Космогония древних славян в Свете общих представлений индо-европейцев о мироздании 5 страница

В индо-европейской традиции овца как жертвенное животное часто посвящалась подземным богам и душам умерших. Например, Одиссей для призыва душ умерших приносит в жертву черного барана. Того же барана приносит Медея великой Гекате, соответствующей славянской богине магии – Мокоши. Кстати, в эпизоде омоложения отца Ясона Эсона и смерти Пелия, по “Метаморфозам” Овидия^[99] фигурирует все тот же котел перерождения.

“Использование при гадании именно овечьей печени может указывать на связь самой печени с Подземным миром. "Эмоциональная душа" могла связывать тело и основную душу человека. Сам принцип искупления и нового перерождения души в Загробном мире мог предполагать очищение ее от грехов "эмоциональной души" – грехов человека и приобретение новой второй, "высшей, чувственной, божественной" души и тела через перерождение.

Вторая душа, по этрусским воззрениям, располагалась в голове человека, несла на себе портретное сходство с умершим. Поэтому, на погребальных урнах этрусков часто изображался портрет умершего человека, видимо, для его идентификации в Загробном мире.

Иногда к урне прикрепляли бронзовую маску покойного. Одна из таких масок, украшавшая терракотовую урну VII века до н.э., хранится в музее города Кьюзи. Ее приблизительная высота, включая навершие в виде шлема, – 32 см. Лицо имеет нос с легкой горбинкой и приоткрытый рот.

В живописи и скульптуре этрусков существовала тенденция придавать каждой фигуре индивидуальность, в отличие от греческой скульптуры, где стремились передать некий идеал. Римская культура с ее знаменитым "римским скульптурным портретом" во многом заимствовала портретное искусство этрусков.

Верование в обитание одной из душ человека в голове подтверждается греческим историком Полибием, жившем во II веке до н.э.: "...в атриумах этрусских, как впоследствии и в римских домах, имелись шкафы с восковыми изображениями – масками предков. Во время похорон эти маски использовались в погребальной процессии".

Далее Полибий пишет: "Если умирает какой-либо знатный родственник, маски в погребальном шествии надевают на людей, наиболее близко напоминающих покойника ростом и всем сложением. Люди эти одеваются в одежды с пурпурной каймой, если умерший был консулом или претором, пурпурные – если цензором, наконец, вышитые золотом – если умерший был триумфатором"^[100]. Подобный обряд проводился этрусками с целью привлечения в погребальное шествие как живых, так и покойных членов семьи. Человек, одетый в маску умершего предка и идущий в погребальном шествии, как бы сам становился этим предком, в него, по представлениям этрусков, временно вселялась душа покойного члена семьи.

"Не вызывает сомнения, что восковые маски использовались при отливке бронзовых статуй и бюстов. Как разительно отличаются эти этрусские и продолжающие их римские скульптурные портреты от греческих, создающих идеализированный образ! Реализм этрусского скульптурного портрета обусловлен не эстетической стороной, а сакрально-магическими представлениями", – пишет А. И. Немировский.

Вторая душа человека являлась его основной личностной душой, так как несла на себе портретное сходство с умершим. Данная душа могла совершать перерождение в более высокие по сравнению с человеком существа.

Культ масок в этрусских жилищах указывает на ее покровительство своей семье и роду. Такими покровителями могли быть духи и полубоги, связанные с различными местностями и поселениями. Подобными существами считались Сатиры и Менады, маски которых встречаются в этрусских гробницах. По-видимому, маски Сатиров и Менад должны были помогать второй душе человека во время ее перерождения в высшее существо.

Третья душа человека мыслилась в его аорте и сердце. Для подобного утверждения у нас есть следующие основания. У римлян сердце является органом, через который прорицатель может соприкоснуться с душой животного и через нее с самим богом, которому это животное посвящается. В Риме при гадании изучали сердце и печень.

Следовательно, сердце, как и печень, рассматривалось органом, отражающим состояние Космоса. В древнегреческой традиции, с которой этруски были хорошо знакомы, сердце рассматривалось как вместилище души человека. Кроме того, сердце, практически во всех мировых традициях почитается вместилищем жизненной силы человека. Данная душа носила как и первая безличностный характер и являлась, скорее всего, своеобразной "родовой душой", покровительствующей всему роду. Характерно, что подобные представления о родовой душе и вместилище жизненной силы существуют в ряде сибирских и монгольских шаманских традиций.”

После смерти, по представлениям всех индоевропейцев, человек попадал в Загробный мир. В зависимости от готовности души к посмертному пути, а также от той работы, что проделал человек при жизни, именуемой, например, кармой, языческая душа нисходила в Нижний мир (Яма, Кощное царство, Хель, Аид…) или возносилась в Вышний мир, закончив цикл перерождений (Сварга, Ирий, Вальхалла, Олимп…).

У греков последнего удостаивались очень немногие, и даже самых великий героев и мудрецов ждал безрадостный Аид – мрачное царство теней.

У германцев в палаты Одина и чертоги Фрейи попадали герои и их женщины, причем мужская половина душ отходила к Вальфэдру и составляла его небесную дружину, а воинственные жены их приходили к Фрейе. Умершие от старости, болезни и самоубийцы отправлялись в Хель, и надо полагать, что среди них были души как великих скальдов, годи, эрилей, так и самые последние карлы и бонды. Не избежал участи оказаться в Хель даже сын Одина – Бальдр, убитый дротиком омелы. Хотя есть и иное толкование в Младшей Эдде, и очевидно, что у скандинавов картина более радостная, чем у греков:

"И все люди достойные и праведные будут жить с ним (Всеотцом) в месте, что зовётся Гимле или Вингольв. А дурные люди пойдут в Хель, а оттуда в Нифльхель"

"Есть среди обилищ много хороших и много дурных. Лучше всего жить в Гимле, на небесах. Добрые напитки достанутся и тем, кто вкушает блаженство в чертоге по прозванию Бримир. Он стоит на Окольнире. Прекрасный чертог стоит и на горах Ущербной Луны, он сделан из красного золота, и зовут его Синдри. В этом чертоге будут жить хорошие, праведные люди".

У славян душа отправлялась либо в Кощное царство, либо в небесный Ирий (в таком случае Ирий соответствует Гимле, а Асгард – Сварге), т.е. либо в Навь, либо в Правь, проходя посмертный суд у Черного бога, известного как Велес, Ний или Вий. В Кощное царство душа славянина попадала в клюве у ворона. В Ирий – на крыльях ласточки. До сих пор у русских сохранилось суеверие, что птица, залетевшая в дом – к смерти. Были и еще некоторые способы путешествия души. С погребального костра души воинов возносились в светлый Ирий Огнебогом. Нижний же мир, связанный со стихией дикой природы, води и земли, возвращал себе души посредством Зверя. Медведь, угрызший тела подвешенных на дереве, мог быть одним из таких проводников души в навий мир. Погребальной ладьей или на санях тела умерших, а равно и их душа, также препровождалась к Велесу. Путь души в Аид проходил на лодке старого неумолимого Харона, да и навий Один порою выступал Лодочником.

Путь души в Вальгаллу лежал по радужному мосту, лишенные телесной оболочки, невесомые, души возносились лихими валькириями. С погребального костра колесница Афины и Гермеса вознесла Геракла на светлый Олимп.

В Ирии славянин мог встретить предков, уклад жизни Ирия представлялся приблизительно таким же, как и в Срединном мире, только дичи и хлябей было немеренно и неисчислимо, так что не надо было прилагать особых усилий для добычи пропитания. Кощный же мир представлялся бескрасочным и более скудным, чем Земной, то в виде поля, на котором Великий Водчий, как пастырь, пас души, то в виде огороженного места за тыном, украшенным мертвыми головами.

Существуют две гипотезы о том, где, согласно представлениям этрусков, пребывает душа человека после его смерти.

“Первая гипотеза, как пишет А.Наговицын, сводится к тому, что место обитания души было в специальной могиле-доме. Данную версию подтверждает тот факт, что некоторые древнейшие этрусские урны с прахом были сделаны как макеты домов, а внутреннее убранство многих гробниц повторяло убранство дома этрусков. Эта теория родилась после того, как в конце XIX века итальянский археолог Бони, раскопав большое кладбище на римском Форуме, обнаружил там множество погребальных урн в форме маленьких круглых хижин, вроде тех, которые в наши дни можно встретить на территории Италии. Точно такие же урны-хижины были найдены и во многих других местностях Этрурии, особенно в окрестностях Кьюзи и Ветулонии. Попадались они и в Северной Германии, что в определенном смысле согласуется с альпийской теорией происхождения этрусков, хотя может быть связано и с общими верованиями ряда европейских народов.

Использование урн-хижин для погребения останков объясняется повсеместно распространенным среди этрусков верованием, что покойный должен после смерти обитать в таком же удобном жилище, как и при жизни. Миниатюрную домашнюю утварь находят во многих таких урнах и гробницах. Мы полагаем, что на одном из первых этапов развития воззрений этрусков на Загробный мир, погребальные урны были вместилищами души и нового посмертного перевоплощения умершего человека. Они могли быть также "временным пристанищем души" – на этапе приобретения ею новой формы.

Почти в то же самое время появляются погребальные урны, крышки которых содержали портрет человека или, если человек был воином, делались в виде воинского шлема, что соотносилось с самим человеком, было его магической заменой. Аналогичную роль выполняли маски умерших в домах этрусков.

В окрестностях города Кьюзи было обнаружено множество таких погребальных урн – каноп с крышками в форме круглой человеческой головы с выразительными глазами, рудиментарным носом и прикрепленными к корпусу урны короткими руками.

В раннем железном веке, около 900 г. до н.э., этруски сжигали умерших и сохраняли пепел в урнах. Урны напоминали сосуды с одной ручкой, накрытые плошкой. Сосуды делались вручную, без применения гончарного круга.

Приверженцы второй гипотезы утверждают, что происходило переселение души умершего в Подземное царство. На самом деле одно мнение не противоречит другому, каждое из них относится к разным этапам развития представлений этрусков на посмертное существование души. Первый из них связан с жизнью души в доме-гробнице или посмертной урне, второй этап – это временное существование души в урне или саркофаге и последующее путешествие души по Загробному миру.

Существовало несколько вариантов путешествия души в Загробном мире. По одному из них, самому позднему, душа умершего в облике самого человека переправлялась в Загробный мир в сопровождении демонов, что подтверждается рядом изображений, например на надгробной плите из Цере (550—525 гг. до н.э.), где изображены два демона, сопровождающих душу умершей женщины в царство теней. Один из них несет ее на руках, другой идет впереди с поднятой рукой, извещая о прибытии души.

Изображение сопровождающих душу умершего демонов и чудовищ появилось не сразу, а начиная с V в. до н.э., – в основном на фресках в гробницах. Разновидность существ Подземного мира предстает на древних рельефах Болоньи. На одном из них душа умершего в одежде воина на коне въезжает в Загробное царство, а навстречу ему поднимается змееногий демон, похожий на Тифона или на греческие изображения гигантов.

К этому же времени относятся и изображения наказания душ. О посмертном воздаянии душе в этрусской космогонии и ее перевоплощении после смерти сообщает Сервий, который говорит о существовании представлений о загробном суде в этрусской космогонии – dii animales.

Появление чудовищных персонажей в сценах погребения, видимо, связано с изменением положения Этрурии в Античном мире. Общеизвестно, что при ухудшении условий жизни и внешней агрессии приходится ужесточать внутренние порядки и законы для мобилизации всех сил в борьбе за выживание, что в свою очередь отражается и на космогонических представлениях народа, отражающих его внутреннее состояние и поведение во внешней жизни.

Как было сказано выше, сопровождение души в Загробный мир демонами и посмертное наказание связано с поздним этапом развития этрусских представлений о Загробном мире. Иными словами, мы рассмотрели самое раннее представление этрусков о существовании души, связанное с ее проживанием в урне или гробнице, и наиболее позднее, связанное с идеей посмертного наказания и воздаяния, которое очень близко католическим воззрениям на Ад и Чистилище.

В путешествии души в Загробный мир ее сопровождают не только злые демоны, но также и добрые божества, животные и существа.

Путешествие часто совершалось на квадриге с крылатыми конями. Такая квадрига с душой умершего изображена на погребальной стеле из Болоньи, относящейся к IV в. до н.э. Впереди квадриги находится бегущий полубог Подземного мира – демон – вестник, указывающий дорогу. На другой стеле изображен умерший в повозке с крылатыми конями, как и на краснофигурной вазе IV—III вв. до н.э. из Орвьетто.

В сценах выезда в Загробный мир, этруски чаще всего представлены сидящими. Ранний этрусский ритуал вынесения тела к месту захоронения, при котором покойник пребывал лежащим на ложе, накрытом покрывалом – уранискосом, позже был заменен обрядом несения сидящего, что можно проследить по изображениям на ряде памятников, среди которых особенно выделяется урна в виде дома из Археологического музея города Кьюзи, относящаяся к VI в. до н.э. Изображение сопровождения души покойного в Загробный мир осуществлялось для того, чтобы покойник не "блуждал" в Загробном царстве.

Изображение на урне из города Кьюзи, где неподвижного покойника несут на троне мужчина и женщина, имеет аналог в персидских сакральных царских обрядах. Изображение сцены на этрусской погребальной урне имеет сходный смысл с содержанием персепольских рельефов в тройном портале тронного зала, где царя под балдахином несли его сатрапы. Сходство усиливается еще и тем, что на урне по ее длинной стороне имеется дверь, как вход в иной мир. Сюжеты отличаются только тем, что "ритуал перехода" персидского правителя изображен метафорически, а в Этрурии в городе Кьюзи – как первобытно-магический обряд.

Покойный этруск, несомый на троне, как бы проходил стадию поиска пути в Загробном мире, в этом случае ему не нужны были провожатые.”

Ритуал посажения умершего на трон означает у многих индоевропейцев его оживление. Так, например, известна ирландская легенда о старике, проникшем в тайную пещеру под холмом, в которой он обнаружил короля Артура, сидящего на троне, а вокруг – его воинов, ждущих минуты пробуждения. Задев по неосторожности колокол, он чуть было не разбудил древнего короля.

“В Этрурии было несколько концепций загробной жизни души человека. По одной из них душа, преодолев дорогу в Загробный мир с ее трудностями и опасностями, вступала в фазу "воцарения", что означало непрерывные удовольствия, пиры, спортивные состязания, танцы. О таком времяпровождении душ в Загробном мире мы знаем из сюжетов многих фресок, которыми расписывались этрусские гробницы. Такое "воцарение" напоминало концепцию христианского Рая. Подобная концепция является прямым продолжением древнейших верований одного из этнических предков этрусков в проживание души в гробнице или в погребальной урне, которые заменило некое пространство в Загробном мире, где душа "оживает", "воцаряется" и предается постоянным удовольствиям. Символом такого "воцарения" у этрусков являлся трон или сиденье, которые часто находят в их гробницах.”

Расшифровка символики загробного путешествия души в мировоззрении этрусков достаточно сложна. Дело в том, что даже в классический период существовало несколько вариантов такого путешествия, в зависимости от принадлежности умершего к определенному городу-государству, его пола и социального статуса при жизни, кроме того, само путешествие было разбито на несколько этапов, подробнее они описаны как раз у А.Наговицына в книге “Этруски”.

Упомянем лишь ряд особенностей, общих для индоевропейцев.

Так, и у этрусков и у славян мы обнаруживаем обряд, предшествующий путешествиям души по загробному миру, именуемый у наших предков тризной, в ходе которой проходило своеобразное единение живых и мертвых родственников и друзей в торжественной обстановке. Живые члены семьи, живые члены братства и дружины, как бы передавали под охрану и опеку умерших предков, приобретших божественную сущность, вновь преставившегося человека.

Погребальный ритуал этрусков можно также реконструировать по изображениям на фресках из этрусских гробниц. На этих фресках видны сцены оплакивания умершего, погребальные тризны, игры и состязания. Большую роль в погребальном ритуале играли экстатические танцы и кровавые игры, что видно из росписей в гробницах Триклиния, Авгуров, Олимпиады.

На тризне по важным персонам этруски иногда приносили в жертву людей, что указывает на древнейший архаический характер культа, дожившего до нашей эры и развивающегося не в направлении модернизации и замены человеческой жертвы куклой или животным, как в других регионах, а в направлении разработки тончайших деталей ритуала. Такая детализация воспринималась современниками как излишняя скрупулезность и жестокость, но этруски свято верили в то, что они делали, поэтому для них замена необходимой человеческой жертвы куклой являлась святотатством, а для постороннего наблюдателя это было кошмаром.

Остановимся на ритуале спортивных состязаний и соревнований, которые проводили этруски на тризне по усопшим и во время своих религиозных праздников. Спортивные соревнования являлись не просто развлечением для этрусков. Обычай погребальных игр был связан прежде всего с облегчением покойному загробного пути. (На Руси такой обычай сохранялся еще долгое время после принятия христианства) В данном случае мы сталкиваемся с достаточно сложными магическими действиями. Оно состояло в двух последовательных соотнесениях подобных друг другу явлений с базовой мифологемой и ритуальным воздействием на прохождение подобных мифологеме явлений. Первое явление относилось к мифологеме о ночном прохождении богом Солнца Подземного мира и о его борьбе с силами тьмы, препятствующими его возрождению на следующее утро. Душа человека, проходящая препятствия Загробного мира, прежде всего некоего Стража, и стремящаяся к новому возрождению, соотносилась с Солнцем.

Аналогии представлений о прохождении Солнцем и душой, которая с ним соотносилась, дорог Подземного мира и их борьбы с враждебными силами на этих дорогах мы находим в Египте и Месопотамии. Египетский бог Солнца Ра боролся с врагами на ночном пути по подземному Нилу, что по представлению древних египтян соответствовало борьбе "солнечной" души умершего с враждебными силами потусторонности. В шумеро-аккадском эпосе герой Гильгамеш, связанный с солнечным богом и являвшийся его инкарнацией, в поисках напитка бессмертия и вечной жизни проходит ряд испытаний в Загробном мире.

Второе явление связывалось с проведением спортивных состязаний, где соревнующиеся в борьбе, скачках и т.д. преодолевали различные препятствия на пути к победе и заслуженной награде. Их действия, в соответствии с законами магии подобия, соответствовали победе и "воцарению" души в Загробном мире. Спортсмены как бы передавали (жертвовали) свой дух победы душе покойного. Одновременно с этим такие состязания являлись по правилам магии подобия, своеобразной жертвой солнечному богу, от которого ждали помощи душе покойного.

Даже возникновение всем известных Олимпийских игр, а кроме них Пифийских, Немейских и Истмийских состязаний, исторически связано с ритуалом, посвященным смерти-возрождению солнечных богов. Иными словами, спортивные состязания являлись своеобразной жертвой богам энергии, усилий и эманацией победы и торжества победителя. В связи с этим становится понятным греческий и этрусский обычай увенчивать победителя в таких играх лавровым венком. Лавр связан с погребальным культом и является древом смерти-возрождения. Победитель в играх, увенчанный лавровым венком, олицетворял "воцарившуюся" в Загробном мире душу покойного, происходила магическая замена испытаний в Загробном мире для души на испытания в проводимых состязаниях. Древнегреческий обычай изображать в скульптуре победителей в Олимпийских и иных играх и воздавать скульптурам божественные почести связан с тем же принципом древней магии замещения, когда под победителем в играх понималось торжество бога или воцарение души усопшего предка. Аналогичный подход мы видем и в этрусском обычае триумфа.

Кроме чисто спортивных игр, этруски во время поминальной тризны проводили состязания, которые по своей сути являлись человеческими жертвоприношениями. Такими играми являлись гладиаторские бои, которые позже были заимствованы у этрусков римлянами и стали развлечением римских граждан, тогда как у этрусков они носили жертвенный ритуальный характер. Количество и характер боев у этрусков, по-видимому, зависело от социального статуса покойного.

До I в. н.э. в Риме палач, который добивал смертельно раненных гладиаторов носил маску демона смерти Хару и его молот. Кровь гладиатора служила своеобразным выкупом за покойного.

Тела погибших гладиаторов выволакивал со сцены человек в маске змееволосого Тухулки. Как покажем ниже (см. раздел "Тухулка"), этот демон мог захватить и уничтожить саму человеческую душу, поэтому присутствие в обряде человека в его маске указывало на то, что душа погибшего гладиатора отдается демону в обмен на защиту усопшего. Иными словами, для защиты души умершего этруска приносилась замещающая жертва демону Тухулке.

Проводя параллели этрусских ритуалов с традициями других народов, отметим, что на Крите в IV в. до н.э. после царских похорон проводились атлетические игры, скачки, регаты, а также танцы и хоровое пение.

Еще одним кровавым ритуалом этрусков была травля людей собаками, которая, видимо, проводилась в честь победы Геркле (Геракла) над адским псом Кербером. Победа человека над собакой означала возможность посмертного возрождения и возвращения из Загробного мира. Человек, подобно богу Геркле, должен был преодолеть ужасы и препятствия Загробного мира. Борьба человека с собакой в этом случае являлась магическим ритуалом, облегчающим странствия души умершего в Загробном мире, поэтому зрители поединка ожидали победы человека над силами Аида, отождествляемыми с собакой”.

Ритуал поминовения и кормления душ предков, т.е. ритуал многократно повторяющейся тризны, был широко распространен в античном мире и сохранился у нас, у славян до сих пор. Фюстель де Куланж так описывает греческие погребальные ритуалы: "У греков перед каждой могилой было специальное место, предназначенное для жертвоприношения животных". Славяне нынешние жертв животных не приносят, а заменяют их подношением символа жизни – яйца – на могилы предков. Яйцо – символ не просто жизни, это протокапля мифологического восприятия начала начал, это символ Рода.

Аналогичные ритуалы мы находим и в Древнем Риме: "Могила была полита молоком и вином..., была вырыта глубокая дыра, чтобы твердая пища могла попасть к мертвым..., произносились специальные формулы, приглашающие мертвых есть и пить". Подобный обычай соблюдался строго, как соблюдается он и у современных русских, скажем на Пасху, обычай чисто языческий и церковь ох как не одобряет его, но вынуждена мириться с эдаким язычеством в своем православии. Воинам, погребенным после битвы при Платеях, благодарные сограждане ежегодно приносили угощение: “Платейцы произносили формулу, с помощью которой призывали мертвых прийти за угощением.” По обычаю, в конце погребальной церемонии душу умершего трижды призывали по имени.

Известно, что в определенные дни семейство этрусков приносило пищу и питье на могилы предков. Они полагали, что этим поддерживают посмертное существование и что умершие способны принимать пищу в том же виде, что и живые. На мистериях современных славянских язычников принято пролить наземь вино, меды или пиво и вознесть хвалу предкам, пребывающим в Нави. Предкам, пребывающим в Прави напиток льют в огонь и пары его возносятся к небесам.

Надо отметить и еще один аспект. И у этрусков, и у греков, и у многих италийских племен существовал обряд кормления богов все для того же вспомоществования душе в ее пути по запредельному. В Риме, начиная с 399 г. до н.э., находящимся на нескольких ложах статуям богов подносили пищу. Кроме того, существовали обряды жертвенного возлияния различным богам. Для возлияния, в зависимости от функций бога, использовали воду, вино, масло, а иногда и кровь. Сам ритуал кормления богов объясняется тем, что ритуалы почитания многих богов происходят из древнейших культов божественных предков, существование которых необходимо поддерживать.

Например, у хеттов существовал культ обожествления умерших царей, такой же культ имел место относительно фараонов Древнего Египта. Римляне давали умершим титул богов – Манов. Об этом же говорит Цицерон: "Воздайте богам – Манам то, что положено... относитесь к ним как к существам божественным". Кроме того, это следы древнейшей магии обмена между различными уровнями мира. Для получения чего-то от бога ему что-то надо отдать, пожертвовать.

Участвуя в современных нам обрядах русских язычников авторы сами не раз приносили крады и требы богам, пролив в уста деревянного кумира из той же братины, которой только что касались губы вполне смертного язычника. Божество воспринимается как участник мистерии и прежде всего собственный предок. Это отголоски древнего эвгемеризма, о котором мы также писали выше.

Сопоставляя верования индоевропейцев о “загробной” жизни и встрече с родичами, мы пришли к выводу, что женщина, зачастую совершавшая самоубийство после смерти мужа выполняет некую священную, важную для посмертного существования души мужчины роль. Она является его женой и в Загробном мире. Такой сакральный брак душ является причиной преображения и бессмертия мужской души в Загробном мире.

С обрядом сати мы сталкиваемся в описании арабских путешественников обычаев славян – вятичей и русов, да и у ближайших их соседей.

"После поражения литовцев и эстов тевтоны с семигаллами возвратились к захваченному у обоих этих народов; добыча оказалась несметной: тут и кони, и скот, и одежды, и оружие. Спасенные, по милости божьей, все возвратились домой здравыми и невредимыми, благословляя бога. Один священник, бывший в то время в плену у литовцев по имени Иоанн, рассказывал, что там пятьдесят женщин, потерявших мужей, после этого повесились. Это потому, конечно, что они надеялись вскоре же встретиться с ними в другой жизни" – сообщает под 1205 годом Генрих Латвийский^[101]

Маврикий, византийский император VI в “Стратегионе” восхищается славянками-язычницами: “Жены же их целомудренны сверх всякой человеческой природы, так что многие из них кончину своих мужей почитают собственной смертью и добровольно удушают себя, не считая жизнью существование во вдовстве” ^[102]

Подробно описан обряд добровольного предания себя смерти русской девушки и у Ибн Фадлана, а вот что пишет другой арабский автор Ибн Русте в труде “ал-А’лак ан-нафиса”^[103] о русах в 11 веке:

“Когда у них умирает кто-либо из знатных, ему выкапывают могилу в виде большого дома, кладут его туда, и вместе с ним кладут в ту могилу его одежду и золотые браслеты, которые он носил. Затем опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и чеканную монету. Наконец, в могилу кладут живую любимую жену покойника. После этого отверстие могилы закладывают, и жена умирает в заключении”

Он же сообщает о земле Ва.ат (вероятно вятичей):

“Женщины же (их), когда случится покойник, царапают себе ножом ножом руки и лица. На другой день после сожжения покойника они идут на то место, где это происходило, собирают с того места пепел и кладут его на холм. И по прошествии года после смерти покойника берут они бочонков двадцать больше или меньше меда, отправляются на тот холм, где собирается семья покойного, едят там и пьют, а затем расходятся. И если у покойника было три жены и одна из них утверждает, что она особенно любила его, то она приносит к его трупу два столба, их вбивают стоймя в землю, потом кладут третий столб поперек, привязывают посреди этой перекладины веревку, она становится на скамейку и конец завязывает вокруг своей шеи. После того, как она так сделает, скамью убирают из-под нее, и она остается повисшей, пока не задохнется и не умрет, после чего ее бросают в огонь, где она и сгорает. И все они поклоняются огню.”

В отечественной исторической науке вопросы, связанные с символикой этрусских погребений, постоянно находят своих исследователей. Недавно опубликованы материалы Л. Акимовой и А. Кифишина, открывающие ряд интереснейших моментов в представлениях этрусков о Загробном мире. В этих исследованиях указывается на сакральный характер зонтика и балдахина.

В этом контексте остановимся на рассмотрении такой обыденной в нашем быту и наполненной глубинным смыслом у этрусков вещи, как зонт. Авторы пишут, что зонт покрывал душу умершего, как воды Первоморя, он охранял его от опасностей Загробного мира и, кроме этого, указывал на право умершего на загробное воцарение. Зонтик связан с древнейшей формой смерти-рождения, могилой, осмысленной как "Первоморе", потому он вызывает мысль о сиденье, дифросе, троне. Гробница являлась наиболее близким эквивалентом зонтика, балдахина. Она, "тень", "подземный город", копирует город и дом, как зонтик копирует реальное древо.

Дата добавления: 2014-12-27