Реки Скифии 2 страница

В отыскании реки Пантикапы таким «опережающим доказательством» будет отождествление Танаиса с Северским Донцом (а не с Доном), принятие слова «гилея» в нарицательном смысле и размещение борисфенитов. Без такой системы разбор географии Геродота превратится в попытку решить одно уравнение со многими неизвестными.

Поиск местоположения Пантикапы начнем с того пункта наших условий, в котором есть точные цифровые показатели расстояний, с пункта 4. Земля скифов‑кочевников кончалась у Танаиса; отсюда до Пантикапы было 14 дней пути, или 500 км. Принимая за восточный конец земли кочевников излучину Северского Донца, мы получим следующие результаты:

От Танаиса до Конки – 9 дней пути.

От Танаиса до Самары – 11 дней пути.

От Танаиса до Ингульца – 17 дней пути.

От Танаиса до Ворсклы – 14 дней пути.

Все предлагавшиеся ранее варианты (Ингулец, Конка, Самара) не подошли. Выявилась река, отстоящая точно на 14 дней по открытой степи, что делает расчет дней наиболее надежным.

Проверим Ворсклу по пунктам наших условий.

1. Ворскла – левый приток Днепра и течет с севера.

2. В верховьях Ворсклы на 10‑верстной карте указан ряд озер у сел: Покровское (самые истоки), Ворскловая, Тамаровка и большое озеро в 2 км в поперечнике близ Хотмыжска. Все они в самых верховьях реки⁴⁹.

3. Загадочный лес – «гилея», через который протекает Пантикапа, легко разъясняется при ознакомлении с картой восстановленного растительного покрова⁵⁰. Ворскла течет от истока около 30 км по луговой степи, а затем, пользуясь словами Геродота, «она входит в лес (гилею) и, протекши через него, сливается с Борисфеном». Лес этот – огромные, уцелевшие частично и до сих пор дубравы – идет вдоль Ворсклы на 220 км. В среднем течении к дубравам добавляется бор, занимающий около 60 погонных километров (они входят в 220 км общего протяжения). На расстоянии 90 км от устья Ворскла выходит из леса и впадает в Днепр почти точно с севера. Таким образом, геродотовская фраза о Пантикапе полностью применима к Ворскле.

4 и 5. Начинаясь в лесостепной зоне, Ворскла в нижней трети своего течения идет по границе настоящей ковыльной степи, отделяя земледельческие районы от кочевых. В эпоху Киевской Руси Ворскла (летописный «Вороскол») была крайним пределом русских земледельческих поселений. Здесь находился крайний пограничный пункт Руси – Лтава (совр. Полтава) на рубеже Половецкого Поля. За Ворсклой шла широкая ковыльная степь, где постоянно хозяйничали скотоводы‑кочевники.

6. Остается последнее условие: между Пантикапой и Борисфеном в образуемом ими прямом углу должны обитать такие же скифы‑земледельцы, как и живущие выше по Борисфену на 10–11 дней плавания, т. е. подобные населению Киевской археологической группы борисфенитов. Работа Г.Т. Ковпаненко по изучению скифских памятников на Ворскле привела к выводу, что эти древности представляют собой «как бы остров правобережной раннескифской культуры, оказавшейся начиная с VI в. до н. э. в окружении племен с культурой посульско‑донецкого типа». Колонизация с правого берега в угол между Борисфеном и Пантикапой началась еще в VIII–VII вв. до н. э.⁵¹.

Итак, всем условиям, которым должна удовлетворять геродотовская Пантикапа, вполне удовлетворяет Ворскла, пограничная река земледельцев и кочевников, упомянутая Геродотом после Борисфена потому, что она течет восточнее Днепра. Однако напомню, что в систему доказательств я условно включил три пункта: «гилею», отождествление Танаиса с Донцом и расположение борисфенитов на Среднем Днепре. Последний пункт отложим до общего рассмотрения географии всех племен Приднепровья.

Вопрос о Танаисе, частично уже рассмотренный в начале этого раздела, может быть уточнен на основе только что рассмотренных данных. Допустим, что Танаисом назван у Геродота Дон в его современном понимании. У Танаиса кончается земля скифов: «по ту сторону Танаиса нет более Скифии» (§ 21).

Радиусом в 14 дней пути (504 км) опишем дугу из излучины Дона у станицы Качалинской. Дуга эта пройдет юго‑восточнее Харькова на Изюм и на юге дойдет до современного Жданова[1]. Весь бассейн Днепра окажется вне этой дуги, чем и решается вопрос о Танаисе и притоке Борисфена Пантикапе. Дон слишком далеко отстоит на восток от Днепра, тогда как путь в 14 дней от притока Днепра Ворсклы совершенно точно приводит к самой отдаленной излучине Северского Донца близ его впадения в Дон. Здесь‑то и проходила восточная граница Скифии.

«ГИЛЕЯ» («Полесье», «Олешье»). Геродот шесть раз употребляет это обозначение, причем нам не всегда ясно, придает ли он этому слову смысл имени собственного или нарицательного («лес», «лесной массив» или даже «роща»).

Ошибкой исследователей являлось то, что они полагали, будто бы Геродот во всех шести случаях говорит об одном и том же географическом пункте. Однако нетрудно заметить, что у Геродота совершенно определенно выступают две разные группы упоминаний о Гилее:

1. Неопределенное наименование «земли, называемой Гилеей», в § 9, где говорится о том, что в этой лесистой земле Геракл нашел мать своих будущих сыновей. Географически по тексту Геродота эта земля нам не ясна, но вполне вероятно, что она находилась на месте позднейшего русского «Олешья» («Полесья») на левом, южном, берегу Днепра у самой его дельты⁵². К этому же нижнеднепровскому Олешью следует отнести и упоминание Гилей в § 55, где речь идет о нижнем течении реки Гипакирис: река течет, «оставляя вправо Полесье и так называемый Ахиллов Бег». Устье Гипакириса впадало в Каркинитский залив; следовательно, под Полесьем‑Гилеей подразумевалось то же Олешье в низовье Днепра, расположенное, как и Ахиллов Бег, западнее Каркинита.

В § 76 Геродот описывает трагическую смерть Анахарсиса, изменившего прадедовским скифским обычаям и устроившего празднество в честь греческой Матери богов: «Он удалился в так называемую Гилею, что подле Ахиллова Бега, изобилующую всевозможным лесом». Здесь, как и в случае с Гипакирисом, речь идет об одном и том же пункте – об Олешье близ устья Днепра.

Для нас чрезвычайно важно, что Геродот считает нужным предостеречь читателя от путаницы, делая специальную оговорку: то Полесье, тот лес, «что подле Ахиллова Бега». Значит он вполне допускает наличие других лесов, других Полесий‑Гилей. Это тем более интересно, что в предшествующем тексте он уже говорил о лесах дважды, и в данном случае ему нужно было точнее указать читателю, о какой именно гилее идет речь в рассказе об Анахарсисе.

2. Лес, не связанный в тексте Геродота с Ахилловым Бегом, упомянут в §§ 18, 19, 54.

«Если переправиться через Борисфен со стороны моря, то, во‑первых, будет Полесье, а от него вверх живут скифы‑земледельцы» (борисфениты) (§ 18).

Исследователи упорно игнорируют предостережение Геродота и без оговорок считают эту гилею именно тем лесом, что растет в низовьях Днепра. Поэтому поиски скифов‑земледельцев превращаются в неразрешимую задачу – в бесплодных и безводных Алешковских песках (современное название) отыскать богатый земледельческий район протяженностью 350–400 км вдоль Днепра.

Пренебрегают и тем элементарным расчетом, что для низовий Днепра берег, к которому нужно «переправиться через Борисфен со стороны моря», будет не тем южным, левым берегом, где есть деревья Олешья‑Гилеи, а противоположным, северным херсонским берегом, где нет ни лесов, ни кустарников. Это пространство между Ингулом и Ингульцом до сих пор почти пустынно.

Если же под гилеей § 18‑го подразумевать тот левобережный лес, сквозь который протекает Ворскла‑Пантикапа (§ 54), то все станет на свои места: читатель, следя за мыслью автора, должен переправиться через Днепр, но не у самой дельты, а в лесостепи, где была исконная переправа на левый берег, у устья Ворсклы. За Днепром будет двухсоткилометровая гилея Ворсклы, а «от него (Полесья) вверх» по Днепру на тучном черноземе и лёссе и будут располагаться земледельцы‑борисфениты.

В § 19 говорится о том, что за Пантикапой идут безлесные земли кочевников: «…вся эта страна лишена деревьев за исключением Полесья». Здесь нет ничего нового; просто Геродот противопоставляет уже упомянутый ворсклинский лес (а, может быть, в понятие этой гилеи входили и дубравы верховий Северского Донца) подступавшей к нему с юго‑востока безлесной степи номадов.

Итак, последнее препятствие к отождествлению Ворсклы (Вороскола) с Пантикапой преодолено.

Название реки Пантикапы давно получило истолкование лингвистов. В.И. Абаев, исходя из иранских параллелей, устанавливает двусложность имени: «панти» – путь и «капа» – рыба, т. е. «рыбный путь»⁵³. Ян Збожил предложил другое толкование. Признавая первую часть за обозначение славянского ПѪТЬ – путь, вторую часть имени реки он возводит к славянскому же корню «кап», обозначающему «начало» (чешское – začatek)⁵⁴. Этимология слова в целом остается неясной, но связь с понятием пути легко объясняется географическим положением Ворсклы.

У устья реки существует старинная переправа через Днепр и до сих пор одно из сел носит название Переволочна (на правом берегу Ворсклы). Дельта Ворсклы носит примечательное название «Лески». Через эту переправу должен был идти древний путь из Гелона в Ольвию. Если считать от Гелона (Вельского городища), то путь шел 4 дня вниз по Пантикапе, а после переправы через Борисфен у устья реки (у современной Переволочны) начинался новый сухопутный отрезок пути, через 8–9 дней приводивший к торжищу борисфенитов.

Из всех вспомогательных доказательств осталось географически не уточненным только понятие «скифов‑земледельцев» («борисфенитов»), все же остальные вполне согласуются с отождествлением Пантикапы с Ворсклой.

ГИПАКИРИС И ГЕРРОС. Местоположение рек Гипакирис и Геррос указано Геродотом противоречиво. Нас должно интересовать как истинное положение их, так и причины геродотовских ошибок.

Гипакирис (шестую реку в общем описании гидрографии Скифии) обычно отождествляют с Конкой, а Геррос (седьмую реку) – с Молочной, что, надо полагать, верно, но не вполне сходится с текстом Геродота.

Гипакирис и Геррос

Гипакирис упомянут после Борисфена и Пантикапы; следовательно, он должен быть восточнее Днепра или левым притоком его, впадающим ниже, восточнее Пантикапы. С этим вполне согласуется, что данная река «пересекает область скифов‑кочевников», но далее неожиданно следует: «и затем впадает в море у города Каркинитиды», находящегося вдали от Меотиды по ту сторону Перекопа и Крыма (§ 55). Где‑то в степной части в Гипакирис должен впадать Геррос. Такой реки, которая принимала бы в себя приток, находящийся восточнее Перекопа, а впадала бы в Каркинитский залив, находящийся западнее перешейка, в настоящее время нет в природе.

Птолемей в этом случае нас не выручает, т. к. у него в географическом обзоре морского побережья реки Гипакирис нет (и не должно быть, если это – Конка). Путаница требует тщательного рассмотрения на фоне реальной гидрографии Нижнего Приднепровья. Обратимся непосредственно к тексту Геродота:

«Шестая река, Гипакирис, начинается из озера, течением своим разделяет землю скифов‑кочевников пополам, вливается в море подле города Каркинитиды, причем правою стороною ограничивает Гилею и так называемый Ахиллов Бег» (§ 55).

«Седьмая река, Герр, отделяется от Борисфена в том месте, до которого эта последняя река известна. Он отделяется в этой области и носит такое же название, как и самая область – Герр. На пути к морю разграничивает земли скифов‑кочевников и царственных. Изливается Герр в Гипакирис» (§ 56).

Начнем распутывать этот сложный клубок. Не будем слишком строго судить Геродота, т. к. даже мы, люди XX в., пользующиеся точными картами, не всегда отчетливо представляем себе запутанную гидрографическую ситуацию Нижнего Поднепровья: после порогов Днепр разветвляется на сотни протоков, то вытекающих из него, то возвращающихся и принимающих в себя притоки Днепра. Протоки‑гирлы тянутся на 100 км, образуя полосу плавней шириной в 15–20 км. В эту разветвленную водную систему впадает слева река Конка, текущая из глубины приазовских степей. На наших картах в атласах эта река показана обычно огибающей плавни («Конские Воды») и впадающей в Днепр под Никополем. И только после обращения к крупномасштабным картам мы узнаем, что р. Конка тянется еще на 220 км к юго‑западу, течет параллельно Днепру и впадает в Черное море Збурьевским гирлом. Вот с этой‑то своеобразной рекой и надо соотносить таинственный Гипакирис, хотя тождества здесь, как увидим, нет.

Герром называлась, по всей вероятности, как вся разветвленная система гирл («жерел»), образовавшаяся после прохождения Днепра через пороги, так и широкие окрестности этой полосы гирл. Поэтому можно допустить следующую расшифровку геродотовских «герров».

Во‑первых, Герром называлась местность по сторонам широкой полосы плавней и гирл. Здесь действительно находились царские курганы скифов, и здесь был северный рубеж расселения кочевых скифов – «отдаленнейшего народа герров».

Во‑вторых, герром именовали те протоки, которые «отделяются от Борисфена». Некоторые из этих протоков действительно «изливаются в Гипакирис», под этим последним подразумевается та часть Конки, которая окаймляет с юго‑востока систему гирл.

В‑третьих, Герром называли реку, истоки которой начинались в «местности Герр», и эта‑то река «на пути к морю разграничивает земли скифов‑кочевников и царственных». Именно эту реку, впадающую в Азовское море, и отметил Птолемей под 49°50′ северной широты и 61° восточной долготы. Ф. Браун, Ю. Кулаковский и последующие авторы правильно отождествляют эту реку с Молочной, впадающей в Азовское море несколько восточнее Крыма широким жерлом‑лиманом (шириною в 7, а длиною в 33 км).

Вероятно, имеет смысл поставить перед лингвистами вопрос: не является ли геродотовское наименование «герр» обозначением «жерла» или «гирла» в нарицательном смысле? Тогда вполне понятно будет, что протяженная система днепровских протоков (где два села носят название «Гирл») называлась Герром, т. е. жерлами, гирлами.

«Местность Герры» – название, сходное с Запорожской Сечью: так называли и плавни, и острова, и земли вокруг плавней (например, «Чертомлыцкая Сечь») по обеим сторонам Днепра.

Во втором случае понятно будет и наименование «Герр» применительно к тем первым, северным протокам, которые ответвляются от Борисфена в самом начале «местности Герр». Третий же случай с рекою Молочной может быть объяснен двояко: во‑первых, как река, вытекающая из «местности Герр», а во‑вторых, как река, имеющая широкое и длинное жерло. Река Молочная‑Герр действительно ограничивает с востока землю царских скифов.

Только так, расчленив геродотовскую реку на две независимые, несоприкасающиеся части – гирла, вытекающие из Днепра сразу после порогов, и реку, вытекающую из местности Герр, и можно разобрать ту несуразицу, которая возникла под пером великого историка в результате рассказов о многочисленных «геррах» то в нарицательном, то в собственном смысле.

Разберем фантастическое течение Гипакириса. Конка‑Гипакирис действительно течет из глубины пустынных степей скифов‑кочевников. В нее, как уже говорилось, действительно впадают многочисленные «герры» – протоки Днепра в плавнях Конских Вод.

Конка, огибая с юго‑востока все плавни и то впадая в Днепр, то снова от него отделяясь, дотягивается до самого моря, нося здесь то же «лошадиное имя» Конки. Но у Геродота нижнее течение Гипакириса не сближается с Борисфеном: загадочная река впадает в хорошо известный Каркинитский залив, где Птолемей обозначает реку Каркиниту протяжением свыше 150 км и с шестью городами на ней. Река изгибается по направлению к Днепру. Ф.А. Браун предположил, что Гипакирисом является небольшая речка Каланчак, единственная впадающая в Каркинитский залив, но т. к. она в настоящее время слишком незначительна, то он допускает, что древний Гипакирис образовывался из серии озер, болот и пересыхающих речек между плавнями Днепра и Каланчаком⁵⁵. Идея Брауна верна; только при таком допущении возможно примирить противоречия описания. Но, учитывая данные Птолемея, следует сдвинуть систему Гипакириса несколько к западу. Если мы вычертим реку Каркиниту по координатам Птолемея и нижнее ее колено примем за современный Каланчак, то увидим, что верхнее течение Каркинита будет сближаться с Днепром в районе Каховки. Если же мы обратимся к карте государственных каналов 1950‑х годов, то увидим, что птолемеевский Каркинит точно совпадает с отрезками этих каналов, отходящих от Днепра близ Каховки.

Попытаюсь описать общее течение Гипакириса, как его можно предположительно представить себе по тексту Геродота и координатам Птолемея. Истоком Гипакириса является река Конка, которая действительно делит степь между Днепром и Северским Донцом пополам. Озера в ее степных истоках нет. Далее Конка вплетается в сложнейшую систему днепровских плавней (гирлгерров), которая вполне могла быть принята за озеро. Конка‑Гипакирис принимала в себя многочисленные протоки‑гирла, чем, по всей вероятности, и объясняется фраза о том, что «Геррос изливается в Гипакирис». Для сохранения географической четкости нам необходимо допустить, что в этом пункте точность изменила Геродоту и он ошибся, приняв рассказы о гирлах, пополняющих Конку, за исток особой реки, носившей то же название – Геррос (Молочная).

Далее Гипакирис‑Конка, обогнув систему гирл, течет рядом с Днепром по его восточной старице, но сохраняет свое особое название (как и ныне). Примерно в районе Каховки от Конки в древности отделялся проток, отходивший от Днепра влево, на юго‑восток, и по ныне пересохшему руслу добирался до современного Каланчака, оставляя с правой стороны нижнеднепровскую Гилею и Ахиллов Бег, и впадал в Каркинитский залив. Ко времени Птолемея это ответвление от Днепра получило особое наименование реки Каркинита.

Незначительные в наши дни фрагменты этой необычной водной системы не позволяют понять включение Геродотом Гипакириса в число крупных рек, но если мы посмотрим на восстановленный нами Гипакирис, тянущийся на 10 «дней плавания», то мы поймем внимание к нему: начинаясь в степи скифов‑кочевников, Гипакирис пересекал всю землю царских скифов от священных курганов Герроса до песков близ Олешья и выводил к особой укромной гавани Каркините, восточному рубежу «Древней Скифии».

ТАНАИС. Во вводных словах этой главы уже был затронут вопрос о Танаисе в связи с тем, что греки и римляне хорошо знали низовья и особенно устья рек, но далеко не всегда ясно представляли себе далекие верховья рек и особенно их истоки, выходящие из неизведанных северных лесов. Поэтому их представления о реке в целом туманны и неопределенны и нередко расходятся как между собой, так и с нашим современным пониманием реки, что мы уже видели на примере Гипаниса, который никак нельзя полностью отождествлять с Южным Бугом. У Страбона есть даже рационалистическое объяснение этим разноречиям географов: «Истоки Танаиса неизвестны. устья Танаиса мы знаем (их два в северной части Меотиды в 60 стадиях друг от друга); однако выше устья известна только небольшая часть течения реки из‑за холодов и скудости. Кроме того, кочевники. преградили доступ во все удобопроходимые места страны и в судоходные части реки»⁵⁶.

Соберу воедино то, что было сказано о Танаисе в разных местах предшествующего текста.

Средневековая традиция считала Великим Доном Северский Донец плюс отрезок Дона, ведущий к морю.

К. Птолемей дает координаты Танаиса (два устья, изгиб, истоки), которые соответствуют не Дону, а Северскому Донцу плюс тот же отрезок Дона.

У Геродота расстояние в 14 дней пути должно отделять восточный край Скифии (у Танаиса) от одного из притоков Борисфена. Отсчет от излучины Дона показывает, что за 14 дней нельзя достигнуть ни одной из речек Днепровского бассейна; отсчет же от Донца точнейшим образом определяет лесистые берега Ворсклы‑Пантикапы. Не противоречат этому и те точные географические данные, которые Геродот приводит в легенде о савроматах и амазонках (§§ 115–116). Юноши‑скифы, пожелавшие взять себе в жены амазонок, согласились на их предложение найти себе новую землю за пределами Скифии: «Снимемся отсюда, перейдем на ту сторону реки Танаиса и там поселимся (§ 115).

Юноши и на это согласились, перешли Танаис и удалились на 3 дня пути к востоку от этой реки и на такое же расстояние к северу от озера Меотиды. Пришли, таким образом, в ту самую местность, которую занимают и теперь, и там поселились» (§ 116).

Для нас очень важно, во‑первых, то, что даны цифровые расчеты, а, во‑вторых, то, что эти расчеты определяют место савроматов именно в геродотовское время, а не только в мифологическое. Однако при переходе от словесного описания к географической карте мы встречаемся с основной трудностью – нечеткостью ориентировки по странам света. Опасно каждое указание на север или восток понимать слишком определенно, буквально. Даже Птолемей, переложивший всю описываемую им землю на градусную сеть, сильно путался в ориентировке.

Нас интересует «север Меотиды»; у Птолемея севером считался тот северо‑восточный угол Азовского моря, в который впадает Дон. Два устья Дона, с нашей точки зрения, – северное и южное – у него соответственно обозначены как западное и восточное.

По всей вероятности, и Геродот точно так же представлял себе Меотиду и устье Танаиса, т. к. иначе он не мог бы вести отсчеты и от Меотиды и от реки – ведь строго на север от Меотиды (где текут Берда, Миус, Калмиус) Дона нет.

Побережье Меотиды по Птолемею (схема)

Разберем геродотовскую легенду об амазонках по пунктам:

1. Кочевья амазонок должны были быть на северо‑западном (по нашему счету) берегу Меотиды, восточнее Кремн, где, согласно легенде, амазонки высадились на берег.

2. Переправа через Танаис (с правого берега на левый) должна была состояться у самой дельты Дона, т. к. дальнейшие отсчеты ведутся от Азовского моря. Переправившись через Танаис, юные скифы и амазонки оказывались за пределами той земли, на которую простиралась власть царских скифов (см. § 20).

3. «Три дня пути на север от озера Меотиды» мы можем понять только как движение вверх вдоль Дона, по его левому берегу. Три геродотовских дня приводят нас к месту слияния Северского Донца с Доном.

4. Если в этом месте мы отложим от линии геродотовского «севера» (т. е. северо‑востока) перпендикулярно к ней линию геродотовского «востока», то она окажется идущей от устья Донца на юго‑восток и достигнет Маныча примерно в том месте, где в него впадает Егорлык.

Согласно новейшим археологическим данным, любезно сообщенным мне К.Ф. Смирновым, именно здесь, по Манычской впадине, и проходила юго‑западная окраина обширного сарматского мира, тянувшегося далее на восток через Сальские степи к Волге.

5. Сарматские археологические памятники есть и на северо‑восток от Донца, подтверждая слова Геродота о том, что «за рекой Танаисом нет более Скифии; но первые земельные владения там принадлежат савроматам» (§ 21). Слова «за рекой Танаисом» могли бы быть поняты как определение левого берега Дона, но далее Геродот говорит о том, что савроматы живут на 15 дней к северу по соседству с лесной областью будинов.

Между верховьями Северского Донца и Доном есть много савроматских памятников действительно в большом удалении от Меотиды, что почти соответствует 15 дням по прямой. Есть савроматские памятники и непосредственно за Северским Донцом на реках Калитве и Быстрой, ближе к излучине Донца. Исходя из этого под Танаисом следует понимать не Дон, а Северский Донец, т. к. именно за ним, за Донцом, уже начинаются реальные археологические следы савроматов геродотовского времени.

Не придираясь особенно к геродотовским указаниям на страны света, которые и не могли тогда быть точными, не упрекая историка за то, что он не знал всех извилин рек, мы должны признать, что савроматы жили действительно за Танаисом – Северским Донцом, на восток от него, в междуречье Донца и Дона, а также и на юго‑восток от излучины Танаиса – Донца (совр. устье Донца) на три дня пути, т. е. в Сальских степях по Манычу.

Танаисом, рекой, разграничивающей Скифию и Савроматию, отделяющей Европу от Азии, на основании устойчивой тысячелетней традиции следует называть Северский Донец плюс нижнее течение Дона (от устья Донца до моря).

СИРГИС (ГИРГИС?). Дважды Геродот упоминает приток Танаиса Сиргис (§ 123) или Гиргис (§ 57). Судя по тому, что он упомянут после Танаиса, он должен быть расположен восточнее его, т. е. быть левым притоком Танаиса. Если Танаисом признан Северский Донец, то имя Сиргис мы должны отнести к Среднему Дону, «впадающему» в Танаис. Но вполне возможно, что и в этом случае верховья этой савроматской реки не совпадали с нашим представлением о Доне. Кочевники, владевшие степями, могли принять за исток реки тот из притоков Дона, который начинался в их степях, все течение которого они могли проследить. Таким притоком мог быть Чир, правый приток Дона, текущий по степям до впадения в Дон более 200 км. Наименование Чир лингвистически близко к Сиргису. Если принять это предположение, то геродотовский Сиргис предстанет перед нами как средних размеров река протяжением около 450 км.

ОАР И ЛИК. Эти две реки, впадающие в Меотиду, не упомянуты Геродотом в общем перечислении наиболее важных рек Скифии. Они появляются только в описании кульминационного пункта скифо‑персидской войны 512 г., и, вероятно, лишь потому, что здесь, на берегах Оара, Дарий остановил движение всего персидского войска, воздвиг огромный укрепленный район и отсюда же, «покинув наполовину воздвигнутые стены, повернул назад» (§ 124). Мотив упоминания этих рек совершенно ясен – историк, описывающий поход Дария, не мог не упомянуть о такой важной детали театра военных действий.

К сожалению, мысль исследователей пошла по двум ложным путям. Во‑первых, отрицалась возможность отыскать на северном берегу Меотиды геродотовские реки. «Вдаваться в разбор северного побережья Азовского моря мы не станем: это был бы совершенно бесполезный труд», – писал Ф. Браун⁵⁷. Во‑вторых, многим ученым казалось соблазнительным и возможным сопоставлять важную для Геродота речку Оар с Pa‑Волгой⁵⁸. Но тогда приходилось допускать, что Дарий удлинил свой и без того длительный поход еще на 450 км по расстоянию и на целый месяц по времени. Это не сходилось со сведениями о двухмесячном сроке похода и плохо укладывалось в геродотовскую географию, где среди крупнейших рек Волга не названа; кроме того, пришлось бы признать, что Волга впадает в Азовское море. Получалось много несуразиц, и из них был сделан оригинальный вывод: раз Дарий не мог дойти до Волги, то, значит, весь его поход недостоверен. На самом же деле недостоверно только отождествление меотидской речки Оар с Волгой.

Снова нашим путеводителем, вызволяющим нас из этих противоречий, будет Клавдий Птолемей, который был внимателен к географическим заметкам Геродота и сумел указать координаты всех геродотовских ориентиров в Приазовье. Правда, между Птолемеем и Геродотом прошло более шести веков, но живая эллинская традиция еще не успела прекратиться, и грек Птолемей, получивший детальнейшие сведения о Крыме и Азовском море, донес до нас в более точном виде то, о чем упомянул Геродот.

На реконструкциях птолемеевской карты, предложенных Ю. Кулаковским и Ф. Брауном и восходящих к первым реконструкциям конца XV в. (например, карте 1490 г.), далеко не всегда правильно проведена береговая линия, а, кроме того, Кулаковский, как и многие другие исследователи, нередко исходил из допущения, что Птолемей наносил на свою карту наиболее крупные реки, проведя своего рода предварительную классификацию рек вообще. Поэтому реконструкторы иногда отбирали на современной карте наиболее значительные реки и подыскивали им названия в птолемеевском реестре, не учитывая того, что у греческого географа могли быть свои особые соображения, в частности вполне понятный интерес к данным Геродота. Это предположение подкрепляется тем, что у Птолемея на небольшом пространстве в 30′ (около 38 км) указано пять географических точек, сгруппированных вокруг геродотовских рек Лик и Оар (у Птолемея – Агар), тогда как на все остальное побережье Азовского моря до самого Дона, исчисленное Птолемеем в 3°20′ (свыше 125 км), приходится всего три точки.

Данные Птолемея таковы⁵⁹:

Из 12 поименованных точек возьмем две, легко определяемые на современной карте: Перекоп и «западное» (на самом деле северное, правое) устье Дона. Эти точки по Птолемею отстоят друг от друга ровно на 6°, но проверка показывает, что на самом деле здесь только 5°35′ Произведем интерполяцию и нанесем Птолемееву сетку на современную карту.

Пользоваться этой сеткой без учета специфики античной географии, разумеется, нельзя, т. к. Птолемей, например, представлял себе Меотиду вытянутой не в северо‑восточном направлении, а в северном, и это сказалось на указываемых расстояниях. Все же для получения исходной позиции нам следует начать с попытки использования птолемеевых градусных расстояний.

Дата добавления: 2014-12-17