Культура в политической деятельности

Конечно, главные проблемы так называемой политической культуры – проблемы практические. То есть проблемы, касающиеся реального окультуривания политической жизни, насколько это возможно. Такая оговорка насчет возможности и степени окультуривания политической деятельности, политических отношений не случайна. Ибо, например, в современной России, с одной стороны, видны некоторые признаки изменений в политическом состоянии страны. Не то чтобы установилась действительная демократия. Но очевидна некоторая либерализация осуществления власти, жесткость централизованного управления ослабла настолько, что государственные структуры ощутили это как недостаток и начали укреплять вертикаль власти. Выборы на всех уровнях уже давно проводятся по меньшей мере из двух кандидатов (а не как раньше – из одного). Свобода слова вылилась чуть ли не в вакханалию вседозволенности и словесной болтовни. Свобода совести в чем–то граничит с утратой самой совести. Изменения во внешних моментах политической жизни сказались в том, что выдвинулся ряд политиков, которые способны говорить «без бумажки», более грамотно, чем раньше. Некоторые из них знают один иностранный язык, а то и несколько. Представители высшего руководства почти перестали попадать в неприлично–скандальные ситуации внутри страны и за рубежом. Профессионализм политиков хотя и недостаточен, но растет.

С другой стороны, либерализация и демократизация даже как цели непопулярны в самых разных слоях российского общества. Рассмотрение в качестве идеала монархии, в прямом ли виде, в виде ли просто сильной и твердой централизованной власти с жестким единоначалием свойственно не только обывателям, сталинистам, черносотенцам, но и известным деятелям культуры. Многие считают неприемлемой для России демократию западного типа. А об опыте своего российского республиканизма (в частности, новгородской республики) вспомнили в начале перестройки и опять забыли. По–прежнему ощущается несовместимость законности и власти, а возможности легитимации последней себя пока что не обнаруживают. Патриотизм, воспитанием которого снова озаботились, все время как–то перекашивает в сторону «имперскости» и национализма. Государственные деятели даже правительственного уровня не считают зазорным через СМИ давать населению порой сильно искаженную информацию о своих действиях.

Так что состояние политической культуры трудно оценить определенно, тем более что смыслы понятия «политическая культура», бытующие в России, мягко говоря, не однозначны. Конфликт интерпретаций выявляет, скажем, отмеченное К. Ф. Завершинским мнение о «первородной несовместимости политики и гуманности», а стало быть и культуры.^[184] Но есть и представление о существенных (только пока что почему–то нереализуемых) возможностях окультуривания именно российской политики, в том числе и в монархических вариантах. При этом, разумеется, оценки и состояния, и потенциала «политической культуры» зависят от трактовок понятий «политика» и «культура».

Что касается политики, то со времен Макиавелли на нее привыкли смотреть как на сферу деятельности, в которой цель оправдывает средства, а цель – всегда завоевание, удержание и использование власти. Если так, существование политической культуры оказывается проблематичным или невозможным. Возможными оказываются разве что лицемерно–фальшивые формы, маскировки под культуру и варианты реализации псевдокультуры и лишь частично действительной культуры, используемой государством. Стараясь избежать понимания политики как антикультурного явления, отечественные политологи отмежевываются от культурного аксиологизма, который, с их точки зрения, выводит политику «за скобки собственно культурных феноменов», разводит цивилизацию (как мир полезности, технологичности) и культуру (как мир ценностной саморегуляции).^[185] Но аксиологизм на деле бывает разным и, кроме разведения цивилизации и культуры (т. е. уточнения специфики каждого из этих явлений), предполагает и осмысление связи между этими разными, но весьма близкими явлениями и понятиями.

Политическая организация общества, политическая деятельность представляют собой значительные цивилизационные достижения. Достижения эти, как и некоторые другие порождения цивилизации, могут проявляться и проявляются как античеловечные (насилие, подавление, истребление людей), но в то же время – как средства, содействующие сохранению и развитию культуры (памятники культуры, охраняемые государством, государственные институты культуры и др.).

Политика, политическая жизнь, политическое устройство, политическая деятельность в известной мере могут оформляться, одухотворяться, облагораживаться, обретая черты культурности, и не только внешне. Но именно в известной мере, ограниченно. В той мере, в какой развитие цивилизованности этой сферы жизни преодолевает–таки дикость и варварство. Внешне это может быть выражено в речи, мышлении, поведении политиков и чиновников всех рангов. Содержательно же – в той мере, в какой в политике значимы и действенны мораль и право. Профессиональная реализация стремления к правовому государству и реальной демократизации жизни (как к цели, а не средству для чего–то) есть выражение некоторой окультуренности политики.^[186] А слово «некоторой» употреблено потому, что и право и мораль (в отличие от нравственности) – феномены не собственно культуры. Проявления собственно культуры в политике всегда проблематичны. Проблематичность эта не означает того, что культура никогда не может воплощаться в политической жизни. Но может тогда и, опять–таки, в той мере, в какой цивилизованность (норма морали, правовая норма) выступает как момент культурности (внутренне принятая норма, в реализации которой ценность не она, а человек, жизнь которого «нормируется»).

В общем, политическая культура может быть понята как:

♥ высокая степень цивилизованности политической деятельности и политических отношений;

♥ реализованность ценностей культуры в политической деятельности и политических отношениях;

♥ реальная демократизация в сфере политики.

В современной России в этом плане ситуация со стремлением к культурности—цивилизованности характеризуется двойственностью, возникшей не сегодня. Населению России издавна присуще тяготение к традиционности быта, даже если он ощущается как давящий и доводит до тоски, к сохранению того, что есть, – порядков в государстве, устаревших норм морали. Но в то же время русские люди проявляют и стремление к нарушению всяких норм и порядков. Если говорить о политической стороне жизни, то русские тянутся к воле, к полной свободе. Демократизм в западном варианте – это слишком мало, а стало быть, и не нужно. Но полная воля ведет к анархии. Преодоление же анархии в обществе и государстве требует установления сильной власти и рабства для населения.

Вся история России – колебание между тянущимся рабством и вырывающимся диким бунтом своеволия.

Чтобы в России стала возможной в высокой степени цивилизованная политическая жизнь, должно произойти принципиальное изменение отношения «человек—власть». Изменение, после которого государство выступает и воспринимается людьми в качестве пока что необходимого инструмента организации жизни общества. Именно инструмента, и не более, чтобы не отождествлялись понятия «общество», «Родина», «государство»;чтобы чиновничество любого уровня и ранга виделось, проявляло и осознавало себя наемными служащими (а не начальством), которых можно уважать, если они хорошо работают, но не бояться. У этих «наемников» должно быть, если не развито, то побуждаемо контролем общества, такое качество, как ответственность перед людьми. Общество должно активно проявлять себя в отношении к государству (контролируя и ограничивая его) не в моменты бунтов и революций, а в обычной жизни, постоянно. Проблема, конечно, в том, как этого достичь, если перемен, подобных тем, которые произошли в Европе во время и после Реформации, в России не было.

Поэтому в России и поныне существуют проблемы с реализацией так называемой правовой культуры, хотя эти проблемы существенны не только для нее.

Дата добавления: 2014-12-07