Союзная организация в государстве ахейцев

Лекция 11. Ахейский союз как тип федеративного государства Греции

Часть ахейских полисов входила в Пелопоннеский союз, получив от него опыт союзного строительства. Однако эта гегемонистская симмахия не могла служить непос­редственным прообразом такого объединения, как Ахейский союз: гегемония одного полиса над осталь­ными, отсутствие регулярных общесоюзных собраний, общего гражданства, выборных органов союза не позволяют считать Пелопоннесскую симмахию федерацией. Федеративные принципы заложены в самом устройстве полиса.

Верховным законодательным органом Ахейского союза бы­ло общесоюзное собрание, выполнявшее примерно те же функ­ции, что и народное собрание в полисе.

В источниках много­кратно, иногда весьма подробно описаны собрания ахейцев, од­нако вопрос об их составе и компетенции продолжает оставать­ся «одной из наиболее сложных проблем в греческой истории».

Терминология Полибия там, где он говорит о союзных собрани­ях ахейцев, разнообразна и поддается различным истолкованиям, другие нарративные источники и надписи мало чем могут помочь. В принципе ясно, что в Ахейском союзе было два типа собраний - синод (συνοδός) и синклит (σύγκλητος), причем синод был регулярным заседанием, а синклит — чрезвычай­ным. Споры ведутся о том, были ли идентичны состав участни­ков и компетенция обоих собраний.

Как полагает Сизов С.К., по крайней мере до 217 г., ахейский синод представлял собой регу­лярное народное собрание; чрезвычайное собрание (синклит) так­же не было ограниченным по составу; по крайней ме­ре до 220 г. включительно, синод мог решать любые вопросы, включая и те, которые позднее были зарезервированы за синк­литом после издания специального закона о компетенции соб­раний.

В период 281-221 гг. на синодах рассматривались следующие вопросы: о приеме новых членов в союз (Plut. Аг. 35,4), о перспективах и условиях военного аль­янса ахейцев с Македонией (Polyb. 2,51,7; Plut. Ar. 42,1), об официальном заключении альянса (Polyb. 2,54,3), о планах ве­дения войны (Polyb. 2,54,13 sq), о финансировании военных дей­ствий (Plut. Ar. 37,5), о разрешении полису — члену союза просить и получить помощь от иностранной державы (Polyb. 2,48,7; 2,50,10 sqq), о даровании почестей заложникам из Фокиды и Беотии. Не исключено, что именно синодом было собрание, постановившее объявить войну Спарте (Polyb. 2,46,6). Cиноды в 281-221 гг. также принимали и отправляли посольства, заслушивали отчеты ахейских послов (Polyb. 4,15,1 sq; 22,7,2 sqq; 28,12,3 sqq), принимали или отвергали дары иностранных пра­вителей (Polyb. 22,7,3 sqq; 22,8,13), возобновляли ранее суще­ствовавшие союзы (Polyb. 22,7,8 sqq; 29,23,4), определяли чис­ленность ахейской армии в очередной кампании (Polyb. 4,15,3), решали судьбу пленных (Polyb. 5,102,5), руководили улажива­нием территориальных споров между ахейскими полисами, обсуждали, какие меры принять к отложившимся от союза городам (Polyb. 23,16,12), избирали должностных лиц - ко­роче говоря, решали важнейшие проблемы, касающиеся сою­за в целом. На одном и том же синоде мог рассматриваться целый ряд вопросов (Polyb. 22,7,2 sqq). Чрезвычайные собра­ния созывались для того, чтобы вынести решение по одному-единственному неотложному делу (Liv. 31,25,9) — для объ­явления войны, заключения мира или союза. Именно так об­стояло дело в 226 и 220 гг. Правда, до принятия закона о компетенции синклита внеочередное собрание могло назначать­ся также в связи с иными срочными делами: для избрания стратега-автократора (Plut. Ar. 41,1), определения расходов на содержание войск союзной державы (Polyb. 5,1,6 sqq), приема нового члена в союз (Polyb. 4,72,5 sqq).

Синоды до 188 г. созывались в Эгии, наиболее значительном и удобно расположенном полисе Ахайи. До 255 г. они проходили в святилище Зевса Гамария за горо­дом (Strabo. 8,385), затем, возможно, были перенесены в какое-либо место внутри городских стен. Судя по связному расска­зу Полибия о событиях 220-217 гг., ежегодно проводились че­тыре регулярных собрания: весной (дважды), летом и осенью. Вели собрание — определяли повестку дня, председательство­вали на заседании, закрывали его - союзные магистраты: стратег и дамиурги. Взять слово или сделать предложение мог любой желающий (Polyb. 29,24,10; Liv. 32,20,1). Голо­сование на синклитах проходило на третий день заседания (Liv. 32,22,4), на синодах -позавершении обсуждения каждого вопроса (Polyb. 22,7,2 sqq). На чрезвычайных собраниях подсчитывались не просто голоса всех присутствующих, а мне­ния целых полисов. Что касается заседаний регулярных, то там вопросы, по-видимому, решались простым поднятием рук (Plut. Ar. 35,7) и учет представительства полисов не велся.

Все известные нам описания ахейских синодов и синклитов не оставляют никакой опоры для предположения о том, что вначале вопрос рассматривался в союзном совете, а затем — на собрании. Ни на одном собрании ахейцев не оглашается προβουλευμα совета, предложения поступают только непосредст­венно от участников синода или синклита. Более того, вооб­ще роль совета в политической жизни союза неясна, однако особый орган βουλή в Ахейском союзе был. О функциях его нельзя сказать ничего определенного, Полибий лишь замечает, что члены совета - булевты (βουλευτάι: Polyb. 2,37,10) - обязатель­но присутствовали на синклитах. Совет явно не играл важной роли в определении политики союза, в чем не приходится сомневаться потому, что основные полномочия, которыми были наделены булевты в государствах, подобных Афинам V—IV вв., в Ахей­ской федерации принадлежали не совету, а должностным ли­цам союза и особенно стратегу.

Полибий (2,43,2), сообщая о том, что после реформы 255 г. стратегу Ахейского союза была дана власть «надо всем», не допустил особого преувеличения. Права стра­тега как главы исполнительной власти были огромны. Во-пер­вых, стратег командовал вооруженными силами союза. Кроме официального объявления войны и заключения мира стратег мог в этой сфере по своему усмотрению предпринимать все, что не оговорило специально (или не успело оговорить) в своем решении собрание ахейцев. Стратег иногда само­стоятельно созывал ополчение (Liv. 33,14,9 sqq), распускал его (Polyb. 4,10,1; 4,14,4; Liv. 36,31,8), заключал перемирие с про­тивником (Liv. 32,39,10; 32,40,4), передавал командование дру­гому военачальнику (Polyb. 5,94,1). В мирное время он инспек­тировал ополчение в городах и проводил общесоюзные учения (Polyb. 11,10,8 sq), а в случае необходимости разрешал своей властью набеги на территорию соседних государств для захвата спорного имущества без объявления войны (Po­lyb. 22,4,13). Во-вторых, стратег от имени союза мог вести пере­говоры с иностранными державами, лично встречаясь с их представителями, отправляя послов или обмениваясь диплома­тическими посланиями; мог также самостоятельно заключать соглашения по частным вопросам (Polyb. 5,93,7; Liv. 35,27,11). В-третьих, стратег обладал большими полномочия­ми и во внутрисоюзных делах: именно он созывал на совеща­ние других должностных лиц (Polyb. 22,10,2), следил за упла­той полисами взносов в федеральную казну (Polyb. 5,30,5; 5,91,4), давал указания местным властям (Polyb. 24,7,8; 38,11,1), созывал в случае необходимости народные собрания в полисах (Polyb. 38,11,7).

Стратег хранил государственную печать, которую передавал своему преемнику по окончании срока полномочий (Polyb. 4,7,10; Plut. Ar. 37,5). Его именем обозначался очередной год в ахейском календаре, начи­навшийся со дня смены стратегов около 22 мая. На союзных собраниях мнение стратега имело огромное значение и, как правило, предопределяло исход голосования, причем ахейский стратег, в отличие от этолийского (Liv. 35,25,7), мог делать предложения также по важнейшим вопросам, касавшимся объявления войны, заключения мира или союза. Нам известно лишь два случая, когда большинство собрания пошло против стратега (Polyb. 24,8,1 sqq; Plut. Ar. 37,5). Столь огромная власть и авторитет, присущие этой должности, нередко наводят исследователей на мысль о влиянии на политический строй греческих союзов III в. примера эллинистических государств и «монархических веяний эпохи». Другие антиковеды видят в усилении власти союзного стратега простое следствие роста территории и, соответственно, уменьшения возможности созывать частые собрания. Однако, думается, дело здесь не столь­ко в увеличении размеров государства (реформа 255 г. произо­шла еще до выхода федерации за пределы Ахайи) и не в пря­мом заимствовании монархических порядков греками, сколько в том, что кризис полиса неизбежно усиливает авторитарные тенденции в управлении как полисами, так целыми союзами, увеличивает влияние «сильной личности» в политике, доверие граждан к такой личности, пришедшее на смену былой подо­зрительности.

Оценивая значение стратега в Ахейском союзе, мы, однако, не должны забывать, что правящие круги полисов постарались обеспечить и гарантию собственных интересов, справедливо опасаясь, что стратег сможет использовать свое огромное влияние и власть во вред тем или иным полисам и даже имущей верхушке союза в целом. Поэтому высший пост в федерации нельзя было занимать два года подряд; кроме того, стратег был поставлен под определенный контроль со стороны собрания ахейцев: он был обязан выпол­нять решения синодов и синклитов, давать отчет собранию в своих действиях (Polyb. 4,14,1 sqq), вынужден был запрашивать мнение собрания по наиболее важным вопросам. Наконец, права стратега несколько ограничивались тем обстоятель­ством, что ему следовало считаться и с мнением других долж­ностных лиц союза, особенно дамиургов. Федеральные дамиурги, которых ежегодно избиралось десять, составляли как бы совещательную коллегию при стратеге; вместе с ним они счи­тались «высшими магистратами» союза (Liv. 32,22,2; 38,30,4). Дамиурги сопровождали стратега при встречах с иностранны­ми правителями (Plut. Ar. 43,1), наравне с ним участвовали в созыве собраний (Polyb. 23,5,16; Liv. 38,30,4), находились при нем иногда даже в ходе военной кампании (Polyb. 4,72,9). Неясно, насколько обязательными для стратега были решения да­миургов. Видимо, были предусмотрены случаи, когда стратег был обязан подчиниться им без возражений. На синклите 198г. только от позиции дамиургов зависело, будет ли поставлено на голосование предложение стратега Аристена заключить союз с Римом, противоречащее ахейскому закону, который запрещал вступление союза в антимакедонские альянсы (Liv. 32,22,2 sqq).

Видимо, дамиурги имели полномочия пресекать противозакон­ные акции стратега (ср. Polyb. 38,13,1). Им одним доверялась также публикация союзных постановле­ний.

Часть функций стратега разделяли с ним гиппарх — коман­дир конницы и наварх — ахейский «адмирал». Главной обязан­ностью гиппарха было обучение конницы, инспектирование кон­ных частей ополчения в полисах и командование кавалерией, иногда и частью пехоты, в сражении (Polyb. 5,95,7; 10,22,6 sqq; 10,23,9; 10,24,1 sqq; Plut. Philop. 7,3 sqq). Однако гиппарх имел и определенный политический вес в союзе. Он мог выполнять дипломатические поручения (Polyb. 28,12,4 sqq), его мнение на собраниях имело большое значение (Polyb. 28,7,8 sqq), да и вообще гиппарх считался вторым человеком в руководстве федерации после стратега (Polyb. 28,6,9). Эта должность была как бы последней ступенью к достижению в будущем высшего поста в союзе (Polyb. 10,22,9). Наварх - фигура политически менее значимая, видимо, из-за того, что ахейский флот никогда не был серьезной боевой силой. Функции этого должностного лица заключались в командовании морскими операциями ахей­ской флотилии (Polyb. 5,94,7; 5,94,11). Иногда во главе флота становился сам стратег, тогда наварху поручалось управление флагманским кораблем (Liv. 35,25,12 sqq; 35,26,7; Plut. Philop. 14,2 sqq). Как гиппарх, так и наварх вместе со стратегом и, ви­димо, дамиургами произносили клятвы от имени Ахейского со­юза при заключении договоров и соглашений. Очевидно, ниже рангом котировалась должность «секретаря ахейцев» (γραμματεύς τοις Αχαιοις), судя по тому, что он не назван в числе приносящих клятву магистратов. До 255 г. секретарь союза был важной персоной, у Полибия (2,43,1) он даже упомянут перед двумя стратегами, однако позже его влияние уменьшается. Ни надписи, ни литературные тексты ничего не говорят о его функ­циях и политической роли в союзе после 255 г. В эллинистиче­ских полисах секретарь часто является весьма авторитетной фигурой, но главным образом как представитель городского совета, а в Ахейском союзе совет, как уже говорилось, был не самым важным органом.

Из остальных должностных лиц союза нам известны казначеи и номографы. В задачу пос­ледних входило, с одной стороны, редактирование и регистра­ция постановлений ахейского собрания, имевших силу закона, a с другой стороны - составление текстов некоторых законов, например, сакральных. Коллегия номографов насчитывала 25 человек, которые в одной из надписей представляют 19 городов. Крупные полисы - Аргос и Мегалополь — имеют там по три представителя, Эгий, Дима и Сикион - по два, остальные города — по одному. В списке номографов нет граждан трех полисов Ахайи, Аркадии и Коринфа. Последнее обстоятельство не позволяет согласиться с мнением о существовании системы пропорционального представительства в этой коллегии и, тем более, распространить такую систему на способ подсчета голосов в собрании и формирования совета, как делают некоторые исследователи на примере номографов. По-видимому, состав коллегии избирался без учета представительства там всех чле­нов союза, но вполне естественно, что туда попадало больше граждан из крупных полисов.

Все магистраты Ахейского союза, за исключением номографов и, вероятно, секретаря, составляли единую коллегию συναρχιαι (Polyb. 27,2,11; 38,13,4 sq), действовавшую во мно­гих случаях как единое целое.

В отличие от военно-политического блока (συμμαχία), даже столь масштабного, как Афинская архэ или Пелопоннесский союз, федеративное объединение полисов, обладало такими характерными для единого государства чер­тами, как наличие общих законов, союзного суда, казны, монет (Poliyb. 2,37,Ι), общефедерального святилища, постоянного союзного военного корпуса, общего гражданства. Федеральные законы (νομοί, leges) постоянно упоминаются в повествовании Полибия и в других источниках. Известны законы такого содержания:

- о созыве синодов и синклитов (Polyb. 4,7,1; 5,1,7);

- о порядке проведения синклитов (Polyb. 22,12,6; 29,24,10; Liv. 31,25,9; 32,22,4);

- о беспрекословном подчинении полисов приказу федерального стратега насчет сбора ополчения (Paus. 7,12,6);

- о почестях, которые вправе воздавать иностранным правителям союзные собрания (Polyb. 28,7,8; 28,1,14);

- о даровании ахейского гражданства иностранцам (Polyb. 32,7,5);

- о замене стратега, умершего в год исполнения должности, его предшественником до следующих выборов (Polyb. 38,15,1);

- о порядке разрешения территориальных споров между членами союза;

- о возрастном цензе для граждан, исполняющих важные обязанности в союзе (Polyb. 24,6,5);

о возмещении полисам расходов, которые те понесут в случае самостоятельного содержания наемников (Polyb.4,60,10);

- о порядке празднества в честь Гигии;

- о признании панэллинских фестивалей.

Законы, как уже говорилось, принимались союзным собра­нием, иногда их составляли номографы. Повиноваться им были обязаны как отдельные граждане, так и целые полисы — чле­ны федерации. Само собрание после издания закона не имело права принимать противоречащие ему постановления (Polyb. 28,7,8; 28,7,14; 38,13,7; Liv. 32,22,3). Отметим два важных обстоятельства: во-первых, законодательный порядок Ахейского союза был точно таким же, как в отдельных полисах; во-вторых, союзные законы касались, судя по имеющимся сведениям, только общефеде­ральных дел и не предписывали полисам, как решать их внут­ренние вопросы.

Последний вывод в принципе относится и к делам, которые разбирались союзным судом. Практически все известные нам процессы были посвящены делам об измене ахейскому государству, под которой подразумевались: участие в мятеже против союза и сепаратистских выступлениях, сношения с враждебным государством, подозрительная пассивность стратега в ходе во­йной кампании. Очевидно уголовный суд не входил в компетенцию федеральных органов.

Кстати, приговор, выносимый единолично стратегом, счи­тался «противозаконным» (Plut. Аг. 44,6). Высшей судебной инстанцией союза являлось собрание ахейцев - синод или синклит. Несмотря на ут­верждение Полибия (2,37,10), что все ахейцы имеют одних и тех же судей, конкретных свидетельств о деятельности выборного федерального суда мы не имеем.

Компетенция федерального суда касалась, как было сказано, наиболее серьезных дел, затрагивавших интересы сою­за в целом. Поэтому приговоры, которые нам известны, преду­сматривали самые тяжелые виды наказаний: смертная казнь, изгнание за пределы союза, огромный штраф в 30 и даже 50 талантов, на практике обычно заменявшийся изгнанием. Отметим принципиально важное обстоятельство: союзное соб­рание считает себя вправе судить и карать обвиненных в изме­не людей, не спрашивая на то разрешения полисов, чьими граж­данами обвиняемые являлись; приговор опять-таки не подле­жал никакому утверждению на местах. Этот порядок показы­вает, что граждане ахейских полисов рассматривались как лю­ди, подчиненные федеральным органам непосредственно, а не только как члены своих полисных коллективов, объединенных в союз. Также и процедура обвинения не нуждалась в каких-либо особых церемониях, отличавших союзный суд от суда в едином государстве. Обвинителем мог выступать любой граж­данин (Paus. 7,12,2), не обязательно должностное лицо; иног­да в один и тот же день на собрании и выдвигалось обвинение, и произносился приговор (Liv. 39,35,6 sqq).

Как и другие федерации III в., Ахейский союз имел свое главное общесоюзное святилище. Оно находилось в центре Ахайи, в окрестностях города Эгия, и было местом почитания Зевса Гамария («Союзного», «Объединяющего»). Само имя ахейского бога и глубокая древность его культа (Strabo. 8,385) свидетельствуют о том, что некогда Гамарион являлся религиозным центром племенного союза. После формирования полисов и объединения их в федерацию Гамарион стал местом проведения синодов (Polyb. 3,29,6; Strabo. 8,385) и хранилищем стел с важнейшими договорными актами Ахейского союза (Polyb. 5,93,10). Таким образом, святилище Зевса Гамария приобрело также большое политическое значение, часть которого была затем отнесена и на счет города Эгия. Бы­ло бы неправильным называть Эгий «столицей» Ахейского сою­за: смысл устройства политического центра федерации в та­ком месте, как Гамарион как раз и состоял в том, чтобы подчеркнуть равноправие полисов, не давать привилегий ни одному из них. Однако бли­зость Гамариона придавала Эгию все же особый вес в федера­ции, и если после 255 г. синоды действительно проводились уже внутри городских стен, то именно этот полис иностранные пра­вители или послы могли считать главным в Ахейском государ­стве. Во всяком случае, Клеомен III послал глашатая с объяв­лением войны именно в Эгий, несмотря на то, что стратег сою­за в это время находился в Аргосе (Plut. Ar. 18,4).

Гамарион, несомненно, сохранял свою роль религиозного центра федерации и после того, как союз перерос рамки собст­венно Ахайи. Зевс Гамарий, «объединяющий» бог, символизи­ровал собой прочность союзных связей, почитание его доказы­вало лояльность союзу. Власти полисов, вступающих в феде­рацию, клялись его именем, на союзных моне­тах чеканилось его изображение. Наличие такого общегосудар­ственного культа также уподобляло Ахейский союз любому греческому полису, имевшему одного или нескольких богов-по­кровителей

Точно таким же символом государственного единства Ахей­ской федерации служили монеты единообразного типа с оди­наковыми изображениями. Нумизматы выделяют «старшую» и «младшую» серии ахейских монет. Серебряные триоболы «стар­шей» серии на лицевой стороне имеют изображение головы Зев­са Гамария, на обратной - монограмму АХ в лавровом венке. Триоболы «младшей» серии украшены той же монограммой, но к ней добавлены местные символы: в Сикионе - голубь, в Диме — рыба, в Коринфе — Пегас и т. д. Лицевая сторона изображает голову Зевса Гамария, окруженную опять-таки местными монограммами, сокращенными, а иногда и полными названиями городов. «Старшая» серия, как видно из этого описания, более подчеркивала единст­во союза, «младшая» — автономию его членов, чеканивших фе­деральную монету. Начало «младшей» серии относится очевидно к 195 — 190 гг. Однако монополии на чеканку монеты не существовало, наряду с монетами с общесоюзной символикой встречается и чеканка отдельных полисов (в этом отношении Ахейский союз отличался от федераций, полностью монополизи­ровавших выпуск серебряной монеты - Этолия, Фессалия). Однако само наличие ахейских монет показательно: ни в одной симмахии, в отличие от федеративных государств, об­щесоюзная монета не чеканилась.

Чеканка монет с ахейскими символами пре­следовала, очевидно политические цели.

Поскольку Ахейский союз брал на себя обязанность обеспечивать безопасность полисов военными и дипломатическими средствами, он должен был иметь особую союзную казну. Фе­деральные средства шли главным образом на оплату наемни­ков и содержание собственно ахейских войск во время военных кампаний (Polyb. 5,30,5 sq; 5,91,4; 28,13,13). Иногда появлялись другие статьи расходов, требовавшие крупных сумм. Все эти расходы возмещались полисами, платившими ежегодные взно­сы — βίσφοραι (Polyb. 4,60,4; 4,60,9; 5,30,5; 5,91,4; 5,94,9). Эти платежи в союзную казну были регулярны­ми (Polyb. 24,2,3). Размер взносов, очевидно, не был постоянным и зависел от нужд федерации в данный момент. Механизм сбора средств для уплаты εισφοραι нам неизвестен. Очевидно каждому полису определялся размер взноса, и полис далее собирал средства с граждан. Другими средствами пополнения федеральной казны была продажа военной добычи и пленных (Polyb. 5,94,9; 5,95,12; Liv. 28,8,10; Plut. Ar. 24,1), a также получение денег в дар от союзных монархов (Polyb. 22,9,3; 24,6,3). Распоряжалось расходами федерации союзное собрание, непосредственный контроль за состоянием финансов осуществляли стратег, дамиурги и казначей.

Для прочности Ахейского союза как единого государства ог­ромное значение имела боеспособность его вооруженных сил. Они состояли из собственно федеральной постоянной армии, со­зываемого время от времени ополчения всех союзных полисов и небольшого ахейского флота. В относительно мирное время и в ходе тех кампаний, которые велись в основном силами других держав, Ахейский союз ограничивался содержанием постоянно­го федерального войска из наемников и «зпилектов». Корпус επίλεκτοι («отборные») состоял из молодых граждан различ­ных полисов. Отличие эпилектов от всенародного союзного ополче­ния заключалось и в том, что этот корпус был ограничен по со­ставу и действовал постоянно, а не только в критических ситуа­циях, и в том, что это было действительно единое ахейское вой­ско, а не механическая сумма ополчений различных полисов. Численность в 222-217 гг. была постоян­ной: 3 тысячи пехотинцев и 300 всадников (Polyb. 2,65,3; 4,10,2; 5,91,6). Помимо участия в больших походах и сражениях, эпилекты выполняли и свои специфические задачи. Они и до созы­ва, и после роспуска всеахейского ополчения находились в бое­вой готовности, охраняли границы от внезапных нападений вра­га, несли гарнизонную службу, осуществляли быстрые и неожи­данные для противника операции. Командовал эпилектами ли­бо стратег, либо по его поручению какой-то военачальник, не обязательно ахеец (Polyb. 4,10,2; 5,92,10; 5,94,1; 16,37,3). Числовое отношение их к городам не было пропорциональным. В 217 г. синклит постановил, что третья часть корпуса эпилектов должна состоять из аргивян и мегалополитов, т.е. граждан двух крупнейших полисов союза (Polyb. 5,91,6 sq).

Другая постоянно действующая часть ахейской армии со­стояла из наемников, службу которых оплачивала федеральная казна. Как и прочие государства эллинистического мира, Ахейский союз не мог обойтись без наемного войска, которое участвовало практически во всех военных кампаниях ахейцев. В 217 г. в ахейской армии было 8,5 тысяч наемников (Polyb. 5,91,6). Наемники также несли посто­янную службу: составляли гарнизоны некоторых крепостей, ох­раняли территорию союза от неожиданных набегов извне (Po­lyb. 2,58,3; 5,92,10; Plut. Cleom. 17,7).

Ахейцы вели военные действия почти исключительно на тер­ритории Пелопоннеса, поэтому всенародное ополчение объяв­лялось довольно редко, обычно лишь в тех случаях, когда пред­стояло нанести решающий удар противнику (например, совер­шить поход в Лаконию), или, наоборот, над самим Ахейским союзом нависала серьезная угроза. В ополчение были обязаны явиться, получив приказ, все граждане в боеспособном возрасте (Polyb. 16,36,3; Plut. Ar. 25,4). Решение о созыве всеобщего гражданского ополчения принималось обыч­но союзным собранием (Polyb. 4,7,5; 28,12,2; Liv. 32,23,3), но это мог сделать и гегемон союза, каковым с 224 г. стал царь, Македонии (Polyb. 4,67,8; 5,17,9), и ахейский стратег (Polyb. 16,36,1 sqq; 38,15,7; Paus. 7,12,6). Ополчением каждого полиса командовали местные начальники, один для пе­хоты и один для конницы. Именно они получали приказ стра­тега о выступлении в поход и вели вооруженных граждан в ука­занное стратегом место (Polyb. 16,36,3; 38,15,7). Иногда, если того требовали обстоятельства, в ополчении участвовали граж­дане лишь одного или нескольких полисов, ближайших к теат­ру военных действий (Polyb. 4,13,1; 5,95,7).

Полибий говорил, что политический строй союза представлял «истин­ную демократию». Определенные формальные основания для того, что­бы говорить о демократичности ахейского строя, имеются: пра­во всех граждан присутствовать на синодах и синклитах, пра­во любого желающего выступить и внести свое предложение на собрании, выборность всех властей и некоторые другие чер­ты ахейского строя являлись, несомненно, демократическими.

Тем не менее, полностью правы антиковеды, которые почти единодушно считают, что на практике власть в союзе находи­лась в руках узкого круга зажиточных и влиятельных граждан, элиты полисов Пелопоннеса. В этом смысле «демократия» в Ахейском союзе была точно такой же, как и в обычном элли­нистическом полисе. Исход выборов должностных лиц федера­ции зависел главным образом от позиции имущих кругов (Po­lyb. 10,22,9; Plut. Philop. 7,4), присутствие на синоде большой массы ремесленников и мелких торговцев считалось редкостным явлением (Polyb. 38,12,6), о чем свидетельствует также приня­тие в конце III в. закона о компетенции синклитов. Политиче­ская пассивность основной части граждан, типичная для элли­нистических полисов, усугублялась в Ахейском союзе и рядом конституционных особенностей крупного федеративного госу­дарства, которые по сути препятствовали подлинному волеизъ­явлению народа. Регулярные народные собрания проводились намного реже, чем, например, в Афинах, да и посещение их было проблемой для рядовых граждан. Мегалопольскому ремес­леннику или крестьянину нужно было потратить не менее ше­сти дней только на дорогу в оба конца, чтобы посетить синод в Эгии (Polyb. 2,55,1). Насколько можно судить, присутствие на синодах и выполнение государственных должностных обязанно­стей в союзе не оплачивалось и поэтому было доступно толь­ко людям с достатком. Крайняя редкость народных собраний, огромные полномочия властей в ущерб правам выборного со­вета считались бы в V в. признаками типично аристократиче­ского строя, однако в Ахейском союзе вполне серьезно это име­новалось «демократией». Этот пример еще раз доказывает, что понятие «демократия» в эпоху эллинизма стало очень широким и расплывчатым.

Нали­чие не только общих законодательных и исполнительных орга­нов, но и общего гражданства, союзного суда, союзных законов, постоянного войска, а также тот факт, что центральные органы имели дело не только с целыми полисами, но и отдельными их гражданами, - все это характеризует Ахейский союз как еди­ное государство. Однако это было государство не унитарное, как отдельный полис, а федеративное, поскольку входившие в него города обладали собственным государственным суверени­тетом.

Дата добавления: 2014-11-29