Секрет притягательности элитного 1 страница

Чтобы приблизиться к пониманию притягательно­сти элитарных групп, сначала полезно разобраться, чем вообще привлекает человека та или иная группа, почему без группы он не может обойтись. Связывая проблему притягательности группы с процессами групповой ди­намики, М.-А. Робер и Ф. Тильман пишут: «Индивида привлекает взаимодействие с другими потому, что он получает от этого удовлетворение. Помимо частных по­требностей, присущих данной ситуации, он удовлетво­ряет общие потребности, такие, как потребность во вла­сти, принадлежности к обществу, уважении или прести­же. Кроме того, групповая жизнь создает новые потреб­ности у индивида, которые он удовлетворяет, оставаясь в группе...» (Робер, Тильман, 1988. С. 107).

Рассматривая особенности внутригруппового взаи­модействия в контексте изучения «социально-психоло­гического климата» группы и коллектива, многие авто­ры отмечают, что такой «климат» («атмосфера») «пред­ставляют собой своеобразный сплав эмоционального и интеллектуального — установок, отношений, настрое­ний, чувств, мнений», а главное, что это — всегда «отра­женное, субъективное образование в отличие от отража­емого — объективной жизни в данной организации» (см. Основы социально-психологической теории, 1995. С 199). Таким образом, часто группа (коллектив, орга­низация) привлекает человека не столько своими реаль­ными характеристиками, но и субъективным образом, сложившимся о данной группе, который может быть да­леким от реальности...

Важную роль в понимании притягательности группы играют исследования межличностной совместимости людей в группе. Р.Л. Кричевский и Е.М. Дубовская рас­сматривают межличностную совместимость как «много-

мерный феномен» и вычленяют в ней следующие изме­рения: 1) совместимость, основанную на сыгранности, сработанности партнеров; 2) операционально-ролевую совместимость, основанную на взаимопонимании; 3) совместимость в личностных чертах; 4) совмести­мость в игровом общении; при этом сама групповая ак­тивность формируется в двух основных планах: в плане деловой, «инструментальной» активности и в плане раз­вития самой групповой структуры (собственно межлич­ностных, «игровых» отношений) (Кричевский, Дубов-ская, 1991. С. 143-144).

Но при этом остается открытым вопрос, касающийся самого обращения, стремления личности к группе. Важ­ной причиной стремления личности в группу является поиск смысла. Как отмечает Г.М. Андреева, «изучение личности в группе «предполагает изучение процесса смыслообразования в контексте таких феноменов, как социальное сравнение, социальное оценивание и т.п., подобно личностному смыслу, «групповой смысл» высту­пает как определенная реальность во взаимодействии личности и группы» (Андреева, 1998. С. 308). Заметим, что сама Г.М. Андреева откровенно пишет, что «тради­ционно изучаемая в общей психологии, эта проблема не освоена социальной психологией» (там же. С. 307—308). При этом исследования идентификации человека с группой она предлагает осуществлять в трех основных плоскостях: 1) когнитивной - знание о моей принадлеж­ности к группе; 2) ценностной — наличие позитивных или негативных коннотаций принадлежности к данной группе; 3) эмоциональной — принятие либо «своей», ли­бо «чужой» группы на основании двух первых показате­лей (Андреева, 1997. С. 156).

По мнению В.К. Вилюнаса, по мере развития челове­ка часто возникают ситуации, когда «источником эмо­ционального заражения является не отдельное лицо, а некоторая группировка людей», идентифицируясь с ко­торой человек «безоговорочно принимает распростра­ненные в ней культурные ценности и нормы» (Вилюнас, 1990. С. 151). Часто именно «эмоциональное заражение» позволяет человеку обрести для себя определенный смысл. По мнению М. Пажа, в основе групповой связи лежит неясный, часто бессознательный, «эмоциональный опыт отношений», а сама жизнь группы — это «не что иное, как постоянный диалог, направленный на то, что-

бы уяснив этот опыт, приобретаемый совместно всеми членами группы» (цит. по Робер, Тильман, 1988. С. 124).

Когда у человека спрашивают, чем ему нравится ка­кой-то другой человек или какая-то группа людей, то искренние ответы редко бывают «вразумительными» и «логически обоснованными» (нравится «потому-то» и «потому-то»...). Но если человека попросить уточнить свое отношение не с помощью «внятных» слов, а как-то еще, то нередко это бывает обоснование именно на уровне чувств. Даже вспоминая самые прекрасные мо­менты своей жизни,человек не просто «логически», со­держательно воссоздает ситуацию, а пытается вспом­нить запахи, звуки, дуновение ветра или какие-то едва уловимые интонации разговора, которые и будят в памя­ти души его чувства.

К этому можно добавить то, что многие люди вообще воспринимают только эмоциональный стиль взаимо­действия, лишь только внешне демонстрируя свою за­интересованность в содержании общения. В этом случае сам эмоциональный фон как бы становится смыслом и со­держанием взаимоотношений с другими партнерами. Лю­ди хотят «чувствовать», что их уважают, что на них обра­щают внимание, что с ними считаются, и ради этого они готовы пойти даже на определенные компромиссы, не­избежные в групповом взаимодействии. Таким образом, помимо того, что содержание групповой деятельности может порождать чувства, сами чувства часто порожда­ют новое содержание.

Мы предполагаем, что важнейшим смыслом обраще­ния человека к той или иной группе является его неспособ­ность в одиночку решить возникающие перед ним внешние и внутренние проблемы. Образно можно представить это как уход из одной реальности (где человек не обнаружи­вает для себя подлинного смысла) и поиск другой реаль­ности вместе с такими же несчастными людьми, как он сам. Но поскольку эта утрата смысла часто переживается человеком, то важнейшую роль приобретают чувства и эмоциональные регуляторы его поведения, среди кото­рых особую роль играет ущемленное чувство собствен­ной значимости (или чувство собственной неполноцен­ности). И здесь группа (престижная или не очень пре­стижная) помогает человеку обрести для себя смысл, за­ключающийся в признании за ним права быть «оценен­ным по достоинству» и даже «любимым»... Интересные

признания бывшего последователя религиозной секты Муна приводит Э. Лисовская: «Вдруг я понял, что они хотят от меня. Их роль в том, чтобы дразнить меня своей любовью, пытаясь проучить меня, перестав выказывать ее, когда сочтут это нужным» (Лисовская, 1998. С. 510).

Но для повышения чувства собственной значимости личность стремится к тому, чтобы та группа, куда она попадает, сама была «значимой» (престижной), и если этого нет в реальности, то группа создает в сознании сво­их членов хоть какие-то признаки престижности. Таким образом, непрестижная группа сама стремится стать престижной (значимой), иначе она просто теряет для многих свой смысл. Отсюда становятся понятнее раз­личные способы самоутверждения либо во внешней сре­де, либо утверждения идеи «значимости» именно своей группы во внутригрупповых отношениях.

Условно все варианты «психологических дуэлей» между группами можно свести к вариантам «выяснения взаимоотношений» между людьми через механизмы пе­рераспределения чувства элитарности, уже описанных в главе 11 -й, а возможная типология таких взаимоотноше­ний — в главе 12-й. Несколько конкретизируя эти взаи­моотношения, можно было бы выделить и такие вариан­ты утверждения значимости данной группы:

1) утверждение превосходства над какой_:то другой группой (или группами) через открытое противостояние или в ходе более «прилично» обставленного выяснения отношений;

2) утверждение «сопричастности» к какой-то более элитной группе, что повысило бы статус этой группы как в глазах ее участников, так и в отношении к ней других групп. Это может быть не просто поиск «покровителя» или «защитника», а поиск достойного образца для по­дражания (в том числе образца группового поведения). По-настоящему уважающая себя группа (как и отдель­ный человек) должна ориентироваться на что-то более совершенное, чем она сама. Как отмечал А. Менегетти, «единственно стоящим богатством, которое учитель мо­жет обрести в процессе самосозидания, является богат­ство встречи с другим более великим учителем» (Мене­гетти, 1996. С. 122);

3) объединение («союз», «кооперация», «братание», «дружба») с равными себе по статусу группами, что как бы расширяет возможности данной группы; интересно,

что такие «союзы» наблюдаются даже у некоторых стад­ных животных, например, у павианов-анибусов, когда они стремятся преодолеть диктат вожака-доминанта (см. Дольник, 1994. С. 142);

4) нередко группа повышает значимость в глазах сво­их членов через перенесение активности во внутрь са­мой себя. Это может быть либо самоутверждение одних членов группы за счет других (и тогда пребывание в группе для многих также имеет смысл), либо, наоборот, за счет неоправданного восхваления каких-то своих чле­нов, наделение их определенной «харизмой», что также вдохновляет других членов, ведь они пребывают в одной группе, рядом с «таким замечательным человеком».

Таким образом, группы неоднозначны по своей «элитной притягательности», и между разными группа­ми идут постоянные «психологические дуэли». В этом плане интересны «творческие метания» личности, иден­тифицирующей себя с определенной группой, например, с такой, которая по своей «элитности» явно уступает дру­гим группам. В одних случаях такой человек лишь ждет подходящего случая, чтобы перебраться в эту более пре­стижную группу и именно там найти для себя подтверж­дение собственной значимости (для такого человека важнее не ценность отношений с конкретными людьми, а мотив самоутверждения). В других случаях человек мо­жет отказаться от того, чтобы поменять (променять) свою «родную» группу на более престижную (для такого человека значимее именно реальные человеческие отно­шения).

Конечно, это не означает, что всю жизнь надо держа­ться какой-то одной группы (быть «преданным» данной группе). Речь идет об осознании человеком истинных мотивов своего перехода в иные, более престижные группы. Например, может быть и такой мотив, когда че­ловек, стремясь расширить возможности для получения образования и последующей самореализации, включа­ется во все более и более престижные социально-про­фессиональные группы («тусовки»), но главным обра­зом, лишь затем, чтобы чувствовать себя представителем своей начальной (детской, подростковой, студенческой или даже деревенской) группы-компании по принципу: «Вот чего сумели добиться наши ребята!»... Тем более что сама такая изначально не престижная (не элитная) группа-компания очень гордится своим бывшим членом

или другом, что должно было бы заставить самого такого «удачливого» человека еще больше дорожить этим моти­вом.

Особым вопросом является притягательность (и как мы выяснили, именно эмоциональная притягатель­ность) заведомо недоступных для многих людей элитных групп (артистические «тусовки», «званые обеды» и т.п.). Человек прекрасно понимает, что его туда «все равно не пустят», но тем не менее в душе он идентифицирует себя с этими престижными сборищами. Чтобы объяснить этот парадокс, мы опять обращаемся к уже высказанно­му предположению о том, что, ориентируясь на пре­стижные группы, человек как бы создает в своем вообра­жении другой, более комфортный для себя мир, а недо­сягаемые престижные «тусовки» фактически помогают его воображению построить такой мир.

Интересно и рассмотрение механизмов удержания (подтверждения) эмоциональной привлекательности элитных групп и ее лидеров. Важную роль в привлекатель­ности группы играют ее лидеры (вожаки, основатели, вдохновители и т.п.). Рассматривая притягательность так называемых «новых культов», до сих пор еще модных в современной России, Л.Н. Митрохин выделяет следу­ющие их характерные особенности: 1) во главе стоит «ха­ризматический» лидер; 2) лидер создает особую «се­мью», или коммуну (нередко вступающие в нее прини­мают новые имена); 3) устанавливаются обязательные для всех непреложные нормы поведения, но вовсе не обязательные для самого «харизматического» лидера; 4) группа придерживается апокалипсического взгляда на мир (ее члены часто отказываются от собственного иму­щества); 5) применяется определенная техника контро­ля над поведением обращенных в такую группу (цит. по Лисовской, 1998. С. 506-507).

Как считает Л.Я. Гозман, важным фактором, влияю­щим на аттракцию (социальную установку по отноше­нию к другому человеку), является «статус, образование и профессия» другого человека, например, лидера груп­пы, а также его «удачливость», т.е. не столько реальные способности этого человека, сколько приписываемые ему достоинства, «представление о том, что даже в ситу­ации, не зависящей от собственной воли и поступков, его шансы на успех выше, чем у других». Но при этом Л.Я. Гозман замечает, что иногда «слишком большая вы-

раженность у человека положительных качеств снижает аттракцию к нему» (Гозман, 1987. С. 52—55). Быть мо­жет, поэтому многие сообразительные лидеры престиж­ных «тусовок» нередко демонстративно подчеркивают свою «обыкновенность» и «близость» с рядовыми члена­ми такой группы.

Нередко сообразительные лидеры-манипуляторы заранее организуют «контекстуальное оформление» своей манипуляции над группой. В этой связи ЕЛ. До-ценко выделяет следующие основные условия такого «контекстуального оформления» манипуляции: 1) фи­зические условия (особенности окружения, «декора­ции», место воздействия и т.п.); 2) культурный фон (осо­бенности ситуации общения, учет стереотипов социаль­ного восприятия и т.п.; 3) социальный контекст (распре­деление ролей в ходе общения и т.п.) (Доценко, 1996. С. 117-118)

Для многих людей привлекательным является не то­лько «элитарный» образ данной группы, но и непосред­ственное включение в ее деятельность, когда общий ритм, стиль жизни и взаимодействия буквально захваты­вают человека и он уже не может вырваться на свободу. Описывая распорядок, стиль жизни и дня в «экзотиче­ских» религиозных сектах (Харе Кришна, Семья любви, Церковь единения и др.), Э. Лисовская отмечает, что «день в подобных коммунах расписан так, чтобы верую­щий ни на минуту не оставался наедине с собой», что усугубляется «постоянным недосыпанием, скудным пи­танием» и неожиданными «ночными собраниями». В этих общинах руководители «стремятся поставить под свой контроль все переживания, раздумья, интересы своих подчиненных, вмешиваясь в их самые интимные отношения» (Лисовская, 1998. С. 508). Все это как раз и позволяет не только контролировать активность рядо­вых членов, но обращать остатки их энергии на любовь к лидеру секты, а также на саму секту, которая «пробуди­ла» в них эту любовь.

Обсуждая стилевые особенности поведения челове­ка, В. Петров высказывает интересное предположение: «...быть может, эпоха «подбирает» людей, подходящих к ее стилю, и возвышает их, а остальные вынуждены дово­льствоваться прозябанием на нижних этажах социаль­ной иерархии?» (Петров, 1998. С. 252). Мы считаем, что высказанное предположение справедливо и по отноше-

нию привлекательности пребывания человека в группе, когда можно было бы сказать, что группа, сам стиль ее жизни «подбирает» и «захватывает» человека, предо­ставляя ему особые преимущества перед теми, кто не су­мел «вписаться» в данный стиль...

Еще К.С. Станиславский отмечал: «Насыщенная ат­мосфера спектакля развивает массовую эмоцию, зарази­тельную своим стадным чувством. Зрители, взаимно гипнотизируя друг друга, тем самым еще сильнее разду­вают силу сценического воздействия» (цит. по Бучило, 1990. С. 168). Аналогичные «спектакли» постоянно про­ходят в тех престижно-ориентированных группах, кото­рые стремятся поддерживать свой имидж и особую эмо­ционально-эстетическую привлекательность в глазах своих постоянных членов, а еще больше — в присутствии других людей (зрителей).

При этом часто лидеры таких престижно-ориентиро­ванных «тусовок» неизбежно превращаются в «ведущих артистов», исполняющих в «спектакле самоутвержде­ния» «главные роли». О неизбежной «театрализации» публичных лидеров и вождей в современных условиях пишет С. Московичи: «У сегодняшних политических звезд есть необходимость только в представительности их голоса по радио и телегеничности. А это не предпола­гает ни культуры, ни литературного дарования, ни вооб­ражения, достаточно лишь некоторых элементов актер­ского мастерства» (Московичи, 1996. С. 253). Но анало­гичные требования все чаще предъявляются и к лидерам обычных групп, которые нередко стараются «копиро­вать» манеры героев телеэкрана...

Во многих современных элитарно-ориентированных «тусовках» явно просматриваются и элементы «карнава-льности», когда «спектакль напоказ» захватывает своим действием всех присутствующих. Но такой «спектакль» заставляет многих участников (если не всех!) играть определенные роли и как бы надевать на себя «карнава­льные маски» веселья. И тогда получается то, о чем пи­шет М. А. Рюмина, рассматривая средневековые карна­валы: «Засилье маскоподобных физиономий отвечает карнавальному мироощущению: бурлящая безликая масса поглощает отдельную личность» (Рюмина, 1993. С. 212). Но еще М.М. Бахтин говорил о том, что «карна-вализация сознания» — это «предшественница крупных ка­тастроф», когда начинается «хаос ценностей», «всеоб-

щее безумие» и когда вместо «лица» может оказаться «зад», а вместо «верха» — «низ» (там же. С. 222).

И все-таки важнейшим условием притягательности данной группы является общая идея (или иллюзия этой идеи). В качестве «отправной точки» для анализа массо­вого сознания С. Московичи берет принцип: «Толпу объ­единяет идеал!» и отмечает, что «массы являются носи­телем идей, отличных от тех, что имеются у отдельных индивидов, их составляющих, и более интенсивных эмоций» (Московичи, 1998. С. 86). Связь идеи и эмоций для «цементирования» толпы, массы и различных соци­альных групп признают многие авторы. Например, Л.Я. Гозман и Е.Б. Шестопал в качестве важного условия су­ществования диктатур выделяют эмоциональные меха­низмы постоянного подкрепления любви подданных к данному государству. Особенно это проявляется при же­стких диктаторских режимах: «Диктатура, существова­ние которой полностью противоречит интересам под­данных, не может выжить без любви и священного тре­пета — только влюбленный может не замечать бьющих в глаза пороков своей избранницы...В наиболее жестких диктатурах контроль за чувствами является чуть ли не основным делом органов безопасности» (Гозман, Шес­топал, 1996. С. 272—274). О роли СМИ в формировании ценностей массового сознания уже говорилось в главе 16.

К этому можно добавить, что на службе таких режи­мов часто оказывается вся мощь пропагандистского ап­парата, умноженная на талант различных деятелей куль­туры и искусства, ревностно отрабатывающих свои го­норары «во славу» очередного правителя. Но то же самое можно сказать и в отношении обычной престижной группы, когда лидер, часто не являющийся так называе­мой «эмоциональной звездой», пользуется услугами этих «звезд» для утверждения своего влияния в группе. Важную роль при этом играют различные эмоциональ­ные символы, как раз и позволяющие «эстетизировать», доводить до уровня настоящего искусства такого рода манипуляции.

О неразрывной связи эстетики и идеологии пишут разные авторы. Например, М.С. Каган считает, что «ни одна эпоха не владела абсолютной эстетической исти­ной», поэтому «прекрасное всегда исторически относи­тельно, исторически изменчиво» (Каган, 1997. С. 149).

Пытаясь осмыслить и познать различные системы цен­ностных ориентации, искусство избрало два основных пути: первый — теоретически-публицистическое осоз­нание ценностных ориентации общества, класса, пар­тии (на этом пути рождаются разные формы идеологии) и второй путь — художественно-образное осознание ценностных ориентации (см. Каган, 1997. С. 261).

Рассматривая проблему формирования эстетическо­го идеала личности, В.П. Крутоус отмечает, что хотя «выработка личностью своего эстетического идеала — дело интимное и суверенное, но лишь до известных пре­делов», «именно вокруг идеалов разворачивается самая острая идейная борьба», и если «за что-то стоит бороть­ся, то в первую очередь за них» (Крутоус, 1985. С. 76—77). Но, как с сожалением отмечает В.Ф. Халипов, «идеи эстетики» в сфере наук о власти и влиянии «нахо­дили пока мало применения», но в то же время «пробле­матика обслуживания власти миром прекрасного реша­лась по другим «ведомствам», прежде всего в области ли­тературы и искусства» (Халипов, 1999. С. 234).

Таким образом, мы можем сказать, что одним из важ­нейших условий притягательности для личности той или иной социальной группы («тусовки») является по­требность повысить с ее помощью чувство собственной значимости. При этом в основе притягательности груп­пы часто лежит определенная «эмоциональная привле­кательность» ее лидеров или особенностей взаимоотно­шения членов группы (стилевая близость, определенная символика, традиции, этикет и т.п.). Именно благодаря «эмоциональной привлекательности» пребывание в группе становится для человека «значимым» и он в итоге обнаруживает для себя в группе «личностный смысл».

Кроме того, и сама группа (или ее лидеры, или тради­ции функционирования определенных групп) стремит­ся по-своему «очаровать» личность и поставить под кон­троль ее мысли, чувства и поведение. Для этого нередко используются различные манипулятивные приемы, до­ходящие иногда до уровня настоящего искусства, тем более что при нынешнем уровне развитии СМИ эти при­емы часто демонстрируются перед широкой публикой лучшими мастерами искусства и культуры, что делает их не только более «доступными» для откровенных лиде­ров-манипуляторов, но и формирует в сознании обыч­ных людей терпеливое к ним отношение, т.е. формирует

вполне «приличную» и «эстетически обыгранную» тра­дицию манипуляции...

Но самое интересное, что формирование такой ма-нипулятивной традиции невозможно без построения ложной картины мира, без формирования «иллюзии» более комфортного и безопасного пребывания в данной группе, основанной на стереотипах внешнего «успеха» и «приятных отношений» (или на стереотипах большей «выгоды» пребывания именно в этой группе по сравне­нию с другими группами, если отношения в ней основа­ны на зависти и склоках, т.е. не такие уж «приятные»). Именно эта «иллюзия» позволяет находить человеку в группе «убежище» от сложностей реального мира, и, что удивительно, в психологическом плане такая «иллюзия» нередко превращается для части людей в саму реаль­ность, которой они очень дорожат и оберегают, т.е. си­льно сопротивляются, если кто-то попробует им объяс­нить «иллюзорность» их комфортности в группе.

18.2. Варианты использования эстетической привлека­тельности элиты в человеческих взаимоотношениях

Использование эстетической привлекательности элитных групп часто происходит по определенным по­веденческим сценариям, в основе которых лежат уже рассматриваемые ранее «эмоциональные стереотипы элитарности», т.е. некая общая ценность, которую мож­но использовать в качестве «разменной монеты» или «психологических купонов» в различных взаимоотно­шениях между людьми (см. главу 11). Не пытаясь обоб­щить все возможные варианты (их несметное множест­во), мы лишь приведем некоторые примеры такого ис­пользования эстетической привлекательности элиты, чтобы лучше было понятно, о чем идет речь.

/. Приобщение к ценностям «высшего света», когда для людей важна не столько сама эстетическая ценность какого-то объекта или явления культуры, а сам факт то­го, что «они там были» или что «они рядышком стояли (лежали)»... Анализируя типичные впечатления людей от посещения престижных концертов, премьер и бале­тов, Н.И. Козлов с иронией пишет: «...завтра и в другие дни, пока балет на общественном слуху, эти люди станут

рассказывать о своем посещении друзьям и сослужив­цам, что, с одной стороны, будет создавать им репута­цию весьма приобщенного к культуре человека, а с дру­гой стороны, весьма смахивает на взрослый вариант дет­ского хвастовства: «Мы были, а ты — нет» (Козлов, 1997. С. 168). Конечно, человек, для которого важна сама эс­тетическая ценность, безотносительно ее престижно­сти, получит наслаждение от самого спектакля, а не от рассказов о своем пребывании на нем...

2. Часто в разговорах можно заметить, что собесед­ник постоянно (а умный собеседник еще и ненавязчиво) упоминает о своем разговоре с какой-нибудь «знаменито­стью», на какие-то свои связи с кем-то из «великих» и т.п. Нередко главный смысл разговора для такого человека как раз и заключается в том, чтобы как будто невзначай упомянуть о своей сопричастности к «высшему свету» или к тем людям, которые в общественном сознании отождествляются с «настоящими классиками», уже обеспечившими себе место в истории, т.е. вошедшими в «вечность»... Можно предположить, что постоянные на­меки о своей сопричастности элите важны для многих не столько для того, чтобы унизить собеседника, который не может всем этим похвалиться, а для того, чтобы под­нять свою значимость в собственных глазах, но непре­менно при «свидетеле»...

3. Представителей элиты и те положительные чувст­ва и эмоции, которые они вызывают в сознании многих людей (например, известных артистов и деятелей куль­туры), часто используют для решения вопросов, никак не связанных с культурой. Фактически в каждую избирате­льную кампанию те или иные общественные силы (пар­тии, блоки, так называемые «структуры»...) приглашают таких знаменитостей в качестве «свадебных генералов». На бытовом уровне считается высшим шиком провести какой-то праздник с участием человека, известного на всю страну.

Возникают даже парадоксальные ситуации, когда, например, гости на дне рождения своего приятеля боль­шее внимание уделяют не самому виновнику торжества, а главной «достопримечательности» (эмоционально-эс­тетической «изюминки», «украшения») праздничного вечера, т.е. приглашенной знаменитости. Парадокс си­туации в том, что чем больше внимания к такой «досто­примечательности», тем большее удовольствие (и чувст-

во собственной значимости) может испытывать сам именинник.

Интересно при этом понять, что происходит в душе такой знаменитости, осознающей, что ее используют как «изюминку» и «украшение». С одной стороны, быть «изюминкой» — это и есть удел многих артистов, но, с другой стороны, артист — тоже человек, и ему тоже хо­чется более естественных (не театрализованных) челове­ческих отношений... Особенно в сложном положении оказываются знаменитости культуры. Когда их исполь­зуют в политических избирательных кампаниях, когда, с одной стороны, для них предоставляется возможность напомнить о себе многомиллионной аудитории телезри­телей, а с другой стороны, осознание того, что, отвечая на вопросы, они ничего не понимают ни в политике, ни в экономике. Если у знаменитости еще осталось чувство собственного достоинства, то его естественной реак­цией может быть, например, некоторое смущение или даже неуклюжесть (подробнее об особой «эстетике неук­люжести» подлинного интеллигента уже говорилось ра­нее — см. главу 17).

4. Использование эстетической привлекательности элитных «тусовок» выражается также в различных про­явлениях моды. Это может быть мода на одежду, на мане­ры поведения, на способы проведения свободного вре­мени, на интонации и обороты речи, на позы и взгляды и т.п. (подробнее об этом говорилось в главе 4). К этому можно добавить, что как только масса осваивает очеред­ную внешнюю отличительную черту представителей элиты («внешний символ элитарности»), то эта отличи­тельная черта фактически утрачивается элитой, т.е. пе­рестает быть «труднодоступной», «загадочной», а зна­чит, и эмоционально-эстетически «привлекательной». Все это можно было бы назвать законом насыщения рынка «эмоциональных стереотипов элитарности», ко­торый можно было бы назвать и «законом превышения оптимума пошлости», т.к. если кто-то восторгается тем, что недавно было «пиком моды», но уже отторгнуто эли­той, то о таком человеке обычно говорят, что у него «ис­порченный вкус» или «пошлый вкус»...

Часто бывает так, что смыслом существования мно­гих элитарных групп (особенно у молодежи) является «копирование» внешних символов тех социальных групп, которые отождествляются в глазах членов этих

групп с «настоящей элитой». Но поскольку действует «закон насыщения» (или «закон превышения оптимума пошлости»), то, чтобы сохранить для многих молодых людей смысл существования (а на самом деле, чтобы со­хранить прибыли производителей пока еще модных то­варов), активно работает реклама, направленная либо на поддержание эмоциональной привлекательности опре­деленных символов престижной, элитной жизни, либо на «раскручивание» новых символов. В последнем слу­чае «раскрутка» новых символов осуществляется с ак­тивным использованием уже «раскрученных» знамени­тостей, которые все чаще и привлекаются для рекламы новой моды...

В итоге получается, что сами «знаменитости» посте­пенно превращаются в «символы» (эмоционально-эсте­тические «придатки») тех или иных товаров, дающих прибыль владельцам корпораций, эти товары произво­дящих. И тогда получается, что подлинная элита, т.е. владельцы корпораций, находятся как бы в тени, но в со­знании обывателей элита отождествляется лишь с тем, что «на виду», что «ярко», «весело» и «громко», т.е. эсте­тически оформлено для легкости восприятия. В итоге эмоционально-эстетическая привлекательность многих престижных молодежных (и не только молодежных) «ту­совок» - это еще одна «иллюзия» элитарности, которая в итоге формирует псевдоэлитарные ориентации, о кото­рых уже говорилось ранее, — см. главу 9.

5. Возможен и такой вариант использования эстети­ческой привлекательности элиты, когда сама эта элита отвергается и унижается. Например, то, что раньше считалось элитой (обладало властью и влиянием), вдруг стало беспомощным и жалким. Для части людей достав­ляет особое наслаждение самоутверждаться за счет того, что совсем недавно относилось к «святыням». Здесь так­же возникает парадоксальная ситуация. Если бы быв­шие святыни совсем потеряли бы свою «святость» и «значительность», то самоутвердиться, оскверняя эти «святыни», было бы невозможно (разве можно самоут­вердиться, демонстрируя свое преимущество перед заве­домым ничтожеством). В том то и дело, что элементы «значительности» в бывших «святынях» все-таки оста­лись. Просто эти «святыни» никто больше не защищает, т.е. осквернитель «святынь» все-таки признает их «зна­чительность» и даже большую значительность по срав-

Дата добавления: 2014-11-29