Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Елена Качур 10 страница




— А им, бисовым детям, гоже такое делать?

— Нет! Нам, как они, не можна, — твердо ответил Корж.

Его слова вызвали недовольный ропот у некоторых ка­заков, других заставили призадуматься. Насмешки над пленниками прекратились. Хурделица был явно уязвленответом Коржа. Он едва не накричал на упрямого казака.


Еле сдерживая негодование, сердито глянул в светлые гла­за старика, но прочел в них спокойную уверенность в своей правоте. Гнев Хурделицы сразу прошел. «Да что я в самом деле, басурман какой-то, чтоб над пленными издеваться? Я ведь казак»— подумал Кондрат. Он почувствовал глу­бокую справедливость в словах старика, но отменять сразу свое приказание молодому есаулу было неловко.

Его душевное состояние понял Корж. И пришел ему на помощь.

— Не быстрее ли ехать нам будет, есаул, коль ордын­цев, по двое связанных, посадим на лошадь?— спросил он.

Хурделица с благодарностью глянул на Коржа.

— А дед, хлопцы, правду говорит. Так и сделаем...

Казаки охотно отвязали пленников и посадили их по

двое на одну лошадь. Отряд уже тронулся в путь, когда к есаулу подскакал Семен Чухрай со своими казаками.

— Есаул, хотим вместе бить турка,— молвил он, едва сдерживая горячего коня.

Семен Чухрай и еще пять казаков были уже снаряжены для похода.

— Я вас, братчики, принимать в войско не могу. На это волен лишь наш батько кошевой атаман Харько Иванович Чапега, который сейчас на поиске под Бендерами,—сказал Кондрат.—А коли вам здесь, под турком, тяжко быть, то пристраивайтесь в хвост отряду нашему, а там видно будет...

Поблагодарив Хурделицу за доброе слово, казаки по­скакали в хвост колонны, идущей по дороге к Куяльницкой возвышенности.

XVIII

КРИВАЯ БАЛКА

Неяркая утренняя заря застала отряд Хурделицы в Кривой Балке. Здесь есаул неожиданно для себя увидел большое скопление военных людей, которые отдыхали или, вернее, спали в самых разнообразных позах. Между спя­щими бесшумно ходили караульные гренадеры с длинно­ствольными фузеями. Это был авангард армии, которой командовал генерал де Рибас. Он еще вчера ночью, 12 сен­тября, с тремя полками конных и тремя полками пеших ка­заков Черноморского войска, шестью пушками прошел незаметно пересыпь между морем и лиманом. К казакам при­соединились два батальона Николаевского гренадерского полка с четырьмя осадными, двумя полевыми и четырьмя полковыми орудиями.

Весь ночной марш прошел так скрытно и тихо, что в ту­рецкой крепости, расположенной в пяти верстах от Кривой Балки, и не подозревали о приближении русских войск. Турки считали, что пройти по песчаной пересыпи невоз­можно. Всякое движение войск здесь не могли не заметить моряки стоящих на якоре у берега кораблей. Паша Ахмет говорил, что даже мышь не проскочит в этом месте — сра­зу увидят ее зоркоглазые янычары, поэтому дозорных из крепости не выслал.

Караульных русских войск уже давно не тревожили сул­танские разведчики. Де Рибас, пользуясь беспечностью врага, решил, что его войскам неплохо было бы отдохнуть перед предстоящим штурмом. Поэтому отдал приказ распо­ложиться на привал. И вот несколько сот человек сладко спали почти на виду у врага. Поставив лагерем своих ка­заков рядом с батальоном спящих гренадеров, Кондрат пошел с рапортом о результатах разведки к де Рибасу. Есаула пропустили в шатер генерала. Там уже находился Гудович и высшие чины. В шатре было тесно. Иван Ва­сильевич сидел с де Рибасом на обломке доски, положен­ной на два камня, за маленьким походным столиком. Офи­церы разместились кто на чем — на барабанах, на опроки­нутых ведрах, даже на седлах.

Иван Васильевич говорил медленно, по привычке отче­канивая каждое слово.

— Перед нами не только Хаджибей—это еще было бы полбеды. Весь турецкий флот, у которого пушек в сто раз более, чем у нас... А посему Хаджибей взять надобно сразу, не мешкая, с проворством великим, чтобы неприятель со стороны флота сикурс [27] крепости не успел дать. Вот ты здесь, ваша светлость, и пригодишься.— Гудович медлен­но скользнул серыми глазами по курносому лицу Безбородко.—Тебе из главных сил я двадцатипушечную батарею дам — побить султанцев и амбаркации [28] ихних беглецов из крепости на корабли помешать. А ты, ваше высоко­благородие,— обратился Гудович к де Рибасу, — знаешь, что делать. На рассвете как можно тише подойдешь к Хаджибею — и на стены с криком «ура» в штыки.

Черные глаза де Рибаса сверкнули, он хитро улыбнулся.

— Я графа Войновича попросил помочь нам. Он подве­дет из Очакова свои канонерские лодки и по турецкому флоту учинит огонь.

— Это верно, — согласился Гудович. — Только, зная графа Войновича, я сомневаюсь, чтоб сей контр-адмирал отважился на это.— Иван Васильевич улыбнулся.— Я луч­ше тебе для прикрытия левого фланга отряжу батальон пехоты с батареей из десяти орудий. Этак надежней будет.

Де Рибас кивнул головой в знак согласия и подозвал к себе стоящего у входа в шатер Хурделицу.

— Перед тем, как принять окончательное решение, не­плохо бы выслушать есаула. Он только что вернулся из разведки,— сказал начальник авангарда по-французски.

Хурделица рассказал о последних событиях в турецкой крепости, обо всем, что узнал от Симона Аспориди.

Выслушав есаула, Гудович повеселел:

— Сей репорт лишь подтверждает мою мысль. А теперь, что думают господа офицеры? Дадим слово самому млад­шему по чину. — Генерал-поручик посмотрел на Кондрата.

У Хурделицы горло перехватило от волнения. Но он овладел собой и произнес хрипло:

— В Хаджибее нас пока и не чуют. Штурмовать на­добно!

Гудович весело глянул на де Рибаса.

— Штурм!

— Штурм! — словно эхо прокатилось по шатру.

Все были за немедленную атаку крепости.

Перед тем, как вернуться к главным силам своей армии, которые находились в семи верстах от Кривой Балки, в ов­рагах около Усатовых хуторов, Гудович произвел смотр поискам авангарда. Он не торопясь прошел вдоль выстро­енных рядов гренадеров и казаков. Останавливался перед каждым капральством [29], перед каждой сотней. Говорил с солдатами и казаками запросто.

— Оружие перед боем почистить, ребята, проверить, чтоб в деле не отказало. Супостата бейте пулей, но и про штык не забывайте. Турок нашего штыка не любит — страсть!

— Бодрые слова генерала были по душе воинам. «Прост, да, видно, настоящий воин». — Хурделица почувствовал расположение к этому человеку с некрасивым продолгова­тым лицом. И вспомнился Кондрату другой генерал, внеш­не совсем непохожий на этого. Тот самый, что вручал в Ва­сильковом урочище черноморцам знамя...

После смотра Кондрат со своим отрядом был направ­лен к гренадерам. Здесь он повидал своего друга Василия Зюзина. У одного из солдатских костров до слуха есаула долетели слова, заставившие его приостановиться.

— Раз Гудок сказал возьмем Хаджибей — значит, так оно и будет! Я его еще с турецкой войны знаю. Подполков­ником он тогда был. Помню, два дня нас янычары да спаги взять пытались, но Гудок — ни шагу назад! С фузеей [30] солдатской с нами в одном ряду в каре стоял, штыком от­бивал врага. А подмога подошла — в штыки нас повел и погнал турка... Вот каков!

Подойдя ближе, Кондрат узнал в рассказчике ефрей­тора Громова.

Среди гренадеров был и субалтерн Зюзин. Василий тепло встретил друга.

XIX

ПЕРЕД ГРОЗОЙ

Граф Илья Безбородко в тот же день осмотрел вверен­ные ему войска Он был доволен. Наконец-то Гудович дал ему возможность проявить себя. В том, что он проявит себя блестяще, граф не сомневался нисколько. Завтра, лишь взойдет солнце, он поведет батальон на Хаджибей. Его пушки ударят по крепости, вражескому флоту, и он пока­жет этому де Рибасу, как надо выигрывать баталии!

Войдя в свой шатер, граф с отвращении сбросил про­пыленный плащ и приказал денщику переодеть себя. Тот принес изумрудного цвета атласный кафтан, шелковые чул­ки, лакированные башмаки с большими золотыми пряжка­ми. Безбородко облачился во все это и повернулся к по­ходному, в позолоченной раме, зеркалу. Увидел дородное осыпанное пудрой лицо, обрамленное волнистыми локонами парика, и улыбнулся. Что ж, в таком виде не стыдно быть увенчанным лаврами виктории...

Туалет был полностью закончен, когда в шатер вошел, отвешивая глубокий поклон, Боассель. Это был худосочный француз, один из многих иностранцев, зачисленных По­темкиным на русскую службу. Боассель имел прекрасные манеры, славился находчивостью, а главное—был услуж­лив и считался забавным собеседником. Француз понра­вился Безбородко, и тот взял его под свое покровительство, приказав слугам в любое время допускать его к себе.

— Мой граф! Вы напоминаете мне сейчас принца Ан­жуйского перед сражением. Фортуна сделает непоправи­мую ошибку, если не увенчает вас завтра лаврами победи­теля.

Комплимент Боасселя понравился Безбородко, хотя он и знал, что между его курносым лицом и орлиным профилем принца Анжуйского мудрено отыскать сходство. Граф ми­лостиво улыбнулся и пригласил француза поужинать.

Пробило уже за полночь, когда Боассель, рассказав не­мало забавных историй о своих амурных приключениях в Париже, покинул, наконец, графский шатер. Безбородко приказал камердинеру разбудить его не ранее, как с пер­выми лучами солнца. Де Рибас все равно не начнет штурма раньше.

Успокоенный этой мыслью, Безбородко глубоко зарыл­ся в мягкую пуховую перину и сладко заснул.

Плечистый, невысокого роста, Меркель зябко кутался в свой выцветший старенький плащ — его до костей проби­рал внезапно подувший.резкий ветер. Майор всматривался в закипевшее волнами море. Там, на белых гребнях, то вы­соко поднимались, то опускались огни турецких кораблей. Меркель улыбнулся озябшими губами. Он вспомнил при­каз Гудовича: как только стемнеет — перейти с батареей пересыпь, чтобы при штурме прикрывать левый фланг авангарда от пушек турецкого флота. Он, Меркель, хорошо выполнил этот приказ!

В сумерках де Рибас повел свой авангард из Кривой Балки к крепости. Кондрат Хурделица, оставив своего ино­ходца в обозе, шел во главе штурмового отряда, которым командовал полковник Хвостов. Отряд полковника состоял из двух пеших полков черноморских казаков и батальона гренадеров, где служил субалтерн Зюзин. Кондрата, хоро­шо знающего подходы к стенам крепости, де Рибас послал проводником к капитану Трубникову, молодому коман­диру гренадерского батальона. Такое назначение обрадо­вало есаула.

Он знал, что гренадерам Трубникова назначено первы­ми ворваться в крепость. Участвовать в штурме было со­кровенной мечтой Кондрата. Радовало его еще и то, что во время штурма он будет рядом со своим другом Василием. Ведь они давно договорились брать Хаджибей вместе, пле­чом к плечу!

Шагая впереди гренадерского батальона за капитаном Трубниковым, рядом с Зюзиным, Кондрат был возбуж­ден так, словно шел не в бой, а на какое-то большое тор­жество. Ему не терпелось поделиться своими мыслями с Василием, но этого нельзя было сейчас сделать.

Наступили решительные минуты. Штурмовой отряд должен был как можно бесшумней, незаметней и ближе подойти к стенам крепости. Поэтому не только солдатам, но и офицерам строжайше запретили разговаривать. Коле­са пушек обмотали соломой, а тесаки, чтобы не звенели,— паклей.

Рядом с колонной полковника Хвостова двигался вто­рой штурмовой отряд в составе полка черноморских пеших казаков и батальона солдат. Вел эту колонну тучный, при­земистый секунд-майор Воейков.

Обе колонны незаметно сосредоточились в двух верстах от Хаджибея в балке, где уже заняла позиции батарея майора Меркеля.

Четыре осадных орудия и двенадцать пушек, которые были в авангарде, де Рибас приказал установить на пере­сыпи, чтобы из них стрелять с фланга по неприятельским судам.

После полуночи войска авангарда уже были готовы на­чать штурм. В это время с моря подул резкий ветер. Де Ри­бас понял, что вряд ли боязливый граф Войнович, коман­дующий флотилией канонерских лодок, рискнет в штормо­вую погоду атаковать турецкий флот, стоящий у Хаджибея.

Получалось, что Гудович был прав, когда говорил, что не стоит всерьез рассчитывать на сикурс [31] со стороны фло­тилии Войновича. Обстановка усложнялась. Де Рибас с досады стал покусывать тонкие губы. Неужели придется до рассвета ожидать подхода отряда графа Безбородко и делить с ним лавры победы?

А ветер, как назло, усиливался. Теперь уже было ясно, что Войновнч не рискнет сняться с якоря в такую погоду.

Пронзительный сыроватый ветер не повлиял на бодрый дух солдат и казаков, одетых по-летнему. Они с нетерпе­нием ждали только одного —сигнала к штурму.

— Сейчас бы в атаку! Там враз отогрелись бы!

— От пушечного огонька жарко станет! — шутили воины.

— В темноте штурм начать — меньше урона будет, — подсказал де Рибасу Хвостов.

Начальник авангарда пристально посмотрел на боевого полковника. Каждая черточка его худощавого лица была напряжена. В выцветших глазах светилась решимость.

Слова Хвостова рассеяли колебания де Рибаса. Он на секунду представил себе, как будет раздосадован Безбо­родко в случае, если гром пушек задолго до рассвета воз­вестит всем, что Хаджибей уже взят им, де Рибасом, и лас­ково улыбнулся Хвостову.

— Я тоже так думаю...

Ветер доносил с моря отдаленный грохот прибоя.

XX

ШТУРМ

Золотая стрелка брегета* дошла до цифры четыре, Всего два часа оставалось до зари. Командующий авангар­дом взмахнул шпагой. Это был сигнал.

Начальники штурмовых отрядов хорошо знали, что им делать. Полковник Хвостов повел свою колонну берегом. Два казачьих полка двинулись на Хаджибей, охватывая крепость полукольцом со стороны моря. Перед казаками стояла задача: привлечь к себе внимание противника и сов­местно с гренадерами капитана Трубникова взойти на кре­постные стены.

Василий Зюзин с ефрейтором Иваном Громовым и ря­довым Сергеем Травушкиным сразу обогнали остальных гренадеров. Кондрат Хурделица, не привыкший отставать, едва поспевал за Василием.

* Часы.

— Не отставай, кавалерия! — крикнул ему Зюзин, слыша позади себя тяжелое дыхание есаула. Кондрат ни­когда еще не воевал в пешем строю, и ему трудно было состязаться с закаленными пехотинцами. Он подивился выносливости сухопарого субалтерна, который не бежал, а, казалось, летел впереди, помогая солдатам тащить тяже­лые лестницы.

До Хаджибея осталось не более ста саженей, когда зем­ля, море и даже темные лохматые облака вдруг озарились пламенем пушечной и ружейной стрельбы. Это начали стре­лять с кораблей и крепостных стен турки, всполошенные штурмовым отрядом секунд-майора Воейкова, атаковавшего Хаджибей с правого фланга.

Над головами гренадеров завыли ядра, засвистела кар­течь, тонко запели пули. Но жестокий огонь не остановил атакующих.

Видимо, опасность утроила силы Кондрата, и он на крутом подъеме у самой стены обогнал Василия. Когда тот нечаянно споткнулся, есаул подхватил у него лестницу и один понес ее в гору. Он уже приставил было ее к крепост­ной стене, высотой в три с половиной сажени, когда его сно­ва перегнал Зюзин. Быстрее птицы взлетел субалтерн на крепостной вал. Кондрат еще карабкался за ним, когда Ва­силий, сверкнув штыком фузеи, с криком «Ребята, за мной!» исчез за каменным зубцом. Есаул бросился за ним и во­время. Субалтерна окружили вооруженные ятаганами яны­чары.

Но только Кондрат успел ударить саблей одного из них, как крепостная стена дрогнула ог дружного «ура!». На ней появились десятки гренадеров, сразу ударивших турок в штыки.

Крики «ура!» смешались с воплями «вай, вай!»[32], ««сюбхан аллах» [33]. Русские штыки казались янычарам страшнее самой смерти. Гренадеры в несколько минут очистили ле­вую сторону крепости. Пользуясь замешательством в рядах врага, Кондрат прорвался во двор и устремился ко входу в бастион — четырехугольную крытую башню. Он знал, что бастион этот — логово паши. Пожалуй, здесь можно будет найти проклятого басурмана и рассчитаться с ним за все обиды. Вход сторожил рослый турок, но ему не удалось задер­жать Хурделицу. Всего один раз цокнулись клинки, и ча­совой, охнув, упал с рассеченной головой.

Гренадеры пытались последовать за Хурделицей, но путь им преградил большой отряд турок. В крепостном дворе начался рукопашный бой.

Три солдата, сражавшиеся рядом с Василией Зюзиным, были мгновенно изрублены кривыми султанскими саблями. Несколько гренадеров получили тяжелые ранения. Такая же участь постигла бы и Зюзина, и остальных смель­чаков, если бы на помощь к ним не подоспел Иван Громов со своим капральством.

Турецкая контратака была остановлена.

Несколько раз телохранители паши стремительно бро­сались на горсточку гренадеров, но с воем вынуждены были откатываться назад. Ощетинившиеся штыками ряды солдат были несокрушимы. Гренадеры, отбрасывая турок, стали медленно, шаг за шагом, продвигаться к бастиону. Они спешили на помощь есаулу.

Держа в одной руке саблю, а в другой пистолет, Кон­драт вбежал в бастион. В тесном каземате, освещенном тусклым светом плошек, он увидел трех человек. Двое из них, в чалмах и богатых одеждах, яростно спорили у рас­крытого окованного медью сундука.

— Почтенный Халым, прибавь еще хотя бы сто пиаст­ров,— иступленно кричал тучный, с лоснящимся ястреби­ным носом турок одноглазому хромцу.

Третий, молодой татарин, безучастно стоял в стороне, в темном углу. Турки были так увлечены спором, что в пер­вый миг не обратили внимания на вбежавшего казака. Одноглазый первым заметил Хурделицу и, захлопнув крыш­ку сундука, судорожно выхватил из-за пояса пистолет. Но не успел прицелиться — Кондрат свалил его метким выстрелом в голову.

Тучный янычар с ястребиным носом выхватил кривую саблю. Есаул отпарировал его удар и, косясь на татарина, пристально посмотрел на своего противника. «Ашотка!»— чуть не вырвалось у Кондрата.

Да, это в самом деле был еще более растолстевший и обрюзгший хозяин разбойничьей усадьбы. В воспаленных глазах турка сверкнула злоба. Он не узнал Кондрата и вновь атаковал его. Рука у Ашота была крепкая. Он вновь сделал выпад. Кондрат ответно нанес сильный удар в грудь противника, но клинок его наткнулся на стальной панцирь, который носил под халатом Ашот, и переломился пополам.

Это привело Кондрата в ярость: сабля осталась ему еще от отца. Обломком клинка нанес он короткий удар по сабле Ашота, и та со звоном покатилась в сторону, где стоял татарин.

Тот быстро наклонился и поднял ее.

Ашот выхватил из-за пояса длинный узкий нож.

Холодный пот прошиб Кондрата. Он понял, что одному ему, обезоруженному, не отбиться от двух врагов. С облом­ком клинка в руке, стал он отступать к дверям каземата, зорко наблюдая за обоими противниками. Вдруг татарин бросил Кондрату саблю и крикнул:

— Лови, кунак!

Кондрат поймал саблю и только теперь, когда свет упал на лицо татарина, узнал в нем Озен-башлы.

В этот миг нож, брошенный Ашотом, просвистел в воз­духе и впился в шею татарина.

— Получай, предатель! — крикнул турок.

Обливаясь кровью, Озен-башлы упал.

Нож глубоко засел у него в шее. Кровь лилась из пере­резанных артерий, клокотала в горле, мешала говорить.

Хурделица бросился на Ашота. Тот уже открыл было дверь, ведшую во второй каземат, чтобы скрыться, но есаул зарубил его на пороге. Затем подбежал к Озен-башлы и склонился над ним. Осмотрев рану, есаул понял, что ему не спасти своего друга.

Озен-башлы тоже понимал это. И как ни крепился Кон­драт, слезы потекли по его щекам.

Вдруг в глазах Озен-башлы мелькнула тревога. Он поднял руку, словно приказывая товарищу оглянуться на­зад. Повернув голову, Кондрат мгновенно вскочил на ноги. В каземат вошел дородный седобородый турок. Рука его сжимала ятаган.

Однако Хурделице не пришлось скрестить с ним ору­жие. В этот же миг в каземат ворвались гренадеры Зюзина. Ефрейтор Иван Громов приставил к груди седобородого янычара штык фузеи.

— Сдавайся, черт гладкий!

Ятаган выпал из рук седобородого. На пухлых пальцах турка сверкнули бриллиантовые перстни.

Гренадеры ахнули:

— Братцы, не простой басурман!

— Смотри, и одежда у него вся в золоте!

Зюзин деловито оглядел турка и сказал:

— Ребята, пашу Ахмета взяли мы. Не простой он па­ша — двухбунчужный. Вот так. Так что глядите за ним в оба!

Гренадеры окружили пленного.

— Двухбунчужный дьявол!

— Знатный.

— Наряжен, будто павлин.

— А правда, братцы, что паша сто жен имеет?—спро­сил Травушкин.

— Правда!

— И этот?

— А этот вдвое! Ведь сказано тебе, что он двухбун­чужный!

— Ох, старый кобель! — от всей души возмутился Травушкин — И зачем его, братцы, было в плен брать?

— Как зачем? — возразил ему ефрейтор Иван Гро­мов.— В плен всякого брать должно. Меня еще Ляксандр Васильевич Суворов-батюшка, командир мой полковой, по­учал: «Раз в полон неприятель сдается — не обижай!» Понял? И второе: «Супостата живьём имать — почет воин­ский». Вот...— И ефрейтор приставил Травушкина охра­нять пашу.

Зюзин заметил кованый сундук, открыл крышку и уви­дел мешочки с золотыми и серебряными монетами. Субалтерн взглянул на убитых турок, раненого татарина, и ему стало ясно, чго произошло здесь совсем недавно.

— Кондратушка, да ты, пока мы замешкались с яныча­рами, казну пашинскую отвоевал,—просиял Зюзин.—Мо­лодец!— Но увидел печаль в глазах Кондрата и спросил:— Ты чего хмурый?

Есаул показал глазами на лежащего в луже крови Озен-башлы.

— Это кунак мой, Василий.

Он подошел к татарину. В глазах Озен-башлы застыла грусть. Смуглое лицо стало бледным. Видно было, что жизнь покидает его. Движением руки он подозвал Кондра­та ближе к себе, показывая знаками, что хочет рассказать что-то важное. Но кровь душила раненого, не давала вы­молвить ни слова. Наконец, сделав над собой усилие, он прошептал:

— Маринка... Лука живы... Они здесь... В подваль­ной тюрьме... Вход под камнем, там, в каземате... Спеши... Прощай, кунак...

Кондрат попытался было приподнять Озен-башлы, но он снова прошептал:

-— Иди... Скорей... Скорей…

Хурделица с Зюзиным побежали во второй каземат. Там в углу стояла грубо обтесанная гранитная плита. Отодвинув ее, Кондрат увидел небольшое отверстие- вход в подвал.

Две железных двери пришлось распахнуть есаулу, пока он добрался до небольшой камеры, где на полу, залитом водой, он увидел связанного по рукам и ногам черноборо­дого человека.

Наклонив к его лицу светильник, он узнал Луку.

— А Маринка?—спросил Кондрат, обнимая друга.

— Ищи рядом,— прохрипел Лука.

Есаул увидел у стены еще двух узников. Это были женщины. Одна из них оказалсь незнакомой. Тогда он под­нес светильник к лицу другой и радостно вскрикнул. На него глядели Маринкины глаза.

— Кондратко,— прошептала девушка.

Кондрат взял ее на руки и, словно дитя малое, вынес из темного подвала на крепостной двор.

Утреннее солнце ослепило обоих.

Еще гремели пушки вражеских кораблей.

Небезопасно было от летящих пуль и ядер. Но казак Яков Рудой, влезши на шпиль крепостной башни, уже сби­вал турецкий полумесяц.

Дующий с моря ветер развернул над Хаджибеем боевое русское знамя.

XXI

ВРАГ УШЕЛ НАВСЕГДА

Безбородко проснулся от грохота пушечной пальбы и направился в шатер к Гудовичу. В стороне Хаджибея предутренняя мгла полыхала зарницами.

У Гудовича он застал Фурлейтов *, которые собирали вещи командующего. Сам Гудович уже ушел с отрядами своих войск к крепости.

* Обозные солдаты.

Безбородко впал в отчаяние. Рушились все его често­любивые планы. Он понял, что де Рибас неспроста начал штурм Хаджибея раньше, чем было условлено: «Хитрец, хочет сам взять крепость, дабы себе присвоить сию вик­торию».

Граф приказал подать лошадь. Он вскочил в седло и, расстроенный, помчался догонять командующего.

Гудович прибыл в расположение батареи майора Меркеля, когда уже начинало светать. Генерал-поручик взошел на пригорок и поднес к глазам подзорную трубу. Части пол­ковника Хвостова почти полностью заняли крепость. От противника не были очищены лишь две круглых угловых башни. Штурмовой отряд секунд-майора Воейкова уже вы­бил неприятеля из хаджибейской слободы — форштадта и теперь под обстрелом турецкого флота занимал позиции на берегу для отражения возможного десанта.

Гудович понял, что наступают решительные минуты битвы за Хаджибей. Турецкие корабли, среди которых были не только легкие военные суда — лансоны, но и мно­гопушечные фрегаты, близко подойдя к берегу, начали жестокий обстрел наших позиций.

Батарее Меркеля неудобно было стрелять с левого фланга по вражеским кораблям.

Гудович отнял трубу от глаз и обратился к стоящему рядом майору Меркелю.

— Возьми, ваше благородие, свои единороги [34] и скачи с ними во весь дух в обход крепости на правый фланг. Разверни батарею на берегу и дай по кораблям бландскугелями [35], чтоб туркам жарко стало.

— Слушаюсь! — Майор Меркель бросился выполнять приказание.

И рослые артиллерийские лошади потащили на пра­вый берег тяжелые, на низких лафетах пушки.

Гудович снова поднес к глазам трубу. Эскадра, стреляя залпами, все ближе подходила к берегу.

Опасность возрастала с каждой минутой. Спасти по­ложение могли только пушки Меркеля. «Неужели он за­мешкается?»— думал Гудович, внимательно следя за ту­рецким флотом.

Но Меркель поспел. Его батарея быстро обогнула кре­пость и на крутом морском берегу развернула все свои десять пушек жерлами на турецкую эскадру.

Отсюда, с высокого обрыва, хорошо просматривалась подковообразная хаджибейская гавань. Можно было пря­мой наводкой бить по вражеским кораблям.

Артиллеристы замерли по обеим сторонам каждого единорога — у фитиля и у ганшпуга [36]. Впереди стали под­носчики снарядов и солдаты с прибойниками.

По команде «картуз!» пороховые заряды вбили в дула пушек, утрамбовали прибойниками, а сверху положили за­жигательные ядра.

Меркель проверил правильность прицела каждой пуш­ки и скомандовал:

— Пали!

Артиллеристы отступили на шаг от орудий.

Когда рассеялась пороховая гарь, все увидели, что два ближайших лансона окутаны черным дымом. На корме од­ного из фрегатов тоже начался пожар.

Второй залп русской батареи снова накрыл ядрами ту­рецкую эскадру. На вражеских кораблях началось замеша­тельство. Они потеряли боевой порядок и стали уходить из гавани в открытое море, спасаясь от обстрела.

На двух лансонах ядра сбили рангоуты, повредили рули. Лишенные возможности спастись бегством, суда эти спусти­ли флаги в знак сдачи в плен на милость русского оружия.

Смолкли выстрелы и в Хаджибее. Янычары, запершие­ся в крепостных башнях, увидели, что им не дождаться помощи со стороны флота, и прекратили сопротивление...

В полдень в освобожденный Хаджибей прибыл Гудович. Он принял рапорт. Де Рибас доложил, что нами взяты в плен: двухбунчужный паша Ахмет, один бинь-баша, 5 агов, 5 байрактаров, один капрал судна и 66 нижних чинов. Убито более 200 турок. С нашей стороны убито 5 человек, ранено 33 человека. В боях наши войска взяли трофеи: 12 пушек, 7 знамен, 2 флага, 22 бочки пороха и 800 ядер.

Гудович поздравил войска с победой и поблагодарил за хорошую службу родине. По-отечески обнял он своих бли­жайших помощников—де Рибаса, командиров штурмовых отрядов Хвостова, Воейкова, черного от порохового пушеч­ного дыма Меркеля. Увидев Безбородко, командующий на­хмурился:

— Проспал ты свою викторию, ваша светлость, про­спал,— сказал ему Гудович.— Вот возьми в пример Иосифа Михайловича де Рибаса. Он до рассвета баталию начал и верно сделал

— О, Иосиф Михайлович никогда не проспит! Ему мечты о счастливых викториях и вовсе спать не дают,— ответил Безбородко.

Офицеры рассмеялись. Улыбнулся и де Рибас. Он по­нял, что граф снова пытается острить над его честолю­бием. Но не в его планах было ссориться с Безбородко.

— Я не в претензии на вашу светлость. Меркель успел отлично выполнить то, что поручалось вам. А вот на графа Войновича я в большой обиде. Атакуй он турецкий флот своими канонерскими лодками — сколько бы неприятель­ских кораблей спустило флаги! — сказал де Рибас.

Гудович нахмурил брови.

— Вы правы, генерал. Не мешало бы Войновичу по­мочь нам. Турецкий флот — большая для нас угроза.

Слова Гудовича подтвердились. Хаджибейская гавань была удобной стоянкой для всей турецкой эскадры — ее главной черноморской базой.

С потерей этой небольшой, но важной крепости гурки не могли легко примириться.

На другой день большая эскадра, состоящая из два­дцати шести линейных кораблей и фрегатов, подошла к Хаджибею и открыла огонь из своих орудий.

Сулатанский адмирал считал, что маленькая армия Гу­довича устрашиться его могучей армады и отступит от кре­пости.

Адмирал приказал своим янычарам в промежутках между залпами пушек кричать и всячески шуметь, чтобы запугать гяуров.

И действительно, вид огромных турецких кораблей, иду­щих на всех парусах к берегу, был грозен.

Но русских не испугал ни вид неприятельской эскадры, ни громовая канонада ее пушек, ни дикие крики янычар. Солдаты и казаки непоколебимо стояли на родной земле, отвоеванной у врагов. Меткими пушечными ядрами да рас­катами дружного «ура!» встретили они султанские корабли.

Гурки дрогнули.

Их адмирал понял, что здесь его не ожидает победа. Он хорошо знал русских. В его памяти было свежо поражение, которое нанес турецкому десанту Суворов на Кинбургской косе. Там вот такое же малочисленное войско неверных бесстрашно встретило и разгромило превосходящие силы султана...




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2014-11-20; Просмотров: 369; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.117 сек.