Annotation 7 страница. – Меня зовут Нгал Р'нда

– Меня зовут Нгал Р'нда. Ты можешь запомнить это имя, человек Корсон, ибо я не собираюсь отрекаться от него или подвергать себя опасности. Ты, единственный из людей, узнаешь, кто я такой на самом деле. Для твоих сородичей я мирно настроенный Нгал Р'нда, слегка разочарованный старец, заигрывающий с музами. Для них, – он широким жестом указал на своих товарищей, – я настоящий Нгал Р'нда, единственный потомок древнего рода Князей Урии, вылупившийся из Голубого Яйца. Ты даже не можешь представить, человек Корсон, что значило когда-то Яйцо в Голубой Скорлупе, и тем более того, что значит оно сейчас для горстки верных. Более шести тысяч лет назад на Урии царили Князья Голубой Скорлупы. Увы! На кораблях, полных лжи, прибыли люди, и вскоре началась война. Долгая и страшная война, в которой Земля едва не пала под клювом Урии. Но никто ее не выиграл, а Князья Урии проиграли. Бойня и истребление сменились ублюдочным миром. Люди и уриане в знак доброй воли пошли на взаимные уступки. Однако оказалось, что уриане не могли жить на Земле и поэтому отказались от своих привилегий. Зато земляне процветали на Урии, и вскоре бывшие заложники стали владыками. Их потомство было многочисленнее потомства уриан. Кроме того, они взяли на себя решение проблем, недостойных Князей Урии, занятых высшими материями. Таким-то образом Князья Урии проиграли войну, которую люди не выиграли и в которой уриане не потерпели поражения. Предательство, отвратительное предательство было тому виной. И случилось худшее. Общество Урии, потрясенное войной, а затем унизительным контактом с людьми, отвернулось от культа Голубого Яйца. Распространились легенды о мнимом равноправии, и уриане потеряли свою гордость. Они жили, дюйм за дюймом уступая людям свою землю.

Прошли века и тысячелетия, но чистейший пух Урии – земляне говорят «цвет нации» – ничего не забыл. Может быть, пришло время сбросить ярмо. Судя по тому, что мы знаем, Галактический Совет не сможет вмешаться в наши дела еще век или два. Это больше, чем потребуется, чтобы восстановить флот и начать освободительную войну. Но прежде мы должны завоевать эту планету – нашу планету! – и прогнать с нее людей.

Он замолчал, внимательно глядя на Корсона глазами с двойными веками. Тот даже не дрогнул.

– И в этот момент в акцию включаешься ты. Мы забыли, как ведется война. Теорию мы помним, а вот с практикой у нас плохо. У нас есть мощное оружие, то самое, которое прозорливые Князья Урии спрятали внутри планеты шесть тысяч лет назад. Но нам нужен советник, который благодаря своему хитрому и самонадеянному разуму, сможет сказать нам, когда и где ударить. Этим советником станешь ты. Не думай, что я недооцениваю людей – я их презираю, а это совсем другое дело. В глубокие ночи своих размышлений я решил: употреби против людей самое лучшее оружие – человека.

Не протестуй, человек Корсон. Тебе выгоднее принять нашу сторону. Ты осужден и отброшен своими сородичами, среди них тебе нет места. Если же ты будешь служить Голубому Яйцу Урии, то будешь свободен так же, как вылупившийся из яйца урианин, и сможешь распоряжаться человеческими невольниками. Если ты собираешься противопоставить себя нам, человек Корсон, это ни к чему не приведет. В запрещенных науках мы большие специалисты и не забыли ничего из опытов, проведенных шесть тысяч лет назад над некоторыми из вас. Но боюсь, что тогда ты перестанешь быть собой. Кроме того, ты не являешься незаменимым, человек Корсон. В наши дни идет большая торговля людьми войны. На многих планетах живут существа, стремящиеся к ликвидации опеки Совета и за высокую цену покупающие наемников. А те обычно думают только о мести. Ненависть к собственному виду усиливает их талант. Надеюсь, человек Корсон, что те, кто доставил тебя к нам, не ошиблись, оценивая твой талант. Ты стоишь на дороге, которая ведет только в одном направлении – сражаться на нашей стороне и победить для нас.

– Понимаю, – сказал Корсон.

У уриан была репутация болтунов, и этот не был исключением. Но Корсон не получил единственной информации, в которой нуждался: даты. Вернулся он до или после своего первого визита на Урию? Существовала ли эта опасность одновременно с двумя другими: Бестией, бродившей по джунглям Урии, и безумными планами Верана? Не существовал ли принцип равновесия, согласно которому катастрофу можно было отсрочить, но нельзя отвратить?

И это имя – Нгал Р'нда. Флория Ван Нелл упоминала его. «Нгал Р'нда – один из лучших моих друзей». Тогда он не придал этому значения, но имя запомнил.

Корсон решил не спрашивать о дате. Все равно он не знал года своего первого визита сюда. Однако у него был ориентир.

– В последнее время на Урии встречали дикого гипрона?

– Ты задаешь странные вопросы, человек Корсон. Но это не страшно. Никакого дикого гипрона не встречали на Урии века, а то и тысячелетия.

ЕСТЬ ДВЕ ВОЗМОЖНОСТИ. СЕГОДНЯШНЯЯ СЦЕНА ПРОИСХОДИТ ПЕРЕД МОИМ ПАДЕНИЕМ НА УРИЮ ИЛИ СРАЗУ ПОСЛЕ НЕГО, КОГДА БЕСТИЯ, СКРЫВШИСЬ ПОД ЗЕМЛЮ, ГОТОВИТ СВОЕ ВОСЕМНАДЦАТИТЫСЯЧНОЕ ПОТОМСТВО, ВО ВТОРОМ СЛУЧАЕ ПЕРИОД ВЕГЕТАЦИИ ЗАЙМЕТ ОКОЛО ШЕСТИ МЕСЯЦЕВ.

– О'кей, – сказал Корсон, пользуясь древней формулой, – ты меня убедил. Я – с вами. У вас есть армия?

– Армия – слишком грубый способ ведения войны.

– А какие способы есть еще?

– Шантаж, убийства, пропаганда.

– Действительно, вы – сама утонченность, – саркастически проговорил Корсон. – Но вам нужна армия.

– Наше оружие, – сказал урианин, – не требует обслуживания. Отсюда я могу стереть с поверхности планеты любой город, любой объект. Тебя, разумеется, тоже.

– В таком случае, зачем я вам нужен?

– Ты скажешь нам, в какие цели нужно стрелять, на какие точки нажимать. Все твои предложения, перед тем как пойти в дело, будут тщательно проанализированы. Твоей обязанностью будет вести переговоры с людьми. Когда до этого дойдет, они слишком сильно возненавидят тебя, чтобы ты решился предать.

– Каковы условия сдачи?

– Для начала должны быть умерщвлены девять из каждых десяти женщин. Плодовитость людей должна оставаться в допустимых пределах. Убийство мужчин ничего бы не дало, ведь один мужчина может оплодотворить многих самок. Но самки – слабое место вашего вида.

– Они не сдадутся так просто, – сказал Корсон, – и будут защищаться, как дьяволы. Если людей прижать слишком сильно, они становятся еще опаснее.

– У них не будет выбора, – сказал урианин.

Корсон скривился.

– Я устал и голоден, – сказал он. – Вы собираетесь начать войну немедленно или есть еще время отдохнуть и подкрепиться? Да и подумать тоже не мешает.

– У нас есть время, – ответил урианин.

По его знаку стражи опустили оружие и подошли к Корсону.

– Заберите нашего союзника, – сказал старый урианин, – и относитесь к нему как подобает. Он стоит больше, чем элемент сто шестьдесят четыре того же веса.

Урианин из низшей касты осторожно разбудил Корсона.

– Ты должен приготовиться к церемонии, человек Корсон, – сказал он и проводил его в умывальню, оборудование которой не было приспособлено для нужд людей. Вода сильно пахла хлором, и Корсон пользовался ею очень осторожно, однако сумел умыться и побриться. Затем урианин одел его в желтую тунику, похожую на ту, которую носил сам. Хотя ее явно готовили для Корсона, рукава были слишком короткими, а шлейф – слишком длинным. Вероятно, портной плохо знал человеческую анатомию.

Урианин проводил Корсона в столовую, и он поел. Метаболизм людей и уриан различался настолько, что пища одних была ядом для других, и Корсон с недоверием отнесся к тому, что ему подали. Но большая птица успокоила его.

– Будет представление Яйца, человек Корсон, – торжественно ответил урианин, когда Корсон спросил его о церемонии.

– Какого яйца? – спросил Корсон с набитым ртом.

В первый момент ему показалось, что урианину стало плохо. Из его клюва понеслось квохтанье, которое могло быть и проклятиями, и ритуальными формулами.

– Благородное Голубое Яйцо Князя, – сказал наконец урианин, как будто горло его было полно заглавных букв.

– Понимаю, – сказал Корсон.

– До сих пор ни один человек не участвовал в представлении Яйца. Это великое счастье для тебя и большая честь, которую оказывает тебе Князь Р'нда.

Корсон кивнул головой:

– Я понимаю.

– А теперь нам пора идти, – сказал урианин.

Они оказались в большом эллиптическом зале без окон. С тех пор как он попал в руки уриан, Корсон не видел ни одного окна, ни одного отверстия, ведущего наружу. Вероятно, тайная база находилась глубоко под землей.

В зале, где собралось около сотни уриан, было очень тихо. Толпа расступилась перед Корсоном и его проводником, и они оказались в первом ряду. Участники церемонии носили туники разных цветов и согласно им образовывали группы. Корсон и урианин из низшей касты были единственными особами в желтых туниках в первых рядах, заполненных урианами, одетыми в фиолетовые одежды. Корсон услышал вокруг себя кудахтанье и без труда сообразил, что высокорожденные соседи возмущены его присутствием. Он повернул голову и посмотрел в глубь зала. За фиолетовыми стояли красные, за ними – оранжевые. В самом конце опускали головы уриане, одетые в желтые туники.

Перед ним, почти у вершины эллипса, замкнутого стенами зала, стоял металлический блок. Стол, или ящик, или алтарь. Корсон содрогнулся.

«Надеюсь, я не буду принесен в жертву, – подумал он. – Ни к чему играть роль молоденькой девушки из исторических повестей». Его опыт говорил, что бояться ему нечего. Уриане не обожествляли покойников и чтили их только символически. Их метафизика – если можно употребить здесь это слово – была направлена исключительно на понятие семьи. Семья считалась бессмертной, а отдельные особи были только ее временными придатками.

В стене за металлическим блоком появилось отверстие, которое постепенно увеличивалось. В зале стало тихо, и вошел Р'нда. Он был в роскошной ярко-голубой металлизированной тоге, край которой тащился по земле. Заняв место позади металлического блока, он повернулся лицом к собравшимся, поднял руки над головой и произнес несколько слов на староурианском языке.

Толпа ответила ему глухим гудением.

«И все же они похожи на нас, – подумал Корсон, – несмотря на разное происхождение. Случайно ли это? А может, разум везде идет одними дорогами?»

Нгал Р'нда вперил свои желтые глаза в Корсона.

– Смотри, человек Земли, смотри на то, чего не видел ни один человек до тебя, – сказал он свистящим голосом.

Металлический ящик открылся, и медленно появилась резная колонна, на которой, удерживаемое тремя золотыми шипами, покоилось огромное голубое яйцо.

Корсон с трудом сдержал смех.

Это было голубое яйцо, из которого вылупился Нгал Р'нда. Скорлупу яйца старательно собрали и склеили. С места, где он находился, Корсон видел швы, из-за них яйцо походило на полированный череп. Нгал Р'нда собирался напомнить верным о своем происхождении. Показывая им Голубое Яйцо, он вспоминал славную историю уриан, удачные походы воинственных Князей Урии. Без Яйца, несмотря на все свои таланты, Нгал Р'нда был бы никем. Яйцо было неопровержимым доказательством его принадлежности к легендарной семье.

Корсон и подумать не мог, что яйцо произведет на него такое сильное впечатление. Он вспомнил, что перед Первой Объединенной Цивилизацией на Старой Земле семьи играли роль, подобную той, которую исполняли сейчас в общественной жизни уриан. Человек чувствовал себя защищенным, если принадлежал к могучей семье. Внезапное уничтожение Первой Объединенной Цивилизации, вызванное войной и углубленное затем рассеянием беглецов среди звезд, привело к тому, что семьи утратили свое значение. Социологи времен первой жизни Корсона считали, что человечество миновало некий исторический этап. Но почему уриане, достигшие такого же уровня, не вышли за пределы стадии общества, основанного на прямом наследовании? С исторической точки зрения, это было парадоксом.

«Решение, – подумал Корсон, – находится передо мной. Уриане – по крайней мере высшие касты – почти с самого начала своей истории практиковали политику безжалостной генетической селекции. Они обнаружили, может, даже эмпирически, что окраска яиц имеет какую-то связь с личными особенностями будущего урианина. И несомненно, было гораздо легче с точки зрения чувств не высиживать или даже просто уничтожить неподвижное яйцо, чем потом покинуть на произвол судьбы или убить хрупкое живое существо. Однако люди и уриане сильно отличаются друг от друга».

– Смотри, человек Земли, – повторил урианин. – Когда я умру, Яйцо будет стерто в порошок, как растирались Яйца моих предков, а порошок будет смешан с моим пеплом. Вот Яйцо, из которого я вышел и которое разбил своим клювом. Вот Яйцо, которое было колыбелью последнего Князя Урии.

В глубине зала возникло движение. Нгал Р'нда сделал знак, и яйцо исчезло в ящике. Какой-то урианин в желтой тунике с трудом проложил себе дорогу через толпу, толкнул Корсона и склонился перед Нгал Р'нда, пискливо кудахтая.

Нгал Р'нда выслушал его, повернулся к Корсону и сказал на пангале:

– Несколько минут назад отряд вооруженных людей занял позиции в пятидесяти километрах отсюда. Их сопровождают Бестии, гипроны. Они начали возведение укрепленного лагеря. Что это, измена?

«Веран», – подумал Корсон.

– Вам нужна была армия, Князь Урии, – сказал он. – Она прибыла на вашу планету.

Они шли сквозь лес.

Корсон почувствовал себя странно, поняв, что через несколько минут вместе с Антонеллой попадет в руки Верана.

Круг замкнулся. Там, внизу, он переживал свою жизнь впервые, еще ничего не зная, а здесь он уже знал продолжение. Тревога, лагерь, бегство под руководством замаскированного незнакомца, путешествие сквозь время и пространство, бессмысленное приземление на планете-мавзолее, галопирование по закоулкам Вселенной. Эргистал, сражения, катастрофа, другая сторона неба, слова бога – и снова Урия. Здесь и сейчас.

Там он вошел и там сейчас входит в лабиринт, тянущийся через всю Вселенную и накладывающийся сам на себя так точно, что он, Корсон, был отделен от своего прошлого лишь толщиной стены.

Лабиринт расстилался перед ним, такой же непонятный, как и раньше. Но поскольку он знал, что случится с другим Корсоном – Корсоном из прошлого, та часть лабиринта, которую он преодолел, обрела смысл. Во время существования первого Корсона он не знал третьей опасности, грозящей Урии, не знал и того, как избежать двух других. Теперь ему кое-что пришло в голову. Будущее откроет перед ним остальное, в этом он не сомневался.

У него было предчувствие, что тот человек из тумана, тот рыцарь в маске ночи, это он сам. Значит, у него есть будущее. Еще раз или даже бесконечное число раз лабиринт належится сам на себя. А он в серии возвращений будет преследовать самого себя, пока не настигнет. И этот Корсон из будущего будет знать новый отрезок лабиринта, поймет наконец его форму и цель и тогда внесет в свою жизнь необходимые поправки.

Он вспомнил слова бога. В далеком будущем они контролировали свое существование, а их предназначение было не обычной нитью, протянутой между рождением и смертью, а тканью и даже более того – многомерной массой, растягивающей пространство. «Боги, – подумал он, – создают Вселенную, создавая самих себя».

Он знал также, что в своем будущем найдет Антонеллу, ибо она помнила, что они уже встречались. И потеряет ее вновь, поскольку она любила его и жалела тогда, на улицах Диото, откуда потом забрала. Корсон подумал, что и он тоже любил и жалел ее, и надеялся, что линии их жизней в конце концов пересекутся. Возможность эта была еще скрыта в складках времени, и он еще должен был создать это будущее. Все сейчас зависело от его поведения. Он должен хорошо выполнить свое задание. Но кем же оно дано? Может, другим Корсоном, еще более удаленным от современности, который решил разогнать собравшиеся над Урией тучи? Мог ли у него быть лучший союзник, чем он сам? Чтобы человек жил завтра, вчерашние загадки должен решить человек прошлого, ничего не знающий о человеке будущего.

Он вспомнил сомнения Нгал Р'нда, и ему показалось, что разговор об этом они вели очень давно, хотя на самом деле прошло всего несколько часов. Князь Урии утверждал, что вообще не нуждается в Веране. Он не верил людям и презирал их до такой степени, что мог слушать, только купив их. По его мнению, у Князей Урии было достаточно оружия. Он показал Корсону шары из серого металла, которые могли вызывать молнии на другом полушарии, и стеклянные орудия, тонкие, как иглы, но способные пробивать горы, и картины, которые, если спроецировать их на небо, могли лишить памяти целые армии. Свистящим голосом он утверждал, что в войне шесть тысяч лет назад Князья Урии проиграли из-за измены, пробравшейся в их ряды, а не из-за слабости. Корсон почти поверил ему. Наверно, и земляне решили, что с них достаточно жертв и сражений. Может, партия свелась вничью. Но благодаря этому теперешний результат стал еще более определенным. Люди с Урии и те большие птицы, которые выступят за мир, не продержатся даже одного дня.

Корсон сказал:

– Вам нужна армия.

Его преследовало зрелище миллионов убитых женщин, миллионов мужчин в неволе, он учитывал необходимость оккупации и с нажимом повторил:

– Вам нужна армия.

Потом добавил:

– Завтра космос будет ваш. Нужен будет флот, специалисты. Сколько вы можете мобилизовать?

Урианин напряженно думал, и Корсон перехватил инициативу:

– Сколько у вас сторонников?

Урианин ответил с удивительной откровенностью, глядя на него плоскими желтыми глазами, усеянными голубыми звездочками:

– Пятьсот, может, тысяча. Но уриане, опозоренные жизнью с людьми в Диото, Сифаре, Нумере и Ридене, пойдут за мной под знаменем Голубого Яйца.

– Вероятно. Сколько их?

– Около тридцати миллионов.

– Так мало?!

Во время давней войны миллиарды уриан угрожали Солнечной Державе. Несомненно, многие из них эмигрировали на другие планеты в период галактического мира. Но Корсон догадывался еще кое о чем. Это была история расы, обреченной на мир, поскольку ужасы войны и поражения слишком глубоко въелись в их гены. Перед ним были ярость и жестокость, профильтрованные долгим упадком.

Существовали люди, обязанные своей неутолимой агрессивностью дурной наследственности. Они имели на один ген больше и в некотором смысле были монстрами. Общество, по крайней мере когда-то, изолировало их, давая им шанс избежать гибели. Возможно ли, чтобы монстрами в этом смысле были целые виды, обреченные на войну или вымирание? Предназначение людей не было настолько противоречивым, зато у них был шанс, что их психофизическая конституция позволит им жить в мире.

Корсона вдруг поразила мысль: у уриан нет будущего. Потом появилась другая мысль: у войны нет будущего. А он все же должен ее вести.

– Вам нужна армия, – в третий раз повторил он. – Для оккупации, а потом для завоевания космоса. Веран – наемник, и ему можно пообещать битвы и власть в империи. И еще одно. Я говорил о диком гипроне. Скоро на этой планете тысячи бестий будут сеять вокруг себя смерть и опустошение. Как вы с ними справитесь? Как избежите этой опасности на планете, которая вскоре станет вашей? Загляните в архивы, расспросите экспертов. Гипроны могут поспорить с вашим оружием: им достаточно начать прыгать во времени. Только Веран может их выследить и ликвидировать: у него есть прирученные гипроны. Заключите с ним соглашение, а уничтожить его вы всегда успеете. А может, вы боитесь этого старого волка и нескольких сот солдат?

Урианин прикрыл свои двойные веки:

– Ты пойдешь и поговоришь с ним, Корсон. Тебя будут сопровождать два урианина. Если ты попробуешь обмануть меня – умрешь.

Корсон понял, что выиграл.

Они шли сквозь лес, и мертвые ветви деревьев, не похожих на земные, хрустели под ногами Корсона. Уриане двигались бесшумно. От своих крылатых предков они унаследовали полые кости. Он мог бы разделаться с ними двумя ударами, но они держали в когтях нацеленное на него оружие, и, кроме того, они были ему нужны.

В его первую ночь на этой планете темнота была такой же непроницаемой, и он так же прислушивался к шорохам леса, пытаясь определить, где затаилась Бестия. Сейчас он имел дело с иной Бестией. Человеком. Вераном.

Они оставили машину подальше от лагеря, надеясь, что в суматохе, вызванной атакой или, точнее, его с Антонеллой бегством, их приближение останется незамеченным. Корсон посмотрел на часы. В этот момент они проходили через лагерь в обществе незнакомца, которым был он сам, и приближались к гипронам. Незнакомец с лицом из мрака седлал одно из животных и помогал Корсону и Антонелле затягивать ремни. А люди и гипроны исчезнут на небе и во времени.

Через минуту…

Его первая ночь на планете. На этот раз он тоже не осмелился зажечь свет, но сейчас у него были контактные линзы, позволяющие видеть в инфракрасном свете. Почва казалась черной, такой же, как небо, лишенное звезд. Стволы деревьев были розовыми, камни – оранжевыми: они отдавали тепло, накопленное за день, и слабо светились. Потом он заметил небольшое светящееся пятно, тихо движущееся в зарослях. Испуганный зверь.

Наконец Корсон почувствовал запах паленой смолы и расплавленного песка. Лагерь был рядом.

«Неужели приближается исторический момент?» – подумал он. На планете многое зависело от исхода этого часа. Согласится ли Веран? Что случится, если люди Верана начнут стрелять, если он сам будет убит? Союз не будет заключен, и бестии останутся на свободе. Бестии – люди и нелюди.

Будет война. А может, даже две. Между жителями Урии и людьми. Между Урией и Галактическим Советом или Службой безопасности, не важно, как это называется, что-нибудь наверняка есть. Что-нибудь нарушится, царапина пересечет века и потрясет будущее. В этом он был уверен. Не было других причин возвращать его на Урию. Его выслали, чтобы заделать трещину, не сказав ни как это сделать, ни зачем это нужно.

Исторический момент! Место и час, где перекрещивается много линий времени, где он встретил самого себя, не зная об этом, и где сейчас по собственной воле разминулся с самим собой. Исторический момент! Как будто кто-то будет об этом помнить! Как будто история соткана из битв, из заключаемых и нарушаемых союзов и договоров! В призрачном спокойствии леса он понял: все, что заслуживало остаться в истории, было антиподом войны. История была тканью, война – ее разрывом, а битвы – яростными шипами, рвущими сукно истории, которое всегда или, по крайней мере, до этого времени восстанавливалось с биологическим упорством. Корсон ощутил себя наследником вечности, ощутил свое единство с миллиардами людей, рожденных и умерших в прошлом, которые из собственных тел соткали огромное полотно истории. Он чувствовал себя ответственным и солидарным с миллиардами людей, которые могли родиться в будущем.

Этот локальный конфликт не был бы даже большой войной. Однако из всех войн не было более важной. Битва, которая бросает миллионы звездолетов друг на друга, имеет значение не большее, чем первая схватка между питекантропами, вооруженными камнями. Все зависит от точки зрения.

Лес стал редеть, впереди замелькали огоньки. Тонкая пурпурная линия, о которой Корсон знал, что она смертельно опасна, делила ночь огненной полосой. Корсон сделал знак, и уриане молча остановились. Он едва слышал их короткое, легкое дыхание. Они договорились, что дальше он пойдет один и один будет говорить с Вераном до заключения первого договора. Но на шее у него висел передатчик, и Корсон не сомневался, что Нгал Р'нда внимательно слушает.

Прерывистая линия исчезла. Корсон заколебался.

Из лагеря донесся спокойный голос:

– Корсон, я знаю, что ты здесь.

Голос Верана. Он двинулся к толстому диску какого-то прожектора. Несмотря на то что и сзади на него было направлено оружие, Корсон изображал равнодушие.

– Итак, ты вернулся. И у тебя было время переодеться.

Голос звучал скорее с иронией, чем со злостью. Веран умел владеть собой.

– А женщину ты поместил в безопасное место?

– Я здесь, – спокойно сказал Корсон.

– Я был уверен, что ты вернешься. Достаточно было патруля, отправленного в будущее. Так же точно я знал, где тебя искать в первый раз. Ведь это ты указал мне это место. Полагаю, у тебя есть веские причины предлагать мне эту базу после поражения на Эргистале и есть что сказать мне. Подойди ближе, я не могу долго держать выключенной свою линию обороны.

Корсон прошел вперед. Позади снова вспыхнула пурпурная линия, и он почувствовал в костях характерную вибрацию.

– Итак, Корсон, что ты можешь мне предложить?

– Союз, – сказал Корсон, – который вам чертовски нужен.

Веран и бровью не повел. Его серые глаза блестели в свете прожекторов. Он выглядел грубо вырубленной статуей, и его люди были ему под стать. Двое из них находились позади Верана, неподвижные, сосредоточенные, несомненно, с пальцами на спусковых крючках небольших бластеров с заостренными стволами и без видимых отверстий в дуле. Их можно было принять за игрушки. Шестеро других встали полукругом, в центре которого оказался Корсон. Они были слишком далеко, чтобы он мог достать кого-нибудь из них отчаянным прыжком, прежде чем они успеют выстрелить. Они были профессионалами, и это до некоторой степени успокаивало Корсона. Можно было не опасаться, что они выстрелят ни с того ни с сего до того, как прозвучит приказ или возникнет действительная угроза.

Только Веран не носил оружия. Его руки были невидимы за спиной, пальцы правой руки наверняка сжимали запястье левой. Верана будет тяжело победить.

– Я могу тебя убить, – сказал Веран. – И пока не сделал этого только потому, что ты послал то сообщение и вытащил мне проклятый шип из ноги. Я жду объяснений, Корсон.

– Конечно, – сказал Корсон.

– Это было сообщение от тебя или от кого-то другого?

– А от кого еще оно могло быть? – спокойно произнес Корсон.

Сообщение было подписано им, но он не помнил, что отправлял его. Он даже не смог бы адресовать его Верану. Но оно, несомненно, назначало встречу, место, и точное время, и способ покинуть Эргистал в момент, когда ситуация стала для Верана безнадежной. Сообщение, которое он пошлет позднее. Сообщение это может быть частью плана, который он уже начал готовить. Это означало, что в будущем его версия будет более полной и солидной. Версия, которую он, может быть, разовьет сам, когда будет знать – и уметь – много вещей, о существовании которых он пока не подозревает. Но если что-нибудь пойдет не так, если Веран не согласится на союз, сможет ли он выслать сообщение? Поскольку он знал, что сообщение будет, что без него Веран не сможет прибыть на Урию, он должен будет его послать. Но когда это пришло, когда это придет ему в голову? Сейчас или позднее? Послал бы он его, не зная точно, что Веран его получит? Трудно было разрабатывать стратегию или хотя бы теорию войны во времени. Для начала нужен был практический опыт.

– Ты слишком долго думаешь над ответом, – сказал Веран.

– Мне нужно многое сказать, а это место не из лучших.

Веран сделал знак.

– У него нет с собой ни оружия, ни бомбы, – сказал один из солдат. – Только передатчик на шее. Один звук, без изображения.

– Хорошо, – сказал Веран. – Идем.

– У каждого человека есть какая-то цель, – сказал Веран, – даже если сам он об этом не знает. Чего я не понимаю, Корсон, так это твоих побудительных причин. Некоторыми движет тщеславие, как в моем случае, другие действуют из страха, третьих подстегивает погоня за деньгами. Но всегда, хорошо идут дела или плохо, их поступки, как стрелы, направлены в эту цель. Однако твоей цели, Корсон, я не вижу. А я этого не люблю. Я не люблю работать с теми, чьих целей не понимаю.

Дата добавления: 2014-12-16