Куликовская битва 1 страница

Матвей Кузъмич ЛЮБАВСКИЙ

ЛЕКЦИИ

ПО ДРЕВНЕЙ РУССКОЙ ИСТОРИИ до КОНЦА XVI века.

Генеральный директор А. Л. Кноп Директор издательства О. В. Смирнова Главный редактор Ю. А. Сандулов Художественный редактор С. Л. Шапиро Корректор У. А. Елькина Верстальщик С. Ю. Малахов Выпускающие А. В. Яковлев, Н. К. Белякова

ЛР № 065466 от 21.10.97 Гигиенический сертификат 78.01.07.952.T.11666.01.99 от 19.01.99, выдан ЦГСЭН в СПб

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ЛАНЬ»

[email protected] www.lanpbl.spb.ru

193012, Санкт-Петербург, пр. Обуховской обороны, 277 издательство: тел.: [phone];

[email protected] (издательский отдел).

склад № 1: факс: [phone];

[email protected] (торговый отдел).

193029, пр. Елизарова, 1 склад № 2: [phone], 567-5493, 567-1445;

[email protected] Филиал в Москве:

Москва, 7-я ул. Текстильщиков, 5, тел.: [phone].

Филиал в Краснодаре:

350072, Краснодар, ул. Зиповская, 7, тел.: [phone].

Сдано в набор 20.02.2000. Подписано в печать 10.07.2000. Бумага газетная. Формат 84Х108'/32-Гарнитура Школьная. Печать высокая. Печ. л. 15. Уч.-изд. л. 25,2. Тираж 3000 экз. Заказ № 1154.

Отпечатано с диапозитивов в ГПП «Печатный Двор» Министерства РФ по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций. 197110. Санкт-Петербург, Чкаловский пр., 15.

В наших летописях сохранился ряд текстов, которые связываются

исследователями в так называемый "Куликовский цикл". Эти тексты, и

чисто литературные, и чисто исторические, писались в разные годы, но

всегда вскоре после тех событий, которые они описывают. Основные

произведения, которые относятся к "Куликовскому циклу", следующие:

"Повесть о побоище на реке Пьяной" (побоище это произошло в 1377

году), "Повесть о битве на реке Воже" (эта битва имела место в 1378

году), затем знаменитая "Задонщина" - чисто литературное произведение,

написанное по образу и подобию "Слова о полку Игореве", но уже о

Куликовской битве. Затем следует упомянуть летописную "Повесть о

Куликовской битве" и, наконец, то произведение, которое сегодня нас

будет интересовать больше всего - "Сказание о Мамаевом побоище".

Итак, прежде чем мы перейдем с вами к разбору непосредственно

"Сказания" и событий, связанных с Куликовской битвой, несколько слов о

событиях, которые ей предшествовали.

Вы уже знаете, что в середине 14 столетия Орда была не та, что

раньше. Последний сильный хан Золотой Орды - хан Узбек - умер почти

одновременно с Иваном Калитой, и в Орде начинаются междоусобицы,

государственность слабеет, и инициатива переходит к московским

князьям, которые используют ее крайне рационально: они просто

перестают представлять "выход" в Орду.

Сначала это бывает одноразовым мероприятием, но постепенно

становится почти системой. И несмотря на то, что Семену Гордому, очень

сильному и энергичному правителю, наследовал его брат Иван Красный -

человек совершенно иной, что отразилось и в его прозвище ("Красный" -

значит красивый), - все равно Москва, Московское государство

фактически в это время чувствует себя и достаточно безопасно от Орды,

и достаточно независимо.

Когда в Орде совершается очередной переворот и во главе ее встает

темник Мамай (я подчеркиваю, что он был темником, т.е. начальником

тьмы, или тумена - десяти тысяч), он не был ханом по происхождению,

т.е. не принадлежал к дому Чингизидов, то этот татарский Пиночет

понимает, что единственный способ завоевать власть и утвердить свой

авторитет - это провести успешный поход на Русь, на Московское

княжество, которое позволяет себе под предлогом-де, что некому

платить, вести себя крайне независимо. Он также понимает, что должен

иметь место не набег, а нашествие.

Татары стали готовиться к повторению нашествия Батыя с приходом к

власти Мамая. Но сшибки и пограничные истории имели место и в 1377 и в

1378 годах. Повести, которые о них сообщают, очень краткие, но крайне

подробные.

Так, в 1377 году на берегах реки Пьяной в сравнительно небольшой

русской области (пределы Нижнего Новгорода) они позволили себе в

жаркий летний день вести себя крайне вольготно. Бронь и оружие лежали

на возах, а они охотились и, как водится, сопровождали свои охотничьи

успехи обильными возлияниями. Летописец едко прибавил: "Воистину за

Пьяной все пьяне быши". Их такое приятное времяпровождение нарушили

татары, и рать эта была мгновенно, естественно, разгромлена.

Казалось бы, об этой истории нет оснований долго рассказывать.

Первый раз русские ратники позволили себе такое наплевательское

отношение к татарам. Они поплатились за это, но это говорит о том, что

они не боялись татар.

На следующий год, в 1378 году, уже сам великий князь Московский

Дмитрий Иванович..., как сообщает летопись, отправился поискать татар

в рязанские пределы - заметьте, не на своей территории. И на реке Воже

встретил большие татарские силы. Если за год до этого русские не ждали

татар, то тут все было подготовлено по всем правилам. Последовала

молниеносная атака русских конных дружин, и татары были разгромлены.

Они бежали, забыв про обоз и пленников, все досталось в руки княжеской

дружины, и таким образом пробный камень был брошен. Бросок этот

оказался удачным. Оказалось, татар можно очень основательно бить, и

эта последняя военная схватка показала, что, видимо, впереди уже

забрезжила борьба между Московским государством и Золотой Ордой.

И вот, действительно, наступает 1380 год, когда и произошли те

события, о которых знать надо подробно.

В отличие от очень кратких повестей о битве на Пьяной и на Воже,

от достаточно лаконичной летописной повести, от чисто литературной

"Задонщины", где почти нет необработанных исторических фактов,

"Сказание о Мамаевом побоище", написанное в начале 15 столетия,

представляет собой развернутый, очень продуманный рассказ о событиях,

которые предшествовали Куликовской битве, начиная с весны 1380 года, и

о том, как она произошла. То есть, те, кто желает знать подробности

этого великого сражения, должны обратиться именно к этому тексту.

Рассказ этот в меру литературен и вместе с тем чрезвычайно точен

и подробен. Надо полагать, что под руками безвестного автора этого

"Сказания" были и воспоминания участников (не исключено, что он и сам

принимал участие в этой битве), и какие-то, видимо, тексты, которые

уже были созданы. Короче говоря, этот рассказ представляет собой

обработку разных текстов и сведений, сообразную сводкам, но, повторяю,

очень продуманно сделанную и представляющую нам систематизированный,

подробный и точный отчет о Куликовской битве.

"Сказание о Мамаевом побоище" можно считать главным произведением

"Куликовского цикла". Оно дошло до нас в большом количестве списков,

которые датируются временем с 16 по 19 век (любопытно то, что в 19

веке, когда было уже забыто так много в русской рукописной традиции,

именно это произведение живо, и именно в рукописной традиции).

Итак, "Сказание о Мамаевом побоище" - мы будем идти по нему -

начинается с того, что, как полагалось в русских летописях, говорится

о том, кто правил в этот момент Русью, как безбожный Мамай,

уподобляясь Батыю, захотел опять повторить нашествие на Русь. То есть

делается своеобразное введение, а дальше идет текст чисто

исторический.

В это время у Москвы сохранялся только один соперник из русских

княжеств - Рязанское княжество. Рязанский князь Олег действительно был

врагом князя Московского. Врагом старым, закоренелым, и Рязанское

княжество, выдвинутое на восток и, как правило, первым принимавшее на

себя удар орд, вторгавшихся с востока, в данной ситуации могло

пострадать больше других.

Олег предпринимает свои меры. Он входит в контакт с Мамаем и

одновременно с литовским князем - соперником московских князей.

Естественно, в этой истории он думает о своей выгоде.

Эти три весьма разных правителя - Рязанский князь, литовский

князь и Мамай - заключают между собой своеобразный союз, смысл

которого сводится к тому, что Олег не будет помогать москвичам, Мамай

пойдет нашествием на Русь, а литовцы пойдут на помощь Мамаю. То есть,

против Москвы сложилась коалиция.

Естественно, и Москва об этом своевременно узнала, и князь

Дмитрий Иванович, хорошо осведомленный о том, что происходит в Орде,

зная наверняка, что решение о походе на Русь уже принято, рассылает

своих разведчиков, которые должны следовать за Ордой во время ее

летнего кочевья. Орда всегда перед тем, как начать поход, кочевала.

Лошадей откармливали на тучных летних пастбищах, и маршрут этого

кочевья выбирался так, чтобы к моменту, когда надо начинать нашествие,

границы этого государства были бы рядом.

И вот когда становится очевидным, что Орда переходит Волгу, князь

Дмитрий рассылает гонцов по городам, по княжествам, с тем чтобы все

уже были извещены о том, что близко то время, когда понадобится помощь

всех русских сил. Дело в том, что в это время Москва уже стала

авторитетом практически для всей Руси. И не только духовным. Уже почти

в течение ста лет московские князья собирали ордынский "выход" со всей

русской земли. Уже привыкли к тому, что именно Москва своей политикой

прикрывала русскую землю от разорения. Уже практически все княжества

так или иначе признали авторитет, старшинство, главенство Москвы, за

исключением, пожалуй, только Рязани, и было очевидно, что в этой

ситуации все русские земли, города и князья должны поддержать не

московского князя, а всю Русь, т.е. составить общерусское войско.

"И прослышал князь великий Дмитрий Иванович, что надвигается на

него безбожный царь Мамай со многими ордами и со всеми силами,

неустанно ярясь на христиан и на Христову веру и завидуя безголовому

Батыю. И сильно опечалился князь великий Дмитрий Иванович из-за

нашествия безбожных. И став пред святою иконою Господня образа, что в

изголовье его стояла и упав на колени свои, стал молиться".

Вероятно, писатель скажет, что это чисто литературный прием. А

для историка, вероятно, здесь есть и отголосок реального события.

Совершенно очевидно, что стратегическая разведка была поставлена

должным образом. И как только стало ясно, что Орда приближается к

русским границам, известия о ее продвижении шли в Москву постоянно. И

вот тот факт, что князь Дмитрий Иванович стал молиться в своей

опочивальне перед образом, который у него там висел, нам говорит о

том, что произошло это после того момента, когда очередной гонец

прискакал и сообщил, что Мамай двинулся.

Князь узнал об этом, находясь в своей опочивальне, и первой его

реакцией была нормальная реакция русского человека - он стал пред той

иконой, которая была у него рядом, и стал читать про себя молитвы.

Сразу же были посланы гонцы за князьями, которые получили

приказание съезжаться в Москву со своими дружинами. Одновременно

посылаются гонцы в города, далекие и близкие, с тем чтобы городское и

земское ополчение шло к Коломне, и сроком, когда нужно там собраться,

назначается Успение, т.е. по-нашему 28 августа.

Князья с дружинами, заранее отмобилизованные, быстро съезжаются в

Москву, и здесь тексте идет вставка, которая свидетельствует о том,

что произведение это писалось в расчете на общегосударственное

распространение. Здесь говорится о том, что князь Дмитрий держит совет

с митрополитом Киприаном. Это вставка чисто искусственная, поскольку

митрополита Киприана в Москве во время этих событий не было. Отношения

митрополита Киприана с Дмитрием Донским были очень сложными, потому

что, как известно, Киприан был поставлен митрополитом еще при жизни

митрополита Алексия, и Дмитрий простить этого Киприану, видимо, до

конца не мог. Поэтому вставка эта была сделана из соображений чисто

назидательных, дидактических: вся земля объединяется, естественно,

соблюдаются все детали, а раз есть глава церкви, то, естественно,

должен иметь место и совет князя с митрополитом.

Дальше посылаются послы. Один из них, Захарий Тютчев, упомянут в

летописи, это предок нашего великого поэта. Дальше посылаются заставы,

или, как тогда говорили, сторожи - конные подвижные заставы, которые

должны следить за передвижениями Орды в степи. Они уже получают

задание чисто военное - добыть "языка". Сторожевые отряды

задерживаются в степи, посылается вторая застава, которая встречает

гонца с "языком". Его ведут к великому князю. "Язык же... из сановных

мужей сообщает великому князю, что неотвратимо надвигается Мамай на

Русь и что списались друг с другом и соединились с ним Олег Рязанский

и Ольгерд Литовский. И не спешит царь оттого идти, что осени

дожидается".

Татары совершали свои походы, как известно, осенью, после того,

как кони хорошо отдохнули, когда пышное разнотравье кончилось и

наступают первые заморозки, когда впереди зима и реки должны стать

льдом, что давало хорошую дорогу для конницы.

Итак, в Москву собираются князья. "И пришли к нему князья

белозерские, готовы они к бою, прекрасно снаряжено войско их. Пришли

ярославские князья, каргопольские,... князья и многие другие".

Эти князья уже давно не то, что было когда-то в домонгольской

Руси. Это потомки знаменитых родов - князья, которые княжат уже в

городках, небольших землях, они все давно уже приведены под руку

Московского князя. У каждого дружина, может быть, уже не такая

большая, как были когда-то у киевских князей, владимирских. Но тем не

менее это профессионалы, а это очень важно.

И вот князь великий Дмитрий Иванович, взяв с собой брата своего

князя Владимира Андреевича (это его двоюродный брат, князь

серпуховской) и всех князей русских, поехал к Живоначальной Троице, на

поклон к отцу своему духовному, преподобному старцу Сергию,

благословение получить от святой той обители. И просил его преподобный

Сергий, чтобы прослушал он Святую Литургию, потому что был тогда день

воскресный и чтилась память святых мучеников Флора и Лавра. По

окончании же Литургии просил святой Сергий со всею братиею великого

князя, чтобы откушал хлеба в доме Живоначальной Троицы, в обители его.

Великий же князь был в замешательстве, ибо пришли к нему вестники, что

уже приближаются поганые татары. И просил он преподобного, чтобы его

отпустили. И ответил ему преподобный старец:"Это твое промедление

благим для тебя поспешением обернется. Ибо не сейчас еще, господин

мой, смертный венец носить тебе, но через несколько лет, а для многих

других теперь уже венцы плетутся".

Князь же великий откушал хлеба у них, а игумен Сергий велел воду

освящать с мощей святых мучеников Флора и Лавра. Князь же великий

скоро от трапезы встал, и преподобный Сергий окропил его священной

водою и все христолюбивое его войско и осенил великого князя крестом

Христовым, знамением.... И сказал:"Пойди, господин, на поганых

половцев. Призывай Бога, и Господь Бог будет тебе помощником и

заступником". И добавил ему тихо: "Победишь, господин, супостатов

своих, как и подобает тебе, государь наш". Князь же великий сказал:

"Дай мне, отче, двух воинов из своих братий - Пересвета Александра и

брата его Андрея Ослябу, тем ты и сам нам поможешь".

Иноки, бывшие брянские бояре (они, очевидно, постриглись после

смерти своих жен), были тут же отданы князю, причем преподобный Сергий

возложил на них схиму, как бы напутствуя на смерть в бою. И вот мы

можем себе только представить, как уплотнилось время в те дни, какая

скачка была из Москвы Дмитрия Донского и князей в Троицу, как неслись

они обратно в Москву, потому что уже немного оставалось дней до

праздника Успения, когда они должны были быть в Коломне.

Возвратившись в Москву, они назначают выход на четверг, 27

августа - день памяти святого отца Пимена Отшельника. "В тот день

решил князь великий выйти навстречу безбожным татарам".

Он идет со своим братом Владимиром Андреевичем в Успенский собор

и молится там перед гробницей святителя Петра, а затем идет в

Архангельский собор поклониться гробам родителей и предков."Княгиня же

великая Евдокия и Владимира княгиня Мария и других православных князей

княгини и многие жены воевод и боярыни московские и жены слуг их

стояли, провожая, от слез и кликов сердечных не могли слова сказать,

свершая прощальное целование. И остальные княгини, боярыни и жены слуг

также свершали со своими мужьями прощальное целование и вернулись

вместе с... княгинею. Князь же великий, еле удерживаясь от слез, не

стал плакать при народе,... сильно прослезился, утешая свою княгиню,

и сказал: "Жена, если Бог за нас, то кто против нас?".

В это время в трех кремлевских воротах - в Никольских, Спасских

(тогда они назывались...) и Константино-Еленинских, ближайших к

Москве-реке, встало московское духовенство. Священники встали с

чашами, где была святая вода, и крестами, и через эти трое ворот из

города (Кремль тогда и был Москва) стало тремя дорогами выходить

огромное войско, которое собралось в Москве. Все конные дружины

князей, съехавшихся в Москву. Ратники шли ряд за рядом, строй за

строем через народ, а священники напутствовали их на бой и кропили

святой водой.

По трем дорогам уходило войско в сторону Коломны, и здесь

говорится о том, как княгиня Евдокия и остальные княгини собрались у

нее в светлице на верху терема и оттуда через окно видели, как уходит

за горизонт тремя потоками, сливаясь где-то там в общий поток,

московская рать. Они понимали, что вернутся далеко не все. Можно себе

представить, как молились эти женщины о том, чтобы Господь даровал

победу их мужьям и спасение на той битве, которая им предстояла.

В день Успения собрались в Коломне, и тут же был устроен смотр

всему огромному войску. На Девичьем поле перед монастырем выстроились

полки, тут же был им придан строй, который надо держать во время

похода, тут же были назначены воеводы большого полка, полка левой

руки, правой руки и отдан приказ, чтобы при прохождении через

Рязанскую землю не тронуть ни волоса с головы рязанцев и не допустить

никаких насилий, никаких грабежей. На битву с татарами надо было

придти очистившись от всех грехов, не говоря уже о том, что рязанцы

были такие же русские, и в Москве это понимали лучше, чем в Рязани.

И вот через Рязанское княжество эта огромная рать прошла тихо,

без каких-либо эксцессов, и двинулась к берегам Дона.

Было известно, что литовский князь идет на помощь Мамаю, и встал

вопрос, где встречать врагов. Было принято единственно правильное

решение: ускорить движение тем, чтобы попытаться упредить соединение

татар с литовцами. Литовское войско было очень большим, и если бы это

соединение произошло, то шансы на победу были бы ничтожны.

"Когда князь великий был на месте, называемом Березуй, за 23

поприща от дома, настал уже пятый день месяца сентября. Прибыли двое

из сторожей заставы - Петр Горский,..., привели знатного языка из

сановников царского двора, и рассказывал тот язык: уже царь на...

гати стоит, но не спешит, поджидает Ольгерда Литовского".

Князь совещается со своими советниками, как поступить, и

принимается решение переправляться через Дон."И князь великий приказал

войску своему через Дон переправляться, а в это время разведчики

поторапливают, ибо приближаются поганые татары. А за многие дни

множество волков стеклось на место то, завывая страшно, беспрерывно

все ночи, предчувствуя грозу великую".

Волки шли перелесками по бокам от войск, предвкушая богатую

поживу. Их вой по ночам, естественно, навевал невеселые думы на

русских ратников. И когда переправились через Дон, то стало ясно, что

остаются уже не дни, а часы до начала битвы.

"В шестом часу дня примчался Семен Мелех с дружиной своей, за ним

гналось множество татар, нагло гнались, почти до нашего войска, лишь

только русских увидев, возвратились быстро к царю, сообщили ему, что

князья русские изготовились к бою у Дона. Там же Мелех поведал князю

великому: "Уже Мамай на Гущин брод пришел и одна только ночь между

нами, ибо к утру он дойдет до Непрядвы". Вероятно, вы знаете

приблизительно расположение Куликова поля. На нем находилась дубрава.

Русское войско переправлялось через Дон и вставало на поле фронтом к

врагу: сторожевой полк, большой полк, полк левой и правой руки.

Впереди было сторожевое охранение и, может быть, небольшой резерв.

"Тогда начал Дмитрий Иванович с братом своим князем Владимиром

Андреевичем вплоть до шестого часа полки расставлять. Некий воевода

пришел с литовскими князьями именем Дмитрий Бобрых, родом из Волынской

земли, который знатным был полководцем. Хорошо он расставил полки по

дстоинству, как и где ему подобает стоять".

Князь вечером объехал полки. Я прочитаю вам отрывок, который, мне

кажется, говорит о том, что среди тех материалов, которыми располагал

автор, были или воспоминания очевидцев, или просто рассказ.

"Ибо ночь наступила уже светоносного праздника Рождества

Пресвятой Богородицы. Осень тогда затянулась и днями светлыми еще

радовала. Была и в ту ночь теплынь большая и очень тихо. И туманы от

росы встали". Эта фраза обнаруживает нам очевидца событий. Был ли им

сам автор или он писал со слов такового, судить не берусь. Но в другом

месте есть еще отрывок от первого лица.

"Сказал Дмитрий Волынец великому князю:"Хочу, государь, в ту ночь

примету свою проверить". И вот они ночью выехали на нейтральную

полосу."Став между двумя войсками, поворотясь на татарскую сторону,

услышал стук громкий, крик, вопль, будто торжище сходится, будто город

строится, будто.... Слева же от татарского войска волки воют грозно,

по правой стороне войска татарского вороны кличут и гомон птичий

громкий очень, а по левой стороне будто горы шатаются - гром страшный.

По реке же Непрядве гуси и лебеди крыльями плещут, небывалую грозу

предвещая. И сказал князь великий Дмитрий Волынцу:"Слышал, брат? Гроза

страшная очень". Ответил Волынец: "Призывай, княже, Бога на помощь". И

повернулся к войску русскому, и была тишина великая. И спросил тогда

Волынец:"Видишь ли что-нибудь, княже?". Тот же ответил: "Вижу. Много

огненных... поднимается". И сказал Волынец: "Добрые эти знамения,

только Бога призывай и не оскудевай верою".

И сошел Волынец с коня и приник к земле правым ухом на долгое

время. Поднявшись, поник и вздохнул тяжело. И спросил князь

великий:"Что там, брат Дмитрий?". Тот же молчал и не хотел говорить

ему. Князь же великий долго понуждал его. Тогда он сказал: "Одна

примета тебе на пользу, другая же к скорби. Услышал я землю, рыдающую

двояко. Одна сторона, точно какая-то женщина, громко рыдает... на

чужом языке, другая же сторона, будто какая-то дева, громко вскрикнула

печальным голосом, точно в свирель какую, так, что горестно слышать

очень. Я ведь до этого много теми приметами битв проведал, оттого и

теперь рассчитываю на милость Божию. Молитвами святых страстотерпцев

Бориса и Глеба, родичей ваших, и прочих чудотворцев, русских

хранителей, я жду поражения поганых татар. А твоего христолюбивого

войска много падет, но, однако, твой верх, твоя слава будет".

Этой глухой ночью князь и Дмитрий Бобрых-Волынец сделали еще одно

распоряжение, вернее, еще одно совершили действие. В эту рощу скрытно

от всех был поставлен засадный полк - отборные конные дружинники во

главе с двумя самыми лучшими полководцами Дмитрия Донского, его братом

Владимиром Андреевичем (двоюродным братом, любимым) и этим самым

Дмитрием Бобрыхом.

Наступило утро. Туман рассеивался медленно. Когда он рассеялся,

наступил второй час дня. Начали звуки труб у обоих войск возноситься.

Князь пересел на лучшего коня. Он пошел на военную хитрость. Под его

княжеским стягом (а русский стяг был в то время черного цвета, и на

этом стяге золотом был вышит Спас Нерукотворный) встал не князь, а его

ближайшие бояре..., одетые в княжеские одежды. Сам князь хотел стать

в ряды сторожевого полка, но его советники ему не дали, и он как

простой дружинник стал в ряды большого полка. Князь не желал

уклоняться от борьбы, не хотел стоять в стороне от битвы, где погибают

его товарищи. Вместе с тем он понимал, что он глава войска и

государства. Поэтому он решил, с одной стороны, не избегать битвы, а с

другой, все-таки получить хоть какой-то шанс, потому что понимал, что

на княжеский стяг будет направлена самая лютая татарская атака.

Осуждать его за это никак нельзя, скорее здесь говорила в нем

государственная мудрость.

Битва началась поединком татарского богатыря и Александра

Пересвета. "Уже близко друг к другу подходят сильные полки, и тогда

выехал злой печенег из большого войска татарского, перед всеми

доблестью похваляясь, видом подобен древнему Голиафу. И... от него

Александр Пересвет, монах, который был в полку Владимира

Всеволодовича, и выступив из рядов, сказал:"Этот человек ищет

подобного себе. Я хочу с ним переведаться". И был на голове его шлем,

как у архангела, вооружен же он схимою по повелению игумена Сергия. И

сказал: "Отцы и братья, простите меня, грешного. Брат мой Андрей

Ослябя, моли Бога за меня. Чаду моему, Якову, мир и благословение".

Бросился на печенега и добавил: "Игумен Сергий, помоги мне молитвой".

Печенег же устремился навстречу ему, и христиане воскликнули:"Боже,

помоги рабу Своему!". И ударились крепко копьями, едва земля не

преломилась под ними, и повалились оба с коней на землю и скончались".

Моральная победа была налицо, потому что татарин был в броне, а

Пересвет был в схиме. После этого началась схватка. Нам трудно себе

представить, что это такое, потому что в течение шести часов шла

рукопашная. Стена ломила стену. Раненный человек погибал, истекая

кровью. Люди в броне задыхались от жары, те, кто падал под копыта

лошадей, уже никогда не поднялся. Ни одной передышки.

И вот татары постепенно стали теснить русские войска, проломив

сначала сторожевой полк, потом врубаясь уже в большой, полки правой и

левой руки. Русское войско не бежало, оно просто пятилось, теряя своих

товарищей. Оно отходило, держа ряды, к Непрядве.

"Когда же настал седьмой час дня, по Божьему попущению за наши

грехи начали поганые одолевать. Вот уже из знатных мужей многие

перебиты, богатыри же русские, воеводы, удалые люди, будто деревья

дубравные, клонятся к земле под конские копыта. Многие сыны русские

сокрушены. Самого великого князя ранили сильно и с коня его сбросили.

Он с трудом выбрался с поля, ибо не мог больше биться. Это мы слышали

от верного очевидца, который находился в полку Владимира Андреевича.

Он поведал великому князю, говоря:"В шестой час этого дня видел я, как

над вами разверлось небо, из которого вышло облако, будто багряная

заря, над войском великого князя скользя низко. Облако же то было

наполнено руками человеческими, и те руки распростерлись над великим

полком, как проповеднические или пророческие. В седьмой час дня облако

то много венцов держало и опустило их на головы войска, на головы

Дата добавления: 2014-11-29