Иммануил Кант 1 страница

Теоретическая философия Канта. «Звездное небо надо мной и моральный закон во мне»²⁴ — этими словами Иммануил Кант выражает два основных направления и два основных источника своей фило­софии. «Звездное небо надо мной» — это намек на механику Ньютона, которая была для Канта предпо­сылкой теоретической философии; «моральный закон во мне» — стимул разработки моральной философии, которую он называет «практической» (от «праксис» — поведение, действие). Эти два направления — главные в решении Кантом задач философии своего времени (защита и философское обоснование законов естест­венного процесса, с одной стороны, и обоснование чело­веческого достоинства и взаимного равенства — с другой).

В решении этих вопросов Кант провел бескомпро­миссную критику старой метафизической философии, которая существовала в Германии. Благодаря зада­чам, которые он решил, а также способу их разреше­ния Кант становится основателем немецкой класси­ческой философии. Гегель начинает свою «Науку ло­гики» констатацией, что 25 лет тому назад произошла «полная перемена философского способа мышления... То, что до этого времени называлось метафизикой, было, как говорится, уничтожено на корню». Гегель пишет эти слова в 1812 г., когда с момента первого издания «Критики чистого разума» Канта прошел 31 год, а второго издания (значительно изменен­ного) — ровно 25 лет,

В жизни Канта длительное время ничего не сви­детельствовало о том, что кёнигсбергский «ученый магистр», как его называли, станет наиболее выдаю­щимся философом своего времени, на долю которого выпадет задача завершить эмансипацию буржуазной философии в Германии и обосновать ее дальнейшее развитие. Кант родился в 1724 г. в скромной семье

ремесленника (его отец был шорником) в Кенигсбер­ге, в Пруссии, где он и провел свою жизнь. Хотя он и был в тогдашней «латинской школе» (современная средняя,школа) лучшим учеником класса, ничто не го­ворило о тех способностях, которые он проявил в зре­лом возрасте. «Как телесно слабый мальчик с хрупкой конституцией тела, с плоской, впалой грудью и не­сколько сутуловатой фигурой, Кант вынужден был обретать себе доверие и силу для самореализации большим усилием воли. Он должен был бороться прежде всего с двумя препятствиями, которые были связаны с его телесной конституцией. Это были несме­лость и забывчивость, два недостатка, которых было достаточно для того, чтобы талант мальчика оставал­ся скрытым сравнительно длительное время. В опре­деленной мере Кант так и не избавился от врожденной несмелости, которая еще больше усилилась от его скромности» ^2б.

Воспитание в «латинской школе» носило провин­циальный характер, в религиозном отношении оно было пиетическим (пиетизм — направление протестан­тизма, подчеркивающее внутреннее отношение к богу), в идейном отношении строилось на духе подчиненно­сти властям предержащим.

После окончания философского факультета Кант на целых 9 лет становится домашним учителем. Он смог использовать это время для того, чтобы продол­жать свое образование; в 1755 г. он стал магистром и в том же году приват-доцентом Кёнигсбергского университета. 'Приват-доценты не получали жало­ванья, однако взимали со своих слушателей опреде­ленную сумму. Так как Кант был любимым препода­вателем и читал всегда по нескольку курсов одновре­менно, он не испытывал нужды. В 1766—1772 гг. он был также библиотекарем замка. С 1770 г. он был профессором с жалованьем, покрывающим все его по­требности, а когда был признан первым философом в Германии, жалованье его было значительно по­вышено.

Из трактатов Канта важнейшим является космо­логический трактат «Всеобщая естественная история и теория неба» («Allgemeine Naturgeschichte und Theo-rie des Himmels»). Эта работа (по мнению Э. Касси-рера ²⁷, она одна могла бы обеспечить известность Канту) исходит из предпосылки единства материи и

движения, материи и ее законов. В ней Кант выдви­гает гипотезу о возникновении солнечной системы (и аналогично о возникновении всей вселенной), позже ставшую известной как теория Канта — Лапласа. Трактат важен с мировоззренческой точки зрения — Кант в нем практически исключает идею сотворения. Это одно из первых положений историзма в области естественных наук, читай: философия природы.

Космогоническое произведение Канта специфиче­ским образом произвело воздействие на историю не­мецкой философии, хотя при его жизни и долго еще после оно оставалось неизвестным общественности (издатель Канта обанкротился, и весь тираж книги остался на складе). Один из немногих экземпляров, который вышел за пределы склада издателя, попал в руки молодого Гердера, который в то время с востор­гом посещал лекции кёнигсбергского «ученого ма­гистра», и произведение повлияло на его взгляды в пантеистическом духе и в духе историзма.

Из других докритических работ значение имеют те, в которых Кант объясняет методологические проблемы философского познания. Эти работы были серьезной подготовкой к полемике с тогдашней не­мецкой метафизикой, которая трактовала о внеопыт-ных предметах — боге, душе и идее мира. Бог, душа и идея мира считались трансфизическими предметами, и задача философии, или метафизики, усматрива­лась в том, чтобы их существование доказывалось «математическим» способом, т. е. конструированием доказательств, выходящих за пределы проверки опытом. Первым трактатом, который Кант написал для уяснения методологических проблем философского познания, была хабилитационная диссертация «Но­вое освещение первых принципов метафизического познания» («Principiorum primorum cognitionis me-taphysicae nova dilucidajtio», 1755), в которой он от­личает реальный довод (причину) от довода логи­ческого. Один из них — реально действующий, «опре­деляющий», или «образующий», довод, второй — «дополнительно определяющий». Первый реально предшествует самой вещи, второй лишь ее «осве­щает» ²⁸. Кант, таким образом, обозначает границы логического, или «математического», метода, который претендует на роль метода доказательства, невзирая на опыт.

Другим трактатом этого периода, важным и для истории диалектики, является «Опыт введения в фи­лософию понятия отрицательных величин» («Versuch, den Begriff der negativen Grossen in die Weltweisheit cinzufuhren»), написанный ^-в 1763 г. Кант в нем ис­следует случаи «реальной связи» противоречий, отри­цательный, негативный полюс которых не означает лишь просто отсутствие позитивного содержания, но имеет самостоятельное содержание. Трактат имел для Канта методологическое значение (различение логического отрицания и реальной оппозиции); ныне он имеет определенное значение с точки зрения исто­рии диалектики.

Исследование Кантом возможностей «логического» метода завершается в трактате «О формах, и прин­ципах чувственного и интеллигибельного мира» («De mundi sensibiiis atque intelligibilis forma et principiis»), написанном в 1770 г. Начиная с него, можно провести определенную линию к критицизму Канта (отрицанию объективного существования про­странства и времени как априорных, т. е. предшест­вующих опыту, форм нашего чувственного восприя­тия). Кант в этом трактате приходит к мнению о том, что «логическое употребление разума» состоит в том, что следует исходить из определенных значений — наглядных или интеллектуальных — и их вводить, в логические отношения на основе сравнения их со­держательных знаков. В этом тезисе содержится и выдвинутое Кантом впоследствии положение о фор­мальном характере логики.

Объединяющее значение имеет работа «Критика чистого разума» («Kritik der reinen Vernunft»), ко­торую Кант издал в 1781 г. Выражение «критика чистого разума» означает критику всего познания, к которому можно прийти априори, т. е. способом до­казательств. Поставленную задачу, которую критика чистого разума хочет решить, он формулирует в со­гласии с «Опытом о человеческом разуме» Локка. Во введении к своему труду Локк говорит: «Поэтому моим умыслом является исследовать введение, досто­верность и широту человеческого знания, равно как и его основания и степень достоверности, мнения и согласия... Полагаю, что первый шаг правильного исследования тех вещей, в которые человек так легко погружается, должен состоять в том, что следует

обозреть свои духовные способности, свои силы и посмотреть, на что они способны... Расширит ли че­ловек этим способом свои исследования далеко за пределы своих способностей или оставит свои мысли блуждать в глубинах, в которых нельзя нащупать никакой твердой почвы? Нельзя удивляться, если возникнут вопросы и накопятся споры, которые ни­когда не придут к ясному разрешению, а поэтому служат лишь для того, чтобы накапливать и усили­вать сомнения и ввергнуть впоследствии человека в полнейший скептицизм. Если бы вопреки этому спо­собности нашего разума были взвешены, границы нашего познания установлены и найден горизонт, который разделяет освещенную и темную части ве­щей, познаваемое от непознаваемого, то люди бы ско­рее согласились с признанием незнания одной части и использовали свои идеи и разговоры с большей выгодой и удовлетворением в другой».

Подобным образом и Кант хочет прийти к опре­делению условий, при которых возможно действитель­ное познание, а тем самым к определению границ дейст­вительного познания (т. е. к возможному исключению метафизики из области действительного познания). Критика чистого разума является критикой «силы разу­ма вообще относительно ко всем познаниям, к которым разум может направляться независимо от опыта, и тем самым она является решением относительно воз­можности или невозможности метафизики вообще» ³⁰. Еще более отчетливо Кант формулирует эту проблему в «Пролегоменах ко всякой будущей метафизике» («Prolegomena zu einer jeden kunftigen Metaphysik»), написанных в 1783 г. Общий вопрос «Пролегомен» звучит: «Возможна ли вообще метафизика?» Разуме­ется, метафизика здесь понимается прежде всего как конструирование доказательств трансцендентных предметов — бога, души и идеи мира.

И хотя Кант формулирует задачу своей фило­софии, подобно Локку, а именно определение границ достоверного познания, его подход отличается от под­хода Локка. Локк хочет исследовать границы чело­веческого познания. При этом он исходит из пред­посылки, что для возникновения познания необхо­димы ощущения, а также связанная с ними способ­ность их различать. Отсюда возникает идея необ­ходимости проверки всего нашего познания способа-

471 '

ми, которые описал Локк (к этим способам относят­
ся память, образование понятий, сложение простых
чувственных определений, абстракция и т. д.). Здесь
исследование границ нашего познания связано с оп­
ределенной психологической теорией. Кант, напротив,
ставит вопрос иначе. Так, вопрос о том, возможна ли
математика, исследуется как вопрос о «возможности»
действительного познания предметов метафизики. Так
как в качестве образца «научного», а значит, действи­
тельного познания Кант принимает ньютоновское
естествознание и математику, то «границы» познания
устанавливаются условиями научно достоверного по­
знания, и от них он переходит к вопросу о том, может
ли метафизика со своими претензиями на познание
«трансфизических» предметов удовлетворить эти
условия. С этой точки зрения Кант в «Критике чистого
разума» дает подробную критику замыслов пред­
шествующей метафизики. В соответствии со своей
ведущей идеей он постепенно решает следующие
(вопросы: ^

1. Как возникла чистая математика?

2. Как возможно чистое естествознание?

3. Как вообще возможна математика?

4. Как возможна метафизика как наука? ^3| Этот способ вопрошания (вопрошания о воз­можности) Кант называет трансцендентальным, а 'свои ответы — трансцендентальной теорией.

Вопрос, как возможна наука, по Канту, разре­шим лишь в связи с вопросом, как возможен опыт-. По Канту, ни опыт, в котором мы имеем дело с чувственными предметами, ни наука (имеется в виду математика и ньютоновское естествознание) невоз­можны до тех пор, пока к чувственным данным не будет прибавлено определение, некоторое «добав­ление», имеющее нечувственный характер, принцип которого Кант определяет как суждение (Verstand) и чистое созерцание (временное и пространственное созерцание). Конкретный опыт предполагает, по Канту, определенную априорную (предшествующую) основу опыта, или «возможный опыт». «Возможный опыт» содержит чувственные элементы опыта во временном плане и пространственной связи и наде­ляет их определенными значениями, которые не происходят лишь из чувственных созерцаний. Кан­тов исходный тезис об опыте содержит и согласие

с принципом Локка, и также отличие от него. Согласно принципу Локка, все наше познание стро­ится на опыте. Кант в начале своего трактата также высказывает положение, что «все наше познание

начинается с опыта», т. е. чувственного опыта, но в отличие от Локка подчеркивает, что «все наше познание не исходит из опыта». Познание, по Канту, имеет два источника: «эмпирический» и «априор­ный», а не один, как у Локка.

Априорная основа также имеет двойственный характер. К ним относятся «интеллектуальные син­тезы», или категории, и время и пространство как априорные формы чувственности, которые объеди­няют чувственные данные в едином чувственном созерцании. Главную роль при преобразовании чув­ственного опыта в «эмпирический опыт» играет рассуждение. Так как речь идет об априорных ин­теллектуальных значениях и способах соединения чув­ственных данных, эта концепция напоминает «врож­денные идеи» Декарта. Кант, разумеется, никогда не говорит о том, что они врожденны, но говорит о том, что они «предшествуют» чувственному- опыту, им придается большее значение, чем имеют врож­денные идеи Декарта, потому, что эти категории об­условливают упорядочение чувственных данных опыта и регулярность их прохождения. Они, а не непознаваемая основа реальности — «вещь в себе» — приводят к тому, что в опыте ничего не происходит «произвольно» и «наудачу» ³³.

Наше столкновение с предметами непосредствен­ного опыта и наше понимание предметов в матема­тическом естествознании имеют, по Канту, ту же основу — исходят из категории (как нечувственного элемента опыта), не только, соединяющей чувствен­ные данные, но и, более того, вкладывающей в них определенные значения, которые образуют состав­ную часть опыта. Соединение чувственных данных во времени и пространстве подчинено категориям. То, что в непосредственном опыте мы сталкиваемся с вещами, которые мы понимаем как «субстанцию» со «свойствами», между которыми существуют при­чинные отношения, и то, что в науке мы исходим из действия «принципа сохранения мировой субстан­ции» и из действия «принципа причинности», обус­ловлены «априорным» распределением вашего опыта.

Чистые (неэмпирические) принципы естествознания

Это распределение коренится в «синтезах» рассуж­дения (в категориях) и во временно-пространствен­ном созерцании (по Канту, время и пространство не существуют реально); с их помощью мысль констру­ирует как вещи, с которыми мы сталкиваемся в не­посредственном опыте, так и предметы Научного по­знания. Конструкция предметов опыта, которые мы познаем в Науке, связана однозначно также с чув­ственными элементами познания. Предметы, по Канту, нам должны быть «данными», чтобы они могли быть «мыслимы»³⁴. Категории, по Канту, являются «синтезами» и «способами действия», которым мы бессознательно подчиняем чувственные данные. Опыт делится на две части: «формальную», или часть, имеющую априорный характер, и на содержание, которое является «эмпирическим», т. е. должно быть нам «дано» извне. Если мы сравним табли­цу «понятий» с таблицей «чистых принципов естест­вознания», то получим следующую картину того, что, (вместе «с общими условиями созерцания») наша мысль «вкладывает» в опыт, а тем самым и в предметы опыта в науке.

Понятия (категории)

Критерии деления взяты из теории суждений Аристотеля — из их различных форм Кант выводит категории.

Принцип «сохранения мировой субстанции» (на­пример, при сожжении определенного тела состав­ляющая его материя не исчезает) и принцип при­чинности (по которому «все изменения совершаются согласно закону соединения причины и следст­вия» ³⁵) являются двумя первыми «аналогиями опы­та». Третья «аналогия опыта» выражает принцип взаимного воздействия субстанции (составляет их взаимную притягаемость). Первые два вида прин­ципов («аксиомы созерцаниям и «антиципация вос­приятия») определяют то, что явления, которые должны стать предметом научного исследования, должны быть квантифицируемы (выражены коли­чественно). Это так называемые математические принципы в противоположность третьему и четвер­тому, которые называются "динамическими. Четвер­тый принцип должен удовлетворять условиям, при которых предмет может быть понят как возможный, реальный и необходимый.

Таким образом, Кант подчеркивает априорность категорий времени и пространства в двух плоскос­тях: при объяснении опыта и при объяснении науки. При объяснении опыта априорность категорий вре­мени и пространства составляет тот плюс, когда при­соединение к чувственным данным образует единст­во «регулярного» опыта относительно непосредст­венно воспринимаемых вещей. При объяснении науки из категорий выводятся «принципы», кото­рым должны соответствовать предметы.

Известно, что наряду с априорной составной частью другим элементом опыта являются чувст-

венные данные, или «чувственный опыт», о которых Кант говорит, что они являются результатом «аф-фекции» нашей чувствительности внешними «веща­ми в себе». Вещь или «вещи в себе» нам не из­вестны, знаем лишь ее или их воздействие на наши рецептивные (воспринимающие) чувства. Кант весь­ма выразительно подчеркивает метафизический эле­мент, содержащийся в этом принципе. Когда он во втором издании «Критики чистого разума» защи­щается от обвинений в берклианском идеализме, которые были выдвинуты против него, он указы­вает на еще один аргумент. Наше осознание самого себя связано, по его мнению, с осознанием предметов как существующих вне нас. Субъективно-идеалисти­ческое представление «взаимосвязанного сна», со­гласно которому самосознание остается нетронутым, хотя бы предметы, к которым сознание относится, и перестали существовать, у Канта, таким образом, исключено.

В заключение нашего обозрения позитивной час­ти «Критики чистого разума» хотелось бы напом­нить, что марксистская философия подчеркивает у Канта агностицизм и его колебание между агности­ческим и идеалистическим мировоззрением. Энгельс в критике агностической позиции Канта подчерки­вал: «Самое же решительное опровержение этих, как и всех прочих, философских вывертов заклю­чается в практике, именно в эксперименте и в про­мышленности» ³⁶. Марксистская критика вместе с тем, однако, подчеркивает, что Кант правильно ука­зал на активность познающего субъекта, которой прежде не уделялось достаточного внимания. Возра­жение против теории априорности времени и про­странства состоит в том, что общий элемент опыта имеет не априорное происхождение, он образуется как идеальное отражение реальности, опосредован­ной миллиарды раз повторяющейся практикой ³⁷.

С самого начала целью исследования Канта было выяснение, возможно ли существование метафизики с ее учением о душе, боге и идеей мира. Кант приходит к выводу, что определенные познания со­ответствуют критерию научности и что всегда мож­но опереться на данные естествознания и матема­тики для формулирования общих и необходимых фактов. В случае математики — это гомогенное чув-

ственное созерцание (его чистая гомогенность гаран­тирована априорным происхождением), в случае ес­тествознания — это категории, выступающие как ос­нова «принципов». В обоих случаях научное позна­ние остается связанным чувствами. Однако никаких гарантий нельзя найти для фактов, которые относи­лись бы к идеям. Кроме этого в обоих случаях га­рантия имеет характер априорного «вклада» нашей мысли в факты, и познание при этих предпосылках не имеет смысла для предметов метафизики. Кант поэтому приходит к отрицательному выводу о воз­можности метафизики как «науки». Метафизика не­возможна как система действительных фактов о «трансфизических» предметах. Однако из этого не вытекает то, что невозможна философия вообще — она возможна как критика достоверного познания, т. е. установление его экстенсивности и границ.

При определении перечня вопросов, которые фи­лософия Канта должна решить, возникает такой порядок: как вообще возможна метафизика? как возможна метафизика как наука? Нам известно, что последний вопрос имеет отрицательный ответ, однако именно такой ответ обусловливает вопрос: «как возможна метафизика как естественная дис­позиция, т. е. как возникают из всеобщего характера человеческого разума вопросы, которые ставит чис­тый разум и на которые его принуждает отвечать собственная потребность?»³⁸. Этим дано отношение Канта к предметам метафизического мышления. Действительное познание невозможно на основе метафизического мышления, однако в то же время должно поставить вопрос: как возможно, что до сих пор и в такой мере они занимали человеческую мысль? Кант решает и этот вопрос указанием на следующую априорную плоскость, которая, однако, не имеет характера принципа объективных фактов, но имеет характер тенденции, причем тенденции преодоления обусловленного познания, т. е. позна­ния единичных явлений, познания того, что есть абсолютное,, необусловленное. «Наша способность познания ощущает гораздо более высокую потреб­ность, чем просто разложение явлений на слоги, ео-гласно их синтетическому единству, которого доста­точно для того, чтобы прочесть их как опыт... а наш разум имеет в себе потребность опираться не факты,

идущие дальше того, чтобы с ними мог согласовать­ся какой-либо предмет, который может дать опыт»³⁹. Тенденция к познанию того, что не обус­ловлено, заложена, по Канту, в характере нашего суждения потому, что суждение может осуществить­ся лишь при условии, что большая посылка (кото­рая представляет условие относительно вывода) мыслится как универсальная. Потом мы можем пре­дикат, действительный для условий, ставить как действительный по отношению к предмету, который подчинен условию. В этом характере нашего сужде­ния Кант усматривает принцип мышления предме­тов опыта при общности условий. Мыслить нечто по отношению к общности условий означает тр же самое, что мыслить «при всех условиях» или по отношению' к тому, что является необусловленным, абсолютным. Кант, таким образом, из нашей спо­собности суждения выводит' нашу способность к тому, чтобы мыслить предметы опыта по отношению к общности условий, или необусловленному. Так он интерпретирует тенденцию относить наши познания к совокупности мировоззренческого синтеза.

По Канту, существует два способа реализации этой нашей способности. Первый способ тот, на ко­тором основана" старая метафизика. Второй способ преодоления эмпирического познания по направ­лению к общности условий, к необусловленному объективизируется в идее, которая превосходит лю­бой опыт. Кант указывает на Платона, который впервые понял эту тенденцию и дал ей идейное выражение.

Кант стремится доказать, что три так называе­мые идеи, на "которые опиралась старая метафизика (душа, идея мировой целостности, бог), являются продуктом трижды неправильного суждения. Как понятия, в которых не содержится чувственного созерцания, они противоречат требованию, согласно которому наше познание должно быть связано с чувственностью. Критика этих идей показывает, что они были образованы на основе неправильных выводов, и тем самым подтверждает «экспериментом обратной проверки»⁴⁰ то, что «все наше познание, начинается с опыта...».

Кант затем подробно анализирует отдельные идеи и показывает, что в доказательствах субстан-

циональности и бессмертности души старая мета­физика допустила грубые логические ошибки (пара­логизмы). В случае второй идеи неправильно осу­ществлен синтез явлений в идее мировой целост­ности. Кант доказывает неправомерность этой идеи тем, что в ней он вскрывает противоречия, или анти­номии. В ходе истории метафизики доказывались противоположные тезисы, касающиеся начала мира во времени и его пространственной ограниченности или неограниченности; делимости на окончательно простые элементы и его делимости до бесконеч­ности; безусловной действенности всеобщей причин­ности и его ограниченности «причинностью посред­ством свободы», т. е. при посредстве человеческого решения, и, наконец, вопрос, является ли мир само­достаточным или нет. Проблема состоит не в том,.что тезисы или антитезисы доказываются непра­вильно, но в том, что оба их можно однозначно доказать. Из этого Кант выводит: наше познание впадает в противоречие с самим собой, если оно остается без опоры на чувственное созерцание. При опровержении третьей из идей, идеи бога, Кант ука­зывает на ошибочность двух главных доказательств существования бога — онтологического и космоло­гического. Из его критического анализа, «теологи­ческой идеи», в частности, интерес представляет критика так называемого онтологического доказа­тельства, в котором из понятия бога доказывается его существование.

Критика Кантом идей старой метафизики кладет' конец метафизическому доказательству идей в фило­софии. Современник Канта М. Мендельсон (1729— 1786), сам автор трактата, в котором пытался пред­ставить метафизические доказательства бессмертия души, назвал Канта «всесокрушителем» (Alles-zermalmer). Вместе с тем на кантовской философии кончается и господство «математического» метода доказательств в философии, который достиг своей вершины в «Этике» Спинозы.

Для дальнейших судеб немецкой философии особое значение имел Кантов метод антиномий. Ге­гель, который высоко оценивал общее значение кри-. тики метафизических идей Кантом, восторженно говорил о методе антиномий, что он «является од­ним из важнейших и наиболее глубоких достижений

философии новейшего времени» ⁴¹ Здесь он имеет в виду противоречие как основной закон диалектики. И хотя Кант сам не приходит к позитивному пони­манию значения противоречия, он формулирует идею, что ^ при определенных условиях разум с необходимостью впадает в противоречия, что для Ге­геля явилось введением к позитивной оценке проти­воречий в теории диалектики.

Однако если тенденция к преодолению эмпири­ческих фактов заложена в самом характере нашей мысли, то должно существовать и позитивное зна­чение этой априорной способности. Кант усматри­вает его в «регулятивном» употреблении идей, ко­торое — в отличие от способа употребления в старой метафизике — зависит от того, что идеи функцио­нируют не как сверхчувственные «предметы», но как^ тенденции, направляющие наше сознание к не­устанному росту и единству. Вместе с тем они яв­ляются основой системности нашего опытного по-,знания и действуют в том направлении, чтобы по­знание не было «случайным агрегатом», но образо­вало «взаимосвязанную систему».

Дальнейшее позитивное значение науки об идеях, которое переходит границы теоретической фило­софии, состоит в том, что идеи становятся «пред­посылками» нравственного поведения. Речь идет об идеях свободы, бессмертия и бога, которые приобре­тают значение «постулатов» нашего нравственного поведения потому, что «помогают» нашим стрем­лениям в достижении наивысшего блага. Эту функ­цию идей как постулатов мы рассмотрим в следую­щем разделе.

Предпосылкой анализа познания в «Критике чис­того разума» является механика Ньютона как об­разец естественнонаучного познания. Для конца XVIII в. было характерно быстрое изменение на­учных интересов. Кант попытался отреагировать на эту новую ситуацию в своей третьей «критике», в «Критике суждения», написанной в 1790 г., тем, что создает науку о естественной теологии. В ней он исходит из предпосылки, что наряду с законами природы, выраженными физикой, существуют еще и законы нашей рефлексии природы. К ним отно­сятся дифференциация живой природы на виды и роды, затем понятие организма как «внутренней

цели», в которой отдельные части являются одно­
временно причиной и следствием, и, наконец, за­
коны типа «природа не делает скачков». Одновре­
менно с тем, что дифференциация родов, или поня­
тие организма как цели, является лишь априорным
правилом нашей рефлексии, агностицизм заостряет­
ся до предела. Не без оснований Шеллинг опреде­
лял § 64 «Критики суждения» источником своего
вдохновения.-в преодолении философии Фихте (в этом
параграфе дана дефиниция естественной целесооб­
разности). Кант, таким образом, «Критикой суж­
дения», так же как и своей практической фило­
софией, инспирировал преодоление своего агнос­
тицизма. '

Этика Канта. Как уже говорилось, вторая проб­лема эпохи, которую решил Кант своей филосо­фией,— проблема человеческой свободы. Это была проблема эпохи прежде всего, потому, что из челове­ческих способностей к свободному поведению Кант выводит взаимное равенство всех людей. Другое зна­чение решения Кантом этой проблемы состоит в том, что он обосновывает человеческую свободу господ­ством людей и их правом распоряжаться вещами.

Кант энергично встал на сторону свободы, против детерминистской концепции, согласно которой то, что выступает как свободная мотивация нашей воли, на деле является лишь следствием причинной детер­минации, пружины которой остаются скрытыми. Кант назвал эту свободу лишь чисто «психологи­ческой свободой». Следующая локковско-юмовская просветительская концепция, отстаиваемая уже Вольтером, переводит проблему способности нашего собственного выбора на проблему возможности осу­ществления намерения независимо от того, пришли мы к нему детерминированно или автономно. Обе, эти натуралистические концепции не подходили Канту ни с точки зрения его теории человека и общества, ни с точки зрения его теории антропо­генеза. Кант выводит человеческую способность ав­тономно определить свою волю из того, что чело­век — это существо, которое преобразовало свои ес­тественные стремления. Вместе с другими немецкими философами Кант выступает против истолкования человека как пассивного создания природы или об-

Дата добавления: 2014-12-29