Вместо заключения. Миф вчера и сегодня

Интерес к мифам принял форму их целенаправленного изучения на рубеже XVIII–XIX вв. К этой деятельности были причастны некоторые участники романтического культурного движения эпохи. Большой вклад в осмысление мифа внесли Ф. В. И. Шеллинг, Ф. Кройцер, Ф. Шлегель и др. Их внимание к мифам оказалось связано с влечением к прошлому вообще, к исторической экзотике и конкретике, к своеобразию древних форм жизни и духовного опыта. Романтики часто исходили из предположения, что седая старина хранит таинственные свидетельства об истинах, глубину которых трудно измерить рассудком. Миф осознавался ими как тайнопись бытия.

Во второй половине XIX века в культуре и науке возобладали установки позитивизма. Появился новый стимул к изучению мифа. Ученые из «мифологической школы», из английской антропологической школы уже перестали искать в нем высшее, возвышенное, истинное знание. Однако они сохранили интерес к мифу. Только теперь он оказался связан с активным изучением эволюции человека и человеческого общества, с обсуждением проблем развития человека. Мифы были восприняты как надежное свидетельство о ранних этапах развития человека и общества, как источник для изучения жизни и сознания человека глубокой древности.

В XIX веке было распространено убеждение, что время мифов миновало. Наступило время науки. Апологет этой точки зрения Э. Б. Тайлор писал тогда, что «развитие мифа было задержано наукой, оно замирает под тяжестью мер и весов, пропорций и моделей и даже почти умерло уже. Оно рассекается ныне анатомическим ножом ученых». Об этом говорили тогда как о триумфе человеческого разума, хотя иногда и печалились об оскудении интуитивного опыта. Место для мифа отводилось только в искусстве.

Однако миф не умер. Уже в конце XIX века заявил о себе неоромантический подход к мифу в трудах Рихарда Вагнера и Фридриха Ницше – духовных предтеч XX века. Миф оказывается вечным началом, необходимым и неизбежным средством обновления человека и культуры. В контексте философии жизни миф интерпретируется как метафизическая необходимость (Людвиг Клагес, Альфред Шюлер и мн. др.). Наконец, развитие мифологии как науки в XX веке связано и с общим прогрессом научного знания, особенно в археологии, этнологии, востоковедении, психологии и психоанализе, социологии, культурологии и других научных направлениях.

XX век – это век ремифологизации. Каковы ее проявления? Как ремифологизация влияет на развитие науки мифологии?

Реабилитация мифа путем признания его познавательных возможностей. В минувшем веке снова иррациональное больше не кажется невероятным (НЛО, инопланетяне, полтергейст, левитация и пр.). Миф как живое и одухотворенное знание о мире противопоставляется сухому, черствому рассудку, научному теоретизированию и экспериментированию. Философ Анри Бергсон писал, что интеллект ломает исконную связь одного человека с другим, развивает индивидуализм и отчуждение – миф же оживотворяет; интеллект пессимистичен – миф оптимистичен и противостоит смерти.

С другой стороны, миф интерпретируется как универсальный способ придания бытию смысла. Это надежное средство для гармонизации бытия, внесения порядка в социальную жизнь и внутренний опыт человека.

Интерес к мифу оказался связан с новым, трудным положением человека. Суровая и жестокая эпоха сильно повлияла на его мировосприятие. XX век – это эра подозрения, эра крушения иллюзий и ценностей. Мир выпал из равновесного покоя. Человек утратил почву под ногами, лишился надежных гарантий своего бытия. На него обрушиваются испытания, он призывается к трудному выбору, к осознанию ответственности за себя и других. Он часто терял последнюю веру, переживал чувство глубокого разочарования в традиционных мифологемах. Человек не видит смысла в своем бытии. Он не знает, зачем живет. Как характерным образом замечал Дж. Кэмпбелл, проблемы, которые предшествовавшие поколения решали с помощью символов и ритуалов своего мифологического и религиозного наследия, «сегодня мы (...) должны решать самостоятельно или, в лучшем случае, лишь с пробным, импровизированным и зачастую не очень эффективным направляющим руководством».

Пришло разочарование в теориях прогресса, обещавших человеку или его потомкам светлое будущее. Весь опыт века опровергал возможность поступательного развития цивилизации к вечному миру и всеобщему благоденствию. В том числе и будущее перестало обнадеживать, а стало только страшить. Перспективы существования сделались неопределенными.

В этой критической ситуации человек обращается к образам мифа как к свидетельству о сущностном измерении реальности, ищет ответ на основные вопросы своей жизни. И миф дает эти ответы или хотя бы указания, он извлекает алчущего смысла человека из мира конечных величин, размыкает его существование, ограниченное смертью, в вечность. Он имеет непосредственное отношение к человеку, к его жизни, дает средства и задает способ существования и ориентации в мироздании, культурной самореализации. В каких-то координатах он глубоко личностей. Он дает полноценное оправдание бытию, создавая тем самым надежную опору в полном превратностей мире. Миф был воспринят как спасение от фрагментарности, случайности и необязательности человеческого бытия и как укрытие от многообразного зла жизни. В истории, среди несчастий и бед, запутанной и неясной, от зла нет полного спасения. Миф же объясняет, в чем смысл бед и невзгод, соотнося их опять же с вечным. Миф дает человеку шанс войти в мир гармонии и блаженства. Встреча с мифом есть повод и основание не просто для работы рассудка, но и для погружения в полноценную реальность.

Кризис веры в прогресс заставлял искать иные пути. В частности, он породил симпатии к архаике с ее надежностью и устойчивостью. Катастрофы XX века пробуждают интерес к гармонической идиллии древних эпох, к их мифам, которые задавали четкую ценностную иерархию, определяли призвание и предназначение человека в мироздании. К. Леви-Строс призывал учиться у холодных обществ, неизменных, недоступных прогрессу, горизонт которых замкнут устойчивыми мифами. Э. Кассирер с симпатией к мифу писал: «Для первобытного сознания специфична не его логика, а его общее чувство жизни (...) Взгляд первобытного человека на природу и не теоретический, и не практический, он сочувственный (...) Миф – это плод эмоций, и эта эмоциональная основа окрашивает все его продукты особым цветом», давая убеждение в фундаментальном «всеединстве жизни», в «кровном родстве всех форм жизни». Потеря настоящего и будущего отчасти компенсировалась возвращением человека к старым мифам, причем вовсе не обязательно именно к тем, в которые верили его предки, в которые верил сам этот человек в детстве. (Потомок христиан становится буддистом, буддист – христианином и т. п.)

Было заново открыто и то, что миф объединяет людей общей верой. Он является достоянием общества в целом, обладает общими для многих чертами, имеет сильное влияние на строй общественной жизни, на социокультурную динамику. Раскрывается содержание мифа из самых разнопорядковых вещей, больших и малых. Вера может быть вполне традиционной. Но, по общему признанию, XX век – это век новых актуальных мифов, создающих новое содержание веры. Мифы нашего времени – это мифы культурные, национальные, политические, религиозные. (Различие между ними хорошо показано В. Полосиным.)

В этом качестве миф может оказаться опасным. Он за счет своей авторитетности и директивности в состоянии подавить человеческую свободу, ведет к бегству от свободы (Эрих Фромм). Зачастую поиски надежных мифов заводили человека в тупик. Иногда он, кажется, готов был поверить во что угодно, лишь бы не жить без веры, а этим охотно пользовались политические демагоги, вожди тоталитарных движений, групп и сект. Древние мифы причудливо скрещиваются с новейшими идеями и в таком виде претендуют на господство в культуре, в общественной жизни, на власть над человеческой душой. Человек жертвует свободой ради включенности, приобщенности, внешних уз общественного порядка. М. Лифшиц заметил: «Личность бежала от самой себя в традиционную религию, обычай предков, бездумную активность сакральных жестов, мечту далекой мифологической архаики (...) В сумерках теории «коллективного сознания» терялась разница между свободой и закрепощением, между Пантеоном и Cloaca maxima, в которую, по словам Герцена, стекает все прошедшее – люди, царства, звери, мысли, деяния». В кругу ученых и интеллектуалов современной эпохи были осознаны опасности такого влечения.

Самые известные мифы первой половины XX века – это идеологии. В реальной истории они заявили претензию на актуализацию и сложным образом сплелись в панораме века, образовав его тоталитарное измерение. Идеология – система идей, требующая веры в себя, претендующая на внерационалистическое поклонение в качестве абсолютной, безальтернативной истины. Основные идеологические мифы века – миф крови и почвы (нацистский), миф светлого будущего (советский), миф народа как самодовле-ющей суперобщности (фашистский), мифы классов (прежде всего пролетарский, в интерпретации К. Маркса, Ж. Сореля и пр.).

К числу наиболее значимых мифов культуры XX века относится, например, миф светлого будущего. Это миф непримиримого дуализма, непрестанной борьбы. Он воспроизводит гностико-манихейскую онтологию вечного поединка двух абсолютных начал, не просто делая ареной этой битвы историю, но и определяя саму историю как борьбу. Однако борьба, а с нею и история, согласно мифу, – должна закончиться. Дуализм должен быть преодолен в перспективе мировой революции. Советский миф есть хилиастический миф светлого будущего, он живет чаянием грядущего. Новый мир воспринимается как идеальное состояние бытия, мир без противоречий, общество всеобщего равенства и справедливости, изобилия, благоденствия и коллективного счастья (в случае необходимости – принудительного). «Религия революционного социализма принимает все три искушения, отвергнутые Христом в пустыне, и на них хочет создать царство свое, – критически оценивал миф крупнейший русский философ XX века Н. А. Бердяев. – Он хочет превратить камни в хлеба, хочет спасения через социальные чуда, хочет царства мира сего». Основным агентом преобразования является пролетариат, направляемый партией. Характерно, что отдельная личность, сколько-то автономная индивидуальность этим мифом не востребована. Она имеет ценность и смысл только в составе общественных единств, в классовом отношении.

Не только в тоталитарных обществах появляются новые мифы. Они появляются и в демократическом потребительском обществе, на почве массовой культуры этого общества: в рекламе, в публичной политике, в искусстве... Персонажи современного мифа – это идолы массовой культуры; например, кумиры эстрады. Они в восприятии их поклонников обладают необыкновенными способностями, равняющими их с божествами, обитают в ином, недостижимом, высшем мире.

Как предустановленное знание предваряя любой человеческий опыт, миф заполняет своим содержанием духовную жизнь адепта, предопределяя ее ход. Миф – это судьба, фатальная сила, часто он – антипод свободы. Адепт мифа лишен выбора, коль скоро он соотносит свою жизнь с мифом. Коль скоро он репродуцирует миф. Действие, поступок оказываются и необходимыми, и неизбежными. Это – состояние абсолютного единства с мифом, с мифизированным космосом и социумом. Подлинная содержательность мифа раскрывается в момент его актуализации, то есть приобщения адептов к сакруму.

Мифы иногда становятся агрессивными, давят на человека, а сам человек, не размышляя, бежит от своей опасной и трудной свободы под опеку и надзор сомнительных и даже подчас преступных мифов. Так происходило в тоталитарных обществах, так и теперь бывает в так называемых тоталитарных сектах. Человек в современном массовом обществе подчас оказывается беззащитным перед мифом. К. Г. Юнг говорил: утрата веры в традиционные символы оставила без присмотра демонов человеческой души. Человек в XX веке оказался отдан на милость своей психической преисподней. И вот в таком контексте познание мифов и механизма мифотворчества было понято как способ сопротивления диктату мифа. Человек, который познает мифы, дистанцируется от них и в силах противостоять их обаянию. Научное изучение мифов – средство избежать подчинения им. Но не каждый миф исключает измерение человеческой свободы тотально. Есть мифы, оставляющие возможность выбора.

Миф неисчерпаем. И разговор о нем можно длить вечно. Но приходит пора поставить точку. Мифолог Джон Бирлайн начинает свою книгу так: «Миф – это вечное зеркало, в котором мы видим самих себя. Миф всегда может что-нибудь сказать любому человеку, он всегда может сказать что-нибудь о каждом; миф – повсюду вокруг нас, мы лишь должны распознать его». А мы этим закончим.

Дата добавления: 2014-12-16