Специфика личностной продажности в современ­ной России 2 страница

Несколько отдельно можно представить определе­ния элиты в рамках «харизматического» обоснования (см. Ашин, 1966).

ф. Аквинский считал, что «история творится через действия христианских королей; государство должно управляться посредством принципов как противопо­ложности народоправию».

Еще М. Вебер выделил три типа элит: 1) рациональ­ное господство элиты (основанное на вере в законность существующих порядков); 2) традиционное (основан­ное на вере в святость существующего положения); 3) харизматическое (основанное на вере в неземные спо­собности вождя).

Э. Ледерер отмечал: «Действительным лидером тол­пы может быть человек, наделенный харизмой. Человек с харизмой действует в соответствии с волей Бога. Он выражает волю Бога в такой степени, что может даже спорить, не соглашаться с ним, что лишний раз подчер­кивает, что он является той же самой субстанцией, что и сам Бог... Лидер не делает ошибок, а даже если и делает их, они рассматриваются как полный успех... Мы назы­ваем такую власть магией лидера».

Философ Д. Юм отмечал, что человеческое общество становится политическим, т.к. большинству людей не хватает сообразительности и силы духа, что и вызывает к необходимости отношения господства (со стороны эли­ты, которая этими качествами обладает) и отношения подчинения (со стороны массы).

Определения элиты в рамках «психологического» обо­снования (см. Ашин, 1966). Американский психолог Дж. Джиттлер писал: «Элита — это категория людей, облада­ющих определенными привилегиями, обязанностью и властью, которыми они располагают в связи с тем, что им присущи такие качества, которые рассматриваются как ценность в данную эпоху развития культуры... Эти качества врожденные». Другой психолог М. Гинсберг высказывает близкие мысли: «Имеется подсознательная жажда большинства людей иметь лидера, чтобы быть ве­домыми, чтобы подчиняться власти».

Вопрос для практического психолога: нужно ли стре­миться к тому, чтобы люди не «создавали себе кумиров» в лице элиты? Быть может, ориентация на таких кумиров и составляет главный смысл жизни для многих простых людей (простых смертных)?.. Другой, уже философский и социологический вопрос: достигло ли общество такого Уровня развития, когда людей, понимающих, что проис­ходит, должно становиться больше? Или же увеличение

числа таких людей лишь приведет к нежелательным со­циально-политическим последствиям (потрясениям, революциям)?

Можно выделить также и другие определения элиты, предлагаемые самыми разными философами, поэтами, политиками (см. Ашин, 1966). Дж. Сартри: «В широком смысле «элита» обозначает высшее начальство... Элита — это синоним политической элиты». Ж. Лево: «Строго говоря, слово «элита» может пониматься не абсолютно, а лишь относительно, это слово означает совокупность избранных или выдающихся индивидуумов определен­ной общественной группы (например, элита дворянст­ва). Хотя критерий этого отбора продолжает оставаться сравнительно неопределенным, нам все же кажется, что он связан с высшими качествами человека».

Интересны в этом плане рассуждения Ф. Ницше о «сверхчеловеке» (цит. по Гарину, 1992. Т.2. С. 211—296): «...противопоставление расы духовной аристокритии толстокожей массе расы демократической... Истоки сверхчеловека: презрение к каторжникам наживы, к ду­ху торгашества, вызов бюрократии, казарме, ранжиру...» (там же. С. 244); «Место, занимаемое человеком на иерархической лестнице, определяется теми страдания­ми, которые он может вынести», — отмечал Ф. Ницше (цит. по Гарину, 1992. Т. 2. С. 238). Заметим, что близкие мысли можно найти у В. Франкла, считавшего, что вы­сший смысл («смысл смыслов») — в человеческом стра­дании, которое делает человека лучше (Франкл, 1990. С. 302-306).

«Во мне нет ничего, напоминающего основателя ре­лигии. Религия — дело черни», — отмечал Ф. Ницше, хо­тя сам сотворил фактически миф... (см. Гарин, 1992. Т.2. С. 241). «Питающей средой Мифотворца было предощу­щение омассовления, тоталитаризма, кризиса культуры, прогресса бездуховности и фарисейства, грядущего тор­жества скотской компоненты человеческого» (там же. С. 243). Его «мифическое учение о господах земли — все­го лишь мост от античного культа героя к «гармоничной личности», — отмечает И. Гарин (там же. С. 243). «Беда в том, что творцы подобных мифов не отдают себе отчета в той взрывной силе, которую содержат в себе иррациона­льные мифы, когда попадают из рук мыслителей в гряз­ные руки поджигателей масс и становятся идеологией босяков, — пишет далее И.Гарин. — Трагедия Ницше...

— в этом недомыслии, в ставке на элиту, а не на «гряду­щих хамов»... (Гарин, 1992. Т. 2. С. 227). Близкие мысли высказывает Ортега-и-Гассет, который отмечал, что «элитарное — значит, антимассовое; лишь те, кто спосо­бен преодолеть предрассудок большого количества лю­дей, — элита» (см. Гарин, 1992. Т. 2. С. 475).

Очень близки к проблеме элитарности рассуждения А. Маслоу о «самоактуализирующейся личности». Как известно, А. Маслоу, исследовав восемнадцадть выдаю­щихся деятелей культуры и науки (А. Линкольна, Т. Джефферсона, А. Эйнштейна, А. Швейцера, Б. Спи­нозу и др.), выделил следующие характеристики (черты) самоактуализирующихся людей: 1) более эффективное восприятие реальности и более удобные отношения с ней; 2) принятие себя, других и мира (природы); 3) спон­танность, простота, естественность; 4) проблемная цен-трация — центрированность на задаче (в отличие от цен­трированности на себе); 5) потребность в одиночестве, характер самоустранения; 6) автономность: независи­мость от культуры и окружения; воля, активность; 7) по­стоянная свежесть оценки; 8) мистичность и опыт вы­сших состояний («пиковые и мистические пережива­ния»); 9) чувство сопричастности, единения с другими («общность с человечеством»); 10) более глубокие меж­личностные отношения; 11) демократическая структура характера; 12) различение средств и целей, добра и зла;

13) философское, невраждебное чувство юмора;

14) творчество самоактуализирующихся личностей;

15) устойчивость к влиянию культуры; трансцендент­ность по отношению к любой определенной культуре (см. Маслоу, 1996. С. 422-449).

В работе «Век толп» С. Московичи пытается выявить главное отличие обычного человека от представителя элиты. Обычный человек не хозяин самому себе, он «то­тален» в том смысле что для него главное — это «любовь Других» (такой человек зависим от тех, кто его любит или не любит). В итоге такой человек «чувствует себя единой Душой» и в этом плане более «уязвим». Представитель настоящей элиты сознательно контролирует свои по­ступки и инстинкты, при этом он как бы «разделен двумя противоположностями» — любовью и идентификацией (как Фауст, раздираемый своими двумя душами). В ито­ге элита — более диалектична, имеет больше возможно­стей для развития и менее уязвима (поскольку менее то-

тальна и понятна для окружающих) (Московичи, 1996 С. 380-381).

О двухплановости развитой личности и ее самопро­явлении как «чуде» пишет известный философ А.Ф. Ло­сев: «Итак, в чуде встречаются два личностных плана: 1) личность сама по себе, вне своего изменения... личность как идея, как принцип.., как неизменное правило, по которому равняется реальное протекание, и 2) самая ис­тория этой личности, реальное ее протекание и станов­ление» (Лосев, 1991. С. 142—144). Примечательно, что еще Ф.М. Достоевский видел подлинную жизнь лично­сти в точке «несовпадения человека с самим собой».

Интересно, что А. Маслоу, рассуждая о самоактуали­зирующейся личности, отмечает и характерные для нее недостатки: «Обычная ошибка, которую делают писате­ли, поэты и журналисты, состоит в изображении челове­ка таким хорошим, что он становится карикатурой, ни­кому не хочется па него походить... Совершенных людей не существует. Можно найти хороших, даже великих лю­дей. Существуют творцы, святые и реформаторы. Это должно вселять в нас надежды на будущее, пусть даже та­ких людей и немного. Однако эти люди временами быва­ют эгоистичны, раздражительны, гневливы и угрюмы. Чтобы избежать разочарования в людях, надо избавить­ся от иллюзий» (Маслоу, 1996. С. 446—447).

Любопытны и поучительны рассуждения об аристо­кратах и аристократизме Г. К. Честертона, который б своей книге «Вечный человек» писал: «Аристократия — не класс; она — порок, обычно не слишком тяжкий. Трудно устоять перед естественным искушением, и вот — одни — важничают, другие — восторгаются ими. Это очень легко и очень обычно... Европа может гордиться: с тех пор как она стала христианской, она всегда в глубине души считала аристократию слабостью — чаще всего простительной. Если вы не верите, выйдите за пределы христианства, в Другую среду. Сравните наши сословия с индийскими кастами. Там аристократия куда ужасней — она связана с умом, с ценностью. Там верят, что одни ка­сты действительно лучше других в священном и таинст­венном смысле. Христиане — даже самые испорченные и темные — никогда не считали, что в этом, духовном, смысле маркиз лучше мясника. Даже самые странные христиане не считали, что принц застрахован от преис­подней... в христианских странах к дворянину относи-

лись чуть насмешливо, хотя в великих походах и советах он обретал иногда право на почтение. По сути своей мы, европейцы, не воспринимали аристократов всерьез... Короче говоря, я — как обычно, очень медленно — доду­мался до утопии равноправных; и, как обычно, обнару­жил, что Церковь опередила меня» (Честертон, 1991. _с 445-446).

Р. Миллс писал о сущности элиты: «Ядро властвую­щей элиты состоит прежде всего из людей, которые сво­бодно переходят от командных ролей в верхах одной из господствующих иерархий к подобным же ролям в дру­гой иерархии» (Миллс, 1959. С. 397). Заметим, что все это очень похоже на парт- и демономенклатуру в СССР и в РФ (!)• Р. Миллс выделил следующие важные характе­ристики «властвующей элиты»: 1) совпадение объектив­ных интересов экономических, военных и политических кругов; 2) сходство происхождения и общественного по­ложения; возможность перехода из одной сферы в дру­гую на руководящие посты в конкретных иерархиях; 3) всеобъемлющее влияние, оказываемое людьми, кото­рые являются профессиональными организаторами крупного размаха, свободными от демократических тра­диций и получившими выучку в политических партиях» (Миллс, 1959. С.407—408). По Р. Миллсу получается, что существует тенденция к монополизации социальной власти (его концепцию иногда называют концепцией «единой элиты»).

Рассуждая о власти и элите в государственном управ­лении, М.Н. Афанасьев пишет: «...особенно опасна ти­хая узурпация публичной власти частными корпорация­ми, в том числе криминальными сообществами, посред­ством подкупа должностных лиц, что ведет к коррупции государства и возникновению внеконституционных центров социальной власти... Не следует уповать на ав­томатизм демократии — наоборот, существование демо­кратических норм и институтов невозможно без наших солидарных усилий; полигархия, в отличие от «левиафа­на», всегда требует гражданской деятельной ответствен­ности» (1996. С. 28).

По Р. Миллсу, образованию элиты способствуют: 1) низведение профессиональных партийно-политиче­ских деятелей на уровень средних звеньев власти; 2) ту­пик законодательства (как результат столкновений раз­личных местных интересов); 3) отсутствие политически

нейтрального гражданского аппарата (как источника идей и административного опыта); 4) все увеличиваю­щаяся официальная секретность при принятии важней­ших решений» (Миллс, 1959. С. 408).

Интересными впечатлениями о своем общении с на­стоящими парижскими аристократами (в ходе социоло­гического исследования их образа жизни) делятся М. Пэнсон и М. Пэнсон-Шарло: «В интервьюировании аристократии социолог не может позволить себе показа­ться недостойным доверия, ему оказанного... Окруже­ние улиц, внешний вид домов сразу ставят на место че­ловека, не способного добиться того, чтобы жить в по­добной же среде... Площадь салона, где обычно прини­мают интервьюера, достаточна для того, чтобы сделать очевидным социальное положение интервьюируемого, поскольку верно, что социальная власть всегда является также властью над пространством... Право на простран­ство, право занимать пространство является, возможно, одной из самых дискриминирующих социальных приви­легий, чья символика оказывается наиболее яркой, так как означает власть над расстоянием, возможность дер­жать дистанцию... Эффект господства будет тем живее воспринят исследователем, чем раньше его социальный опыт внушил ему необходимость знать свое место, а ста­ло быть, место непременно ограниченное. Кроме того, в зависимости от этого происхождения он научится лучше или хуже владеть использованием пространства» (Пэн­сон, Пэнсон-Шарло, 1995. С.204-05).

Как видно из приведенного высказывания, «власть над пространством», количественное выражение своих «привилегий» являются не только важным признаком элитарности для обывателя, но и для «настоящих» ари­стократов. Можно привести типичный пример «овладе­ния пространством» из обыденной жизни. Часто в метро можно видеть, как молодой, здоровый человек садится в полупустом вагоне на свободное место — он широко рас­ставляет свои ноги и занимает площадь, на которой мог­ли бы разместиться два-три человека. Когда вагон метро заполняется людьми и свободных мест уже не остается, молодой человек продолжает сидеть по-прежнему, с ши­роко расставленными ногами, видимо, изображая таким образом свою «крутизну» и независимость от окружаю­щих... Правда, обычно, если его вежливо попросить под­винуться, то он сдвигает свои ноги, но сам сообразить

это он часто бывает не в состоянии. Видимо, стремление «захватывать пространство» сидит в его еще ^сформи­рованном сознании достаточно глубоко.

Приведенные выше признания М. Пэнсон и М. Пэн­сон-Шарло, а также типичный пример из обыденной жизни свидетельствуют о том, что, к сожалению, более качественные проявления подлинного творчества и до­стоинства для многих людей «трудноуловимы» и «мало­узнаваемы», поэтому элитарность в обыденном созна­нии больше ассоциируется с «количеством» («простран­ством»), чем с «качеством» жизнедеятельности.

Для сложного современного общества характерна «конкурентная множественность элит», т.е. отношения различных общественных групп и слоев «представляют собой не иерархию, но систему взаимных зависимостей, отталкиваний и притяжений» (Афанасьев, 1996. С. 29).

Само понятие «правящие элиты» (которых, как мы постарались показать, достаточно много) характеризу­ется следующими параметрами «функционирования со­циального поля власти»:

— несословным характером правящего слоя, свобод­ной рекрутацией, правом на карьеру;

— «вертикальной» конкуренцией: легальностью оп­позиции (контрэлит), возможностью смены правитель­ства;

— конкуренцией «горизонтальной»: борьбой за вли­яние между различными группами (субэлитами), со­ставляющими правящий слой;

— общественным признанием «правильности» пер­венства тех или иных групп, основанным на соблюдении теми законов и установленных норм (см. Афанасьев, 1996. С. 29-30).

Примечательно, что само понятие «элита» стало упо­требляться в Европе тогда, когда «отошли в прошлое как сословный строй, так и разрушивший ее революцион­ный пафос «общественного договора» Ж.-Ж. Руссо. «Но еще раньше элитой называли товары высшего качества. Аналогия с лучшим товаром схватывает суть: в динамич­ном гражданском обществе правящий слой — не закры­тое сословие, а группа индивидов, которые достигли Успеха в открытой конкурентной борьбе и должны по-

стоянно подтверждать свою годность в качестве элиты», — отмечает М.Н.Афанасьев (см. Афанасьев, 1996. С. 29). В целом можно выделить различные уровни в понима­нии элитарности (Пряжников, 1997):

1) биологический уровень связан с обладанием врожденными (генетически закрепленными) преиму­ществами;

2) криминально-«дедовской» уровень — с обладани­ем определенным статусом в группе, основанном на примитивном превосходстве и грубой силе;

3) социально-политический и социально-историче­ский (традиционный для проблемы элитарности) уро­вень — с обладанием властью и влиянием;

4) экономический (и социально-экономический) уровень — с обладанием капиталами, деньгами, долла­рами..;

5) бытовой уровень — с приближенностью к «знаме­нитостям», а также с соответствием человека и его «до­стижений» общепринятым, стандартным образцам успеха;

6) профессиональный уровень — с успешностью в из­бранном деле и признанием этой успешности со сторо­ны «посвященных» людей (коллег);

7) философский, мировоззренческий уровень — с принятием и реализацией определенных ценност­но-нравственных и мировоззренческих позиций;

8) психологический уровень — с ощущением, чувст­вом, осознанием и переживанием уровня своего разви­тия, своего места в обществе и своего самоулучшения по отношению к самому себе.

Важнейшая психологическая проблема состоит в том, что избрать конкретному человеку в качестве отправной точки для самоулучшения, для соотнесения успешности своей жизни с некоторым эталоном. Каждый раз субъект деятельности (и, соответственно, субъект самоопреде­ления) по-разному осознаете качестве значимых для се­бя факторы и условия элитарности, выбирает их и реали­зует в своем стремлении стать лучше (как это он сам себе представляет сообразно уровню своего развития). На­пример, человек может ограничиться только «силовым»

представлением об элитарном (по принципу: «Лучше всех, значит, сильнее всех!») или представлением об элитном как о законопослушном, добропорядочном... В итоге получается, что элита как бы осмеливается жить _по своим законам, отличным от законов, обязательных для большинства, и проявляется это на всех уровнях про­явления элитарного...

Примечательно, что нередко условия и факторы эли­тарности более ранних и примитивных уровней вполне вписываются в деятельность (и в профессиональное са­моопределение) вполне образованных людей. Напри­мер, у многих стадных животных подмечена следующая особенность: часто приближенные вожака («шестерки») любят жестоко добивать поверженного недавнего со­перника их вожака-доминанта, как бы вымещая именно на нем свою ущербность и зависимость...

Этологи объясняют это следующим образом: «...в не­агрессивной по природе особи любого вида животных при длительном ее подавлении агрессивность ни на кого не переадресуется. Адресат агрессивности ясен — угне­татель, но особь не решается хоть как-то проявить ее в отношении адресата. Когда тот погибает, не только ис­чезает страх, но и снимается запрет причинить боль жи­вому. И накопившаяся агрессивность изливается на ад­ресата законного, но не живого. Заметьте, что люди, «пинающие мертвого льва», обычно довольно хорошие. Дно в этом не участвует. И как раз наоборот, именно дно и очень плохие люди травят, мучают и казнят низложен­ного живого правителя» (см. Дольник, 1994. С. 152).

Но не действуют ли подобным образом и высокооб­разованные интеллектуалы, которые никакие могут на­сытиться «пинанием» несчастной поверженной страны и компартии, что и по сей день считается довольно «элитным» способом самоутверждения?.. Не является ли все это еще одним проявлением «психологического закона духовного единства толпы», выделенного еще Г.Лебоном, только уже на уровне людей, считающих се­бя «лучшими представителями духовной элиты»?..

Таким образом, можно сделать вывод о том, что раз­личные уровни рассмотрения элитарности сильно взаи­мосвязаны, взаимопроникают друг в друга и включают в себя особые психологические моменты, связанные с вы­бором субъектом самоопределения путей, условий и факторов, которые способствуют достижению специфи-

чески понимаемого этим субъектом элитарного идеала. Элита, с точки зрения массы, — это то, что признается в качестве «наилучшего» подавляющим большинством людей.

Сейчас в России отношение к элитам и их состояние характеризуется следующими тенденциями: тенденция нынешнего элитного слоя к «властецентризму» (насле­дие предшествующего тоталитаризма); превращение власти, основанной на силе и деньгах, в главную цен­ность и мерило общественного успеха; падение обще­ственного влияния научной, культурной и публичной элиты; затруднено «воспроизводство профессиональ­ных элит», идет их «размывание»; едва ли не полное от­сутствие общепринятых авторитетов, общественная неприязнь к «начальникам» и к «бизнесменам» и т.п. Все это заставляет усомниться: «возможно ли говорить об устойчивых элитах в российском обществе?» — пишет М.Н. Афанасьев (см. Афанасьев, 1996. С. 31—32).

Проблема: важно не столько общественное доверие к элитам (его фактически нет), «сколько наличие в обще­ственном сознании самой проблемы легитимности пра­вителей». «Главная социальная проблема нашей постто­талитарной «переходности» — дефицит общепринятых форм социальной консолидации, когда неразвитость гражданских форм общежития накладывается на разру­шенность традиционных структур: с одной стороны — почти полная утрата не то что сакрального авторитета, а хоть какого-то уважения к властям, с другой стороны — отсутствие гражданского активизма (культуры участия) и интереса к политике», — отмечает далее М.Н. Афана­сьев (Афанасьев, 1996. С. 32).

Дата добавления: 2014-11-29