Экономические последствия нефтяного шока

Социальные последствия нефтяного эмбарго на Соединенные Штаты в конце 1973 года можно описать как панику. В течение всего 1972 и в начале 1973 года большие транснациональные нефтяные компании во главе с «Экссоном» проводили необычную политику создания скудного внутреннего резерва сырой нефти. Им позволялось это делать после ряда странных решений президента Никсона, принятых им по совету своих помощников. В результате, когда в ноябре 1973 ударило эмбарго, более драматических последствий трудно было себе представить. В то время Белый Дом отвечал за контроль над нефтяным импортом США, согласно Акту о торговых соглашениях США от 1959 года.

В январе 1973 года Никсон назначил Джорджа Шульца, в то время министра финансов, своим помощником по экономическим вопросам. На этом посту Шульц курировал политику Белого Дома по импорту нефти. Его заместитель в Министерстве финансов, Уильям Саймон, бывший торговец облигациями на Уолл-Стрит, был назначен председателем важного Комитета по нефтяной политике, который определял поставки по нефтяному импорту США в критические месяцы непосредственно перед октябрьским эмбарго.

В феврале 1973 года Никсона убедили организовать специальный «энергетический триумвират», включавший Шульца, советника Белого Дома Джона Эрлихмана и советника по национальной безопасности Генри Киссинджера, который стал известен как Специальный энергетический комитет Белого Дома. Все было тихо приготовлено для реализации Бильдербергского плана, хотя почти никто в Вашингтоне и в других местах этого не понимал. Внутренние запасы сырой нефти в США к октябрю 1973 года были на тревожно низком уровне. Эмбарго ОПЕК вызвало панические закупки бензина гражданами, призывы к введению нормы выдачи бензина, бесконечные очереди на автозаправках и резкий экономический спад (7).

Самые суровые последствия нефтяного кризиса пришлись на крупнейший город США Нью-Йорк. В декабре 1974 года девять самых могущественных мировых банков во главе с «Чейз Манхэттен» Дэвида Рокфеллера, «Ситибанком» и лондонско-нью-йоркским инвестиционным банком «Братья Лазар» предупредили мэра Нью-Йорка, влиятельного партийного функционера по имени Авраам Бим, что если он не передаст контроль над огромными городскими пенсионными фондами комитету банков под названием Корпорация муниципальной поддержки, то банки и их влиятельные друзья в СМИ гарантируют финансовый крах города. Неудивительно, что ошеломленный мэр капитулировал, Нью-Йорк был вынужден урезать расходы на дороги, мосты, больницы и школы для выплаты процентов по банковским долгам и уволить десятки тысяч городских рабочих. Величайший город страны с того момента стал превращаться в помойку. Феликс Рогатин из банка «Братья Лазар» возглавил новое банковское инкассирующее агентство.

В Западной Европе шок от скачка цен на нефть и от эмбарго на ее поставки был в равной степени драматичен. От Британии до континентальной Европы страна за страной ощущали на себе эффект жесточайшего экономического кризиса со времен 1930-х годов. Банкротства и безработица выросли до тревожного уровня по всей Европе.

Правительство Германии наложило чрезвычайный запрет на вождение автомобиля по воскресеньям в отчаянной попытке снизить расходы на импорт нефти. К июню 1974 года последствия нефтяного кризиса привели к драматическому банкротству немецкого банка «Герштатт» и, в результате, к кризису немецкой марки. В то время как стоимость импортируемой нефти в Германию возросла в 1974 году на невероятную сумму 17 млрд. немецких марок, а полмиллиона людей было признано безработными из-за нефтяного шока и его последствий, уровень инфляции достиг тревожных 8%. Шок от внезапного 400% повышения цены на основное энергетическое сырье имел опустошительные последствия для немецкой промышленности, транспорта и сельского хозяйства.

Правительство Вилли Брандта по существу потерпело поражение вследствие внутреннего эффекта нефтяного кризиса, а также вследствие скандала с разоблачениями по «делу Штази» в отношении близкого советника Брандта Гюнтера Гийома. К маю 1974 года Брандт подал прошение на имя федерального президента Хайнеманна об отставке, который затем назначил канцлером Гельмута Шмидта. В тот период рухнуло большинство европейских правительств, которые оказались жертвами последствий нефтяного шока для экономики своих стран.

Но экономический эффект кризиса для развивающихся мировых экономик (а в то время они по праву могли быть названы развивающимися, вместо модного сегодня фаталистического обозначения «страны третьего мира»), эффект внезапного повышения цен на 400% на их главный источник энергии был ошеломляющим. Подавляющее большинство менее развитых мировых экономик, не имеющих значительных нефтяных ресурсов, внезапно были поставлены перед необходимостью неожиданного и невозможного для них 400% повышения стоимости своего энергетического импорта, не говоря уж о стоимости химикалий и удобрений для сельского хозяйства, вырабатываемых из нефти. В течение этого времени политические обозреватели начали говорить о «выборочной помощи», обозначавшей в терминах военного времени то, что надо помогать тому, кто сможет выжить; и ввели понятие «стран третьего мира» и «стран четвертого мира» (страны, не входящие в ОПЕК).

Индия в 1973 году имела положительное сальдо торгового баланса, это была здоровая ситуация для развивающейся экономики. К 1974 году Индия имела общее количество резервов в иностранной валюте на сумму 629 млн. долларов – из которых она была должна оплатить – долларами – годовой счет за нефтяной импорт в количестве 1 241 млн. долларов, почти в два раза больше. Судан, Пакистан, Филиппины, Таиланд и многие другие страны в Африке и Латинской Америке столкнулись в 1974 с зияющими дефицитами в своих платежных балансах. В целом, по данным МВФ, развивающиеся страны имели в 1974 году общий торговый дефицит на сумму 35 млрд. долларов, колоссальная сумма в те дни. При этом не удивительно, что этот дефицит был ровно в четыре раза больше, чем в 1973 году, то есть, пропорционален повышению цены на нефть.

После нескольких лет значительного промышленного и торгового роста в начале 1970-х, резкое падение в 1974-1975 годах промышленной активности во всей мировой экономике было сравнимо только с последствиями войны.

Но в то время как нефтяной шок Киссинджера имел опустошительное воздействие на мировой промышленный рост, он привел к огромным прибылям для некоторых хорошо известных кругов: крупнейших нью-йоркских и лондонских банков и для «Семи Сестер» – нефтяных ТНК из США и Британии. По валовому доходу в 1974 году «Экссон» заменил «Дженерал Моторс» в качестве крупнейшей американской корпорации. «Сестры» «Экссона» не сильно отставали, включая «Мобил», «Тексако», «Шеврон» и «Галф».

Основная масса долларовых доходов ОПЕК, «нефтедоллары вторичной переработки» Киссинджера, была размещена в ведущих банках Лондона и Нью-Йорка, которые проводили свои расчеты в долларах, как и вся международная нефтеторговля. «Чейз Манхэттен», «Ситибанк», «Мануфакчерз Ганновер», «Банк оф Америка», «Барклай», «Ллойд», «Мидлэнд Банк» – все они наслаждались неожиданными прибылями от нефтяного шока. Далее мы увидим, как они вторично перерабатывали свои «нефтедоллары» в течение 1970-х, и как это удобрило почву для огромного кризиса неплатежей в 1980-х годах (8).

Убить очарование «ядерной розы»

Одной из главных забот авторов 400% повышения цен на нефть было обеспечение того, чтобы их решительная акция не спровоцировала ускорение и так уже сильной тенденции к строительству гораздо более эффективного и в конечном счете дешевого источника энергии – ядерной электроэнергетики.

МакДжордж Банди был бывшим деканом у Киссинджера в Гарварде и его начальником в течение недолгого пребывания Киссинджера на посту консультанта в Национальном совете по безопасности Джона Кеннеди.

Банди покинул Белый Дом в 1966 году, чтобы играть ключевую роль в формировании внутренней политики США на посту президента крупнейшего частного фонда, Фордовского Фонда. К декабрю 1971 года Банди учредил крупнейший новый проект Фонда, Проект энергетической политики под руководством Дэвида Фримана с впечатляющим бюджетом в 4 млн. долларов и трехгодичным сроком реализации. Точно в разгар дебатов во время нефтяного шока 1974 года вышел фордовский доклад Банди, озаглавленный «Время выбора: энергетическое будущее Америки» и призванный повлиять на дебаты в критический момент нефтяного кризиса.

Впервые в кругах американского истеблишмента был провозглашен обманный тезис о том, что «энергетический рост и экономический рост могут быть развязаны; они – не сиамские близнецы». Доклад Фримана пропагандировал экзотичные и заведомо неэффективные «альтернативные» источники энергии, такие как энергия ветра, солнечные отражатели и сжигание переработанного мусора. Фордовский доклад резко выступил против ядерной энергии, утверждая, что используемые при этом технологии могут, в принципе, быть использованы для изготовления ядерных бомб. «Само топливо, или один из его побочных продуктов плутоний, может быть использовано напрямую или переработано в материал для ядерных бомб или взрывных устройств», – утверждалось в докладе.

Фордовский доклад правильно подметил, что главным вызовом гегемонии нефти в будущем является ядерная энергия, предостерегая против «самой поспешности, с которой ядерная энергия распространяется во всех уголках мира и развития новых ядерных технологий, в особенности реакторов на быстрых нейтронах и метода центрифуг при обогащении урана». Концепция антиядерного «зеленого» наступления финансовых кругов США была определена проектом Банди (9).

К началу 1970-х годов ядерная технология, очевидно, утвердилась как предпочтительный будущий источник эффективной выработки электроэнергии, гораздо более эффективный (и более экологически чистый), чем нефть или уголь. К моменту нефтяного шока Европейское Сообщество было уже основательно вовлечено в разработку большой ядерной программы.

В 1975 году в планах европейских правительств стояло завершение от 160 до 200 новых ядерных станций по всей континентальной Европе к 1980 году. В 1975 году немецкое правительство Шмидта, вполне обоснованно реагируя на последствия нефтяного шока 1974 года, приняло программу, требующую дополнительные 42 ГВт мощности немецких ядерных станций, что составило бы примерно 45% общего спроса на немецкое электричество к 1985 году. Эту программу в рамках ЕС превосходила только программа Франции, которая планировала 45 ГВт новых ядерных мощностей к 1985 году. Министр промышленности Италии Карло Донат-Каттин осенью 1975 года рекомендовал ядерным компаниям Италии ЕНЕЛ и СНЕН составить планы постройки примерно 20 ядерных станций с завершением в начале 1980-х годов. Даже Испания, к тому времени едва восстанавливающаяся после сорока лет правления Франко, имела программу, требующую создания 20 ядерных станций к 1983 году. Типового ядерного реактора мощностью 1 ГВт обычно хватает, чтобы обеспечить все потребности в электричестве современного промышленного города с населением в 1 млн. человек.

Быстро растущая ядерная промышленность Европы, в особенности Франции и Германии, привела к тому, что эти страны впервые начали фигурировать как компетентные соперники американскому доминированию на рынке ядерного экспорта ко времени нефтяного шока 1974 года. Франция получила «письмо о намерениях» за подписью иранского шаха, так же как и немецкая компания «КВУ», о постройке в общей сложности четырех ядерных реакторов в Иране. В то же время Франция подписала с правительством Бхутто в Пакистане соглашение о создании в этой стране современной ядерной инфраструктуры. В феврале 1976 года были успешно завершены переговоры между немецким правительством и Бразилией о сотрудничестве в мирном использовании ядерной энергии, которое включало бы постройку Германией восьми ядерных реакторов, а также сооружений по переработке и обогащению реакторного уранового топлива. Ядерные компании Германии и Франции при полной поддержке своих правительств в этот период вступили в переговоры с некоторыми странами развивающегося сектора полностью в духе декларации Эйзенхауэра 1953 года о «мирном атоме».

Очевидным образом англо-американская энергетическая хватка, основанная на жестком контролировании главного мирового источника энергии нефти, ставилась бы под угрозу, если бы эти вполне выполнимые программы получили зеленый свет.

В послевоенный период ядерная энергия представляла собой тот же качественно новый технологический уровень, на каком стояла нефть в сравнении с углем в тот момент, когда лорд Фишер и Уинстон Черчилль убеждали британский военно-морской флот в конце предыдущего века перейти с угля на нефть. Главным отличием было то, что Британия и ее американские кузены держали в своих руках мировые поставки нефти. Мировые ядерные технологии угрожали открыть неограниченные энергетические возможности, особенно если были бы реализованы планы по коммерческому использованию обогатителей на быстрых нейтронах, а также по термоядерному синтезу.

Сразу по окончании нефтяного шока 1974 года были учреждены: две промышленных организации, и достаточно важно то, что обе базировались в Лондоне. В начале 1975 года была учреждена неформальная полусекретная «Группа ядерных поставщиков», известная также под именем «Лондонский клуб». Группа включала Британию, США, Канаду вместе с Францией, Германией, Японией и СССР. Это было первой англо-американской попыткой обеспечить сдержанность ядерного экспорта. В мае 1975 года это было дополнено созданием еще одной секретной организации, которая включала в себя главных мировых поставщиков ядерного уранового топлива, лондонского «Уранового института», где главную роль играли традиционные британские регионы, включая Канаду, Австралию, Южную Африку и собственно Британию. Эти «инсайдерские» организации были необходимыми, но ни в коей мере не достаточными для англо-амери­канских интересов, чтобы сдерживать ядерную «угрозу» в начале 1970-х.

Как сказал один видный антиядерный американец из Института Аспена: «Мы должны убить очарование "ядерной розы"». И они сделали именно это.

Дата добавления: 2014-12-16