Куликовская битва 22 страница

использовать такой же логический прием, какой заключен в

знаменитом выражении: "В огороде лебеда, в Киеве дядька".

Почему их надо противопоставлять друг другу? Наоборот,

благочестие и знание прекрасно уживаются.

Но надо признать, что эта традиция, отчасти порожденная

татарской неволей, жива и по сей день. Как-то забывают о том,

что наиболее замечательные иерархи всегда пеклись о развитии

образования. Другое дело, что не всегда и не все получалось.

17 век поразил образованных русских людей знаменитой

историей, связанной с патриархом Никоном (об этом мы уже

говорили), и это дало определенный толчок к последующим

событиям. Для Петра история возникновения раскола, история

никоновских мероприятий была, в общем-то, домашней историей,

которая оказала сильнейшее влияние на его собственную семью. В

десятилетнем возрасте он сам мог созерцать плоды этой

деятельности патриарха, когда в Грановитой палате был учинен

спор между сторонниками старого обряда и иерархами Церкви. все

это кончилось отвратительной сценой драки. По существу ничего

не было сказано. В сущности, богословский спор на этом и

закончился.

И вот получается такая интересная вещь: Петр с его

практическим умом считал, что дело надо изменять, и изменять

кардинально. К началу его реформ у нас было только одно

учебное заведение: Славяно-греко-латинская Академия. Если

вспомнить о привилегии, данной царем духовной академии (об

этом можно прочесть у Симеона Полоцкого), то станет ясно, что

это было учреждение чисто светское, а назначение его было -

готовить кадры чиновников для государственной службы, т.е.

людей абсолютно светских. Там просто говорится о том, что те,

кто проявил себя хорошо во всех смыслах, будут использоваться

на государственной службе в качестве стольников, стряпчих и

т.п.

Оказалось, что нужен слой образованных людей, а не просто

несколько грамотеев. Если посмотреть на то, как был выстроен

курс Славяно-греко-латинской Академии, то это была типично

иезуитская школа, которая к нам пришла через Киев. Программа

была абсолютно точно списана с программы Киево-Могилянской

Академии, а та, в свою очередь, повторяла иезуитскую коллегию,

где богословие изучалось только в самых старших классах. Все

остальное - это было не богословие. Причем богословие

изучалось невероятно формально, со всеми схоластическими

вывертами, свойственными латинской традиции, и, как показала

практика, это богословие изучали единицы. Дело в том, что не

все хотели туда идти, а те, кто шли, учились год, два, четыре,

шесть - и хватит. Дальше их приглашали на службу, они с

удовольствием шли куда угодно. Шли в экспедиции, ездили в

Камчатку, шли в Оренбургские степи изучать восточные языки,

шли на государственную службу, в гимназию при учреждеамой

Академии наук (вспомните Ломоносова). Десятками уходили в

хирургическую академию. И выяснялось, что богословие там

изучали единицы, и уже поэтому это учреждение не было

богословским.

И опять получалось так, что образованного духовенства

оттуда выходило очень мало. Системы подготовки духовенства так

и не было, она оставалась в прежнем своем состоянии, а времена

менялись. Тогда и возникла в голове у Петра (а он был

неравнодушен к проблеме образования) идея об изменении

сложившейся ситуации. Дискуссия о том, кто первым генерировал

идеи - Феофан Прокопович или сам Петр - я думаю, достаточно

беспредметна, потому что не Феофан Прокопович выбирал Петра, а

наоборот. Первые попытки выбрать человека, который мог бы

стать на уровень запросов времени, у Петра были неудачными.

Стефан Яворский не стал делать то, чего хотел Петр. Он остался

консерватором, хотя и был человеком образованным (все-таки он

был киевлянином и, следовательно, прошел соответствующую

подготовку), и в этом смысле вполне вписался в московскую

традицию.

Тогда-то и появился Феофан Прокопович, который, если

иметь в виду вопрос об образовании, был человеком невероятно

эрудированным. О Феофане говорят очень много, сейчас вышла

популярная книжка о нем, полная неточностей, но лучше всего

прочитать книгу Морозова. Она наиболее исчерпывающа с точки

зрения подбора материала и наиболее солидна.

Дальше - вопрос об отмене патриаршества. Умирает патриарх

Адриан. Это было самое первое время Северной войны, и Петр

переписывался по вопросам управления Церковью из лагеря под

Нарвой с теми, кто остался в Москве. Не впервые Церковь

оставалась без руководителя, надо было подумать, кто станет

следующим. А до этого всегда кто-то брал на себя чисто

формальные вопросы управления большим хозяйством, сохранения

имущества и т.п. Но Петр не видел людей, которые могли бы

занять это место. Не то чтобы их не было - они были. Известно,

что ряд архиереев пользовались большим расположением Петра, он

чтил их как людей и честных, и достойных. Но они не собирались

становиться патриархом. Тех, кто был бы не прочь

возглавить Церковь, Петр тоже неплохо знал и понимал, что еще

одного Адриана видеть на этом посту он не хочет.

Время шло. И вот уже после Полтавы у Петра рождается

мысль о том, что надо изменить принцип управления Церковью.

Замысел об этой реформе выразился в его совместной с Феофаном

работе, который написал Духовный Регламент - документ,

положенный в основание реформы. А дальше реформа была

проведена - в 1721 г. был издан манифест о Духовной Коллегии.

Правда, просуществовала она недолго и сразу же была заменена

Святейшим Синодом с его президентами, вице-президентами и т.д.

- учреждением куда более пристойным. Наступил период, который

мы называем синодальным, хотя это слово число латинское.

Пустил его в обиход тот же Феофан Прокопович - при том, что он

ненавидел католицизм всеми силами своей весьма темпераментной

души.

Было бы просто подумать, что раз нарушение канонов -

значит плохо, а если плохо, то и весь период никуда не

годится. Но я обращусь опять же к Карташеву:

"У читателя этих обширных и серьезных критических

материалов может слагаться впечатление о периоде синодальном,

как о периоде генерально дефективном, стоящем ниже уровня

пережитых более благочестивых периодов в истории русской

церкви. С этой аберрацией пора покончить. Вне всяких

пристрастий, мы поставлены в положение уже историков

действительно минувшего неповторимого прошлого. И тогда,

опять-таки помимо всяких пристрастий, мы вынуждаемся видеть в

пережитом периоде действительно такое количество черт

положительного характера, что именно, в сравнительном

сопоставлении их с прежними периодами русской церкви, мы

обязуемся признавать объективно синодальный период русской

церкви - периодом ее восхождения на значительно большую высоту

почти по всем сторонам ее жизни в сравнении с ее древним

теократическим периодом. С этой точки зрения надо воздать

должное проницательности нашего знаменитого историка

Е.Е.Голубинского. Уже три четверти века тому назад, идя

вразрез с ходячими мнениями и оценками, он в предисловии к

первому своему тому бросил характерное замечание: "Текущий

период Петербургский есть период водворения у нас настоящего

просвещения, а вместе с сим, подразумевается, и более

совершенного понимания христианства". Конечно, это

предпочтение, оказываемое Голубинским Петербургскому периоду,

есть только намек, а на раскрытое утверждение о превосходстве

этого периода над другими, проиллюстрированный только одной из

черт, близких сердцу рационализирующего профессора. Но нам

пора определить уже и прочную и широкую базу для переоценки в

положительном духе всего синодального периода.

...По сравнению с предыдущим патриаршим периодом, Русская

Церковь почти десятикратно возросла количественно за время

синодального периода. На 21 миллион всего населения России при

Петре Великом, с приблизительно 15-ю миллионами православных,

Россия времени Николая II, по последней переписи 1915 г.,

числила в себе 182 миллиона, из них 115 миллионов

православных. В патриаршем периоде Россия имела 20 епархий с

двадцатью епископами. Кончила свой императорский период

Русская Церковь при 64 епархиях и приблизительно 40

викариатствах, возглавляемая более чем 100 епископами.

Числилось в ней: свыше 50 тысяч церквей, - 100.000

духовенства, до 1.000 монастырей с 50.000 монашествующих. Она

обладала 4-мя Духовными Академиями, 55 Семинариями, со 100

Духовными Училищами, 100 Епархиальными Училищами, с 75.000

ежегодно учащихся".

Вот что дал синодальный период. От себя добавлю, что наши

епископы-мученики ХХ века, наши пастыри-мученики - все они

вышли из синодального периода. А это что-то да значит. Я не

говорю уже о сонме святых, вышедших из синодального периода.

Поэтому мы стоим перед дилеммой: или мы рассматриваем

абстрактный вопрос о каноничности или неканоничности, или мы

по плодам пытаемся определить достоинства всего дерева. Я

предлагаю разбирать устно частный, казалось бы, вопрос о том,

что в Духовном регламенте говорится об образовании. Именно о

духовном образовании. Славяно-греко-латинская академия кормила

Русскую державу хоть как-то образованными людьми весь 18 век.

они были и учителями, и переводчикам, и врачами, и

канцеляристами - кого только не выпустила Академия. она не

выпускала разве что систематически кадры духовенства, и это

очень хорошо понималось. Петр посчитал подобное положение

невыносимым, и не случайно в Духовном регламенте чрезвычайно

тщательно был разработан вопрос именно о постановке дела

духовного образования.

Самое лучшее исследование истории Духовного Регламента и

Духовной Коллегии было напечатано в 1916 г. Автор - профессор

Императорского Варшавского университета Верховской. Книга была

напечатана в Ростове и является библиографической редкостью.

Но греки в каком-то интернациональном издании в 1972 г. ее

переиздали. 0Это 4чрезвычайно тщательн 0о 4е исследовани 0е 4 истории

создания Духовного Регламента и Духовной Коллегии плюс

публикация документов. Обращаюсь именно к этому изданию и

позволю себе познакомить вас с той его частью, где речь идет о

задачах духовного образования в России. Это ряд параграфов во

второй части Духовного Регламента; озаглавлено это следующим

образом: "Домы училищные, в нихже учители, ученики, такоже и

церковные проповедники". Преамбула:

"Известно есть всему миру, каковая скудость и немощь была

у воинства российского, когда оное не имело праведного себе

учения. И как несравненно умножилась сила его 0и надчаяние

велика и страшна стала, когда державнейший наш Монарх, Его

Царское Величество Петр I, обучил оное изрядными регулами. 0Тож

разуметь и об архитектуре, и о врачевстве, и о политическом

правительстве, и о всех прочих делах. И наипаче 0тоеж 4разуметь

о управлении Церковью. Когда нет света учения, нельзя быть

доброму в Церкви поведению и нельзя не быть нестроению и

многим смеха достойным суевериям, еще же и раздорам и

пребезумным ересям. Дурно многие говорят, что учение виновно

есть в ереси. Ибо кроме древних, от гордого глупства, а не от

учения бесновавшихся еретиков Валентинов, Манихеов,

Кафаров, Евтихов, Донатистов и прочих, которых дурости описуют

Ириней, Епифаний, Августин, Феодорит и иныя; наши же русские

раскольщики не от грубости ли и невежества столь жестоко

возбесновались? А хотя и от ученых человек бывают ересиархи,

каков был Арий, Несторий и нецыи иные. Но ересь в оных

родилась не от учения, но от скудного Священных Писаний

разумения, а возросла и укрепилась от злобы и гордости,

которая не допустила им переменить дурное их мнение".

Так начинается вступление этого раздела, где речь идет о

задачах образования.

Феофан был очень образованный человек, и по части ссылок

и цитат можно только удивляться его познаниям. "И аще бо

учение Церкви для государства было вредное, то не учились бы

сами лучшие христианские особы и запрещали бы иным учиться. А

то видим, что учились и все древние наши учители, не токмо

Священному Писанию, но и внешней философии. И кроме многих

и иных славнейше столпы церковные поборствуют и о внешнем

учении, а именно: Василий Великий в слове своем к учащимся

младенцам, Златоустый в книгах о монашестве, Григорий Богослов

в Словах своих на Юлиана Апостита. Но много бы говорить,

аще бы о едином сем нарочное слово было. Ибо учение доброе и

основательное есть всякой пользы, как отечества, так и Церкви,

аки корень, и семя, и основание".

Вот что дальше он предлагает. Он предлагает ни более ни

менее, как создать Духовную Академию. "...Судилось за благо,

что если Царское Величество похощет основать Академию, -

рассуждало бы Духовное Коллегиум, - каковых сперва учителей

определить и каковый учения образ указать оным, дабы не вотще

пошло Государское иждивение и вместо чаянной пользы не была бы

тщета, смеха достойная. Не надо бе сперва многих учителей, но

первый год довольно единого или двоих, которые бы учили

грамматику, снесть язык, правильно знать латинский, или

греческий, или оба языка. На другой год и третий и проч:

поступая к большим учением, да и первого не отлагая для новых

учеников большее число и учителей предастся".

Дальше речь идет о том, что надо изучать. В 7 параграфе

этого раздела фактически он раскрывает свою программу

богословского изучения. Ничего подобного русское духовное

образование просто не знало. Можете поверить, что за всю

историю Русской Церкви не было ни одного полного кодекса книг

свв. отцов. Приводились только отрывки. Сравнительно недавно,

лет 15 назад, одна исследовательница решила проанализировать

все те отрывки, которые озаглавлены в рукописях Иоанна

Златоуста. Она взяла канонический текст, принадлежащий Иоанну

Златоусту, и сравнила их с тем, что у нас ходило в рукописях

под его именем. Надо сказать, что это оставляет очень сильное

впечатление: был выявлен огромный процент текстов, абсолютно

не имеющих к Иоанну Златоусту отношения.

"В богословии собственно приказать, чтоб учено главные

догматы веры нашей и Закон Божий. Чел бы учитель богословский

Священное Писание и учился бы правильно, как прямую истую

знать силу и толк в Писании. И все бы догматы укреплять

свидетельством Писания, а в помощь того дела чел бы святых

отец книги, да таковых отец, которые прилежно писали о

догматах, за нужду, распрь, в Церкви случившиеся, с подвигом

на противные ереси. Ибо суть древние учители, собственно о

догматах - тот о сем, а другой о ином - писавшие. Например, о

Троической тайне - Григорий Назианзин в Трех словах своих

богословских, и Августин в книгах о Троице, о Божесте Сына

Божия. Кроме оных, Афанасий Великий в пяти книгах на ариан, о

Божестве Святаго Духа Василий Великий в пяти книгах на

Евномия. О ипостаси Христовой - Кирилл Александрийский на

Нестория, о двоице естеств в Христе довольно одно послание

Леона, папы римского, да Флавиана, Цареградского патриарха. О

грехе первородном, о благодати Божией - Августин во многих

книгах 0на пелагианы 4и проч. К тому ж зело полезно деяния и

разговоры вселенских и поместных Синодов. От таких учителей в

Священном Писании не тщетно будет учение богословское. А хотя

и может богословский учитель от новейших иноверных учителей

помощи искать, то должен не учиться и них и полагатися на их

сказки, но только руководство их принимать, каких они от

писаний и от древних учителей доводов употребляют. Наипаче в

догматах, в которых с нами иноверцы согласны суть. Однако

доводам их не легко верить, а посмотреть, есть ли таковое в

Писании или в книгах отечественного слова и тую ли имеют силу,

якую они приемлют. Многожды бо лгут господа оные, и чего не

бывало в природе".

А дальше - пассаж о католиках. Католиков Феофан не любил.

Отчасти это было вызвано его протестантским духом, отчасти

тем, что он очень уж хорошо знал, что такое католическое

образование, потому что подвизался в Киево-Могилянской

Академии много лет. Католическую схоластику он знал, что

называется, из первых рук и понимал, что это тупик.

После такой кратко изложенной программы следующий пассаж

тоже весьма важен, к тому же он актуален, поскольку в нашем

институте следуют буквально советам Феофана. По случаю зде с

причины мимошедшего совета вспоминается, что при школах

надлежит быть библиотеке довольной, ибо без библиотеки как без

души Академия, а довольную библиотеку можно купить за 2 тысячи

рублей".

Он сам обладал великолепной библиотекой в несколько тысяч

томов на разных языках и, конечно, толк в этом понимал.

"Библиотека учителям во все дни и часы к употреблению

невозбранна, только бы книг по келлиям не разбирали, но чли бы

оные в самой библиотечной конторе, а ученикам и прочим

охотникам отворять библиотеку в нареченные дни и часы".

Дальше - что он хочет, чтобы изучали в Академии. Тут

можно сразу возразить, что этот перечень предметов очень похож

на тот, что изучали в Славяно-греко-латинской Академии. да,

похож. Но, по его мнению, образованный священник должен быть

образован достаточно универсально. Понятно, почему: он будет

иметь дело с простым российским народом и должен хорошо

ориентироваться в проблемах, которые возникают.

"Чин учения таковый добрый кажется: 1) грамматика купно с

географией и историей, 2) арифметика и геометрия, 3) логика

или диалектика и едино то двоименное учение. 4) риторика

купно или раздельно с стихотворным учением. 5) физика,

присовокупя краткую метафизику. 6) политика краткая

Пуффендорфова: аще она потребно судится, быть и может она

присовокупится к диалектике (т.е. на нее упора не делается).

7) богословие. Первые шесть по году возьмут, а богословие два

года, ибо хотя и всякое учение диалектического,

грамматического пространна есть, обаче в школах сокращено

трактовать надобно и главнейшие только части. После

сам долгим чтением и практикою ем совершится, кто так доброе

руководство получит. Язык - греческий и еврейский, если будут

учители между и иными учении урочное себе время приимут".

Программа, прямо скажем, весьма солидная, и если

сравнивать ее с тем, что воспоследовало в 19 веке в духовных

академиях и семинариях, то это полностью было реализовано.

Нынешняя Духовная Академия далеко от программы Феофана не

ушла.

Вот что было сделано. Другое дело, что не нужно думать,

будто в 1721 году все было опубликовано - и сразу все стало

хорошо. Ничего подобного. Должно было смениться несколько

поколений и иерархов, и пастырей, прежде чем желание учиться

стало более или менее нормой. Повторялась история времен

Владимира Святого: когда он стал собирать детей в школы,

матери плакали о них, как о мертвых. Здесь здоровеннейшие

лбы-поповичи делали все возможное, чтобы только избежать этой

муки. Ну еще бы: латинский язык учить.

Феофан думал не только о том, что надо учить, но и том,

как это организовать. Он был очень практический человек. Дело

не в том, какова система управления духовными учебными

заведениями (ректоры, преподаватели, профессора и т.д. - это

все очевидно), но в том, кого брать, где учить, где заводить

Академию. Некоторые пассажи вызывают, естественно, улыбку, но

их тоже следует прочитать.

"Новопришедшего ученика отведать память и остроумие и

если покажется весьма туп, не принимать в Академию. Ибо лета

потеряет, а ничему не научится, а обаче возьмет о себе мнение,

что он мудрый, и от таковых несть горших бездельников. А чтоб

который не притворял себе тупости, желая себе отпуску к дому,

как то другие притворяют телесную немощь от солдатства,

искушению ума его целый год положить, и может умный учитель

примыслить способы искушения таковые, яковых он познать и

ухитрить не дознается. Буде покажется детина непобедимой

злобы, свирепый, до драки скорый, клеветник, непокорив и буде

через годовое время ни увещаниями ни жестокими наказаниями

одолеть его невозможно, хотя б и остроумен был, выслать из

Академии, чтоб бешеному меча не дать.

Место Академии не в городе, но в стране, на веселом месте

угодное, где несть народного шума, ниже частой оказии, которая

обычно мешает учению и находит на очи, что похищает мысли

молодых человеков и прилежать к учению не попускает".

Все произошло буквально по букве этой программы. Он

позаботился даже о том, как устраивать спальни для студентов,

какой должен быть порядок в кельях, какой должен быть сад,

чтобы они там гуляли, и как часто у них могут быть свидания с

родственниками.

Он планировал духовные школы как закрытые учебные

заведения, с тем чтобы они действительно воспитывали человека.

И мы знаем, что не сразу, но программа эта была реализована: в

1814 году Духовная Академия была переведена из Москвы в

Троицу. И если мы будем изучать историю духовного образования

19 века, то мы увидим, что это был поразительный период в

истории России.

Конечно, не нужно думать, что все было идеально. Но если

четыре академии действительно были учебными заведениями

высочайшего уровня и в них работали великие русские ученые -

филологи, историки и богословы, их труды не потеряли своего

значения и по сей день и вряд ли когда по некоторым отраслям

будут превзойдены. В семинариях же бывало разное. Некоторые

семинарии скатывались на низкий уровень, там процветало и

начетничество, и схоластика. И недаром Достоевский однажды

пророчески сказал, что он знает, кто главный враг России:

семинарист. Сталин, как известно, не доучился в семинарии.

Микоян тоже пытался там учиться. А такие избранные умы, как

Чернышевский и Добролюбов, прямо топали с семинарской скамьи.

В семье, как говорится, не без урода.

С другой стороны, продуктом семинарии был Ключевский.

Отец Соловьева был законоучителем в Коммерческом училище на

Остоженке. То есть духовная среда после того, как она прошла

обработку в академиях и семинариях, стала давать совершенно

иной тип людей. Вся русская медицина и наука светская была

сделана в основном детьми священников, и когда Булгаков писал

свое "Собачье сердце", героем книги был профессор Филипп

Филиппович Преображенский - сын кафедрального протоиерея. Это

не случайность, а то, что было типично. Сам Булгаков - сын

профессора богословия. Поэтому мы прямо можем сказать, что

если оценивать Духовный Регламент, духовную реформу в этой

плоскости, то вряд ли мы можем сказать что-либо плохое.

Наоборот: мы видим удивительные последствия этой реформы. И

поэтому я прошу вас не воспринимать реформу Петра так плоско,

как это обычно делается. Надо попытаться понять ее во всей ее

противоречивости.

Совершенно очевидно, что присяга, которую должны были

давать члены Духовной Коллегии, а потом Синода, - это что-то

совершенно невозможное. От этого действительно несет какими-то

полицейскими дедовскими мерами. С другой стороны, Петр

совершенно откровенно говорил о том, что Коллегия и Сенат -

это хоть какая-то соборность. Вы тут же возразите: а Соборы на

Руси? Да, их можно все пересчитать на пальцах одной руки. Они

собирались совершенно регулярно. То есть опять же каноничность

церковной жизни до этого периода не совсем очевидна.

Эти все проблемы надо понимать. Лучше всего читать об

этом Карташева, потому что он введет вас в эти проблемы. Это

вовсе не значит, что вы должны соглашаться с его оценкой

синодального периода: это Знаменский, еще ряд историков конца

19 века. А есть и защитники: Голубинский. У него даже есть

статья, где он доказывает недопустимость восстановления

патриаршества в России. Прямо скажем, резковато.

Поэтому я думаю, что если брать широко эту проблему, то

мы должны отнестись к синодальному периоду именно как к

периоду русской истории. Его ни в коем случае нельзя

вычеркивать, наоборот: это период удивительный, который во

многом, может быть, подготовил наше возрождение после

прошедших 70 лет. Ведь вы регулярно посещаете книжные лавки и

покупаете там книги - это все переиздания книг синодального

периода. Все что угодно: от богословских сочинений до

популярных книжек, от сочинений по истории (как древней, так и

новейшей, как русской, так и западной) до каких-то актуальных

современных работ. И все это - прямое следствие синодального

периода. Благодаря этому и сейчас возрождаемся. Надо это

понимать и не считать этот период злом. Реформа эта совершенно

не однозначна в каноническом отношении. Это было, и мы

пытаемся понять этот период, связать его с предшествующим

временем, оценить его результаты. Поэтому когда меня

спрашивают, как я отношусь к реформам Петра, я отвечаю, что не

могу критиковать их, хотя бы в той части, о которой мы сегодня

говорили.

Один ли Феофан готовил Регламент? Нет, не один. Тот

текст, который я читал, весь проработан с пером в руке Петром

Великим. Крестики и галочки встречаются через каждые несколько

фраз: он вчитывался, он дополнял весь Регламент подряд. И там,

где речь идет об образовании, видна его весьма внимательная

рука. Это был во многом, видимо, процесс коллективного

творчества. Конечно, "болванку" делал Феофан, а дальше Петр,

который отлично знал плюсы и минусы русского образования,

очень практически смотрел на задачи, которые перед ним стояли.

Было ли это протестантство? Если иметь в виду управление

Церковью - безусловно. Все эти Коллегии, естественно,

совершенно протестантские явления. Если иметь в виду систему

образования, протестантского здесь мало - это просто хорошее

образование. Здесь были учтены недостатки иезуитских Коллегий,

схоластических традиций той же Киево-Могилянской школы и

отчасти Московской Духовной Академии.

Что было следствием этой реформы? Иногда у нас думают,

что Славяно-греко-латинская Академия послужила как бы

родоначальницей двух учебных заведений - Духовной Академии и

Московского университета. Строго говоря, университет отчасти

создавался при помощи прямого выпускника

Славяно-греко-латинской Академии. Правда, помогла ему еще граф

Шувалов, который был сам очень образованным человеком и

который взял на себя труд продвижения всех бумаг по

инстанциям. Надо было докладывать императрице, а та, как

известно, читать серьезные бумаги не любила. Шувалов и был

первым куратором университета, и то, что его имя не часто

вспоминают, говоря о создании университета, чрезвычайно

несправедливо. Ломоносов действительно писал все проекты,

разрабатывал планы, делал все, что от него зависело, но он не

мог бы протолкнуть эту идею, если бы не Шувалов.

Духовная Академия - это заслуга Петра Великого и отчасти

Феофана Прокоповича. Это их вклад. Другое дело, что ряд

выпускников Славяно-греко-латинской Академии оказался и в

Духовной Академии - это вполне естественно. Я уже говорил, что

ученики Славяно-греко-латинской Академии были мастера на все

руки, их требовали абсолютно везде и ими затыкали все дыры,

потому что образованных людей просто не было в достаточном

количестве. Эта знаменитая попытка Петра провести мгновенный

ликбез в нашей стране, хотя бы в дворянской среде, все эти

навигацкие и цифирные школы, обязанность научиться грамоте до

Дата добавления: 2014-11-29