И.Н. ПУГАЧЕВА 8 страница

В сущности, никаких особенно разительных, резких разногла­сий в понимании свойственных языку стилистических вариантов

как лексико-фразеологического, семантического, так и граммати­ческого и фонетического характера дискуссия по вопросам стилис­тики не обнаружила. Даже Ю. С. Сорокин здесь ограничился лишь желанием выделить их изучение в особую аналитическую стилис­тику. Все остальное, что сказано им по вопросу о стилистических средствах языка, является самым общим повторением традицион­ных истин: в более непринужденных и общих формулировках он высказывает то, что- обычно говорится о стилистически нейтраль­ной основе языка, о полной стилистической нейтральности слов основного словарного фонда в их прямых, номинативных значени­ях — как в функциональном речевом отношении, так и в отноше­нии экспрессивной окраски, о стилистических пометах слов и вы­ражений, о стилистически ограниченных сферах употребления групп слов, о лексических и грамматических синонимах и т. д.

* * *

<...> В системе языка выделяются разнообразные элементы (лексические и грамматические,'из этих последних чаще всего син­таксические), характеризующиеся различными речевыми граница­ми их общенародного употребления или различиями экспрессив­ных окрасок. Они могут быть соотносительны друг с другом по экс­прессии, по «стилистическому» качеству и противопоставлены-си­нонимическим выражениям из другой речевой сферы или разно­видности. Некоторые из них выступают как «характеристические» приметы той или иной разновидности речи. Но сами по себе они, очевидно, не складываются в систему и не образуют «системы» в том смысле этого слова, в каком термин «система» применяется к языку¹. Они объединяются в некоторые совокупности, в некоторые устойчивые экспрессивно-стилистические ряды внутри языковой системы в силу однородности экспрессии, а также сходного отно­шения к единой норме общенародного языка и к сложившейся тра­диции их функционально ограниченного употребления. В связи с этим возникает вопрос: содержатся ли в самой системе языка, «за­ложены» ли или, вернее, откладываются ли в ней самые способы, конструктивные принципы объединения и организации языкового материала, характерные для того или иного типа или разновиднос­ти речи? Ведь наличие стилистической окраски в отдельных эле­ментах языка, т. е. отнесение их к определенному виду или типу речи («стилю»), может и не предполагать самих правил и принци­пов организационного объединения и структурной связи всех этих элементов в самой языковой системе, иначе говоря, еще не обязы­вает к признанию соотносительных и дифференцированных сти­листических «систем» внутри единой системы языка. Но если та­кие принципы и связи могут складываться и развиваться в процес-

се употребления языка в разных общественных формах речевой деятельности, в многообразных разновидностях речи, то они во вся­ком случае иного качества, чем связи элементов самой системы языка: Связи и соотношения языковых элементов однородной сти­листической окраски опираются не на структурные качества язы­ка, не на формы и не на лексические или грамматические значе­ния, а на социально-экспрессивные оттенки, на свойства функцио­нального использования языковых средств в 'многообразии видов общественно-речевой практики. <...>

Признавая наличие разнообразной стилистической окраски у слов, форм, выражений и конструкций, языковеды обычно разли­чают два ряда стилистических окрасок или «тональностей»: сти­листические окраски экспрессивно-эмоционального характера и стилистические окраски, связанные с ограниченной речевой облас­тью применения соответствующих языковых средств. Но уже от­сюда ясно, что от наличия той или иной стилистической окраски или «тональности» у ряда слов и выражений до обобщенного выво­да о существовании соответствующего «экспрессивного стиля» или «экспрессивной стилистической системы» в языке — «дистанция огромного размера». <...>

Приходится еще раз повторить, что «классификация стилей по экспрессивным качествам лишена единства, цельности и после­довательности. По мере перехода от стилистической лексикологии к стилистическому синтаксису эта классификация постепенно те­ряет свои очертания. Возникает сомнение в правомерности распро-' странения термина «стиль языка» на разновидности экспрессивной окраски речи». Ведь одни и те же экспрессивные краски могут на­кладываться на совершенно различные по своему функционально-стилистическому характеру высказывания (например, ирония, воз­вышенная патетика и т. п.). <...>

Трудно согласиться с В. Д. Левиным, который считает объек­тивно реальное существование «экспрессивных стилей» как цель­ных систем в самой структуре языка фактом самоочевидным и не­сомненным.

«Экспрессивный стиль» В. Д. Левину представляется совокуп­ностью «элементов, обладающих определенной стилистической ок­раской», совокупностью «позитивных и негативных языковых при­знаков», образующих «цельную законченную систему». Однако В, Д. Левин не касается вопроса о том, должна ли непременно при­меняться и применяется ли вся такая совокупность или «система» общественно осознанных и закрепленных шутливых, иронических, вульгарных, неодобрительных и т. п. слов и выражений каждый раз для реализации соответствующих «стилей языка» в конкрет­ных условиях и контекстах или же эти «стили» могут конструиро-' ваться и другими языковыми средствами, субъективно окрашен­ными или окрашиваемыми нужной экспрессией. В связи с этим укрепляется сомнение вообще в существовании таких «цельных, законченных систем» в самой общей системе языка. Ведь невоз­можно выделить какие-нибудь свободные, т. е. не принявшие фор-

му грамматических идиоматизмов, общеобязательные синтаксичес­кие формы и конструкции, непосредственно выражающие иронию, шутку, неодобрение и т. п.

История экспрессивных форм речи и экспрессивных элемен­тов языка вообще в языкознании мало исследована, пути и даправ-ления их развития в отдельных конкретных языках не выяснены.

Несколько иначе обстоит дело с изучением стилистически ог­раниченных функционально-речевых элементов, которым также сопутствует экспрессивная окраска, и их употребления. Что функ­ционально-стилистическая окраска, присущая части слов, выраже­ний и даже конструкций, генетически обусловлена преимущест­венным употреблением этих языковых фактов и явлений лишь в определенных видах речи, в определенных контекстах, — это оче­видно. Связь этих языковых элементов с теми или иными функци­ональными разновидностями, типами, «стилями» речи для данной эпохи устойчива и общепризнанна.

* * *

Естественно возникают вопросы: функциональное разнообра­зие исторически сложившихся разновидностей речи, качественное различие между далекими разновидностями книжной и разговор­ной речи вытекают ли непосредственно из свойств самой системы языка в результате ее развития? Как это многообразие речевой деятельности исторически отражается в составе и строе языка? Система языка — при внутреннем единстве ее структуры — пред­ставляет ли в отдельных своих частях совокупность соотноситель­ных, дифференциальных форм и способов выражения, внутренне объединенных и образующих своеобразные стилистические «сис­темы» («стили языка») внутри общей языковой системы? Если язык обладает этим качеством, то в какие периоды его истории оно раз­вивается в нем и как изменяется? Или же при крепком единстве общенационального языка в его системе лишь отслаиваются отдель­ные черты и элементы разнообразных разновидностей и типов речи, слышатся лишь отголоски более или менее отстоявшихся видов речевого общения? Следовательно, вопрос о формах, разновиднос­тях и типах литературной речи, обычно называемых «стилями язы­ка», повертывается в конкретно-историческую сторону. И в этом аспекте самый термин «стиль языка» требует уточнения. Его нель­зя смешивать с термином «стиль речи», если признавать необходи­мость разграничения понятий языка и речи.

Термин «стиль языка» и определение стилей как разновиднос­тей языка, как «частных» систем внутри «общей» системы языка побуждает представлять их по образу и подобию языковой систе­мы. Однако никто из историков русского языка, выйдя за пределы трех стилей русской литературной речи XVIII в., не ищет в нацио­нальном русском языке XIX и XX вв. множества изолированных систем выражения («стилей» языка), составленных из характерной для каждой из них совокупности столь же «изолированных элемен­тов языка».

Стиль языка иногда понимается и в ином смысле, как совокуп­ность «более или менее устойчивых комплексов языковых средств, соответствующих определенным жанрам, типам речи и обуслов­ленных их содержанием и назначением»¹. С этой точки зрения ана­лиз и понимание языкового стиля не должны опираться на сумму «изолированных элементов языка», но и не должны выходить за пределы общеязыковых категорий и понятий — изменений значе­ний слова, способов употребления слов и грамматических конструк­ций. Все, что не может быть непосредственно выведено и объяснено из таких элементов языковой системы, объявляется «неязыковым», хотя от этого не становится несомненно и «нестилистическим». Так, метафора, выраженная одним словом или сочетанием, считается языковым стилистическим средством (мрак жизни, мрак душев­ный, мрак земных сует и т. п.); но метафора, выходящая за преде­лы отдельного слова и выражения (например, целое высказывание, вроде стихотворения Пушкина «Прозаик и поэт»), рассматривает­ся уже как «неязыковое стилистическое средство»².

Легко заметить, что здесь говорится собственно о стилях речи, т. е. о «системах средств выражения, соответствующих определен­ным типам речевой деятельности»³. Термином же «языковой стиль» («стиль языка») только подчеркивается, что эти стили речи пони­маются и изучаются в «плане языковом», т. е. в пределах элементов языковой системы, лишь с точки зрения качеств и применений этих элементов. «Стиль языка» понимаются в этом случае не как содер­жащиеся в самой языковой структуре обособленные и замкнутые круги разных выразительных средств, а как обнаруживающиеся в разных формах и видах общественно-речевой деятельности кол­лективно осознанные способы соотношения и комбинирования раз­личных стилистических элементов⁴. Если оставить в стороне нечет­кое и лингвистически (т. е. в плане общей теории языка) не обосно­ванное противопоставление «языкового» и «неязыкового», ясно, что И. С. Ильинская относит «стили языка» не к самой структуре язы­ка, а к широкой области.функционального использования языка в общественно-речевой практике.

В сущности о том же говорит Ю. С. Сорокин. <...>

Ю. С. Сорокин не сомневается в наличии стилистических кате­горий как принадлежности «индивидуального высказывания», ему сомнительны стилистические категории как «категории языковые»⁵. Но Ю. С. Сорокин делает шаг назад, когда он отрицает коллектив­ную природу и общественно-осознанные типические свойства тех соотносительных и функционально-дифференцированных способов словесного выражения, которые принято называть то «стилями язы­ка», то «стилями речи». Ведь еще проф. Г. О. Винокур писал о том,

что стилистика «... может быть лингвистической дисциплиной толь­ко при том непременном условии, что она имеет своим предметом те языковые привычки и те формы употребления языка, которые действительно являются коллективными»¹.

В ходе дискуссии по вопросам стилистики было также пра­вильно указано, что различия между «стилями» заключаются не только и не столько в материальном составе языковых средств и не только в принципах соотношения и приемах объединения различ­ных элементов языка, но также и в их функциях. «Понятия точнос­ти, образности, экспрессивности, как и другие стилистические ка­тегории, не механически перекочевывают из одного языкового сти­ля в другой, а в системе каждого стиля приобретают глубокое свое­образие», — писал проф. Р. А. Будагов².

Если не останавливаться на отождествлении и смешении тер­минов и понятий «языковой» и «речевой», то у всех участников дискуссии можно отметить одинаковое и однородное понимание природы стиля в современных развитых национальных языках.

Вместе с тем понятно, что стиль речи не всегда формируется непосредственно самими элементами языка. Иногда он обусловлен сложными образованиями, возникающими из сочетания этих эле­ментов и представляющими синтезированные смысловые единства. Эти сложные стилистические явления художественной речи (на­пример, сравнения, олицетворения и т. п.) не могут быть понятны на основе анализа только отдельных относящихся сюда слов.

Стиль — это общественно осознанная и функционально обу­словленная, внутренне объединенная совокупность приемов упот­ребления, отбора и сочетания средств речевого общения в сфере того или иного общенародного, общенационального языка, соотно­сительная с другими такими же способами выражения, которые служат для иных целей, выполняют иные функции в речевой об­щественной практике данного народа. Стили, находясь в тесном взаимодействии, могут частично смешиваться и проникать один в другой. В индивидуальном употреблении границы стилей могут еще более резко смещаться, и один стиль может для достижения той или иной цели употребляться в функции другого.

Справедливо отмечалось, что степень индивидуального своеоб­разия стилей речи неодинакова. В таких разновидностях письменно-книжного речевого общения, как деловая бумага, техническая и слу-жебно-административная инструкция, информационное сообщение в газете, даже передовая, индивидуально-стилистическое отступает перед стандартом, типической нормой или основной тенденцией при­вычной, установившейся формы словесного выражения.

* * *

Никто из участников дискуссии не отрицал того, что литера­турный язык, обслуживая разнообразные сферы общественной дея-

тельности, разнообразные области культуры, в процессе своего ис­торического развития становится опорой и основой разнообразных форм, типов или разновидностей речевой деятельности, образую­щихся на базе разного отбора, сочетания и экспрессивного объеди­нения языковых средств. Наметились большие трудности и обозна­чились существенные противоречия в понимании характера этих речевых разновидностей и закономерностей их исторического раз­вития. Ю. С. Сорокин настаивал даже на том, что в истории русско­го языка «стили языка» как особые семантические замкнутые «типы речи», характерные, например, для его функционирования и раз­вития в XVII и XVIII вв., затем ликвидируются, и, начиная с вре­мени Пушкина, можно говорить уже о многообразии индивидуаль­ных стилей речи. С этого периода перед стилистикой современного языка встает новая задача — «... анализ многообразия стилистичес­ких применений элементов в конкретных речевых условиях. Имен­но здесь мы сталкиваемся с понятием стиля речи, с тем, без чего немыслимо никакое высказывание...»¹.

Понятие «стиля речи» в этих высказываниях Ю. С. Сорокина остается неясным, так же как и понятие «разновидностей речи». Вопрос о том, не сложились ли и не складываются ли какие-нибудь устойчивые, типические, коллективные правила и особенности це­ленаправленного использования языковых средств в отдельных областях общественной деятельности, в отдельных жанрах литера­туры или письменности, не ставится. Упор делается на «конкрет­ные приемы сочетания языковых элементов в каждом высказыва­нии, в каждом контексте», особенно в образцовых произведениях.

<...> Принципы индивидуального сочетания разностильных элементов в композиции художественного произведения, в языке художественной литературы признаются типичными и действитель­ными для всех решительно высказываний и «контекстов речи», от­носящихся к самым разнообразным областям общественной дея­тельности. «Стиль языка» для Ю. С. Сорокина равнозначен «стилю-диалекту».

Как бы то ни было, понятие «стиля языка» и понятие «стиля речи» остались в результате дискуссии не вполне уточненными и совсем не разграниченными. И в этом — недостаток дискуссии. <...>

Вопрос о разграничении понятий «языковой стиль» и «стиль речи», по-видимому, представлялся второстепенным и даже излиш­ним многим участникам дискуссии. Так, Р. Г. Пиотровский, спра­ведливо отметив, что в рассуждениях Ю. С. Сорокина понятие сти­ля совпадает с понятием индивидуального контекста и, следова­тельно, отрицается «объективное существование в языках речевых стилей» как общественно осознанных и целесообразно организо­ванных совокупностей средств выражения, затем пишет, что «лик­видация научного понятия языкового стиля... обозначает уничтоже­ние основной стилистической категории».

Кроме смешения и даже отождествлений понятий «языковой стиль» («стиль языка») и «речевой стиль» («стиль речи»), часто на­блюдается также наивное приравнение речевого стиля к «форме языка» и своеобразно понимаемой «разновидности языка» (напри­мер, устный и книжный «стили», диалогический и монологический «стили», «стили» просторечный и литературный и т. п.).

Все это говорит о том, что для стилистики чрезвычайно важно разобраться в структуре и сущности всех тех исторически разви­вающихся форм, типов и видов речи, дифференцированных соот­ветственно областям общественной деятельности, целям и формам языкового общения, всех тех функциональных и жанровых разно­видностей литературного языка, которые нередко называются «сти­лями языка» (а также иногда «стилями речи»).

* * *

Вопрос о формах или разновидностях речи и о различиях в строении речи, обусловленных целями высказывания, интересовал еще В. Гумбольдта. Он отмечал, что разные виды речи как поэти­ческого, так и прозаического характера имеют «свои особенности в выборе выражений, в употреблении грамматических форм и син­таксических способов совокупления слов в речи.»¹. Он подчеркивал также необходимость разграничения понятий языка и речи. <...>

Интересные, хотя и не во всем убедительные взгляды на соотно­шение языка и речевой деятельности были развиты акад. Л. В. Щер-бой в его известной работе «О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании». Л. В. Щерба писал: «Языковая сис­тема и языковой материал — это лишь разные аспекты единственно данной в опыте речевой деятельности...»; «Все подлинно индивиду­альное, не вытекающее из языковой системы, не заложенное в ней потенциально, не находя себе отклика и даже понимания, безвоз­вратно гибнет»; «То, что часто считается индивидуальными отли­чиями, на самом деле является групповыми отличиями, т. е. тоже социально обусловленными» (можно прибавить: или отличиями функ­циональными, тоже коллективно закрепленными). <...>

Вопрос о закономерностях развития форм речевого общения, функциональных разновидностей речи, видов и типов обществен­но-речевой деятельности, о характере и способах «обслуживания» языком разных проявлений духовной и материальной культуры народа в ее движении до сих пор не был еще предметом глубокого исторического изучения. Во всяком случае, мы еще не имеем исто­рии какого-нибудь развитого языка, разработанной в этом плане.

* * *

При изучении форм речи прежде всего выступает глубокое различие между речью разговорной и речью письменной, с которы­ми чаще всего и связывается в самом общем плане название «стиля речи». Но это неправильно. Дифференциация речи по этим формам основана не на целеустремленном отборе форм, слов и конструк­ций, а на различиях в общественных условиях и в материальных средствах социального общения.

О целесообразности отождествления понятий «стиль речи» и «форма речи» справедливо писали А. И. Смирницкий и О. С. Ахма-нова: «Вряд ли можно думать, что дифференциация речи по ее формам (или тем более по характеру участия в ней данного лица) может быть поставлена в простую и прямую связь со стилями речи. Хотя общеизвестно, что исторически возникшие письменности и развитие литературной традиции имели важное значение для фор­мирования, например, синтаксиса сложного предложения, в совре­менных новых европейских языках (которые здесь конкретно и имеются в виду) тот или иной стиль речи все же не оказывается закрепленным за определенной ее формой. Современный роман, повесть, рассказ (не говоря уже о пьесе), естественно, дают нам в письменной форме то, что нередко именуется «разговорным» сти­лем. Вместе с тем в устной форме речи, например, научного работ­ника или дипломата, может быть представлен так называемый «письменный» или «книжный» стиль...»¹.

Разговорная форма речи отличается от письменно-книжной уже тем, что в ней интонации, мимика и жесты собеседников, бытовая ситуация играют огромную смысловую роль. Справедливо отмеча­лись в связи с этим лексико-фразеологические особенности, син­таксические и интонационные своеобразия разговорной формы речи. <...> Разграничение формы разговорной и книжной речи важно также для изучения таких композиционно-речевых видов общения, как диалог и монолог в их сложных и многообразных комбинациях, пере­плетениях и взаимодействиях. Но самый строй диалогической речи во многом зависит от состояния и качества народно-разговорного языка, от его отношения к языку литературному. Характер этого отношения социально-исторически обусловлен. Вместе с тем он ка­чественно и функционально неоднороден в периоды развития язы­ка народности и языка нации..

Типы взаимодействия между формами народно-разговорной и литературно-книжной речи определяют состав и соотношение функ­циональных разновидностей языка той или иной эпохи. Если функ­цию языка литературы, языка культа и государственного делопро­изводства выполняет чужой язык или какой-нибудь международ­ный язык цивилизации (как, например, латинский язык в средне­вековой Польше), то состав разновидностей общей народно-разго-

ворной речи, естественно, сужен и сферы их действия ограничены, хотя и не вполне разграничены. При традиционности речевого оби­хода едва ли в это время существуют прочно осознанные и строго регулируемые коллективом общенародные нормы отдельных форм и разновидностей речи.

Само собою разумеется, что гораздо более сложным и функцио­нально дифференцированным оказывается взаимодействие форм раз­говорной и книжной речи, когда они складываются и развиваются на базе одного и того же языка или близко родственных языков, как это было в древней Руси. Тут можно говорить о развитии соотноситель­ных, функционально разграниченных типов литературного языка (на­пример, делового, литературно-художественного и церковно-книжно-го), которые отличались друг от друга не только лексикой и фразеоло­гией, но и грамматическими и даже фонетическими особенностями. Однако едва ли к этим типам и разновидностям, например, древне­русского литературного языка XI—XIII вв. применим термин «стили языка». Дело в том, что эти типы не умещаются в рамках структуры народного восточнославянского языка (или языка восточнославянской народности). Церковно-книжный тип древнерусского литературного языка, обслуживавший области культа, науки и отчасти историчес­кой и религиозной беллетристики, и по использованию слов основного словарного фонда, и по некоторым особенностям грамматических форм и конструкций выходил за пределы структуры языка восточносла­вянской народности. Вместе с тем влияние этого типа литературного языка не могло не сказываться в большей или меньшей степени и на литературно-художественном типе языка, а кое в чем и на деловом. Понятие же «стилей языка» предполагает, что соответствующие соот­носительные системы словесного выражения, организованные сооб­разно их общественному назначению, их функциям в речевой-культу­ре народа, базируются на элементах — фонетических, грамматичес­ких и лексических — единого общенародного языка, на его вариант­ных формах. Следовательно, образование «стилей языка» связано с большей внутренней, структурной слитностью литературного языка, оно осуществляется или может происходить в период более глубокого и тесного сближения литературного языка с языком народным, когда функциональные разновидности литературного языка, сопоставлен­ные друг с другом или противопоставленные друг другу, прямо или косвенно — путем семантических соотношений или синонимического параллелизма — ориентируются на основной словарный фонд и грам­матический строй общенародного языка. В истории русского языка эти процессы относятся к позднему периоду развития языка русской (великорусской) народности — не ранее XVI в., особенно его второй половины. Именно к этому времени восходят истоки процесса форми­рования системы трех стилей русского литературного языка, развив­шейся в XVII в. и в первые две трети XVIII в., системы, нашедшей глубокое обобщение в трудах М. В. Ломоносова. Осознание историчес­кой важности этой системы как переходного этапа к образованию единой общенациональной языковой нормы определило стилистические тен­денции и правила «Российской грамматики» и «Риторики» великого Ломоносова.

Создание нормативной грамматики русского языка, охватываю­щей звуковой и морфологический строй русского национального язы­ка, а также закономерности сочетания слов со ссылками на разли­чия в стилях, было крупным шагом на пути формирования единой общенациональной нормы литературного выражения. Образование такой нормы связано с ликвидацией старой системы трех стилей. Стиль одного и того же произведения теперь может совмещать в себе самые разнообразные формы речи, прежде разобщенные и раз­деленные по трем стилям. Попадая в новую речевую обстановку, вступая в новые связи, старые языковые средства приобретают иной смысл и иные стилистические функции. Естественно, что при нали­чии твердой общей нормы национально-языкового выражения могли свободно развиваться многообразные социально-функциональные и индивидуально-художественные стили речи. Белинский констати­ровал это новое качество русской литературно-художественной речи, возникшее в связи с пушкинской реформой стилистики русского литературного языка. <...> Вместо трех стилей языка постепенно складывается функциональное многообразие разных стилей речи. Прежде такого рода частные функционально-речевые стили могли развиваться и вращаться только в границах каждого из трех общих «стилей языка» (об этом писал еще Ломоносов в своих черновых набросках); в пушкинскую же и послепушкинскую пору стили речи получают обобщенное значение и создаются, развиваются на базе единой общенациональной языковой системы.

Таким образом, пушкинская стилистическая реформа открыла возможности интенсивного творческого развития индивидуально-художественных и общественно-функциональных стилей русской литературной речи как целесообразных способов отбора и комбини­рования различных языковых элементов в зависимости от сфер об­щественной деятельности, от общности цели, назначения и содержа­ния речи. Эта общность создает условия для более или менее четкой нормализации выбора языковых средств в разных стилях речи.

<...> При наличии общих тенденций построения какого-нибудь стиля речи, обусловленных основной функциональной направлен­ностью его (например, в научном стиле — задачей терминологичес­кого обозначения соответствующих понятий и явлений и логически обобщающей системой последовательного изложения, в критико-публицистическом — задачей социально-политического воздейст­вия на слушателя), — в пределах этого стиля вместе с тем наблю­дается значительная индивидуализация конкретных форм выра­жения¹. Вместе с тем разные функциональные стили речи находят­ся в живом соотношении и взаимодействии. И все же целесообраз­но организованный отбор языковых средств, обусловленный взаи­модействием разнообразных факторов, приводит к более или менее выдержанному, типовому или типическому единству в характере, в системе их сочетания и функционального использования, т. е. к

тому, что обычно называется стилем речи (или недифференциро­ванно — «стилем языка»). Качественная определенность такого ти­пового стиля зависит от более или менее устойчивой и единообраз­ной организации речевого материала¹.

Порожденные историческим развитием языка и поддерживае­мые целесообразностью разграничения разных видов общеция, стили речи в то же время находятся в непосредственном взаимодействии. Разнообразные стилевые тенденции нередко перекрещиваются меж­ду собой. Национально-литературный язык, будучи по своей струк­туре внутренне цельным и единым для всего общества, вместе с тем становится основой сложной и многогранной системы перепле­тающихся и взаимодействующих, исторически изменяющихся сти­лей речи.

Область действия и применения, функциональная концентри-рованность стилей речи могут быть очень различны. <...>

Однако своеобразие функционирования языка в той или иной сфере общения далеко не всегда приводит к образованию особого, более или менее устойчивого стиля речи. Чаще всего такие своеоб­разия выступают в подборе лексики. Между тем понятие стиля речи, а тем более стиля языка связано с понятием нормы отбора и с понятием внутреннего единства (или «системности», как иногда говорят), взаимосвязанности и взаимообусловленности приемов ор­ганизации речевого материала.

Таким образом, понятия «стиля языка» и «стиля речи» — ка­тегории исторические. Их нельзя смешивать с понятиями «тип язы­ка» и «форма речи». <...>

Стилевая структура литературных языков различна в разные эпохи их исторического развития. В разных системах языка не все стили равноценны. Они различаются по своим экспрессивным ка­чествам, по сферам их употребления, по своей общественной функ­ции, по своему семантическому объему и своему строению, по роли в истории культуры народа. <...>

* * *

Среди стилей литературной речи совершенно особое место за­нимает система стилей художественной литературы. <...>

Теория художественной речи является одним из важных от­делов стилистики. В художественной речи исключительная роль принадлежит эмоционально-чувственной стороне языка, системе эмоционально-чувственных образов. <...>

Дата добавления: 2014-12-27