — требование основывать общественные и государственные ин­ституты на идеалистических принципах, ставить этику и эстетику над прагматизмом и соображениями технической эффективности, утверж­дать героические идеалы над соображениями комфорта, обогащения, безопасности, легитимизировать превосходство героического типа над типом торгашеским (в терминологии Вернера Зомбарта).

Определенные черты идеократического характера евразийцы рас­познали в таких явлениях, как европейские разновидности фашизма и советский большевизм. Парадоксально, но тоталитарный характер этих режимов виделся им скорее как благо, нежели как зло. Единственно, что они ставили под сомнение (и это радикалы^ отличало их от коммунистов и фашистов), так это апагогический характер данных социально-политических форм. Сакральный, духовный идеал был под­менен в этих движениях либо вульгарным экономизмом, либо безот­ветственной и тупиковой расовой теорией. Подлинной идеократией для Евразии, по мнению Трубецкого, должна была бы быть лишь неовизантийская, неоимперская модель, просветленная спасительны­ми лучами истинного христианства, то есть Православия. Только это могло бы обеспечить тоталитарным режимам сакральную инвеституру, таинственное благословение Града Невидимого Света. Но эта пра­вославная евразийская идеократия не предполагала, по Трубецкому, конфессионального эксклюзивизма, агрессивного миссионерства, на­сильственной христианизации. Православная идеократическая импе­рия мыслилась евразийцами в будущем как ось и полюс общеплане­тарного восстания разных культур, народов и традиций против одно­мерной гегемонии утилитарного буржуазного колонизаторского импе­риалистического Запада. В перспективе можно было бы предложить целый ансамбль идеократических обществ и культур, укорененных в истории различных государств и народов. Общим же должен был бы быть лишь главный принцип — отвержение западной антиидеокри­тической формулы и представления о высокой идеальной задаче каждой человеческой общности как единого целого, охваченного стра­стным импульсом исполнить свою духовную миссию.

Увы, чаемого преображения большевизма в идеократию евразийс­кого типа не произошло, и сбылись самые тревожные предсказания евразийцев относительно того, что незаконченная и противоречивая сама в себе большевицкая идеократия без обращения к высшим духов­ным ценностям обречена на деградацию, падение, вырождение до того прагматического, утилитарного, безжизненного буржуазного строя, который давно укрепился на романо-германском Западе.

И все же высокие идеалы идеократии, евразийские концепции "ана-гогического тоталитаризма" остаются удивительно актуальными и се­годня, придавая смысл и цель борьбе тех, кто отказывается восприни­мать человека и человечество как механический конгломерат эгоисти­ческих машин потребления и наслаждения и считает, что у каждого из нас и у всех вместе есть высшая задача, духовное содержание, идеальное предназначение.

Дата добавления: 2014-11-20