С. Л. Рубинштейна 3 страница

Во всех разработках проблемы деятельности и других проблем С. Л. Рубинштейн выступает не только как автор, Соавтор и руководитель, но и как один из организаторов психологической науки в СССР. Он прежде всего стремился и умел налаживать творческие деловые контакты и тесное сотрудничество с психологами страны даже в тех случаях, когда они придерживались существенно иных точек зрения. Вот, например, как писал об этом М. Г. Ярошевский применительно к ленинградскому периоду научного творчества Рубинштейна: «Имелись широкие возможности для неформального общения. К Рубинштейну в его двухкомнатную квартиру на Садовой приходили делиться своими замыслами Выготский и Леонтьев, Ананьев и Рогинский. Приезжали на его кафедру Лурия, Занков, Кравков и другие. Превосходно информированный о положении в психологии — отечественной и мировой, Рубинштейн поддерживал тесные контакты с теми, кто работал на переднем крае науки»[240].

Во многом не разделяя позиций Л. С. Выготского (см. об этом дальше), Рубинштейн тем не менее пригласил его читать лекции по психологии студентам Ленинградского пединститута им. М. И. Герцена. Он согласился также в ответ на просьбу Выготского выступить в 1933г. официальным оппонентом на защите диссертации Ж. И. Шиф — ученицы Выготского, изучавшей развитие научных понятий у школьников. (Со слов Ж. И. Шиф известно, что после защиты она довольно долго переписывалась с Рубинштейном, желая подробнее узнать, в чем суть его критического отношения к теории Выготского. Она предполагала, что письма Рубинштейна к ней могли сохраниться в той части ее архива, которая находится в Институте дефектологии АПН СССР.)

Особенно плодотворными были творческие связи и контакты Рубинштейна с его союзниками и отчасти единомышленниками по дальнейшей разработке деятельностного подхода — с Б. Г. Ананьевым, А. Н. Леонтьевым, А. А. Смирновым, Б. М. Тепловым и др. Несмотря на существенные различия между ними в трактовке деятельности, эти психологи во многом сообща развивали и пропагандировали деятельностный подход, в оппозиции к которому тогда находились многие другие, в том числе ведущие советские психологи (например, К. Н. Корнилов, Н. Ф. Добрынин, П. А. Шеварев и другие бывшие ученики Г. И. Челпанова — основателя первого в России института психологии).

Рубинштейн пригласил к себе на кафедру психологии пединститута им. А. И. Герцена А. Н. Леонтьёва для чтения лекций студентам. На той же кафедре он организовал защиту докторских диссертаций Б. М. Теплова и А. Н. Леонтьёва и выступил в качестве одного из официальных оппонентов. Такую линию на сотрудничество между разными научными школами и направлениями Рубинштейн продолжал и после своего переезда из Ленинграда в Москву осенью 1942 г.

Когда началась Великая Отечественная война против гитлеровской Германии, Рубинштейн остался в осажденном Ленинграде, потому что считал своим гражданским долгом в качестве проректора организовать работу педагогического института в суровых условиях блокады. В первую, самую тяжелую блокадную зиму (1941/42 гг.) он работал над вторым изданием своих «Основ общей психологии», существенно дополняя, развивая и улучшая их первый вариант 1940 г.

Весной 1942 г. первое издание его «Основ общей психологии» было удостоено Государственной премии по представлению ряда психологов, а также выдающихся ученых В. И. Вернадского и А. А. Ухтомского, издавна и глубоко интересовавшихся проблемами психологии, философии и методологии, внесших свой оригинальный вклад в развитие этих наук и высоко оценивших философско-психологический труд С. Л. Рубинштейна.

Осенью 1942 г. Рубинштейн был переведен в Москву, где возглавил Институт психологии и создал кафедру и отделение психологии в Московском государственном университете. (В 1966 г. на базе этого отделения А. Н. Леонтьев организовал факультет психологии МГУ.) Сюда в 1943—1944гг. Рубинштейн пригласил на работу не только своих ленинградских учеников — М. Г. Ярошевского, А. Г. Комм и др., но и сотрудников А. Н. Леонтьева — П. Я. Гальперина и А. В. Запорожца, по-прежнему успешно координируя коллективную творческую работу многих психологов из разных учреждений и научных школ.

В 1943 г. Рубинштейн избирается членом-корреспондентом АН СССР и становится в ней первым представителем психологической науки. По его инициативе и под его руководством создается в 1945 г. в Институте философии АН СССР сектор психологии — первая психологическая лаборатория в Академии наук СССР. В том же 1945 г. он избирается академиком Академии педагогических наук РСФСР. Все это результат большого и заслуженного признания его «Основ общей психологии» (1940).

Особенно широкие перспективы для его новых творческих достижений открылись весной 1945 г., после победы над фашистской Германией. В 1946 г., когда вышло второе, существенно доработанное и расширенное издание «Основ общей психологии», С. Л. Рубинштейн уже правил верстку своей новой книги — «Философские корни психологии». Эта книга по философской глубине намного превосходила «Основы...» и знаменовала принципиально новый этап в дальнейшей разработке деятельностного подхода. Она должна была выйти в свет в издательстве Академии наук СССР и, казалось, ничто этому не могло помешать. Тем не менее набор был рассыпан, и это было лишь начало грозы, разразившейся в 1947 г., когда С. Л. Рубинштейн был обвинен в космополитизме, т. е. «преклонении перед иностранщиной», в недооценке отечественной науки и т.д. В течение 1948—1949гг. его сняли со всех постов; воистину «большие деревья притягивают молнию».

Началась серия «проработок», обсуждений, точнее, осуждений «Основ общей психологии» (в Институте философии АН СССР, в Институте психологии Академии педагогических наук РСФСР и т. д., на страницах газет и журналов «Вопросы философии», «Советская педагогика» и т. д.). При первом обсуждении, проходившем в Институте философии с 26 марта по 4 апреля 1947 г., Рубинштейну и тем немногим, кто его поддерживал, удалось как-то «отбиться». Отчасти помогло заключительное слово Б. М. Теплова. Однако все последующие «проработки» ознаменовали полный разгром психологами и философами «Основ общей психологии» и представленного в них деятельностного подхода. Одним из итогов таких «обсуждений» стала разгромная рецензия на оба издания «Основ общей психологии», написанная П. И. Плотниковым и опубликованная в журнале «Советская педагогика» в 1949г. (почти накануне 60-летия Рубинштейна). Рецензия заканчивалась следующими, прямо-таки зловещими словами: «Книга С. Л. Рубинштейна оскорбляет русскую и советскую науку в целом, психологию в частности и отражает "специализированное преломление" его лакейской сущности. Чем скорее мы очистим советскую психологию от безродных космополитов, тем скорее мы откроем путь для ее плодотворного развития»[241].

Столь же незаслуженным гонениям был подвергнут и другой лауреат Государственной премии — психофизиолог Н. А. Бернштейн. После Павловской сессии (1950) жертвами гонений стали физиологи Л. А. Орбели, П. К. Анохин и многие другие ученые. (Все они, как и Рубинштейн, были постепенно восстановлены в правах лишь после смерти И. В. Сталина.)

В эти тяжелейшие и чреватые страшными последствиями годы (1948—1953) Рубинштейн продолжает разрабатывать деятельностный подход. Из неопубликованной, но сохранившейся в верстке монографии * Философские корни психологии» вырос новый философско-психологический труд «Бытие и сознание», который удалось опубликовать лишь в 1957г.

Особенно сильные изменения философско-психологическая концепция С. Л. Рубинштейна претерпела в трактовке человека и теория деятельности (прежде всего в понимании мышления как деятельности). В основе эволюции его взглядов лежит систематически разрабатываемый Рубинштейном философский принцип детерминизма: внешние причины действуют только через внутренние условия. Разработку данного принципа он начал в 1948—1949 it. (см. комментарии к настоящему изданию), но по вышеописанным причинам смог начать публикацию полученных результатов лишь в 1955г.[242] Эту трактовку детерминации Рубинштейн применил к взаимодействию субъекта с объектом, существенно уточнив понимание последнего.

Преобразование человеком (в ходе деятельности) окружающего мира и самого себя Рубинштейн анализирует на основе предложенного им различия категорий «бытие» и «объект: бытие независимо от субъекта, но в качестве объекта оно всегда соотносительно с ним. Вещи, существующие независимо от субъекта, становятся объектами по мере того, как субъект начинает относиться к ним, т. е. в ходе познания и действия они становятся вещами для субъекта[243].

По Рубинштейну, деятельность определяется своим объектом, но не прямо, а лишь опосредованно, через ее внутренние специфические закономерности (через ее цели, мотивы и т. д.), т. е. по принципу «внешнее через внутреннее» (такова альтернатива, в частности, бихевиористской схеме «стимул — реакция»). Например, в экспериментах, проведенных учениками Рубинштейна, было показано, что внешняя причина (подсказка экспериментатора) помогает испытуемому решать мыслительную задачу лишь в меру сформированности внутренних условий его мышления, т. е. в зависимости от того, насколько он самостоятельно продвинулся вперед в анализе решаемой задачи. Если это продвижение незначительно, испытуемый не сможет адекватно использовать помощь извне. Так отчетливо проявляется активная роль внутренних условий, опосредствующих все внешние воздействия и тем самым определяющих, какие из внешних причин участвуют в едином процессе детерминации жизни субъекта. Иначе говоря, эффект внешних причин, действующих только через внутренние условия, существенно зависит от последних, (что обычно недостаточно учитывается теми, кто анализирует рубинштейновский принцип детерминизма). В процессе развития — особенно филогенетического и онтогенетического — возрастает удельный вес внутренних условий, преломляющих все внешние воздействия. С этих позиций Рубинштейн дает глубокое и оригинальное решение проблемы свободы (и необходимости)[244].

При объяснении любых психических явлений личность выступает, по Рубинштейну, как целостная система внутренних условий, через которые преломляются все внешние воздействия (педагогические и т. д.). Внутренние условия формируются в зависимости от предшествующих внешних воздействий. Следовательно, преломление внешнего через внутреннее означает опосредованно внешних воздействий всей историей развития личности. Тем самым детерминизм включает в себя историзм, но отнюдь не сводится к нему. Эта история содержит в себе и процесс эволюции живых существ, и собственно историю человечества, и личную историю развития данного человека. И потому в психологии личности есть компоненты разной степени общности и устойчивости, например общие для всех людей и исторически неизменные свойства зрения, обусловленные распространением солнечных лучей на земле, и, напротив, психические свойства, существенно изменяющиеся на разных этапах социально-экономического развития (мотивация и др.). Поэтому свойства личности содержат и общее, и особенное, и единичное. Личность тем значительнее, чем больше в индивидуальном преломлении в ней представлено всеобщее.

С таких позиций Рубинштейн разработал свое понимание предмета социальной и исторической психологии. Если общая психология изучает общечеловеческие психические свойства людей, то социальная психология исследует типологические черты психики, свойственные человеку как представителю определенного общественного строя, класса, нации и т. д., а историческая психология — развитие психики людей того поколения, на время жизни которого приходятся качественные преобразования общества. Однако в любом случае психология изучает психику людей только в ходе их индивидуального онтогенетического развития и постольку, поскольку удается раскрыть прежде всего психическое как процесс, изначально включенный в непрерывное взаимодействие человека с миром, т. е. в деятельность, общение и т.д.[245]

По Рубинштейну, процесс есть основной способ существования психического. Другие способы его существования — это психические свойства (мотивы, способности и т. д.), состояния (эмоциональные и др.) и продукты, результаты психического как процесса (образы, понятия и т. д.). Например, мышление выступает не только как деятельность субъекта со стороны его целей, мотивов, действий, операций и т. д., но и как процесс в единстве познавательных и аффективных компонентов (психический процесс анализа, синтеза и обобщения, с помощью которых человек ставит и решает задачи). Процесс мышления (в отличие от мышления как деятельности) обеспечивает максимально оперативный контакт субъекта с познаваемым объектом. Изучая людей в их деятельности и общении, психология выделяет их собственно психологический аспект, т. е. прежде всего основной уровень регуляции всей жизни — психическое как процесс. Основной характеристикой психического как процесса является не просто его временная развертка, динамика, а способ детерминации: не изначальная априорная заданность, направленость течения процесса, а складывающаяся, определяемая субъектом по ходу самого осуществления процесса. В таком понимании психического проявляется онтологический подход Рубинштейна, им была выявлена экзистенциальность психического.

В ходе своей деятельности люди создают материальные и идеальные продукты (промышленные изделия, знания, понятия, произведения искусства, обычаи, нравы и т. д.). В этих четко фиксируемых продуктах проявляется уровень психического развития создавших их людей — их способности, навыки, умения и т. д. Таков психологический аспект указанных продуктов, характеризующий результаты психического процесса, который участвует в регуляции всей деятельности субъекта. Психология и изучает «внутри» деятельности людей прежде всего психическое как процесс в соотношении с его результатами (например, мыслительный процесс анализа, синтеза и обобщения в соотношении с формирующимся понятием), но не эти результаты сами по себе (вне связи с психическим процессом). Когда последние выступают вне такой связи, они выпадают из предмета психологии и изучаются другими науками. Например, понятия — без учета их отношения к психическому как процессу — входят в предмет логики, но не психологии. «Через свои продукты мышление переходит из собственно психологической сферы в сферу других наук — логики, математики, физики и т. д. Поэтому сделать образования, в частности понятия, исходными в изучении мышления — значит подвергнуть себя опасности утерять предмет собственно психологического исследования»[246].

Таким образом, уже после завершения «Основ общей психологии», начиная с середины 40-х гг. (с неопубликованной книги «Философские корни психологии»), Рубинштейн систематически и все более глубоко дифференцирует в психике два ее существенных компонента — психическое как процесс и как результат. При этом он использует и развивает все рациональное, что было внесено в разработку данной проблемы, с одной стороны, И. М. Сеченовым, а с другой — гештальтистами, одновременно критикуя основные недостатки их теорий.

Если в своей книге он рассматривает оба компонента психики как более или менее равноценные для психологической науки, то во всех последующих монографиях он подчеркивает особую и преимущественную значимость для нее именно психического — как процесса, формирующегося в ходе непрерывного взаимодействия человека с миром и животного с окружающей средой. У людей такое взаимодействие выступает в очень разных формах: деятельность, поведение, созерцание и т. д. Психическое как процесс участвует в их регуляции, т. е. существует в составе деятельности, поведения и т. д.

С этих позиций в последние 15 лет своей жизни С. Л. Рубинштейн теоретически и экспериментально разрабатывает вместе со своими учениками концепцию психического как процесса, являющуюся новым этапом в развитии и применении к психологии методологического принципа субъекта деятельности (точнее можно было бы сказать, субъектно-деятельностного подхода). В философии он в это время создает оригинальную концепцию человека, представленную в его рукописи «Человек и мир», посмертно, но с купюрами, опубликованную в однотомнике его работ «Проблемы общей психологии» (1973, 1976).

Теория психического как процесса разрабатывалась главным образом на материале психологии мышления. Поэтому специфику данной теории можно выявить особенно четко путем сопоставления главы о мышлении в «Основах общей психологии» с монографией Рубинштейна «О мышлении и путях его исследования», раскрывающей преимущественно процессуальный аспект человеческого мышления. В «Основах...» 1946г. мышление выступает главным образом как деятельность субъекта. Иначе говоря, Рубинштейн раскрывает здесь мотивационные и некоторые другие личностные характеристики мышления как деятельности в ее основных компонентах (цели, мотивы, интеллектуальные операции и действия и т.д.). А в книге 1958г. мышление рассматривается уже не только как деятельность субъекта (т. е. со стороны целей, мотивов, операций и т. д.), но и как его регулятор, как психический познавательно-аффективный процесс (анализа, синтеза и обобщения познаваемого объекта).

Термин «процесс» в очень широком смысле постоянно используется в психологии (например, в «Основах...» 1946 г.) и во многих других науках. Но в трудах Рубинштейна последних лет его жизни данный термин применяется в строго определенном значении. В «Основах...» 1946 г., в главе о мышлении, есть раздел «Психологическая природа мыслительного процесса», в котором под процессом понимается очень многое: действие, акт деятельности, динамика, операция и т. д. (с. 317 —320 наст, издания). Особенно важными кажутся следующие положения: «Весь процесс мышления в целом представляется сознательно регулируемой операцией»; «Эта сознательная целенаправленность существенно характеризует мыслительный процесс... Он совершается как система сознательно регулируемых интеллектуальных операций» (там же, с. 317 — 318) и т. д. Легко видеть, что мыслительный процесс по существу отождествляется здесь с интеллектуальной операцией или системой операций, регулируемых на уровне рефлексии. Это и есть один из компонентов личностного (прежде всего деятельного) аспекта мышления. Иначе говоря, мышление исследуется в «Основах» 1946 г. главным образом лишь в качестве деятельности, но не процесса (в узком смысле слова).

Переход к изучению мышления как прогресса был необходим для более глубокого раскрытия именно психологического аспекта деятельности и ее субъекта. Субъект, его деятельность и ее компоненты (цель, мотивы, действия, операции и т. д.) исследуются не только психологией, но в первую очередь философией, социологией, этикой и др. И потому разработанная С. Л. Рубинштейном и А. Н. Леонтьевым схема анализа деятельности по этим компонентам необходима, но недостаточна для психологической науки.

Например, с точки зрения теории психического как процесса, действия и операции всегда являются уже относительно сформированными применительно к определенным, т. е. ограниченным, условиям деятельности. В этом смысле они недостаточно пластичны и лабильны, что и обнаруживается в новой, изменившейся ситуации, когда они становятся не вполне адекватными. В отличие от действий и операции психическое как процесс предельно лабильно и пластично. По ходу мыслительного процесса человек все более точно раскрывает конкретные, постоянно изменяющиеся, все время в чем-то новые условия своей деятельности, общения и т. д., в меру этого формируя новые и изменяя прежние способы действия. Следовательно, мышление как процесс является первичным и наиболее гибким по отношению к действиям и операциям, которые в качестве вторичных и менее гибких компонентов возникают и развиваются в ходе этого процесса как его необходимые формы[247].

Особенно важно отметить также, что процесс мышления, восприятия и т. д. протекает преимущественно неосознанно (это обстоятельство недостаточно учитывалось в «Основах...» 1946 г., поскольку в них акцент делался на сознательной регуляции операции). Но мышление как деятельность — на личностном уровне — регулируется субъектом в значительной степени осознанно с помощью рефлексии. Рубинштейн в 1958 г. специально подчеркивает различие и взаимосвязь между обоими этими аспектами мышления: «Ясно, что процесс и деятельность никак не могут противопоставляться друг другу. Процесс — при осознании его цели — непрерывно переходит в деятельность мышления»[248].

Таким образом, изучение процессуального аспекта психики означает более глубокое психологическое исследование субъекта и его деятельности. Без раскрытия психического как процесса невозможно понять возникновение и формирование таких компонентов деятельности, как цели, операции и т. д., и вообще психологическую специфику соотношения между ними. Иначе говоря, взаимодействие человека с миром изучается не только на уровне деятельности, но и «внутри» нее, на уровне психического как процесса. Это одна из линий соотнесения «Основ...» 1946г. с последующими трудами Рубинштейна.

Во всех своих психологических исследованиях Рубинштейн выступает прежде всего как методолог и теоретик, последовательно и органично объединяющий в целостной системе теорию психологии, ее историю и эксперимент. Именно так он строил свою концепцию и, подвергая критическому разбору другие концепции, выделял в них прежде всего теоретическое ядро. Именно так он рассматривал теории гештальтистов, В. М. Бехтерева, П. П. Блонского, Л. С. Выготского и многих других. Весьма критически анализируя, например, рефлексологическую теорию позднего Бехтерева, он вместе с тем высоко оценивал некоторые его экспериментальные работы (см. с. 82, 84 — 85, 185, 223 наст, издания).

В особом разборе нуждается, как нам кажется, вопрос об отношении С. Л. Рубинштейна к культурно-исторической теории Выготского. Со слов Рубинштейна и ученицы Выготского Ж. И. Шиф нам известно, что в начале 30-х гг. в своих беседах с Л. С. Выготским С. Л. Рубинштейн в целом не согласился с основными положениями его теории, хотя поддержал ряд его идей и находок по многим частным проблемам. Свое мнение об этой теории он изложил потом в своих «Основах...» 1935, 1940 и 1946гг. и совсем кратко в книге «Принципы и пути развития психологии» (1959). Наиболее подробно его позиция представлена в «Основах...» 1940 г., где по количеству ссылок Выготский занимает первое место среди советских психологов.

Основной недостаток культурно-исторической теории Рубинштейн справедливо усматривает в дуалистическом противопоставлении культурного развития ребенка его натуральному развитию. Однако он тут же специально подчеркивает: «Критикуя эти теоретические установки Выготского, надо вместе с тем отметить, что Выготский и его сотрудники имеют определенные заслуги в плане развития ребенка»[249]. Такое признание заслуг Выготского сделано, несмотря на то что после известного постановления (1936 г.) ЦК ВКП(б) «О педологических извращениях в системе наркомпросов» все психологи, связанные с педологией (например, П. П. Блонский и Л. С. Выготский), были подвергнуты разгромной критике и их книги были изъяты из библиотек (тем не менее в сводную библиографию своих «Основ...» Рубинштейн включает некоторые работы обоих авторов).

Однако в целом Рубинштейн с момента возникновения культурно-исторической теории не разделял ее главных идей. По его мнению, ее основной недостаток состоит в следующем: «Слово-знак превращается в демиурга мышления. Мышление оказывается не столько отражением бытия, возникающим в единстве с речью на основе общественной практики, сколько производной функцией словесного знака»[250]. Здесь Рубинштейн правильно отмечает главное различие между теориями Выготского и своей. В первом случае слово-знак является ведущей движущей силой психического развития ребенка. Во втором человек и его психика формируются и проявляются в деятельности (изначально практической), на основе которой ребенок овладевает речью, оказывающей затем обратное

воздействие на все психическое развитие[251]. Иначе говоря, это и есть различие между недеятельностным (знакоцентристским) подходом Выготского и деятельностным подходом Рубинштейна (в «Основах...» 1946 г. Рубинштейн не воспроизвел своих главных возражений против культурно-исторической теории).

Многие другие психологи примерно так же оценивали в то время (и позже) теорию Выготского. Например, в обобщающей статье «Психология» А. Р. Лурия и А. Н. Леонтьев писали, что в начале 30-х гг. «наиболее значительными являются экспериментальные исследования развития памяти, мышления, речи и других психических процессов, принадлежащие Л. С. Выготскому (1896—1934) и его сотрудникам... Однако в этих работах процесс психического развития рассматривался вне связи его с развитием практической деятельности и таким образом непосредственно выводился из факта овладения человеком идеальными продуктами (речь, понятия)...»[252]. В списке литературы к данной статье Лурия и Леонтьев указывают «Основы психологии» С. Л. Рубинштейна (2-е изд. М., 1939)[253].

П. И. Зинченко, П. Я. Гальперин, Е. А. Будилова, Д. Б. Эльконин и другие тоже не раз отмечали, что теория Л. С. Выготского построена на основе недеятельностного подхода[254]. Тем не менее в последние годы своей жизни и вопреки своим предшествующим оценкам А. Н. Леонтьев сделал следующий вывод: «Он (Выготский) сумел увидеть, что центральной категорией для марксистской психологии должна стать предметная деятельность человека. И хотя сам термин "предметная деятельность" в его трудах не встречается, но таков объективный смысл его работ, таковы были и его субъективные замыслы»[255]. Часть психологов согласилась с данным выводом.

Сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, на протяжении последних 60 — 65 лет сформировалась вполне аргументированная точка зрения на культурно-историческую теорию Выготского как недеятельностную в своей основе. Эту позицию разделял и развивал, в частности, Рубинштейн. С другой стороны, лет 20 — 25 назад возникла противоположная и почти никак не аргументированная точка зрения, согласно которой именно Выготский является чуть ли не основоположником деятельностного подхода; причем сторонники данной позиции, по существу, игнорируют противоположные взгляды[256].

В этой связи, очевидно, можно и нужно надеяться, что новое издание «Основ общей психологии» Рубинштейна — наиболее обширного психологического труда по проблемам природы психического, сознания, личности и деятельности — создаст благоприятные условия для успешного разрешения вышеуказанной ситуации и повышения уровня как научных дискуссий, так и всей исследовательской культуры.

Выход в свет нового издания «Основ...» — важное событие в жизни психологического сообщества.

Эта монография — новаторский фундаментальный труд, в котором автор последовательно и систематически разработал и конкретно реализовал все исходные методологические принципы: принцип личности, развития, отражения и отношения и принцип единства сознания и деятельности (названный впоследствии субъектно-деятельностным подходом).

Талант настоящего ученого в сочетании с энциклопедической образованностью, мужество, честность и принципиальность в борьбе за истину, за высокую культуру нашей науки даже в условиях культа личности Сталина, умение "организовать коллективную работу своих учеников и сотрудников — все это обеспечило ему заслуженный успех в подготовке и написании его первой капитальной монографии. В ходе творческой критической переработки почти всей советской и зарубежной психологии по состоянию на 30-е и 40-е гг. и в результате своих теоретических и экспериментальных исследований Рубинштейн развил в этой монографии оригинальную целостную систему психологической науки, основанную на ее новейших достижениях и новой философской парадигме. По глубине теоретического обобщения, тонкости анализа и многостороннему охвату эмпирического материала этот его энциклопедический самобытный труд до сих пор не имеет аналогов в отечественной и зарубежной философско-психологической литературе. Это фундаментальное исследование в значительной степени сохраняет свою актуальность и для наших дней, прежде всего в своих методологических установках и теоретических обобщениях, раскрывающих исходные основы психологического изучения человека, его сознания, деятельности, поведения и т. д. Эта монография по-прежнему живет, используется и цитируется в ряде новейших психологических работ как авторитетный и надежный первоисточник многих исследований, начатых или продолженных на ее основе. Ее переводы и сейчас издаются в разных странах, Например, в 1986 г. эта книга опубликована в Японии, в 1984 г. вышло ее 10-е издание в Берлине (первое издание — в 1958г.). Новое, четвертое издание «Основ общей психологии» возвращает нас к прошлому — к одному из истоков психологической науки в СССР и вместе с тем ведет в будущее, поскольку в этом, как и в любом другом фундаментальном труде, есть еще много потенциального, неосвоенного, неожиданного.

К. А. Абулъханова-Славская, А. В. Брушлинский

Дата добавления: 2014-12-07