Формирование предпосылок. 1 страница

Москва

Н.Е.Максимова

И.О.Александров

For test peparation only!!!

DRAFT!!!

ИССЛЕДОВАНИЯ

ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО

ОСНОВЫ ТЕОРИИ

УЧЕБНОЕ ПОСОБИЕ

Учебное пособие

ГОСТИНИЧНОГО КОМПЛЕКСА

ОРГАНИЗАЦИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Корсакова Ирина Юрьевна

Редактор

Лицензия ЛР № 021278 от 06.04.98 г.

Подписано в печать Формат 60х84 1/16

Бумага типограф. Оперативный способ печати.

Усл. печ. л. Уч.-изд. л. Тираж 50 экз.

Заказ № Цена договорная

Издательско-полиграфический центр ОГИС

644099, Омск, Красногвардейская, 9

(экспериментальная психология)

(Основной курс)

Черновой вариант, только для подготовки к экзамену!!!

Номера разделов не соответствуют действительности;

греческий текст не виден;

некоторые разделы опущены, будут даны только в лекциях.

Введение

В профессиональном сообществе психологов термину “экспериментальная психология” (ЭП) придается несколько значений:

(1) ЭП — сложившееся в конце XIX в. обозначение областей психологии, опирающихся на лабораторные исследования. Это понимание не вполне точно, так как смешивает различные типы исследований (доэкспериментальные, квазиэкспериментальные, истинные эксперименты - см. разд. IV.5.), а также придает значение ЭП всей исследовательской психологии, т.к. ни одна из современных областей психологии, не может ограничиться полевыми, внелабораторными, “натурными” исследованиями, и исключить практику лабораторных исследований.

(2) ЭП как научная дисциплина противопоставляется умозрительной, бытовой психологии (folk psychology - см. подразд. ХХХ), основанной на обыденном знании или представлениях, сложившихся в искусстве, религии и т.п. В этом контексте ЭП иногда рассматривают как выражение методологии позитивизма *, что не соответствует действительности (см. Словарь).

(3) ЭП как оппозиция интроспективной психологии. Это правомерно в отношении метода интроспекции *, составляющего ядро исследовательских программ (см. подразд. Иссл прогр) или парадигм * (см. подразд. Парадигм), например, школы В. Вундта, структурной психологии Э.Б. Титченера, Вюрцбургской школы. Однако при понимании интроспекции как неизбежного условия применения некоторых методик психологии (например, опросников) или вспомогательного приема сбора эмпирического материала (рассуждения вслух при решении задач, отчеты испытуемых) это противопоставление имеет некоторые ограничения.

(4) ЭП как совокупность результатов психологических исследований (не только экспериментальных). Приведем в качестве примера хорошо известные “Экспериментальные психологии”: Р. Вудвортса (М.: Изд-во иностранной литературы, 1950); под редакцией С.С.Стивенса (в двух томах; М.: Изд-во иностранной литературы, 1960, 1963); под редакцией П. Фресса и Ж. Пиаже (М.: Прогресс, 14 выпусков с 1966 г.).

(5) ЭП как теория психологического эксперимента. Это чрезмерно узкая трактовка, так как эксперимент *, хотя и является наиболее развитой системой исследовательских приемов, не исчерпывает всех средств проведения научных исследований в психологии.

(6) ЭП как система приемов планирования, организации и методик проведения психологического исследования, нормативных принципов сбора и обработки опытных данных.

В рамках данного курса ЭП рассматривается как традиционное, хотя и не вполне точное (см. п. 5) обозначение дисциплины, которая представляет собой проекцию общенаучной методологии организации исследования на предметную область психологии. Именно общенаучный характер исследовательских приемов, который является основой существования науки в качестве единого социального института *, обеспечивает (1) статус психологии как научной дисциплины; (2) возможность дифференциации * психологии как единой науки на отдельные области; (3) формирование новых областей исследования, возникающих в зонах, пограничных с другими дисциплинами, т.е. экспансию в область физиологии, социологии, логики и т.п., характерную для психологии с момента ее возникновения.

Приведенное понимание ЭП предполагает рассмотрение: (I) общих характеристик научного метода; (II) основных объяснительных принципов и предмета психологического исследования; (III) истории становления предмета и метода психологической науки; (IV) таких фундаментальных проблем психологии, как психофизиологическая социопсихологическая проблемы; (V) основных характеристик научного исследования, включая метод и методику; структурные составляющие научного исследования, основы измерения; соответствие научным стандартам; принципы планирования; типологию научных исследований; (VI) правил подготовки отчетов о проведенных исследованиях.

I
Общие характеристики
науки

I.1. Наука как социальный институт

Важнейшая цель науки — приобретение (формирование?) нового знания как в соответствии с уже сформулированными, так и с лишь возможными в будущем запросами общества. Чтобы соответствовать этим запросам, знание должно обладать такими свойствами, как надежность * (т.е. быть воспроизводимым), сообщаемость (т.е. должно обладать свойством передаваться одним носителем знания другим без искажений), объективность (т.е. не зависеть или зависеть несущественно от субъективных факторов, и иметь общее для всех пользователей значение). Соответствие нового знания этим критериям обеспечивается структурой науки как социального института.

Социальные институты науки устойчиво воспроизводят ценности, нормы и правила выработки знаний, которые определяет принадлежность специалистов к научному сообществу, предписывают научному сообществу систему ролей, отношений и статусов, цели и средства деятельности, обеспечивают их реализацию, воспроизведение и развитие. Институциональные структуры функционируют независимо от того, осознается ли их существование и важность членами сообщества. Область знания или научная дисциплина высоко институализирована, если соответствующее сообщество разделяет общее мнение относительно ее целей, методов и идеалов объяснения [Уитли, 1980].

Выделяют два вида институализации — социальную (образование, сохранение и воспроизведение социальных структур, которые объединяют членов сообщества) и когнитивную (нормы понимания исследуемого мира, оформленные в виде взаимосвязанных высказываний). Однако не существует каких-либо оснований разделения этих видов институализации, их можно рассматривать как отдельные аспекты * организации научного сообщества: “наука — социальная деятельность, причем научное понимание есть выражение этой социальной деятельности”; неправомерно представление, что “систематизированная совокупность идей, которая разделяется некоторым числом ученых, возможна без той или иной формы групповой организации” [Уитли, 1980, с. 221-222].

В дополнении 1969 г. к первому изданию (1962 г.) своей классической работы “Структура научных революций” Т.Кун отмечает: “Если бы эту книгу надо было написать заново, то ее следовало бы начать с рассмотрения сообщества как особой структуры в науке...” [Кун, 1977, с. 230]. Это означает, что ни появление новых концепций, ни сам феномен возникновения нового знания, не могут быть объяснены, если не принимать во внимание структуры науки как социального института.

I.1.1. Структура научного сообщества.

Все многообразие социальных социальных институтов проявляется в структуре научного сообщества, в характеристиках его активности.

Важный признак сформировавшегося института науки — автономность научного сообщества, то есть способность сообщества самому формулировать и воспроизводить нормы и ценности, определять направления и проблематику работ [Юдин, 1996]. Принадлежность того или иного специалиста или группы ученых к научному сообществу определяется тем, насколько эти специалисты или группы разделяют нормы, ценности и принципы, основываются на них в своей деятельности и способствуют их воспроизведению и развитию. Именно по этим критериям можно различить собственно научные, паранаучные дисциплины и обыденное знание (см. подразд. ДЕМАРКАЦИЯ).

Научное сообщество структурировано в соответствии с дисциплинарной структурой науки, то есть с ее дифференцированностью на конкретные научные дисциплины. Такое разделение обеспечивается спецификой дисциплин, например, существованием особенных внутридисциплинарных объяснительных принципов, особенностями познавательных и исследовательских приемов (различающихся, например, для психологии, физики, лингвистики и т.д.). Важно, что границы между дисциплинами и даже исследовательскими областями в рамках конкретной дисциплины устанавливаются и поддерживаются тем, что приобретение специалистом необходимой компетенции требует, как правило, длительного обучения, так что изменение специализации или совмещение нескольких специализаций крайне затруднено. Поэтому яркие примеры ученых-энциклопедистов характерны именно для ранних этапов развития дисциплин, когда высокие уровня институализации еще не были достигнуты.

Конкретные исследования проводятся в исследовательских коллективах, которые, как правило, представляют собой формальные группы (конкретные организации, имеющие фиксированную нормативную структуру) — лаборатории, исследовательские институты. Более сложные структурные компоненты научного сообщества имеют неформальный характер (неформальные группы — не имеющие предписанной нормативной структуры). К ним относятся парадигмы * (см. разд. I.4) и “невидимые колледжи” — группы специалистов, связанных неформально, на основе общих интересов. Название «невидимый колледж» восходит к группе английских ученых XVII в., совместно обсуждавших научные проблемы в неформальной обстановке, а затем образовавших формальное Лондонское Королевское Общество. Заметим, что анализ коммуникативных связей между членами “невидимых колледжей” не позволяет установить их четкий состав и границы [Крейн, 1976].

Формирование и функционирование формальных и неформальных групп обеспечивается научной коммуникацией — публикациями в научной периодике, участием в конференциях, научных обществах, перепиской. Коммуникация занимает важнейшее место в социальной структуре науки. В рамках любой конкретной научной дисциплины, проблемной области, парадигмы вся совокупность научного знания распределена между членами научного сообщества, так что ни один его член не обладает всей полнотой информацией о состоянии знания. Чем выше уровень институализации дисциплины, тем более специализированы в профессиональном отношении члены сообщества, тем уже область знания, доступная для каждого из них, тем выше требования к согласованию деятельности и отдельных специалистов и коллективов. Развитая коммуникация позволяет совместить неизбежно высокий для развитых научных сообществ уровень распределеннности знания и единство научного знания.

Именно открытость коммуникации придает науке светский характер. Научная информация является “общественным достоянием” (см. подразд. I.2.1.). «Единственным пережитком "частной собственности" (на информацию) является имя автора в заголовке книги или статьи, где представлены результаты его исследований.... ученый не только должен делиться своими материалами, если его об этом просят, но и обязан активно предлагать их вниманию других» [Парсонс, Сторер, 1980, С. 39]. Наиболее развитым институтом научной коммуникации является публикация, которая делает результаты исследований доступными для научного сообщества (см. гл. V).

Воспроизведение и развитие науки как социального института достигается через (1) формирование нового знания, соответствующего основным ценностям и нормам научного сообщества и его фиксацию в теоретических конструкциях, — теориях, законах, закономерностях, новых технологиях; (2) согласование мнения сообщества относительно нового знания; (3) развитие норм, ценностей и принципов, как общенаучных, так и имеющих локальный (дисциплинарный или парадигмальный характер); (4) подготовку специалистов, выработку системы квалификационных норм, вовлечения студентов в научные исследования.

Для примера институализации научной дисциплины приведем психологию. К концу XIX в. психология как специфическая область исследований стала обладать автономностью от философии, в 1879 году была основана специализированная исследовательская научная лаборатория, в которой также обучали специалистов – теоретиков и исследователей, в 1881 г. создан специальный научный журнал, публикующий результаты психологических исследований, образовано международное научное психологическое общество, в 1889 г. проведен Первый международный психологический конгресс. Именно с этого времени психология обладает всеми основными признаками самостоятельной научной дисциплины (см. подробно главу ИСТОРИЯ).

Другой, более современный пример – институализация этологии, детально проанализированный в работе Е.А.Гороховской [Гороховская, 2001]. До начала 60-х годов XX в. эта область исследований рассматривалась «извне» как одна из научных школ, а именно как школу изучения поведения животных К.Лоренца и Н.Тинбергена, но не специфическую дисциплину (с нашей точки зрения ее можно охарактеризовать как парадигму – см. подразд. ПАРАДИГМА). В 50-60х годах это (парадигмальное) научное сообщество сформировало все основные институты, которые позволили распознать в ней дисциплину: исследовательские центры, специализированные журналы, университетскую подготовку специалистов, проведение профессиональных конференций. Е.А.Гороховская специально отмечает, что статус этологии как академической дисциплины «после присуждения в 1973 г. Лоренцу и Тинбергену Нобелевской премии стал бесспорным» [Гороховская, 2001, с. 17].

I.1.2. Развитие институтов науки.

Все современные социальные институты — наука, право, обмен (экономика) и т.п. сформировались в процессе эволюции социума [Хайек, 1992] и имеют общее происхождение. Согласно современным концепциям истории культуры, результатам антропологических исследований (см. напр., [Элиаде, 1994]), протоформой этих институтов является миф и соответствующая практика ритуала. Некоторые признаки, характерные для науки как социального института, легко распознаются в ритуалах традиционных обществ. Например, методика-ритуал идентификации источника вредоносных магических влияний у племени Азанде, описанная Э. Эванс-Причардом (цит. по: [Голдстейн, Голдстейн, 1984, с. 244]), включает выдвижение прототипических форм гипотезы и контргипотезы, контрольного эксперимента и т.д. Характерная черта мифологий — их космогонический характер, стремление дать объяснение наблюдаемому миру как целому через описание его происхождения, присуща и научному знанию. Важнейшая функция мифа — придание Хаосу свойств Космоса — упорядоченности [СНОСКА: «Ядро любой мифологии составляют мифы, которые рассказывают о происхождении из первоначального хаоса (в разных мифологиях он изображается по-разному) мира упорядоченного, которые древние греки называли космосом.» [Альбедиль, 2002, с. 25]] Этой функции мифа можно поставить в соответствие такую особенность современного научного знания, как стремление навязать природе определенные концептуальные рамки [Кун, 1977]. Черты сходства мифа и научного знания являются следствием их общего происхождения и не могут служить основанием для вывода о равенстве статуса в современном обществе, что пытается обосновать П.Фейерабенд [1986]. Миф - специфическая целостная концептуальная система, в терминах которой описывался мир первобытного общества. Неметафорическое применение термина “миф” к современному социуму “ведет к отрицанию его исторических границ и к терминологической путанице”; даже произведения современной литературы “представляют собой не более чем мифоцентрические или мифопоэтические произведения” и не являются мифами “ни по типу авторства, ни по типу сообщения,.. ни по своей функции” [Козлов, 1999]. Трудность передачи смысла и содержания термина «миф» в понятиях философии, теологии, искусствоведения или истории ярко передан в оглавлении к классическому труду А.Ф.Лосева «Диалектика мифа»: ”Миф не есть выдумка или фикция, не есть фантастический вымысел;…. не есть научное и, в частности, примитивно-научное построение;.. не есть метафизическое построение;.. не есть ни схема, ни аллегория;.. не есть поэтическое произведение;.. не есть специально религиозное создание;.. не есть догмат;.. не есть историческое событие как таковое” [Лосев, 2001, с.557-558]. Этот перечень дополняют некоторые пункты из подобного списка, составленного Р.Грейвсом: «Собственно миф следует отличать от таких жанров, как 1) философская аллегория, обнаруживаемая нами, например, в гесиодовской космогонии;… 5) беллетризация истории (приключение Ариона с дельфином);… 7) политическая пропаганда (объединение Аттики Тесеем); 11) героическое сказание, составляющее, например, основное содержание Илиады…» [Грейвз, 2001, с. 23]. Таким образом, попытки охарактеризовать современное научное знание как форму мифологии является не более чем метафорой.

Наиболее ранняя стадия формирования самостоятельного, автономного института науки состояла в выделении светского знания из сакральной, закрытой для непосвященных религиозной системы мифа/ритуала. Миф в этой системе в большей степени соответствует именно знанию, а ритуал — применению знания в практике, важнейшая цель которой состояла в магическом навязывании природе свойств, предписываемых мифом [Элиаде, 1994]. Эти события составили первый этап длительного процесса дифференциации институтов религии и науки.

Зарождение научного знания (античный период).

Решающие события, во многом предопределившие появление науки как специфической формы систематизированного знания произошли в VIII-V вв. до н.э. в Древней Греции. А.И.Зайцев отмечает, что, если философия зародилась независимо в Греции, Индии и Китае, а широко понимаемая художественная литература и в Греции, и в Индии, и в Китае, а также в Вавилонии, у персов и у евреев, то «наука возникла только в Греции», а далее замечает: «Везде, где только она развивалась дальше, это происходило, как можно всякий раз показать, под непосредственным или опосредованным влиянием сделанных греками первых шагов» [Зайцев, 2000, с. 150-151]. В эволюционистской терминологии это можно охарактеризовать как монофилетическое происхождение современной науки (см. подразд. Развитие).

Происхождение этого “греческого чуда” [Вернан, 1988] связывают со следующими обстоятельствами:

(1) В период VIII-V вв. до н.э. на всем культурном пространстве Греции происходило интенсивное разрушение традиционного уклада жизни. В многочисленных полисах достигалась высокая степень личной свободы, снижался уровень притеснений со стороны государства. Это сопровождалось высвобождением творческого потенциала широкого круга людей [Зайцев, 2000, с. 179, 255].

(2) Взаимоотношения людей в этот период развития древнегреческого общества характеризовались ярко выраженной соревновательностью, агонистическим духом (греч.???????? - агон – состязание). А.И.Зайцев отмечает: «Уже у Гомера мы находим греков в состоянии агональной цивилизации (понятие, введенное Якобом Буркхардтом), в которой каждое значительное достижение вызывает желание превзойти его, в то время как вопрос о пользе, которую могло бы принести это… достижение, вовсе не ставится» [Зайцев, 2000, с. 280]. Агональный дух, развившийся преимущественно в спортивных соревнованиях, распространился, а затем и переключился на сферу культуры, в том числе и в область формирующейся науки [Зайцев, 2000, с. 149]. В ситуации соревнования развивалась греческая математика – геометры предлагали наилучшее решение стандартных задач, например, трисекции угла, квадратуры круга и т.п. Именно в этот период впервые отмечены документированные притязания авторов на приоритет, и даже само понятие авторства открытий [Зайцев, 2000, с. 174]. (3) Общественно-политическая ситуация допускала возможность публичного обсуждения знания. В V в до н.э. отмечено существование специфической дискурсивной формы аргументации [Зайцев, 2000, с. 224]. Особую роль в дискуссиях приобретают и высоко ценятся нонконформизм и скептицизм спорящих сторон. Участие в дискуссиях требовало знания взглядов противников, а также критического изучения точки зрения предшественников [Зайцев, 2000, с. 165].

(4) Наука как специфическая область человеческой деятельности формировалась как свободная от ритуальной составляющей института религии [Вернан, 1988].

(5) Упорядоченность Космоса (всего сущего) признавалась основанной не на власти сверхсущества, а на законе (nomos); у греков даже верховные боги были подчинены общему обязательному закону [Вернан, 1988]; Действительно, если мир управляется произволом верховного существа – невозможны законы природы, закономерности не могут существовать, а мир непознаваем. Важно отметить, что в период обостренной борьбы Церкви против новой, коперниканской астрономии вновь возник аргумент «своеволия творца»: «Не думайте, Ваше Святейшество, что я заодно с Коперником… небо движется не так, как хочет того Коперник, или даже Птолемей, Аристотель, Платон и другие,– а так, как желает Бог» (из письма Т.Кампанеллы, не принимающего теорию Коперника, Папе Урбану VIII [Фантоли, 1999, с. 121].

Зарождающееся в Греции научное знание формулировалось не в категориях религии или морали, возвышенного/низменного, добра/зла и т.п., оно отделялось от технологии, практики и даже противопоставлялось им. Математика и астрономия древнего Египта и Вавилона были построены для решения прикладных задач, своего рода вычислительной технологией, не обеспеченной доказательствами. Греческая математика построена как аксиоматическая система, на доказательствах, в том числе и для очевидных положений. Под влиянием математики вся система зарождающегося научного знания в Греции преимущественно основывалась на геометрической метафоре, и последствия этого обнаружимы в европейской науке до настоящего времени (см. подразд. ТЕМЫ).

Впервые была осознана роль теории в построении системы знания. Возможно, что в основе такого отношения к теории лежит сложившийся в греческом обществе этого периода идеал созерцательного образа жизни (??????????????) [Зайцев, 2001, с. 179]. Важнейший шаг в теоретизации, формализации научного знания – введение гипотетико-дедуктивного метода, - был сделан Фалесом Милетским (ок. 624 – 545? до н.э.). Попытки явно сформулировать логические операции прошли интенсивный путь развития – от первых признаков, обнаружимых у Парменида (род. не позднее 515 г. до н.э.) до развитой теории логического вывода, построенной Аристотелем (384-322 до н.э.) (см. [Зайцев, 2001, с. 220]).

Принципиально новой чертой греческого знания было разделение видимости (феноменологии) и подлинного положения дел. Если вавилонские и египетские астрономы описывали исключительно наблюдаемое движение светил, то греки рассматривали видимое положение светил как следствие их подлинного положения. Анаксагор (500? – 428 г. до н.э.) сформулировал принцип - «явления – облик скрытых вещей» [Зайцев, 2001, с. 237, 273]. Это положение оказало влияние на всю европейскую науку, поскольку является исходным пунктом формирования традиции причинно-следственных объяснений (см. [Зайцев, 2001, с. 273]), а также принципа реконструкции (см. подразд. ХХХХ). (А.И.Зайцев замечает, что именно эта традиция противостоит сторонникам экономного описания объектов нашего знания, то есть носителям позитивистской методологии (см. Позитивизм *), возрождающим догреческие и, в частности, вавилонские традиции.

Таким образом, научное знание изначально формировалось как светское, рациональное, теоретическое, формальное.

Сложившаяся в этот период развития ранне-античного общества практика выработки светского знания породила системы донаучного знания, такие как античные философские системы, а затем астрология, алхимия, в недрах которых зародились многие компоненты современных научных дисциплин. Эти знания были преимущественно оккультными, т.е. закрытыми для непосвященных, и обладали чертами религиозных учений (см. также разд. различие научного и ненаучного знания и главу III).

Следы процесса выделения знания из системы мифа/ритуала обнаружимы в истории античной математики. Хотя математика раньше других областей знания прошла эту стадию, еще в пифагорейском философско-математическом учении обнаруживаются характерные признаки знания как мифа/ритуала: (1) специальные обряды введения в знание, (2) недоступность, закрытость знания для непосвященных в члены мистического ордена, (3) исключительно устная передача, (4) ведение особого “пифагорейского” образа жизни, (5) требование соблюдения ритуалов, обрядов, (6) экстатические приемы познания. “Новое” знание, отделенное от мифа, уже не обладало этими признаками. Выделившись из системы ритуала, оно впервые приобрело отчетливо теоретический характер. Оно стало доступным общественному обсуждению, критике, стало приобретать гражданский характер. В этот период впервые стали складываться специализированные институты, выполняющие функции производства, сохранения и воспроизведения знаний — философские (например, Платоновская академия, VI — V в. до н.э.) или медицинские школы (например, Гиппократа и Галена). Именно школы составляли, по выражению Ю.А.Шичалина, «инфраструктуру» сообщества античных философов [Шичалин, 1995], и, добавим, сообществ, формирующих другие области знания. Развиваются технологии тиражирования рукописей и книгообмена.

Средние века. Возрождение. Научная революция XVII-XVIII вв. Классическая наука.

В эпоху Средних веков складываются первые стандартные программы подготовки специалистов — “тривиум”¹ (грамматика, риторика, диалектика) и “квадривиум” (арифметика, астрономия, геометрия, музыка), составившие полный курс “семи свободных искусств”. СНОСКА: ¹ «Тривиальными (trivium) назывались начальные училища еще в Рус. вестнике. 1902, 11.» [Гаспаров, 2001, с. 297].

Важно, что корпус знаний в средние века не подразделялся на специализированные дисциплины. Это первоначальное единство недифференцированного знания вплоть до высокого возрождения проявлялось, в частности, в универсализме основных действующих лиц, хрестоматийными примерами которых служат Раймонд Луллий (1232/33 – 1315/16, каталонский философ-мистик, поэт, идеолог рацарства, занимавшийся проблемами развития каталонского языка, создавший, по-видимому, первый в истории проект логической (вычислительной) машины), Леонардо да Винчи (1452 – 1519, писатель, инженер, художник, архитектор, анатом и мн.др.).

В средневековых городах, как правило, на основании уже существующих учебных центров, складываются корпорации интеллектуалов, цель их образования - организация взаимопомощи, разрешение конфликтов, например, между конкурирующими школами. В средние века любую корпорацию называли “universitas”. Университеты и по структуре и по назначению радикально отличаются от школ, представлявших основную форму институализации знания в античный период. Они «подобны любому другому профессиональному средневековому цеху» [Сокулер, 2001, с. 18].

Университеты как специализированные научные и учебные корпорации учреждались церковными властями или совместно церковными и светскими властями и не обладали полной независимостью от них. К концу XV в. сложилась единая система, включавшая более 80 университетов, построенных по схожим принципам, с достаточно унифицированными правилами и программами преподавания. Была введены институты квалификации (доктор, доцент, магистр и др.) и их присуждения (диспуты, защита диссертаций). Степени, присужденные университетом, признавались во всем христианском мире; гарантом этого выступала власть, учредившая университет [Уваров, 1999, с. 231]. Свидетельством интенсивной автономизации института науки в Средние века служит то обстоятельство, что степень снимала социальные различия, “благородство происхождения” уравнивалось с “благородством знания” и могло даже уступать ему [Уваров, 1999, с. 232, 236]. Следует специально заметить, что в этот период наука как институт, обеспечивающий формирование нового знания, еще лишь складывалась. Характеризуя средневековый университет, З.А.Сокулер точно замечает, что эти университеты – «корпорации людей учения, но не ученых в современном смысле слова, ибо целью ученых занятий в средние века вовсе не являлось получение нового знания. Главным смыслом ученых занятий было сохранение и упорядочение имеющегося знания, но отнюдь не его обновление или приращение» [Сокулер, 2001, с. 17].

Важно, что в рамках университетской схоластики были развиты логические процедуры выработки знания, основы языка и логики науки. Мистические озарения, авторитет святости, моральные оценки как приемы доказательства замещаются авторитетом компетентности, точными ссылками на источники, системами силлогизмов (см. [Уваров, 1999]).

Дата добавления: 2014-12-27