Эмпиризм и рационализм

Идея о том, что все знания – в том числе и философские – должны быть почерпнуты из объективного мира, может быть реализована по-разному. Дело в том, что хотя натурфилософия использует в качестве образца естествознание, в сам о м понимании основания и специфики естественнонаучного знания возможна различная расстановка смысловых акцентов. Речь идет о том, что естествознание на начальном этапе развития, конечно, самым прочным образом связано с эмпирической основой. Однако развитие науки означает не что иное, как все большую ее математизацию, что вызывает возрастание доверия к логическому основанию науки. Соответственно намечается своего рода поляризация на «экспериментаторов» и «теоретиков», что в натурфилософии отражается как поляризация эмпиризма и рационализма.

«Эмпиризм обязан своим происхождением… потребности в конкретном содержании и прочной опоре – потребности, которая не может быть удовлетворена абстрактной рассудочной метафизикой. <…> В эмпиризме заключается великий принцип, гласящий, что то, что истинно, должно быть в действительности и наличествовать для восприятия. <…> От эмпиризма исходил клич: перестаньте вращаться в пустых абстракциях, смотрите открытыми глазами, постигайте человека и природу, как они предстоят перед вами здесь, пользуйтесь настоящим моментом!»[185]

Различие эмпиризма и рационализма было ясно уже Ф. Бэкону: «Те, кто занимался науками, были или эмпириками, или догматиками. Эмпирики, подобно муравью, только собирают и довольствуются собранным. Рационалисты, подобно пауку, производят ткань из самих себя. Пчела же избирает средний способ: она извлекает материал из садовых и полевых цветов, но располагает и изменяет его по своему умению. Не отличается от этого и подлинное дело философии. Ибо она не основывается только или преимущественно на силах ума и не откладывает в сознание нетронутым материал, извлекаемый из естественной истории и из механических опытов, но изменяет его и перерабатывает в разуме»[186].

Ф. Бэкон не склонен, таким образом, к абсолютизации сенсуалистической позиции, когда одни лишь чувственные восприятия признаются способом познания. Вместе с тем активная роль разума, который не просто перерабатывает чувственные данные, а определяет исходную позицию человека по отношению к миру, конструктивная роль разума вовсе не обсуждается. Напротив, Ф. Бэкон критикует Аристотеля, который «своей диалектикой испортил естественную философию, так как построил мир из категорий» [187].

Однако, пожалуй, не умозрительное философствование, а само естествознание «спровоцировало» возникновение идей об активности разума в отношении человека к миру. Дело в том, что с появлением математического естествознания (а о необходимости математизации науки говорил еще Леонардо да Винчи) заметно меняется взгляд на природу, а именно – происходит своего рода математизация природы, то есть природа (в физике) понимается как математический универсум, некое математическое многообразие; природа становится тем самым своеобразной прикладной математикой. Одновременно математика становится царством подлинного объективного познания, а мир оказывается соотнесенным с математикой как поле ее применения [188].

Логическим развитием ситуации оказывается то, что математизация естествознания предстает как получение и применение формул. Формулы же, в свою очередь, предстают мощным орудием познания природы и – далее – мира. «…Коль скоро мы располагаем формулами, мы тем самым уже заранее обладаем необходимым для практики предвидением относительно того, чего можно ожидать в эмпирической достоверности, в доступном созерцанию мире конкретно-действительной жизни… <…> И опять-таки становится понятно, что возникал соблазн усматривать в этих формулах и в их формульном смысле истинный смысл самой природы»[189]. Таким образом конструируется формально-логическая идея мира вообще, что само собой ведет к выхолащиванию смысла мира. Жизненный мир как смысловой фундамент естествознания подменяется в математической физике логической игрой формулами по определенным правилам. Если прежде человек задавал вопросы сам о й природе, то теперь он примеряет к ней одеяние объективно-научных идей в виде формул. Иначе говоря, каждое событие природы должно подчиняться точным законам математики[190].

Переходя от математической идеи природы к формально-логической идее мира вообще, натурфилософия становится рационализмом, получая начало в философии Р. Декарта. «…Именно Декарт выдвинул и тут же придал систематический ход новой идее универсальной философии: в смысле математического, а лучше сказать, физикалистского рационализма – философии как ”универсальной математики”. И эта идея сразу начинает оказывать значительное воздействие»[191].

Таким образом, Декарт оказывается исходным пунктом расхождения двух линий развития натурфилософии: эмпиризма и рационализма. Конечно, основные идеи эмпиризма были сформулированы Ф. Бэконом, однако тогда еще у эмпиризма не появился «оппонент».

Внимание Ф. Бэкона в большой мере было занято обоснованием принципа эмпирической объективности – этот принцип естествознания («естественной истории») является одновременно и основным принципом «естественной» философии. Важнейшая цель естественной истории, под которой Ф. Бэкон понимает рассмотрение явлений и фактов природы, - служить основанием для естественной философии. «Естественной» она является по методу аналогично, например, «естественной» теологии. Математика же должна быть «великим приложением» к естественной философии. Математика должна завершать естественную философию, «а не рождать и производить»[192]. Пожалуй, здесь Ф. Бэкон предвосхищает – вольно или невольно – будущую мощь идеи математического естествознания, математизации природы и рационализма в натурфилософии. Хотя, конечно, подробного развития представлений о соотношении математики и натурфилософии Ф. Бэкон не дает.

Достижение эмпирической объективности знания, по Ф. Бэкону, требует изгнания четырех видов «идолов» познания: идолов рода, идолов пещеры, идолов площади и идолов театра. Первые два рода идолов врождены человеку, два других приобретены вследствие общения с другими людьми.

«Идолы рода находят основание в самой природе человека, в племени или самом роде людей, ибо ложно утверждать, что чувства человека есть мера всех вещей. <…> Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде».

«Идолы пещеры суть заблуждения отдельного человека. Ведь у каждого, помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пещера, которая ослабляет и искажает свет природы. <…> Вот почему Гераклит правильно сказал, что люди ищут знаний в малых мирах, а не в большом, или общем, мире».

Идолы площади «…происходят как бы в силу взаимной связанности и сообщества людей. <…> Люди объединяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению толпы. Поэтому плохое и нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум».

Идолы театра «вселились в души людей из разных догматов философии, а также из превратных законов доказательств. …Мы считаем, что, сколько есть принятых или изобретенных философских систем, столько поставлено и сыграно комедий, представляющих вымышленные и искусственные миры. <…> При этом мы разумеем здесь не только общие философские учения, но и многочисленные начала и аксиомы наук, которые получили силу вследствие предания, веры и беззаботности»[193].

Хочется заметить, что перспектива изгнания этих «идолов» из естествознания и из философии выглядит по-разному. От философии как мировоззрения останется в самом лучшем случае наукообразная (то есть по меньшей мере лишенная научной строгости) картина мира, причем само философское произведение тут же лишится своего автора и своеобразия.

Тем не менее натурфилософия требует эмпирической объективности. «Самое лучшее из доказательств – опыт, если только он коренится в эксперименте»[194]. Эмпирическая объективность – это первый шаг к получению объективного закона; стремление же обнаружить объективный закон во всех сферах действительности оправдано тем, что человек всегда больше всего хотел знать будущее, а объективный закон позволяет, по-видимому, гарантированно предсказать будущее, в отличие от гадания. Вторым «шагом» к получению объективного закона, наряду с эмпирической объективностью, служит метод генерализации в противоположность индивидуализации. В самом общем виде генерализация и индивидуализация – это две противоположные точки зрения человека на мир.

Для естествознания характерно генерализующее понимание действительности, когда объекты интересны познающему субъекту лишь с точки зрения общего. «…Объекты эти являются для нас лишь экземплярами общего родового понятия, которые всегда могут быть заменены другими экземплярами того же понятия; иными словами, мы рассматриваем их, как будто бы они были равными, хотя в действительности они никогда не равны…»[195]. Объекты тем самым оказываются экземплярами по отношению к понятиям. Наиболее общей формой понятия, очевидно, является закон, который и служит целью применения генерализирующего метода. Генерализация в единстве с эмпирической объективностью, таким образом, приводит к достижению объективного закона как методического идеала естествознания и натурфилософии.

(Индивидуализирующее понимание требуется тогда, когда для нас принципиально важна уникальность объекта, и в этом случае место общего понятия занимает имя собственное. Здесь, конечно, нет и речи о законе, тем более – об объективном законе, поскольку такие ситуации специфичны для «наук о духе».)

Использование методов естествознания в натурфилософии не могло не привести к размышлениям о соотношении философии и «частных» наук, поскольку философия – это знание о мире как целом, а разные отрасли науки – это знания о частях мира. В этом контексте неизбежно происходило и размышление об идее философии. Вопрос о том, какова роль философии в жизни человека, заменяется вопросом о том, что есть философия для науки (для «позитивной» науки). Именно в этом контексте в рамках натурфилософии возникает позитивизм (и позитивистская идея философии).

«Философия есть обоснованная с эмпирической точки зрения энциклопедия наук. Она является для позитивных наук имманентным сознанием их правовой основы и связи». Конечно, далеко не сразу позитивизм становится разработанной теорией. «…У Гоббса возникает первая форма позитивизма: этот позитивизм – явление жизни, состояние души, а не только теория»[196]. Это означает, что не просто один из философов высказал более или менее оригинальную идею, а что возникает умонастроение, присущее многим. Общая характеристика этого умонастроения – установление тесной взаимосвязи философии и частных (позитивных) наук хотя бы в форме признания философии (натурфилософии) «матерью наук».

«Естественной философии уделялась самая малая доля человеческих трудов. А между тем именно она должна почитаться великой матерью наук». «Между тем пусть никто не ждет большого прогресса в науках, особенно в их действенной части, если естественная философия не будет доведена до отдельных наук или же если отдельные науки не будут возвращены к естественной философии»[197]. По мысли Ф. Бэкона, естественная философия, основываясь на естественной истории, путем правильной индукции выводит аксиомы многих наук.

Не сомневается в этом и Р. Декарт. «…Все науки настолько связаны между собою, что легче изучать их все сразу, нежели какую-либо одну из них в отдельности от всех прочих». Другие науки «заимствуют свои принципы из философии». Вся философия подобна как бы дереву, корни которого – метафизика, ствол – физика, а ветви, исходящие из этого ствола, – все прочие науки, сводящиеся к трем главным: медицине, механике, и этике. <…> Подобно тому, как плоды собирают не с корней и не со ствола дерева, а только с концов его ветвей, так и особая полезность философии зависит от тех ее частей, которые могут быть изучены только под конец»[198].

Т. Гоббс аналогично решает вопрос «Что такое философия?» «Под философией подразумевается познание, приобретенное путем рассуждения для отыскания свойства какого-либо предмета, исходя из способа его образования, или возможного способа его образования, исходя из его свойства, и имеющее целью произвести, поскольку это позволяют материал и человеческие силы, действия, каких требует человеческая жизнь». В качестве примера Гоббс приводит геометра, астронома. «Таковы же и разные другие науки»[199].

Понятно, что философское умозрение, не основывающееся на эмпирическом изучении объектов, вызывает у Т. Гоббса крайнее неодобрение. Прежде всего это касается античной философии. «Школы греков не принесли никакой пользы». «Естественная философия тех школ была скорее фантазией, чем наукой, и излагалась она бессмысленным языком, что неизбежно для тех, кто хочет учить философию, не приобретя предварительно больших знаний в геометрии <…>. Одним словом, нет такой нелепости, которой не придерживались бы некоторые из древних философов, как говорил Цицерон, который сам принадлежал к этим философам». Досталось от Гоббса и Аристотелю: «...то, что написано в «Метафизике», в большей своей части настолько далеко от вразумительности и настолько идет вразрез с естественным разумом...»[200].

Далее в том же духе идет критика схоластики.

Таким образом, если основания для позитивизма складываются в натурфилософии уже в XVII в., то суть в следующем. Существует некоторая естественная система наук, в основании которой находится вполне определенная философия, а именно – натурфилософия, поскольку лишь она родственна науке (естествознанию) по отношению к миру (по методам познания). Метафизика в аристотелевском смысле, как умозрение, не нужна, поскольку бесполезна. Наука сама себе философия в том смысле, что философия – это тоже наука, но наука универсальная, дающая некие общие истины, касающиеся всех частей мира. «Понятия, которыми пользуется наука, выведены из опыта, а критерий их познавательной ценности заключается в их пригодности для интерпретации явлений. Метафизикой, как таковой неприемлемой, является каждое утверждение о сущности или причине того, что нам дано как феномен. В этих положениях содержится наиболее широкое понятие позитивизма. Внешний мир есть единственная область количественно определенного познания закономерности». «Позитивные исследования становятся философией, если они выводят свои обоснования из общих истин, относящихся ко всем областям знания»[201].

Однако в любом случае философия не перестает быть мировоззрением, а следовательно, человек всегда остается предметом особого интереса. Поэтому, говоря о естествознании как основании натурфилософии, необходимо обратить внимание на особую роль учения о человеке.

Дата добавления: 2014-12-27