Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

М.М.Коченов Судебно-психологическая экспертиза. 2 страница. Отставание в умственном развитии выражается в качественно своеобразных изменениях психики, обусловленных неравномерностью




Отставание в умственном развитии выражается в качественно своеобразных изменениях психики, обусловленных неравномерностью, парциальностью недоразвития высших психических функций, что исключает полное совпадение особенностей интеллектуального развития умственно отсталого подростка с психическими особенностями младших по возрасту детей.

Тенденция к ограничению компетенции судебно-психологической экспертизы установлением соответствия или несоответствия уровня умственного развития возрасту уголовной ответственности вызывает возражения и с процессуальной точки зрения. Ни в законе, ни в упомянутом постановлении Пленума Верховного Суда СССР не говорится о том, что констатация факта умственной отсталости автоматически исключает возможность уголовной ответственности. Наличие признаков умственной отсталости создает только предпосылку для решения на основе качественного анализа психических особенностей несовершеннолетнего вопроса о его способности полностью сознавать значение своих действий и руководить ими.

Именно суждение по этому основному вопросу входит, по нашему мнению, в компетенцию судебно-психологической экспертизы, проводимой во исполнение требований ст. 392 УПК РСФСР.

По психологическому содержанию близко.к задаче установления способности сознавать значение своих действий и руководить ими находится исследование способности субъекта сознавать значение действий других людей, в частности действий, направленных против него.

В постановлении Пленума Верховного суда РСФСР № 37 от 5 августа 1967 г. «О выполнении судами РСФСР постановления Пленума Верховного Суда СССР от 25 марта 1964 г. «О судебной практике.по делам об изнасиловании» сказано, что «суды в каждом конкретном случае должны устанавливать, могла ли потерпевшая в силу своего возраста и развития понимать характер и значение совершаемых с нею действий»26. Реальную помощь в установлении этого важного обстоятельства, если потерпевшая психически здорова, может оказать судебно-психологическая экспертиза.

Экспертное психологическое исследование способности субъекта понимать значение совершаемых другими людьми действий может найти, как мы полагаем, применение при расследовании и судебном разбирательстве уголовных дел иных категорий (например, в связи с изучением вопросов о вовлечении несовершеннолетних в преступную деятельность и вступлении «в преступную группу и т. п.).

В ряде работ обоснованно показано, что диагностика физиологического аффекта (это психологическое понятие близко к юридическому понятию внезапно возникшего сильного душевного волнения) должна быть отнесена к компетенции судебно-психологической экспертизы27.

Действительно, физиологический аффект не является патологическим состоянием, его содержание, структура и динамика не дают оснований для отнесения к числу временных болезненных расстройств психики. Это необходимо подчеркнуть потому, что «основным критерием для назначения психиатрической экспертизы является предположение о психическом заболевании или болезненном психическом расстройстве обвиняемого в период совершения преступления»28.

В результате быстрого развития техники заметно повышаются требования к субъективным качествам людей, управляющих современными техническими устройствами. Возрастание скоростей в авиации, автомобильном и железнодорожном транспорте, увеличение количества информации, которую приходится перерабатывать человеку в условиях дефицита времени, повышают удельный вес индивидуально-психологических особенностей и временных психических состояний среди причин аварий, катастроф и происшествий. Все это заставляет говорить о реально существующей при расследовании причин аварий потребности тщательно исследовать психологические механизмы действий людей, управляющих техникой, что в современных условиях вряд ли возможно без применения специальных психологических знаний, в частности данных психологии труда, инженерной и авиационной психологии.

Трудно переоценить значение установления авторства документов, занимающих иногда исключительно важное место среди доказательств по уголовным делам. Почерковедческая экспертиза на основе изучения графики письменной речи с успехом решает вопросы о том, чьей рукой написан документ. Случается, однако, что человек, не отрицая собственного исполнения рукописи, утверждает, что автором содержания текста он не является и текст написан им под диктовку или с иной помощью другого человека. В подобных ситуациях почерковедческая экспертиза практически бессильна.

Все, что написано, является продуктом речевой деятельности людей (в ее письменной форме) и отражает общие и индивидуальные особенности этой психической деятельности, относящейся к числу высших психических функций. Это позволяет считать, что экспертное исследование психологического содержания продуктов письменной речи также относится к компетенции судебно-психологической экспертизы. Мы согласны с В. И. Батовым, считающим, что «правильно рассматривать судебную психолого-лингвистическую экспертизу как ветвь судебно-психологической экспертизы»29.

Современная психолингвистика, неразрывно связанная с общей психологией, располагает арсеналом экспериментальных методов, в том числе и таких, которые позволяют судить о том, принадлежит ли авторство исследуемого документа данному лицу.

Первый опыт применения психолингвистических методов в экспертном судебно-психологическом исследовании был сделан в 1974 году30.

Из материалов уголовного дела было известно, что в Москве совершено убийство женщины и двух ее малолетних детей. По подозрению в совершении этого преступления был арестован К. Вскоре после ареста К. написал заявление о своем желании дать правдивые показания. Многие факты, относящиеся к убийству, были изложены в его собственноручных показаниях. К делу было приобщено около 20 текстов, написанных его рукой. В дальнейшем К. от своего признания отказался, объяснив, что собственноручные заявления выполнены им частично или полностью под диктовку.

Перед экспертами были поставлены вопросы о том, мог ли К. самостоятельно составить приобщенные к материалам дела тексты и могли ли эти тексты быть написаны К. поддиктовку или с иной помощью со стороны.

Экспертами было проведено экспериментально-психологическое исследование особенностей познавательной деятельности К., психолингвистическое (с применением методов математической обработки данных) исследование текстов, лингвистический анализ его показаний.

В психолингвистическом исследовании применялся метод, позволяющий устанавливать авторство анонимных текстов относительно небольшого объема (до 1000 слов).

В результате проведенной работы эксперты пришли к заключению, что два основных текста К. самостоятельно составить не мог, так как отчетливо видны признаки участия в их составлении других людей.

В связи с тем, что наибольшее значение для следствия имели именно эти два текста, заключение психолингвистической экспертизы послужило одним из оснований для принятия решения по делу.

Результаты первого опыта кажутся нам обнадеживающими, но нельзя забывать, что методами психолингвистического исследования пока владеет весьма ограниченный круг специалистов. Поэтому в ближайшие годы экспертизы, подобные той, о которой было рассказано выше, будут проводиться, ладо полагать, в исключительных случаях.

Более широкое распространение в ближайшее время может получить посмертная судебно-психологическая экспертиза. В следственной и судебной практике встречаются случая инсценировок убийств под самоубийства и сознательного доведения до самоубийства. Именно с этими двумя категориями уголовных дел мы связываем главные перспективы развития посмертной судебно-психологической экспертизы. Современная психиатрия считает несостоятельным высказывавшееся в прошлом некоторыми психиатрами и социологами мнение о том, что всякое самоубийство совершается под влиянием психической болезни. Известно, что и психически здоровые люди под влиянием тяжелых конфликтных переживаний, глубокого разочарования, сильного потрясения или в силу каких-то иных обстоятельств могут покушаться на свою жизнь.

Самоубийство психически здорового человека следует считать актом произвольного сознательного волевого поведения. Оно может осуществляться как заранее запланированное действие или в состоянии внезапно возникшего физиологического аффекта. Основная задача посмертной судебно-психологической экспертизы сводится к тому, чтобы ответить на вопрос, было ли психическое состояние человека (не болезненное) в период, предшествовавший смерти, предрасполагающим к самоубийству и, если оно таковым было, чем это состояние вызывалось.

Посмертная судебно-психологическая экспертиза назначается в отношении лиц, психическое здоровье которых не вызывает сомнения или подтверждено заключением судебно-психиатрической экспертизы.

В Ленинграде проводилось расследование в связи с самоубийством 12-летнего мальчика С. Мать мальчика, вернувшись вечером с работы, обнаружила труп сына, висящий на дверной ручке кухонной двери на брючном ремне. Хотя мальчик, как было установлено, рос и развивался в нормальных условиях, была назначена судебно-психологическая экспертиза, перед которой был поставлен вопрос: «Можно ли предположить наличие какой-либо конфликтной ситуации, которая могла бы послужить причиной появления у потерпевшего идеи самоубийства»?31 Формулировка вопроса не безупречна. Правильнее было бы ориентировать эксперта на исследование психического состояния мальчика в период, предшествовавший смерти, что, очевидно, и представляло наибольший интерес для следователя.

Эксперт тщательно изучил все материалы, характеризующие личность мальчика, его интересы, увлечения, условия жизни, отношения с родителями, учителями, товарищами. Он обратил внимание на рассказы одноклассников С., что мальчик был охвачен желанием воспитать сильную волю, но, понимая пути самовоспитания очень по-детски, совершал время от времени опасные для жизни действия. Зная, какой силы иногда достигает у детей мотив «самоусовершенствования», эксперт отметил в заключении: «В материалах дела нет данных о какой-либо конфликтной ситуации, которая могла бы явиться причиной появления у С. идеи о самоубийстве. Допустимо предположить, что самоубийство произошло случайно, во время одного из «опытов» мальчика по «воспитанию» сильной воли».

Заключение судебно-психологической экспертизы послужило одним из оснований для прекращения дела.

Определенный практический интерес представляет посмертная судебно-психологическая экспертиза, проводившаяся в связи с расследованием обстоятельств смерти М.

По данным судебно-медицинской экспертизы, смерть наступила в результате отравления сильнодействующим ядом, который принес со своей работы муж покойной. Было установлено, что в последние месяцы жизни у М. сложились плохие отношения с мужем, так как она узнала, что муж в течение пяти лет находится в близких отношениях с одной из своих подчиненных и собирается оставить семью. По словам мужа покойной, М. неоднократно заявляла ему, что покончит жизнь самоубийством, и даже делала попытки повеситься и отравиться уксусной эссенцией. Родственники и знакомые М. утверждали, что к моменту смерти она уже примирилась с создавшимся положением и строила планы будущей жизни, заботилась о судьбе своих детей и ни разу не упоминала о намерении покончить с собой. В то же время многие свидетели показывали, что муж М. оскорблениями и издевательствами над нею провоцировал самоубийство. Следственными органами было выдвинуто две версии: М. покончила жизнь самоубийством или отравлена мужем.

На разрешение судебно-психологической экспертизы был поставлен вопрос о том, было ли психическое состояние М. (не страдавшей никакими психическими заболеваниями) предрасполагающим к самоубийству.

Исследованию подвергались два типа психических состояний, предрасполагающих к самоубийству: первое из них, выражающееся в формировании стойкого мотивированное намерения добровольно уйти из жизни, и второе — физиологический аффект, характеризующийся «сужением» сознания и поэтому повышающий вероятность принятия решения о самоубийстве.

Реализация такого подхода к анализу психического состояния М. потребовала всестороннего психологического изучения ее личности, в первую очередь устойчивых мотивов поведения, приведения в систему многочисленных сведений о поступках, высказываниях М. в последний период ее жизни. В методологическом плане эксперт придерживался известного в психологии положения, что на любом этапе жизни человека мотивы, побуждающие его к деятельности, образуют иерархизированную систему, т. е. среди многообразных побуждений можно выделить наиболее сильные, глубокие и важные для личности. Именно они определяют основную направленность поведения. Цели, отвечающие важнейшим мотивам, имеют для человека наибольший смысл. В предшествующей волевому акту борьбе мотивов побеждают, как правило, те из них, которые находятся на вершине мотивационной иерархии, и принимаются наиболее соответствующие им цели.

Таким образом, предрасполагающим к самоубийству как волевому акту следует признать психическое состояние, характеризующееся принятием добровольного ухода из жизни в качестве имеющей наибольший смысл цели при одновременном осознании жизненной ситуации как безвыходной.

Мотивационная сфера М. не отличалась широтой. Среди устойчивых, годами сформированных побуждений заметно преобладали такие, как забота о детях, муже, сохранении хороших отношений в семье, поддержании высокого мнения о семье в глазах окружающих. Структура мотивационной сферы М. была четко иерархизирована. Ведущую роль играли мотивы заботы о детях, их благополучии не только в настоящем, но и в будущем.

Если включить самоубийство в данную систему мотивов, обнаружится, что ему как цели действия не может придать смысл ни один из актуальных для М. мотивов. Самоубийство не отвечает ни заботе о судьбе детей, ни сохранению семьи, ни поддержанию престижа семьи в глазах окружающих.

Самоубийство могло бы обрести личностный смысл для М. при условии развития качественно новых мотивов (таких, как месть) или перестройки иерархии прежних мотивов, с выдвижением на первое место защиты собственного престижа, боязни позора и т.п.

Качественно новым мотивом, побуждающим к самоубийству как реализации сознательно принятой цели, теоретически могло быть избавление от детерминированного ситуацией психического напряжения, превышающего субъективную устойчивость М. к стрессу.

Жизненная ситуация, в которой оказалась М., объективно не могла вызвать сверхсильного эмоционального напряжения, так как существовали очевидные пути ее преодоления, соответствующие ведущим мотивам поведения подэкспертной. Многие факты свидетельствовали, что, пережив внутренний кризис, М. нашла эти пути.

Поскольку самоубийство не отвечало ни одному из основных мотивов поведения М. и не имело поэтому для нее личностного смысла, следует считать, что ее психическое состояние не было предрасполагающим к самоубийству как заранее подготовленному, волевому акту.

Не нашло психологического обоснования и предположение о совершении М. самоубийства в состоянии физиологического аффекта.

В итоге эксперт пришел к выводу, что, учитывая индивидуально-психологические особенности М. и ее отношение к сложившейся ситуации, психическое состояние М. не было предрасполагающим к самоубийству.

Заключение судебно-психологической экспертизы было использовано какодно из доказательств при направлении в суд дела по обвинению М. в убийстве своей жены.

Нам приходилось встречаться с попытками в крайне категоричной форме ставить на разрешение посмертной судебно-психологической экспертизы вопросы о причинах самоубийства, о том, действительно ли умерший совершил самоубийство, и т.п. Исключительная сложность детерминации человеческих поступков не позволяет эксперту-психологу с достаточной научной достоверностью отвечать на подобные вопросы. По той же причине не рекомендуется ставить такие расплывчатые вопросы, как, например, мог ли человек в интересующей следователя ситуации испытывать страх, волнение, отчаяние или какие-то другие чувства. Психолог при такой постановке вопросов вынужден делать очень широкие допущения, но вывод его будет указывать только на вероятность события.

Вызывает споры предложение о включении в компетенцию судебно-психологической экспертизы установления мотива преступления. А. Б. Барский, например, считает, что это допустимо, если совершенное психически здоровым человеком преступление «находится в резком несоответствии с характеризующими личность преступника данными, с его морально-этическими установками и т. д.»32.

Нам кажется, что причина спора и его разрешение кроются в несовпадении содержания понятия «мотив» в юридических науках и в психологии. Как отмечает Б. С. Волков, «наряду с психологическим понятием мотива можно различать мотив в уголовном праве»33. Может показаться, что призыв к включению в компетенцию судебно-психологической экспертизы вопроса о мотиве преступления угрожает вторжением эксперта в область, составляющую прерогативу следствия и суда, так как УПК РСФСР относит мотив преступления к обстоятельствам, подлежащим доказыванию по уголовному делу (ст. 68). Это опасение было бы основательным по отношению к попыткам эксперта-психолога устанавливать юридические мотивы преступления, такие, например, как хулиганские побуждения, низменные побуждения и т. п. Если же эксперт-психолог, не выходя за пределы своей научной компетенции, устанавливает психологические мотивы конкретного поступка, анализирует особенности мотивационной сферы исследованного им человека, такого рода действия не противоречат общим принципам судебной экспертизы. Поэтому нельзя отрицать принципиальной возможности проведения судебно-психологической экспертизы для определения психологических мотивов преступления. Однако уровень теоретической и методической готовности общей и судебной психологии к проведению подобного рода экспертиз таков, что вряд ли в настоящий момент это направление в судебно-психологической экспертизе может иметь широкое распространение.

В связи с обсуждением компетенции судебно-психологической экспертизы высказываются суждения, с которыми, по нашему мнению, согласиться невозможно.

Например, А. Б. Барский наряду с интересными и справедливыми соображениями выдвинул мысль о том, что эксперт-психолог в случае необходимости должен устанавливать, сказалась ли тактика допроса на достоверности показаний допрашиваемого лица34. Тем самым А. Б. Барский включает в компетенцию эксперта-психолога совершенно не свойственную экспертизе вообще функцию контроля за действиями допрашивающих.

Ошибочной представляется нам мысль А. С. Экмекчи о том, что в компетенцию судебно-психологической экспертизы входит определение самооговора35. По существу эта идея мало чем отличается от высказывавшегося некоторыми учеными на заре развития судебно-психологической экспертизы мнения о возможности экспертного психологического исследования с целью проверки достоверности показаний. Близкое к точке зрения А. С. Экмекчи положение сформулировал В. М. Фокин, считающий правильным, что «экспертам нередко приходится, например, отвечать на «опрос о достоверности показаний, данных несовершеннолетними, или причине изменения ими своих показаний в суде»36. Это утверждение не выдерживает критики ни с юридических, ни с психологических позиций. Во-первых, оценка достоверности показаний относится к компетенции следственных и судебных органов, во-вторых, объективные результаты психологического исследования позволяют говорить только о принципиальной возможности или невозможности правильно воспринимать имеющие значение для дела обстоятельства,и давать о них правильные показания. Причины изменения показаний участниками уголовного процесса не могут быть определены с достаточной степенью достоверности путем психологического исследования. Заключение эксперта-психолога в подобных случаях неизбежно будет иметь ощутимый привкус субъективизма.

Всякое экспертное судебно-психологическое исследование, опирающееся на данные различных отраслей психологии и использующее методы этой науки, должно иметь строго научный характер. Поэтому совершенно лишены смысла попытки ставить перед экспертами-психологами вопросы житейского содержания, которые могут только дезориентировать как эксперта, так в дальнейшем и лицо, оценивающее его заключение. Особенно часто расплывчатые, исключающие возможность применения специальных познаний вопросы выносятся на разрешение экспертов-психологов, когда возникает потребность в выяснении особенностей эмоционально-волевой сферы обвиняемых, черт характера и т. п. Вопросы, касающиеся личности обвиняемых, иногда формулируются так, что их трудно понять. Например, в ходе судебного разбирательства по делу несовершеннолетнего О., обвинявшегося по ч. 2 ст. 206 и ч. 1 ст. 108 УК РСФСР, представитель защиты задал эксперту-психологу вопрос: «С учетом возраста и отмеченных в акте судебно-психиатрической экспертизы психопатических черт характера, при умственном недоразвитии направленность действий (подраться) не свидетельствует ли о «мальчишестве» О. и без цели нарушения общественного порядка и причинения телесных повреждений?» Адвокат, к сожалению, не учел, что понятие «мальчишество» не является научным и требовать от эксперта констатации наличия или отсутствия «мальчишества» у обвиняемого попросту невозможно.

Исходя из оценки реальных возможностей экспертного психологического исследования и представления о наиболее острых потребностях следственной и судебной практики, к компетенции судебно-психологической экспертизы в первую очередь можно отнести установление:

  • способности обвиняемых, свидетелей и потерпевших, с учетом их индивидуально-психологических и возрастных особенностей, состояния умственного развития, правильно воспринимать имеющие значение для дела обстоятельства и давать о них правильные показания;
  • способности потерпевших по половым преступлениям правильно воспринимать характер и значение совершаемых с ними действий;
  • способности несовершеннолетних обвиняемых, страдающих умственной отсталостью, не связанной с психическими заболеваниями, полностью сознавать значение своих действий и руководить ими;
  • наличия или отсутствия у субъекта в момент совершения противоправных действий состояния физиологического аффекта (состояния внезапно возникшего сильного душевного волнения);
  • возможности возникновения различных психических явлений, препятствующих нормальному осуществлению профессиональных функций (в авиации, автомобильном и железнодорожном транспорте, в работе оператора автоматизированных систем на производстве и т. п.);
  • наличия или отсутствия у лица в период, предшествовавший смерти, психического состояния, предрасполагающего к самоубийству.

Приведенный перечень не очерчивает жестких границ компетенции судебно-психологической экспертизы. Дальнейшее развитие ее теории и практики, безусловно, приведет к существенному расширению представлений о возможностях этого относительно нового для нашего уголовного процесса вида экспертного исследования.

Комплексные экспертизы. В следственной и судебной практике иногда возникает необходимость в установлении обстоятельств, содержание которых не может быть полностью раскрыто на основе применения только специальных психологических познаний. Существуют проблемы, составляющие пограничную область между психологией и другими науками, в частности между психологией и отдельными отраслями медицины. Общая тенденция современной науки к развитию междисциплинарных исследований открывает перспективы комплексного решения экспертных вопросов представителями психологии, психиатрии, дефектологии и других научных дисциплин.

По конкретным уголовным делам могут проводиться комплексные психолого-психиатрическая, медико-психологическая и другие экспертизы с участием психологов.

В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 21 марта 1968 г., указавшем на целесообразность проведения судебно-психологической экспертизы несовершеннолетних правонарушителей, говорится.вообще об умственной отсталости без указания на ее конкретные формы и виды. Тем самым оно направляет экспертную практику «а путь углубленного анализа различных видов умственной отсталости с привлечением психиатрических и психологических специальных познаний и методов исследования.

Комплексная психолого-психиатрическая экспертиза применима в первую очередь в отношении несовершеннолетних обвиняемых, страдающих олигофренией в степени дебильности. Изучение олигофрении входит в предмет не только психиатрии, но и других областей знаний, таких, как олигофренопедагогика, дефектология и психология. Дебилы по их потенциальным возможностям и состоянию умственного развития могут рассматриваться как пограничный между психической нормой и патологией контингент. Относительная сглаженность психопатологической картины у дебилов, отсутствие нарастания дефекта делают комплексный подход к изучению дебильности вообще и оценке конкретных действий дебилов особенно оправданным.

Диагностика олигофрении и отграничение ее от некоторых сходных состояний, безусловно, входят в компетенцию врача-психиатра, детского психоневролога. Исследование глубины интеллектуального дефекта олигофренов, их характерологических особенностей и индивидуальных возможностей требует комплексного изучения. В практике детской психиатрии для уточнения степени интеллектуального снижения детей-олигофренов, структуры и особенностей их познавательной деятельности и эмоционально-волевой сферы широко применяется психологическое исследование. Высокие требования индивидуализации в оценке психического состояния умственно отсталых несовершеннолетних, подвергающихся судебной экспертизе, диктуют максимальное использование психиатрических и психологических данных.

Комплексная психолого-психиатрическая экспертиза может проводиться также,в отношении несовершеннолетних с признаками психофизического инфантилизма, остаточных явлений органического поражения центральной нервной системы и в других случаях, когда болезненная симптоматика выражена относительно слабо37.

Умственная отсталость иногда бывает обусловлена слабым развитием ведущих органов чувств (зрения или слуха), хроническими соматическими заболеваниями и некоторыми, другими причинами. Во всех этих случаях интеллектуальное недоразвитие выступает как вторичное явление по отношению к главному дефекту. Лида, обнаруживающие подобного рода отставание в развитии, психически здоровы; поэтому исследование особенностей их познавательной деятельности не относится к компетенции психиатрии. Для решения вопроса о способности слабовидящих, слабослышащих, ослабленных хроническими заболеваниями несовершеннолетних полностью сознавать значение своих действий и руководить ими рекомендуется проведение комплексной медико-психологической экспертизы38.

Разработка принципов и методов комплексных экспертиз составляет самостоятельную проблему, которая не может быть достаточно полно освещена в настоящей работе. Некоторые вопросы, касающиеся психолого-психиатрической и медико-психологической экспертиз, рассматриваются в главе об экспертизе умственной отсталости.

В будущем можно ожидать распространения в следственной и судебной практике новых видов комплексных экспертиз с участием психологов, например, психолого-педагогической, психолого-дефектологической и др.

Основания и поводы для назначения судебно-психологической экспертизы. Общим основанием для назначения судебно-психологической экспертизы служит содержание ст. 78 УПК РСФСР и соответствующих статей УПК союзных республик.

В соответствии с законом (ч. 3 ст. 79 УПК РСФСР) следует считать обязательным проведение судебно-психологической экспертизы, если в отношении психически здоровых свидетелей или потерпевших возникает сомнение в их способности в силу индивидуально-психологических или возрастных особенностей правильно воспринимать имеющие значение для.дела обстоятельства и давать о них правильные показания.

При расследовании и судебном разбирательстве уголовных дел о преступлениях несовершеннолетних основанием для назначения судебно-психологической экспертизы может служить сомнение в способности психически здорового обвиняемого полностью осознавать значение своих действий и руководить ими (ст. 392 УПК РСФСР), если факты указывают на возможное отставание в психическом развитии подростка. Об этом могут свидетельствовать данные о педагогической запущенности подростка, низкой успеваемости в школе, длительном отрыве от коллектива сверстников, ненормальных условиях воспитания в семье, жестоком обращении родителей с подростком, излишней «детскости» поведения, легкомысленном отношении обвиняемого к своим противоправным действиям и некоторые другие факты. Поводами к сомнению в способности несовершеннолетнего обвиняемого осознавать значение своих действий и руководить ими могут также служить несоразмерность объективного содержания поведения подростка с целями его действий, необычность, причудливость мотивации поведения, содержащиеся в материалах дела документы и свидетельские показания, говорящие о заметных отличиях обвиняемого от основной массы его сверстников. Особого внимания в этом смысле заслуживают подростки, едва переступившие порог возраста уголовной ответственности.

Наиболее распространенными поводами для назначения судебно-психологической экспертизы несовершеннолетних и малолетних потерпевших по делам об изнасиловании являются данные об их пассивном поведении в интересующей следственные или судебные органы ситуации, отсутствии глубоких эмоциональных реакций на случившееся, подозрения в том, что у потерпевших имеются признаки не связанного с душевными заболеваниями отставания в психическом развитии. Почвой для сомнений относительно того, понимала ли потерпевшая характер и значение совершаемых с нею действий и была ли она в состоянии оказывать сопротивление, могут служить сведения о некоторых характерологических особенностях потерпевшей (вялость, пониженная активность, неуверенность в своих силах, робость, застенчивость, замкнутость и пр.) или о неблагоприятных условиях общего воспитания (систематическое подавление родителями самостоятельности ребенка, излишнее ограждение от трудностей) и недостатках полового воспитания в семье и школе.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2014-11-29; Просмотров: 735; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.044 сек.