Мемуары-автобиографии

Ближе, найдут, надеюсь, в моих записках знакомые им мысли импе­ратора и убедятся в неизменной добросовестности этих записок.

Перо человека, ведущего дневник, несомненно, не в состоянии справиться с такой темой, но намерение сохранить вместе с воспоми­наниями о великих делах драгоценные материалы для истории должно снискать автору снисхождение читателя. Я до такой степени боялся быть льстецом, и мои взгляды в такой мере побуждали меня порицать политический курс и политические мероприятия той эпохи, что многие мои суждения, казавшиеся мне тогда беспристрастными, часто теперь кажутся мне скорее суровой критикой, чем рассказом дружественного повествователя. Тем не менее я с полной откровенностью передаю свои впечатления в том виде, какими они были тогда, предпочитая луч­ше подвергнуться нападкам, чем быть заподозренным в том, что я изме­нил записи, сделанные в эпоху, когда совершались эти события...

...В жизни людей, обремененных общественными делами, как и в ходе самих событий, все связано друг с другом, все сцепляется звено со звеном и сливается с историей. Подробности необходимы, потому что они часто объясняют те обстоятельства, из которых рож­дались события. В силу простой необходимости мне приходится по­этому говорить и о самом себе...»²⁸.

В России Отечественая война 1812 г. также породила обширный корпус мемуарных произведений²⁹. Примечательность его в том, что он порожден общественно значимым событием. И далее на протяже­нии XIX—XX вв. любое общественно значимое событие порождало более или менее обширную мемуаристику. Такого рода «социальный заказ» неизбежно влиял и на содержание мемуаров: авторы, которые писали об одном и том же событии, не могли не учитывать уже выс­казанные другими авторами (не обязательно мемуаристами, но и пуб­лицистами, историками) точки зрения, консолидируясь или полеми­зируя с ними.

И в начале XX в. мы имеем, например, мемуары С. Ю. Витте, написанные уже фактически как ответ на газешую полемику вокруг инициированных им реформ.

Очевидно, что мемуары — «современные истории» уже в момент написания рассчитаны на публикацию. Однако практически на протя­жении всего рассматриваемого периода авторы предполагают публи­кацию спустя какое-то время, иногда весьма продолжительное. Об этом писал Сен-Симон. Также относился к своим мемуарам через полтора века Витте.

^2S Коленкур, Арман де. Поход Наполеона в Россию. Смоленск, 1991. С. 3-4.

^г* Корпус мемуарных произведений, порожденных событиями 1812 г., иссле­дован в уже упоминавшейся монографии А. Г. Тартзковского «1812 г. и русская мемуаристика». М., 1980.

Мемуары-автобиографии — вид источников личного происхож­дения, целью которого является установление вторичных социальных связей мемуариста внутри эволюционного целого. Мемуары-автобио­графии преследуют чаще всего внутри фамильные цели, предназнача­ются непосредственным потомкам, для них, по крайней мере на пер­вом этапе их существования, характерен произвольный отбор инфор­мации в соответствии с индивидуальными представлениями мемуариста.

В России мемуары-автобиографии восходят к житийной традиции, поскольку в российском средневековье не было других биографичес­ких жанров, в отличие от Западной Европы (достаточно вспомнить хотя бы классику вида — биографию Карла Великого), где мемуары-автобиографии очевидно восходят к биографике.

Как уже отмечалось, исследование мемуаров-автобиографий, осо­бенно на первом этапе их существования, затруднено из-за отсут­ствия общественного механизма их сохранения.

Черты автобиографии носит «Житие протопопа Аввакума» (1672— 1675).

Житийная традиция (житие-мартиролог) однозначно прочитыва­ется в мемуарах Натальи Борисовны Долгорукой, хотя это уже мему­ары в чистом виде.

Классикой вида мемуаров-автобиографий, несомненно, являют­ся мемуары А.Т. Болотова. Мы уже описывали понимание Болотовым целей мемуаротворчества. Теперь остановимся на них поподробней, с тем чтобы выявить специфику данного вида в сравнении с мемуара­ми—«современными историями».

В соответствии с заявленным подходом обратимся сначала к лич­ности мемуариста — и сразу же обнаружим парадоксальное явление: Андрей Тмофеевич Болотов известен в нашей истории почти исклю­чительно как мемуарист, т.е. не мемуары интересны нам потому, что написаны известным историческим лицом, участником исторических событий, а личность приобрела известность потому, что была авто­ром одного из обширнейших мемуарных произведений в русской ис­тории. Но интересные мемуары не могут быть написаны заурядным человеком. Незаурядность Болотова — в абсолютной типичности его судьбы, о которой сам мемуарист писал: «...в ней нет никаких чрезвы­чайных и таких достопамятных и важных происшествий, которые бы достойны были переданы быть свету».

Андрей Тимофеевич Болотов родился 7(18) октября 1738 г. в се­мье офицера, по обыкновению того времени малолетним был зачис­лен в полк, которым командовал его отец. А. Т. Болотов получил ти­пичное, домашнее образование, изучал немецкий и французский язы­ки, некоторое время учился в частном пансионе. В семнадцать лет,

уже осиротев, он поступает на действительную службу, вскоре полу­чает офицерский чин и участвует в Семилетней войне. Во время одно­го из главных сражений этой войны, при Грос-Егерсдорфе (1757), полк, в котором служил Болотов, находился в резерве, и Андрей Тимофеевич описывает это сражение как близкий наблюдатель. И эта позиция — позиция наблюдателя с этих пор становится для него обыч­ной: он был свидетелем, но не участником многих событий второй половины XVIII в., которые и описал в своих мемуарах. Это Семилет­няя война, кратковременное праатение Петра III, «чумной бунт» 1771 г. в Москве, Пугачевское восстание (впрочем, прошедшее стороной от его имения) и казнь Пугачева, события начала правления Павла I и многое, многое другое.

XVIII в. — век чиновников. И после завоевания Восточной Прус­сии Андрей Тимофеевич служит в канцелярии русского военного гу­бернатора Н. А. Корфа, который, став санкт-петербургским генерал-полицмейстером, в начале 1762 г. берет Болотова в адъютанты. На короткое время Андрей Тимофеевич становится свидетелем событий в Петербурге, но вскоре, воспользовавшись возможностью, предос­тавленной манифестом 18 февраля 1762 г. «О даровании вольности и свободы всему Российскому Дворянству», он выходит в отставку и занимается благоустройством своего имения Дворениново в Тульской губернии. Многие из ушедших в отставку по манифесту о вольности дворянства вскоре вернулись на службу. Не избежал этого и Андрей Тимофеевич, хотя на этот раз служба его была не совсем традицион­ной: с 1774 г. он управлял Киясовской, а затем Богородицкой дворцо­выми волостями. Нетрадиционность службы не помешала ему при выходе в отставку, после перехода Богородицких волостей в собствен­ность графа Бобринского, в 1797 г. получить чин коллежского асессо­ра. С 1797 г. и до конца жизни Болотов живет в своем имении. Мы видим, что и во второй половине XVIII в. жизнь молодого А. Т. Болото­ва не богата событиями, тем более исторического характера, а в XIX в. наш мемуарист становится вполне типичным помещиком, практи­чески безвыездно живущим в своем имении и занимающимся сельс­ким хозяйством. Умер Болотов 7(19) октября 1833 г., прожив 95 лет.

Увлечения Андрея Тмофеевича были также вполне традиционны­ми для его времени. XVIII в. — век энциклопедистов, и А. Т. Болотов увлечен науками, в первую очередь агрономией. Его труд «Изображе­ния и описания разных пород яблоков и груш, родящихся в Дворе-нинских, а отчасти и в других садах; рисованы Андреем Б. 1797— 1800» позволяет считать Болотова родоначальником отечественной помоло­гии. Он занимался культивированием новых для XVIII в. культур — помидоров, луговых трав; предложил свою систему землепользования. Болотов занимался практическим врачеванием в своем имении и ис­следованиями в области медицины, результатом чего стала его работа «Краткие и на опытности основанные замечания о електризме и о

способности електрических махин к помоганию от разных болезней» (1803). В XVIII в. российская наука оформляется организационно, воз­никают научные общества, наиболее известное из которых Вольное Экономическое Общество, созданное в русле не только отечествен­ной, но и общеевропейской традиции XVIII в., и в 1767 г. Болотов становится членом ВЭО и активно сотрудничает в издаваемых им «Тру­дах». Вторая половина XVIII в. — время зарождения русских журна­лов, и А. Т. Болотов издает в 1778-1779 гг. журнал «Сельский жи­тель», а с 1780 по 1789 г. как приложение к газете «Московские ведо­мости» и при сотрудничестве с Н.И. Новиковым журнал с традиционно для XVIII в. длинным названием «Экономический магазин, или Со­брание всяких экономических известий, опытов, открытий, приме­чаний, наставлений, записок и советов, относящихся для земледе­лия, скотоводства, до садов и огородов, до лугов, лесов, прудов, разных продуктов, до деревенских строений, домашних лекарств, вра­чебных трав и до других всяких нужных и не бесполезных городским и деревенским жителям вещей в пользу российских домостроителей и других любопытных людей образа журнала издаваемой». Екатери­нинская эпоха — период философских увлечений, и А. Т. Болотов публикует философские труды «Детская философия, или Нравоучи­тельные разговоры между одною госпожой и ея детьмя, сочиненные для поспешествования истинной пользе молодых людей» (1776-1779), «Чувствование христианина при начале и конце каждого дня на не­деле, относящееся к самому себе и к Богу» (1781) и «Путеводитель к истинному человеческому счастью, или Опыт нравоучительных и от­части философских рассуждений о благополучии человеческой жизни и средствах к приобретению онаго» (1784). XVIII в. — время становле­ния русской литературы, драматургии, театра, и Болотов пишет пье­су «Нещастныя сироты» (1781) и делает ряд переводов литературных произведений. Из «увлечений» своего века Болотову удалось избежать лишь участия в дворцовых переворотах, несмотря на достаточно близ­кое знакомство с Григорием Орловым и попытки последнего вовлечь его в заговор против Петра III, а также участия в масонских обще­ствах, несмотря на длительное знакомство и деловые отношения с Н. И. Новиковым.

На протяжении многих десятилетий Болотов вел дневники. По свидетельству внука Андрея Тимофеевича, после отставки в 1797 г. и почти до последних дней своей долгой жизни Болотов начинал свой день с записей в «Книжке метеорологических замечаний», в «Журна­ле вседневных событий» и в «Магазине достопрмечательностей и до­стопамятностей». И эта разделенность обыденных и примечательных событий говорит о том, что Болотов и в XIX в. продолжал восприни­мать себя не как деятеля, а как наблюдателя.

Итак, мы видим, с одной стороны, вполне заурядную судьбу, а с другой — многоаспектную реализацию творческих устремлений в са-

мых разных сферах — от медицины до философии. Каково же место мемуаров в жизни Болотова? Зачем он на протяжении многих десяти­летий изо дня в день пишет свои воспоминания?

Свои уникальные как по объему, так и по абсолютной типичнос­ти для XVIII в. мемуары Болотов начинает писать в 1789 г. 9 января 1811 г. в 248-м письме своих записок, относящемся к событиям 1789 г., мемуарист пишет:

«Я занимался отчасти продолжением своих экономических сочине­ний для журнала, отчасти затеванием кой-каких новых письменных работ, но из коих только две получили в сие время свое порядочное основание. Первое состояло в основании порядочных исторических записок, относящихся до всего нашего отечества... А второе состо­яло в пристальнейшем продолжении описания собственной моей жизни и всех бывших со мною происшествий...».

И хотя отдельные попытки писать мемуары Болотов предприни­мал и раньше, но 24 января 1789 г. он начинает все сначала и — что примечательно — одновременно с началом работы над исторически­ми заметками. Вспомним, как сам Болотов понимал цель своих запи­сок:

«Не тщеславие и не иныя какия намерения побудили меня написать сию историю моей жизни... Мне во всю жизнь мою досадно было, что предки мои были так нерадивы, что не оставили после себя ни малейших письменных о себе известий, и через то лишили нас, по­томков своих, того приятного удовольствия, чтоб иметь о них, и о том, как они жили, и что с ними в жизни их случалось и происходило, хотя некоторое небольшое сведение и понятие... Я винил предков моих за таковое небрежение и, не хотя сам сделать подобную их и непро­стительную погрешность и таковые же жалобы навлечь со временем и на себя от моих потомков, рассудил потребить некоторые празд­ные и от прочих дел остающиеся часы на описание всего того, что случилось со мною во все время продолжения моей жизни».

Болотов не понимал, да и не мог понять, что не нерадивость пред­ков виною тому, что они не писали мемуаров. Стремление «запечат­леть для современников и потомства опыт своего участия в истори­ческом бытии, осмыслить себя и свое место в нем» могло появиться лишь у человека, сознающего свою отделенность от окружающего его социума и понимающего ценность своего индивидуального опыта. И Болотов стремится передать именно свой индивидуальный опыт, а не «историческое бытие». Типична для XVIII в. и адресность мемуаров Болотова, и «принцип отбора» событий:

Дата добавления: 2014-12-07