Экономическая жизнь северо-восточной Руси с при­бытием татар

Нашествие татар произвело страшное хо­зяйственное потрясение страны. Погромы 1237-1240 го­дов лишили множество русских людей всего состояния, которое было или сожжено, или разграблено татарами. Внутренние области северо-восточной Руси подвергались такому же разорению и позже, в последней четверти XIII века, во время усобицы между сыновьями Алексан­дра Невского, и в первой четверти XIV века, во время борьбы Москвы с Тверью. Опустошения окраинных об­ластей совершались чуть ли не ежегодно. Татары, таким образом, истребляли, уничтожали народный капитал и тем обрекали на прозябание народное хозяйство, кото­рое принуждено было ограничиться почти исключительно добыванием насущного пропитания населению и денег на уплату дани и пошлин русским князьям и татарско­му хану. Татары препятствовали накоплению народного капитала и развитию материального благосостояния на­селения и другими способами. С прибытием их на рус­ское население легла новая дань. В 1257 году зимой, рассказывает летопись, приехали татарские численники и «исщетоша всю землю Суздальскую, и Рязанскую, и Мюромьскую... толико не чтоша игуменов, черньцов, попов, и крилошан, кто зрить на св. Богородицю и на владыку». В том же году приезжали татарские послы и в Новгород и просили десятины и тамги, по новгородцы не поддались, дали царю дары и отпустили послов с миром. Но в 1259 году и новгородцы вынуждены были уступить «и яшася по число: и почаша ездити окаанний по улицам, пишуче домы хрестьяньскыя». В 1275 году «бысть на Руси и в Новегороде число второе изо Орды от царя и изочтоша вся, точию кроме священников, и ино­ков и всего церковного причта». Сначала татары сами собирали дань, посылая особых данщиков или отдавая эту дань на откуп ханским наместникам на Руси — баскакам и бесерменским (восточным) купцам. Обирательство этих лиц вызвало целый ряд восстаний в Росто­ве, Суздале и Ярославле, после чего ханы стали уже поручать сбор дани русским князьям, которые и отвози­ли ее в Орду. Дань эта стала называться выходом, и это слово как нельзя лучше характеризует ее значение. Дань эта была действительно выходом, ежегодным изъятием из народного обращения значительной части капитала, успевавшего за это время накопляться в стране. Деньги уходили совсем из страны, не оставались в ней, как княжеская дань, не приводили эквивалентные ценности из-за границы на Русь, как княжеские закупки у ино­земных народов. Татары брали дань не натурой, как князья, а серебром, для чего обязали русских князей чеканить серебряные «деньги» с ханским штемпелем, или тамгой. Благодаря этому серебро стало очень редко на Руси, перестало играть прежнюю роль как орудие внутреннего обмена, внутренние расчеты стали произво­диться натурой, и все вообще хозяйство стало разви­ваться в обратном направлении, от денежного к нату­ральному.

Татары не только лишали русское население средств производства и обмена, но и надолго сократили само поле приложения народного труда. Пока они владыче- етвовали на Руси, кочуя по черноземным степям, рус­ское население поневоле должно было сосредоточить свою экономическую деятельность в северной лесной области Европейской России и усиленно эксплуатировать здеш­ние только дары природы. Эти дары по всем данным не были так обильны и так щедры, как в лесостепной пере­ходной полосе и даже степной. Как и в Киевской Руси, население занималось рыболовством, бортничеством, охотой. Рыболовство, по всем признакам, получило даже большее значение, чем в Киевской Руси. Акты полны известиями о рыбных озерах, реках, топях и язах в Тверской земле. Ярославском княжестве. Костромском, Нижегородском, Московском и Рязанской земле, а так­же и на севере — в Белозерске, Вологде, Устюге Вели­ком и т. д. Но бортничество по климатическим услови­ям было, конечно, менее развито, чем в западной и юго-западной Руси. В междуречье Волги и Оки и бассей­не Оки акты констатируют существование бортей и бор­тников, но не упоминают об их существовании в облас­тях Белозерской, Вологодской и Устюжской. Видно, что и охотничьи промыслы были менее значительны, чем в Киевской Руси. На севере акты констатируют добыва­ние соболей и белок, существование путиков, перевесищ, тетеревиных ловель. Одно житие (св. Кассиана Учемского) свидетельствует, что в лесах около Углича даже в конце XV и начале XVI века «бияху звери много, лоси и елени и зубри же и буйволы и лисицы и серны, волцы же и медведи». Но южнее по актам не встречаем уже такого разнообразия животного мира. В междуречье Волги и Оки акты упоминают только о бобровых гонах и перевесах для ловли птиц. Общее впечатление, выноси­мое из всех источников удельной эпохи, таково, что экс­плуатация животных богатств в это время уже не имела того значения, какое принадлежало ей в Киевской Руси.

Главенствующее значение в экономической жизни получила теперь та отрасль хозяйства, которая в Киев­ский период выдвинулась только в XII веке, а именно земледелие. И климатические, и почвенные условия се­веро-восточной Руси были неизмеримо хуже таковых же условий Приднепровской, юго-западной Руси. Но русскому населению, сбившемуся в Суздальской земле, не было выбора, и потому оно поневоле стало усиленно культивировать землю. Поэтому и по актам удельной эпохи приходится иметь дело больше с пахарями, зем­ледельцами, чем с звероловами, рыболовами и бортника­ми. Разумеется, при неблагоприятных климатических и почвенных условиях земледелие не щедро оплачивало труд земледельца, и потому в общем экономическая жизнь северо-восточной Руси еле теплилась. Люди добывали себе с величайшими усилиями скудное пропитание и средства для уплаты государственных налогов. При та­ких условиях еле влачила свое существование торговля, особенно внутренняя. Внешний сбыт так или иначе со­вершался. Для него работала охотничья промышлен­ность и бортничество. Внешний сбыт был необходим для получения серебра на уплату татарской дани. Русские купцы не только торговали с немцами, но ездили даже в Сурож, в Крым, плавали в Грецию, ездили в Орду, сбы­вая меха, воск, рыбу, покупая оружие, соль, ткани, вина, а главное — драгоценные металлы. Но внутренне­го обмена произведениями почти не было, точнее — он был чрезвычайно слабый. На торгах или торжках продавались и покупались некоторые несложные произведения домашней, кустарной промышленности, вроде железных орудий, кожевенных изделий, некоторых съестных припасов и т. п. Внутренняя торговля достигла некоторых успехов только к концу удельной эпохи, в XV веке, когда Русь вообще оправилась несколько от татарских разорений, когда заметно стал накапливаться народный капитал, появилось в обращении гораздо больше денег, чем прежде. В источниках того времени можно уже найти немало указаний на пребывание купцов в том или другом княжестве из других земель. Договоры, заключавшиеся тверскими и рязанскими князьями с московскими, также предусматривали вза­имные торговые сношения и ограждали интересы куп­цов, ездивших торговать в чужие княжества.

Итак, татарские погромы и татарское иго надолго и совершенно искусственно задержали экономическое раз­витие Руси. К народному организму северо-восточной Руси присосался огромный паразит, который высасывал его соки, хронически истощал его жизненные силы, а временами производил в нем большие потрясения. Тата­ры в данном случае явились продолжателями дела пече­негов и половцев, с той разницей, что их разрушитель­ное влияние было более сильным и последовательным.

Обеднение населения вследствие разорения, причи­няемого татарами, и платежа татарских даней и по­шлин, заставило князей того времени с еще большим рвением приняться за сельское хозяйство и промыслы для добывания средств к жизни, чем это было в дотатарскую эпоху. За невозможностью жить на дани и пошли­ны с населения князья стали все более и более превра­щаться в сельских хозяев-землевладельцев, все более увеличивать свои села. Навстречу этому стремлению пошло большое предложение рабочих рук со стороны земледельческой массы.

Образование класса перехожих крестьян и дальней­шее развитие княжеского землевладения и хозяйства.

В своем месте было указано, что уже в дотатарскую эпоху появились у нас земледельцы, возделывавшие чу­жую землю из платы по найму, которую они нередко получали вперед, — наймиты и ролейные закупы. В най­миты шли те земледельцы, которые не могли вести соб­ственное хозяйство или могли вести его только с помо­щью заработков у других хозяев. Татарское нашествие еще дальше подвинуло социальную эволюцию в этом направлении, содействовало образованию класса беззе­мельных земледельцев, съемщиков и возделывателей чужой земли. Эти перехожие земледельцы стали назы­ваться крестьянами — в отличие, очевидно, от поганых, т. е. татар. Класс этот, незаметный до нашествия татар, как-то вдруг появился в огромном количестве после при­бытия татар. И это вполне понятно. Татарские погромы XIII и начала XIV века должны были уничтожить ог­ромное количество самостоятельных земледельческих хозяйств, лишить многих земледельцев их крова, скота, хлеба и земледельческих орудий. Вследствие этого многие земледельцы, спасшиеся от смерти или полона, не могли уже вернуться на покинутые пепелища и обзавес­тись на них вновь самостоятельным хозяйством: для этого у них не хватало нужного капитала. Поневоле им пришлось подсаживаться на землю к тем, у кого име­лось хоть какое-либо обзаведение и хозяйственные сред­ства. Часть их садилась к зажиточным людям из своей же братии во дворы в качестве подворников и подсуседков и кормилась около них, помогая им в хозяйстве и получая за это известную долю урожая. Другая часть шла к князьям, боярам и духовенству и садилась на их земли, в их села и деревни, получая от них необходимое для заведения хозяйства вспомоществование деньгами и натурой. За пользование землей и угодьями такие крес­тьяне пахали на своих государей, косили, жали, рубили лес, дрова, строили хоромы и разные хозяйственные постройки и т. д. Крестьяне получали от владельцев уча­стки земли не на вечность, а во временное владение, до тех пор пока крестьяне находили для себя удобным оставаться на этих участках, а землевладельцы находи­ли для себя выгодным держать их. Урочные годы уста­навливались только для отработки получаемой подмоги. Но крестьянин мог уйти и раньше, заплатив эту подмо­гу. С течением времени в чисто хозяйственных интере­сах установился известный срок в году для выхода и отказа крестьян — Юрьев день. Таким образом, мы име­ем перед собой арендаторов владельческих земель, упла­чивавших аренду своим трудом, а название таких крес­тьян изорниками в Псковской земле указывает на главный только, но не исключительный род труда, которым оплачивалась аренда, — пахоту (орати). Некоторые землевладельцы предпочитали брать арендную плату с крестьян не трудом, а сельскохозяйственными продук­тами. Крестьяне снимали у них землю исполу или из трети и потому и назывались либо половниками, либо третниками. Умножение числа крестьян, которые не в состоянии были без посторонней помощи завести хозяй­ство, и давало возможность князьям, как и другим за­житочным землевладельцам, все более и более расши­рять эксплуатацию своих земель и угодий. С другой стороны, с установлением татарской дани князья стали не добирать своей, и потому старались возместить не­добор наложением на податное население издельных повинностей по своему хозяйству. Поэтому даже и зем­ледельцы, удержавшие свои собственные земли и само­стоятельные хозяйства, так называемые черные люди, стали работать на дворец, хотя не так много, как кресть­яне-арендаторы. Усилить денежные повинности их не было возможности. С расстройством внешней торговли, с ежегодным отливом денег в Орду народное хозяйство сделало крупные шаги назад по сравнению с хозяйством Киевского периода. Деньги почти что исчезли из народ­ного оборота, хозяйство стало чисто натуральным, и земледельцу приходилось расплачиваться с князем пре­имущественно своим трудом и натуральными продукта­ми этого труда. При таких условиях князю ничего не оставалось делать, как только расширить по возможнос­ти свою запашку и эксплуатацию своих угодий. Кня­жеское владение в силу всего этого все более и более приобретало характер частной вотчины, крупного зем­левладельческого хозяйства. Но раз уже создалась та­кая тенденция, она должна была, в свою очередь, вли­ять в своем направлении на положение народной массы. Сделавшийся хозяином князь естественно стал стремить­ся превратить все подвластное ему земледельческое на­селение в своих работников. Так как и у черных кресть­ян не было настоящего права собственности на землю, которая считалась государственной, княжеской, то кня­зья и стали превращать черных крестьян в дворцовых, т. е. приравнивать их к тем, которые сели в княжеские села в качестве съемщиков-арендаторов. Эти съемщики-арендаторы, засиживаясь подолгу на арендованной зем­ле, с течением времени становились такими же наследственными пользователями ее, как и черные крестьяне. Вся разница между черными волостями и дворцовыми княжескими селами с течением времени оказалась толь­ко в повинностях. Черные люди остались государствен­ными тяглецами преимущественно, не будучи избавле­ны и от повинностей хозяйственных на князя; дворцовые крестьяне работали преимущественно на дворец, не бу­дучи избавлены и от государственных повинностей.

Но раз создался такой порядок вещей, раз основой материального благосостояния князей стало владение селами и деревнями, непосредственная эксплуатация земли и угодий, собственное хозяйство, князья должны были неизбежно прикрепляться к своим владениям, пре­жние их временные наделки превращаться в постоянные, наследственные уделы.

Дата добавления: 2014-11-29